Я сняла с Криса намордник. Братва, что приехала на машинах, окружила нас плотным кольцом. Все обсуждали наших собак, их мускулы, ширину груди, голову. Мне показалось даже, что рассуждали они со знанием дела. Кто-то пробормотал: «Главное, увидеть, каковы они в бою…Только потом можно решать…»
«Что решать?» — удивилась я про себя и тут же забыла об этом, захваченная предстоящим боем.
— Пускай! — скомандовал Алик, и мы одновременно отпустили собак.
Бультерьеры сшиблись на середине площадки. И покатились по ней рычащим клубком. Мелькали их белые спины, их хвосты, их оскаленные красные морды. То Крис оказывался наверху и давил Боба, то Боб выворачивался и покрывал собой Криса. В глазах у меня рябило, от волнения я толком не могла понять даже, где Крис, где Боб. Фарит и Алик прыгали рядом с собаками, и каждый подбадривал своего пса.
— Фас его, фас Боба, так его!! — кричал до хрипоты Алик.
— Хорош-шо, маленький, взять его, это чужой! — рычал Фарит.
— Спорим, этот, с черным пятном сильнее?! — орал кто-то.
— Не-а, этот белый его задолбает!!
— Спорим на десятку!
На снегу уже заалели крупные пятна крови. Боб яростно терзал ухо Криса, и мне показалось, что сейчас ухо просто оторвется. Но я видела, как дикая боль, которую, верно, испытывал Крис, словно удваивала его силы. Крис извернулся, и сумел схватить Боба почти что за горло. Теперь, намертво вцепившись друг в друга, псы не собирались разжимать челюсти. Мне казалось, что драка эта длится целую вечность. Я вспомнила, что читала о том, как боевые собаки дерутся по несколько часов и побеждает тот, кто выносливее, у кого сильнее сердце…
— Алик, может хватит, расцепим их, а? — неуверенно спросила я.
— Не, не пусть дерутся!! — дружно загалдела братва.
— Да не бойся ты, ничего им не будет, давай узнаем, кто же все-таки сильнее! — ответил, тяжело дыша Алик.
Разорванное ухо Криса покраснело от крови. Вся голова у него была покрыта ранами, кругом были следы клыков, которые сочились кровью. Оба бультерьера, покрытые грязью, потом, слюной и кровью, были уже не белыми, а грязно-розовыми. Оба они уже ничего и никого не слышали, занятые только тем, чтобы сильнее придушить соперника. Похоже, они уже не слышали своих хозяев. Я видела, что ничто теперь не заставит их оторваться друг от друга. Было в этом жестоком зрелище нечто завораживающее, захватывающее целиком и без остатка. Два равных по силе зверя, столкнувшиеся в равном поединке. Я вдруг подумала о том, что эти собаки для того и созданы. Что их жизнь — это битва, и только в этот пьянящий миг они, быть может, и живут своей настоящей жизнью… Я чувствовала и понимала Криса абсолютно всем своим существом.
Тем временем стало заметно, что перевес на стороне Криса, который все напирал и напирал на Боба, все ниже придавливал его к земле, все круче заворачивал его хрипящее горло.
— Фас его, Боб!! Стоять, Боб! — орал Алик, но Боб его не слышал, или уже не мог ничего сделать, не мог вырваться из этих железных тисков, не мог изменить ситуацию. Крис явно побеждал.
— Я ж говорю, белый сильнее!! — радостно гудел чей-то грубый голос.
— Растаскиваем, слышь! — разволновался Алик, — Давай потом снова пустим!
Они схватились за ошейники и стали отдирать их друг от друга. Боба Алик оторвал, а Фарит все никак не мог отцепить Криса. Ни на какие «фу» он конечно не реагировал и продолжал, истекая слюной, держать Боба за горло. Боб кашлял и задыхался, упираясь в Криса всеми четырьмя лапами. Тогда Фарит стал придушивать Криса, и вот наконец он захрипел и отпустил горло Боба, высунув посиневший язык.
Алик был словно в каком-то трансе. Глаза его лихорадочно блестели, он был просто не в себе. Он закричал:
— Снова, снова пускаем! Давай!
— Хватит, Алик, собаки устали! — я попыталась было его остановить.
— Нет! Давай пускаем!! Фас, Боб, вперед, фас!! — и Алик толкнул Боба на нас, но Боб не шел, упирался.
— Бой окончен! Отказ, он отказывается, Алик! Проиграл! — завопили парни.
— Нет, еще, еще!! — глаза Алика сделались мутными, — Давай же, мать твою! — и он ударил Боба ногой.
— Ты псих, Алик! — закричала я и отпустила Криса.
