А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Бледно-лимонный шифон, лишь немного более темный, чем ее волосы, облегал ее, подчеркивая красоту фигуры. Так как ей надоело носить распущенные волосы, она подняла свои локоны короной наверх, и эта сложная прическа очень подходила к изысканности фасона ее платья.
В дверь постучали; с разрешением войти в дверях появился Десмонд. При виде ее он восхищенно заулыбался.
— Надеюсь, все это для меня?
— А для кого же еще? — мужественно проговорила она. — Ты здесь единственный свободный мужчина.
Он схватил ее руку и поднес к губам.
— Я чувствую, что нам предстоит очень интересный уик-энд.
Все еще не выпуская ее руки, он проводил ее вниз, через холл и гостиную. С террасы доносился смех и позвякивание льда в стаканах, но весь шум стих, когда Десмонд ввел туда Энн.
Кора заговорила первой.
— Дорогая моя, как изумительно вы выглядите!
Эдмунд шагнул вперед и засуетился, усаживая Энн, наполняя ее стакан и подавая бутерброд. Она невозмутимо принимала все его ухаживания, но остро чувствовала при этом присутствие сидящих несколько в стороне Пола и Сирины. Энн, одетая в бледно-лимонный шелк, была необыкновенно очаровательна.
— Я целую вечность не видела вас, Энн. — Голос Сирины звучал отчетливо и громко. — Нашли вы себе другую секретарскую работу?
— Вы несколько отстали от жизни, — протянула Энн. — Эту роль я давно бросила.
— Неужели? А что вы играете сейчас? Эдмунд кинулся заполнять наступившее злое молчание.
— Давайте выпьем, а потом все узнаем.
— Выпьем за что? — поинтересовалась Сирина.
— За пьесу “В тисках”.
Впервые за вечер раздался голос Пола:
— Только не говори мне, что их снова ставят.
— Ставят. Я думала, ты знаешь.
— Такова слава, — вздохнула Кора. — Ее ставит Арнольд Бектор, а Энн играет там ту роль, которую когда-то играла я.
Стакан в руке Пола дрогнул, и он промокнул пролившуюся жидкость носовым платком.
— Как интересно. Это Лори раздобыл для вас эту роль?
Энн вспыхнула.
— Мой отец “раздобыл” для меня только прослушивание.
— Не скромничайте, — вмешалась Сирина. — Лично я считаю, что иметь влияние — замечательно.
— Да, уж вам-то это прекрасно известно, — ответила Энн, — хотя ваше влияние осуществляется несколько иным способом, не таким, как у меня.
Десмонд фыркнул, но тут же перевел смех в кашель, а Кора, чтобы разрядить обстановку, засуетилась с напитками. Энн взяла из ее рук бокал. Казалось бы, она могла торжествовать, но раздражение Сирины ей удовлетворения не принесло. Она понимала, что долго парировать выпады Сирины не сможет.
Большой бриллиант сверкал на изящной ручке, лежавшей на рукаве Пола. Затем эта ручка поднялась и скользнула по щеке Пола, потом погладила его по голове…
Энн отвернулась и встретилась глазами с Десмондом. Какое-то мгновение он смотрел на нее, затем, поняв мольбу в ее взгляде, встал:
— Позволь, пока не стемнело, показать тебе сад. С тех пор, как ты здесь была. Кора сделала в нем кое-какие изменения.
Они вместе сошли по ступенькам и прошли по лужайке в небольшую живую беседку из роз.
Воздух был напоен тяжелым их ароматом, Энн задрожала и опустилась на скамью.
— Это будет ужасный уик-энд.
— Наоборот, прекрасный. Еще пара таких ответов Сирине, и ты заткнешь ее насовсем.
— Она причиняет мне боль, не говоря ни слова. — Энн не поворачивала лица в его сторону. — Ей для этого достаточно сидеть рядом с Полом и… О, Десмонд, я не знаю, как я это выдержу?!
— Ты должна выдержать, дорогая. — Он ласково взял ее за плечи и повернул к себе. — Я тебе уже говорил, нельзя убегать от себя. У тебя с Полом нет будущего, поэтому следует искать что-то другое.
Она неохотно улыбнулась:
— Я так полагаю, что у тебя на примете никого нет?
— Ты не правильно полагаешь.
Десмонд склонился над ней и попытался поцеловать. Идущий через лужайку к ним Пол был достаточно близко, чтобы не заметить это. Он остановился на некотором расстоянии и раздавил каблуком сигарету.
— Обед подан, — позвал он. — Если можете оторваться от любования природой, идемте!
— Как же ты умеешь все испортить!