Крис налетел на пятящегося Боба и снова впился ему в глотку. Боб почти не сопротивлялся. Теперь уже ни у кого не было сомнений, что Боб проиграл этот бой. Собак растащили. Покрытые кровавой пеной, они дышали как загнанные лошади и поводили мутными глазами. Боб уже не мог и рычать. Крис по-прежнему пытался броситься на него, хотя было видно, что и он устал. Он весь истекал кровью, но глубоких и опасных ран, похоже, не было.
Зрители окружили нас и смотрели на Криса с восхищением и уважением. Внезапно в кольцо ворвался заигравшийся молодой кавказец. Он с рычанием бросился к Крису, и совершенно изможденный бультерьер среагировал молниеносно и повис на косматой морде. Кавказец испуганно заголосил. Я с трудом оторвала Криса, который снова завелся, и задыхаясь, визжал и щелкал зубами.
Боб еле волочил ноги. Глаза его помутнели, и он дышал широко раскрытой пастью, свесив покрытый кровавой слюной прокушенный язык. Алик, с трудом скрыв недовольство, подошел и кисло улыбнулся:
— На кого вы его притравливали? На быков, что ли?
— Да нет, специально и не травили. Так, подрался пару раз с собаками, несколько кошек все же придушил… Да вот с ризеном была хорошая драка, — я пожала плечами и тоже улыбнулась. Если честно, мне было приятно, что победил Крис.
— А я травил-травил! Эх, а Фарит твой прав был, ведь самого лучшего щенка выбрал! Как это он говорил — по хвосту?
— Ну да, по хвосту…
Подошел Бонус и еще несколько парней.
— Отличный у вас буль! Не верится, что не чистокровный. Очень уж он хорош для боев. Не хотите его выставлять?
— Нет, специально не хотим. И так много дерется, — ответила я. Мне уже порядком надоело это всеобщее внимание и хотелось поскорее уйти домой и отмыть Криса от крови, осмотреть его раны.
Тут ко мне наклонился один из парней, высокий и широкий как шкаф:
— Слышь, сестренка, ты продай нам буля. Дорого дадим, а?
— Что за глупость?! — возмутилась я.
— Нет, ты подумай, сестра. Подумай. Это серьезное предложение.
— Но вам он зачем? Для боев что ли?
— Эти породы для того и созданы, девушка, — улыбнулся Бонус и кивнул «шкафу»: — Ладно, Ухо, видишь, не хотят люди! Поехали!
Все они, эти чем-то неуловимо похожие друг друга, крепкие парни в кожаных куртках, стремительно расселись по машинам и умчались в одном направлении. Уехал на своей иномарке и Бонус. У него, кажется, был сааб цвета серый металлик.
— Алик, а что это за «ухо»? Или мне показалось? — спросила я.
— Это кликуха такая. Ухо у него порвано, вот поэтому, — хмыкнул Алик и повел Боба к своей поцарапанной и побитой «шестерке».
VIII. Почему мысли плохо пахнут
Он всегда удивлялся, почему это люди имеют несколько имен и все они разные. Вот его, Криса, тоже иногда называли Кристобалем или Кристофером, и еще массой всяких похожих кличек, а также Псом, Зверюгой, Свиньей, Собакой, Булем, Кошкодавом… Так как люди очень любят разговаривать, рано или поздно любая нормальная собака начинает понимать почти все, о чем говорят люди. Хотя Крис не знал, зачем нужно столько лишних слов, ведь он-то понимал людей даже по интонации и по взгляду. Чужой человек, который его боится или ненавидит, обязательно назовет его Зверюгой или Свиньей. Он никогда не скажет — Хорошая Собачка. Так могут говорить только его хозяева, ну иногда и гости, их друзья. Впрочем, и у самих его хозяев имен до безобразия много — он знает, что Маму еще зовут Яна, иногда называют Дорогая, а иногда, когда Папа сердится, он зовет ее Лентяйкой. У Папы тоже есть другая кличка — Фарит, а еще его почему-то любят называть — Глава Семьи. Самого маленького хозяина зовут чаще всего Тимурка, а еще — Ребенок, Сынок или Малыш. То, что он Малыш — тоже странно для Криса. Он знает одного Малыша из соседнего подъезда — это совершенно гнусный рыжий кобель, которого все никак не удается придушить.
Когда Крис был щенком, то очень долго не мог понять, куда и зачем его хозяева каждое утро уходят и откуда возвращаются, часто такие усталые и раздраженные. И зачем каждое утро Ребенок хнычет и плачет: «Не хочу в садик!» Крис просто умирал от любопытства, что же это такой за «садик», куда так не хочет идти Ребенок?! Однажды Мама и его взяла с собой, и Крис был страшно разочарован, когда понял, что «садик» — это просто обыкновенный небольшой дом за забором, возле которого копошатся и пищат такие же, как и Ребенок, маленькие человечки.