На этот раз она, привстав, демонстративно поцеловала Десмонда. Энн сделала это вполне обдуманно. Когда она снова повернула голову. Пола уже не было.
Во время обеда она мужественно старалась вести себя, как обычно, и, поняв ее состояние. Кора и Эдмунд увели разговор от театра. После кофе Эдмунд установил экран и стал показывать фильмы, в которых играли он и его друзья. Глядя на ленты своего детства, Энн смогла наконец сбросить внутреннее напряжение и позволить себе хоть изредка смотреть на сидящих рядышком Пола и Сирину. Было еще довольно рано, когда она извинилась и, сославшись на усталость, ушла спать. Она действительно устала настолько, что не могла ни о чем думать, и заснула, как только ее голова коснулась подушки.
Ее разбудил звонок внутреннего телефона. Она открыла глаза и сразу зажмурила их от лившегося в комнату солнечного света. Дребезжание звонка продолжалось, и она нехотя подняла трубку. Это был Десмонд, голос его звучал ликующе:
— Дорогая, день изумительный! Что скажешь насчет пикника?
Энн была счастлива согласиться на что угодно, лишь бы уйти из дома, находиться в котором было для нее невыносимо. Договорившись встретиться с Десмондом в гараже, она вскочила с постели и стала одеваться. Быстро умывшись и проведя гребнем по своим белокурым волосам, Энн сбежала по ступенькам к большому сараю, который служил гаражом. Поравнявшись с деревянной дверью, она увидела Сирину, стоявшую около “бентли”.
— Привет, Энн, — протянула та. — Убегаете отсюда?
У Энн перехватило горло.
— Мы с Десмондом отправляемся на пикник.
— Какое совпадение! Мы тоже.., надеюсь, не в одном направлении!
— Безусловно, если скажете, в какую сторону направляетесь вы, — мрачно ответила Энн. — Хотя, весьма вероятно, что вы лучше играете в присутствии зрителей.
— Пол — единственный зритель, который мне нужен. — Сирина залезла в машину и включила зажигание. — Знаете, я не виню вас за попытку покорить его. В вашем положении я бы сделала то же самое.
— Вы и сделали, — кивнула Энн, — и выиграли.
— Я удивлена вашей готовностью признать это.
— У меня нет ложной гордости.
— Да-а, крепко вас прихватило, — рассмеялась Сирина. — Если отбросить самолюбие, я почти могу пожалеть вас.
И прежде чем Энн успела что-нибудь ответить, “бентли” выскользнул из сарая, чуть не сбив направлявшегося внутрь Десмонда.
— Так, так, — заметил он, — наша рыженькая нынче рано вспорхнула и запела.
— Она отправляется на пикник, — без энтузиазма сообщила ему Энн.
— Мы тоже, так что не надо выглядеть такой несчастной. — Он поцеловал ее в щеку и придержал дверцу машины, пока она садилась. — Боюсь, это не “бентли”.
— Я предпочитаю двухместные.
— Спасибо за ложь! — Он сел в машину рядом с ней. — Сирина что-то тебе сказала?
— Обычное мяу-мяу.
— Я так и подумал по выражению ее лица. Вооружись здравым смыслом по примеру дядюшки Десмонда и забудь.
Понимая разумность этого совета, Энн сделала усилие забыть о происшедшем, потому что только так она могла успокоиться. И все же одна мысль о том, что Пол так близко, не позволяла ей этого сделать: как бы он ни злился на Энн, не могло же это сделать его таким слепым, чтобы не видеть — с Сириной счастья у него не будет. Да, он любил ее когда-то. Но наверняка в последующие годы достаточно повзрослел, чтобы понять, что она собой представляет. Или не повзрослел?
Десмонд остановил машину около зарослей дороги, и они пешком пошли по извилистой тропинке через луг. Трава была скошена, и пасшиеся там коровы равнодушно смотрели на них, пережевывая свежее сено. На дальней стороне луга под раскидистым деревом Десмонд растянулся на земле и потянул Энн за руку сесть рядом.
— Будем есть сейчас или попозже?
— Попозже, — она улыбнулась, — сейчас только одиннадцать часов.
— Действительно. Наверное, это свежий воздух вызывает голод.
Энн легла на спину и закрыла глаза, чувствуя, как успокаивается и расслабляется. Солнечные лучи согревали ее лицо. Десмонд говорил тихо, рассказывал забавные истории о начале своей актерской карьеры. Он не прикасался к ней, не пытался флиртовать, и, облегченно вздохнув, она позволила мыслям течь спокойно и неторопливо. Постепенно она перестала разговаривать и задремала, убаюканная теплом и сладким запахом сена.