Днем Крису очень скучно. Сонная ватная тишина заполняет квартиру и словно вползает внутрь самого Криса, и ему неумолимо хочется спать. Даже крики кошек в подъезде не вызывают у него обычного радостного возбуждения: что толку зря лаять и прыгать на дверь? Все равно его никто не выпустит. Иногда начинает истошно дребезжать маленький белый предмет на кухне по имени Телефон. Хозяева очень любят прижимать его к уху и долго-долго с ним разговаривать. Порой Крису тоже хочется поговорить с ним, особенно когда никого нет дома. Услышав звонок, Крис мчится на кухню и начинает лаять. В конце концов Телефон умолкает. Иногда правда Папа приходит раньше всех и тогда они идут гулять. Гулять — всегда прекрасно. Крису все равно — бежать ли впереди велосипеда, тащить ли хозяина на лыжах или санках, или просто носиться по снегу или по льду за палками. Но самое любимое время — это вечер! Крису не нужны часы: он всегда точно знает, когда должны придти Мама и Ребенок. Они еще не успели открыть дверь подъезда и еще не начали подниматься по лестнице, а Крис уже носится по всей квартире с радостным лаем и прыгает на дверь. Правда иногда случается, что Ребенка приводит Папа. И тогда Крис начинает грустить и беспокоиться. Папа тоже сердится, нервничает, покрикивает на Ребенка, ругает Криса, разговаривает нервным голосом с Телефоном. Когда Мама наконец-то приходит, они частенько закрываются на кухне и начинают о чем-то говорить очень нервными и неприятными голосами. Крис очень переживает за них, пытается зайти на кухню и тихонько пристроиться на мягком диванчике. Мама его нежно гладит и шепчет ему на ухо всякие ласковые слова, но Папа обычно сердито кричит ему:
— Пошел вон!
— Пусть останется, Собака соскучилась.
— Я же сказал, пошел вон!
— Не кричи, Ребенка разбудишь! — вздыхает Мама.
Крис уходит, глубоко обиженный на Папу, и ложится в комнате Ребенка, который уже давно сладко спит, посапывая, и пахнет сладким щенячьим дурманом.
Нет, все-таки хозяева — очень странные существа… Они совершают много неправильных и непонятных поступков. Ну зачем, к примеру, нужно приглашать в их дом так много чужих людей?! Ведь дом — это место, где могут находиться только они, люди из его стаи, Мама, Папа и Ребенок. Почему они позволяют врываться в этот прекрасный дом чужим и нехорошим запахам, и главное — мыслям? Неужели они не видят, что чужие люди, приходящие к ним, совсем не всегда хорошо думают о его хозяевах? Крис знает, что все эти люди называются Друзьями. Но если Друзья хорошие, то почему некоторые из них так плохо думают, так злобно пахнут, так холодно смотрят? Если бы Крис мог рассказать об этом хотя бы Маме!
Только со временем Крис понял, что бедные хозяева не способны видеть и ощущать того, что чувствует он. Как просто обмануть и Маму, и Папу, не говоря уж о Ребенке! Придет Плохой человек, что-то проворкует сладким голосом, поцелует Маму в щеку, пожмет руку Папе, подарит Ребенку шоколадку, поставит на стол бутылку с отвратительной прозрачной жидкостью — и его хозяева становятся веселыми и радостными, и сидят с этим Плохим человеком чуть ли не всю ночь. А ему, Крису, приходится ой как тяжело! Злые черные мысли ползают по комнате, вьются вокруг его хозяев, а они ничего не чувствуют! Что толку, что Крису иногда удается припугнуть такого гостя, рыкнуть на него, показать ему зубы, насладиться его страхом. Вместо благодарности Мама и Папа просто выгоняют его с кухни и называют плохими именами.
Конечно, не все люди плохие. К хозяевам приходит очень много добрых и хороших друзей, которым Крис радуется также, как и сами хозяева. Крис даже любит этих людей по-своему — и Зою, которой он позволяет даже обнимать себя, и дядю Володю, от которого всегда так приятно пахнет разными машинами, и Наташу с Сережей, и их детеныша Настю, и Олега с Резедой вместе с их веселой и красивой бульдожкой Никой… Но больше всех на свете, даже больше Папы и больше Ребенка, любит Крис Маму.
Мама — такая слабая и добрая, что ее просто невозможно как-то обидеть, ее не хочется расстраивать и уж конечно рычать на нее и показывать ей клыки. Раньше, когда он был щенком, он тоже злился на нее и не раз хотел ее по-настоящему укусить. Чтобы знала, кто же из них на самом деле сильнее. Теперь Крис ни за что на свете этого не сделает. Даже если Мама рассердится и станет его хлестать поводком. Ну разве что порычит немного. А укусить — никогда. Она ведь — это…Она!