Энн открыла глаза первой и, повернувшись на бок, пощекотала нос Десмонда травинкой. Он вздрогнул и сел, укоризненно качая головой.
— Если еще раз такое сделаешь — нарвешься на неприятности. Она усмехнулась.
— А может, я хочу нарваться!
— Нет, со мной не хочешь.
Она не ответила, а он, схватив ее руку, прижал к губам. Глядя на его склоненную голову, Энн поняла всю истинность его слов. И еще поняла, что если будет продолжать видеться с ним, рано или поздно за это придется поплатиться.
Они вернулись в дом поздно, в конце дня, и Энн сразу прошла в свою комнату. Как только дверь за Десмондом закрылась, она, как марионетка без ниточек, свалилась на постель. Внизу часы пробили шесть. Вздохнув, она собралась с силами и села. Стараясь ни о чем не думать, она умылась и переоделась. На этот раз она надела совсем другое платье, алого шелка, строгое, ниже колен и закрывающее шею. И волосы она причесала по-другому, в стиле более подходящем к платью: распущенные, они золотым облаком свободно падали на плечи.
Не дожидаясь Десмонда, она спустилась вниз. Ее каблуки звонко стучали по паркету, когда она шла в гостиную. На пороге она резко остановилась. У винного шкафчика стоял Пол. Сердце ее замерло. Помимо воли и не замечая этого, она с нежностью смотрела на его сосредоточенный профиль и руки, тонкие и узкие, смешивающие коктейль.
— Хелло, Пол, — хрипловатым голосом произнесла она.
— Боже мой, ты так рано! Я не… — Он обернулся и замолчал. — Энн! Я понятия не имел, что это ты. Я думал, это Сирина. Хочешь выпить?
— Да, пожалуйста, мартини.
Он смешал коктейль и принес через всю комнату ей. Она взяла бокал, попробовала и скорчила гримасу.
— Чересчур сухо.
— Возьми мой.
Она с улыбкой взяла, с трудом сдерживаясь, чтобы не приложить губы к краю, которого он только что касался.
— Как тебе работается с Бектором? — тихо спросил он.
— Хорошо. Он изумительный режиссер. — Она тихонько отпивала из своего бокала. — Я слышала, есть шанс, что твоя пьеса поедет в Нью-Йорк?
— Да, это сейчас проговаривается. Она быстро поставила бокал и, подойдя к боковому столику, взяла сигарету.
— Ты прелестно выглядишь на фоне деревянной обшивки, — внезапно сказал он. — И эта красная штука тебе идет.
— Поэтому я ее и купила.
— Ослепить Десмонда? Она облизала сухие губы.
— А ты находишь, его надо “ослеплять”? Она выдохнула облако дыма и, когда оно рассеялось, посмотрела на Пола, опершегося на ручку кресла.
— Твой отец настаивает, чтобы мы все пришли в понедельник в “Кипарис” посмотреть тебя.
Она вздрогнула и, снова став собой, воскликнула безо всякой наигранности:
— Ни в коем случае!
— Я обязательно приду. Полагаю, это будет любопытно. Весь второй ряд будет занят твоими друзьями и доброжелателями!
Ее спасло от ответа появление Десмонда, за которым почти сразу последовали Кора и Эдмунд. Они поболтали за коктейлями о том, о сем, а когда часы пробили восемь, Эдмунд вскочил и экспансивно объявил, что дольше ждать обеда не намерен. Энн не могла не взглянуть на Пола, и он неохотно улыбнулся ей в ответ. Общие воспоминания протянули тонкую ниточку между ними, но она была слишком непрочной, чтобы выдержать внезапное появление Сирины.
Сразу после обеда они вернулись в гостиную, и Сирина, отобрав пачку пластинок, включила проигрыватель. В комнате зазвучала певучая мелодия из “Камелота”, а она протянула руки к Полу и позвала его танцевать голосом таким же чарующим и соблазнительным, как и ее фигурка.
Энн встала и неторопливо вышла на террасу. Она села там в бамбуковое кресло. Последовавший за ней через французское окно Десмонд пробормотал:
— Не смотри так.
— Как? — она слегка повернула к нему голову.
— Вот так. — Повторил он. — Ты знаешь, что я имею в виду.
С трудом она выжала из себя улыбку:
— Не забывай, что ты обрушил на меня этот уик-энд. Я ведь и ехать-то не хотела.
— Я считал, что так будет лучше для тебя.
— Страдание полезно для души? — насмешливо спросила она. — Ты это имеешь в виду?
— Спроси меня об этом в конце недели. Сейчас здесь я не хочу спорить с тобой. Она рассмеялась.
— Значит, ты отпускаешь меня чуть-чуть на волю перед казнью? Господи, как подумаю о вечере понедельника!
— У всех, даже лучших актрис, была предпремьерная лихорадка. — Он встал и протянул к ней руки. — Пойдем потанцуем.
Рано утром в воскресенье, еще до того, как все встали, они уехали в Лондон, чтобы успеть к дневной репетиции в “Кипарисе”. Весь день и весь вечер она работала, и была почти полночь, когда усталым движением руки Бектор отпустил их. В лучших театральных традициях — на генеральной все всегда идет комом — все и было не так, как надо.
По твердому специальному распоряжению Бек-тора Энн провела почти весь понедельник в постели, и родители, поняв, что их присутствие будет только ее нервировать, дали ей возможность уехать в театр, не повидавшись с ними.
Ее уборная была маленькой и холодной. Она, дрожа, надела шерстяной халат и стала открывать сваленные на столе телеграммы. Все слали ей свои добрые пожелания: Кора и Эдмунд, Марти и Пегти, дядя Харви и даже Смизи! Смизи! У Энн дрогнула рука, и она положила телеграмму на стол.
Маленькая экономка, должно быть, услышала от Пола, что она выступает сегодня в его пьесе, но сам он не прислал ни слова.
Решительным жестом завязала она волосы шарфом и взяла в руки гримировальный карандаш. Все время, пока она гримировалась, за дверью слышался усиливающийся шум возбужденных голосов: зал постепенно наполнялся. Она скользнула в свой костюм и пошла постоять в кулисах. Когда бледный как привидение Бектор подошел к ней, она смогла ему улыбнуться.
— Ни одного пустого места, — прошептал он. — И все крупные критики тоже здесь. Это, наверное, работа твоего отца.
— Я боюсь.
— Я тоже, — прошипел он. — Иди и убей их, Энн. Я на тебя надеюсь.
— Я не смогу.., я сейчас упаду в обморок.
— Не глупи. Это просто нервы.
Пол качнулся у нее под ногами, и она пошатнулась. Бектор положил ей руку на плечи.
— Возьми себя в руки. Ты не можешь сейчас упасть в обморок! Твоя реплика.
— Нет, нет, — бормотала она. — Я не могу!
— Ты должна.
Он убрал свою руку и толкнул ее на сцену. В какое-то мгновение панического страха Энн глянула через ярко освещенную сцену в черноту зрительного зала. Память отказала полностью: она не помнила, кем она должна быть и что должна говорить. Она не помнила себя. Ее не было.
— “Машина гестапо остановилась…” — прошипел из-за кулис Арнольд Бектор.
Энн подняла голову: “Машина гестапо остановилась перед домом, отец…” Слова отчетливо прозвучали на весь театр, и зал, откинувшись в креслах, стал смотреть и слушать.
Когда опустился занавес после первого акта, Энн поспешила в свою уборную и заперлась там. В этот момент она хотела быть одна, чтобы вчувствоваться в настроение сцены суда. Ей повезло: она играла в пьесе, которую многие считали шедевром Пола, но только когда она произнесла текст роли перед живой аудиторией, она ощутила всю магию слов и чувств, в них выражавшихся. Какое значение имело то, что в жизни он капризен, жесток и несправедлив? Человека, который смог написать такую пьесу, можно было судить только по его законам.
Высокий безличный голос за дверью напомнил ей, что антракт закончился. Она встала, вытерла со лба испарину и уверенно пошла к сцене. Бектор снова стоял за кулисами, но на этот раз она с ним не заговорила и вообще почти не осознала, что он здесь. Для нее существовала лишь одна реальность: сцена, превращенная в камеру тюрьмы. Она подошла к жесткой скамье и вытянулась на ней, как раз когда пошел занавес. Никто не двинулся, никто не кашлянул, когда сцена дошла до своего трагического финала.
Это был триумф Энн. Когда стихли ее последние слова и она опустилась на землю, наступила долгая тишина, величайший знак признания актера. Затем весь зал встал, как один, и буря аплодисментов потрясла здание. Снова и снова подымался занавес, шквал за шквалом проносились овации, пока наконец только исполнение гимна смогло их прекратить и позволить актерам уйти со сцены.
В своей уборной Энн не могла пошевелиться из-за набившегося народа. Все пришли за кулисы поздравить ее. Все, за исключением человека, который значил больше всех. К ней подошел отец и со слезами на глазах поцеловал.
— Лучший спектакль в моей жизни, — сказал он охрипшим голосом. — Я ждал этого с момента твоего рождения.
Стараясь не заплакать, Энн повернулась к матери.
— Теперь тебе надо справляться не с одним, а с двумя актерами в одном доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21