Как любит он ее запах, ее голос, ее шаги! Какое блаженство, прижавшись к ней, положив ей на колени голову, закрыть глаза и целиком погрузиться во власть нежных и ласковых ее прикосновений…
Как-то однажды Крис почувствовал, что ему очень не нравится, когда Мама целует Ребенка, или когда Папа целует Маму и обнимает ее за плечи. Но он инстинктивно понимал, что и Ребенок, и Папа имеют на Маму гораздо больше прав, чем он, Крис, и потому он смирился с этим. Как смирился с тем, что все же признавал Папу вожаком их стаи, хотя всегда старался это скрыть. Все-таки он очень любил и Папу. Но Папа был сильный, он не нуждался в его защите. И он иногда сердился на Маму… Но вот уж если кто из гостей осмеливался положить руки на мамины плечи! Эти странные люди очень часто устраивали в комнате глупое и нелепое столпотворение. Из маленького ящичка разносится ужасный и грубый грохот, который очень веселит людей. Все прыгают, скачут или топчутся с друг другом на месте. Вообще-то Крис тоже любит с ними повеселиться. Он тоже прыгает, лает и крутится, безуспешно пытаясь поймать свой хвост. Но это только до тех пор, пока какой-нибудь Друг не подойдет к Маме и не положит ей на плечи руки. Этого уж Крис стерпеть не может! В первый раз он просто предупреждает: прыгает и бьет оскаленной мордой этого Друга в живот или в бок. Если не поймет, то теперь можно и укусить. Вначале все очень смеялись над этой его привычкой. Потом привыкли и при нем никто из Друзей к Маме не подходил. Обычно Крису удавалось хорошо проучить кого-нибудь из новых Друзей, кто появлылся в их доме впервые.
Так и жили…
Однажды вечером пришел хозяин Боба по кличке Алик. Крис тут же вспомнил недавнюю драку, и шерсть поднялась у него по всей спине — от шеи до кончика хвоста. Алик отвратительно вонял ненавистным врагом. Но было еще что-то в нем, что-то новое и нехорошее, что насторожило Криса. Алик и раньше к ним приходил. Но сегодня над ним клубились темные и злые мысли, а его бестолковые хозяева как всегда ничего не замечали! Крис злобно зарычал, и стал смотреть в глаза Алику. И никак не мог поймать его взгляда.
— Ну что такое?! Фу! Иди на место! — строго крикнул Папа.
— Не цапнет? — опасливо поежился гость, — Совсем он у вас озверел.
Крис, нервно зевая и морщась от запаха страха, исходящего от Алика, думал о его темных, тревожных мыслях.
— Я по просьбе ребят. Все же очень они уж просят, продайте вашего Криса. Любая цена. Просили узнать, сколько… Мы вам нормального буля взамен дадим.
Темные мысли и запахи сгустились. И Крис с трудом удержался на месте, чтобы не подойти к Алику поближе.
— Ну что ты, Алик, говоришь! И речи об этом быть не может! — воскликнула Мама, и Крис ощутил дуновение какой-то неясной тревоги. Какая-то призрачная опасность повисла среди них. Но кому она грозила? Маме, Папе, Ребенку, ему самому?
И тогда он встал и пошел на Алика.
Гость вскочил и начал прятаться за Папу, закричал нервно и зло:
— Кроме шуток, уберите Пса!
— Запри его в ванную, Яна! — строго сказал Папа.
Пришлось подчиниться. Из-за двери Крис уже ничего не слышал, кроме напряженных и нервных голосов. Но вот мимо прошелестели шаги, хлопнула входная дверь, и Крис почувствовал, как вместе с Аликом исчезли и злые темные мысли.
IX. Роковая игра
Еще в их жизни была одна прекрасная вещь, которую звали Машина. Крис обожал ее. У нее тоже был свой неповторимый запах, который совершенно отличался от запаха множества других, чужих машин. Но Крис различал свою машину и по маленькой впадинке на переднем крыле, и по извилистой царапине, что тянулась сверху вниз по боку, и даже по звуку ее двигателя. Как это было здорово, когда всей стаей они забирались в машину и ехали куда-нибудь в дальнюю прогулку! Правда зимой это случалось редко. Зимой Папа почти что не садился в машину, и к весне Крис успевал по ней очень сильно соскучиться. Заодно он любил и машины их друзей. Хотя в машины друзей его не очень-то любили пускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
«Что решать?» — удивилась я про себя и тут же забыла об этом, захваченная предстоящим боем.
— Пускай! — скомандовал Алик, и мы одновременно отпустили собак.
Бультерьеры сшиблись на середине площадки. И покатились по ней рычащим клубком. Мелькали их белые спины, их хвосты, их оскаленные красные морды. То Крис оказывался наверху и давил Боба, то Боб выворачивался и покрывал собой Криса. В глазах у меня рябило, от волнения я толком не могла понять даже, где Крис, где Боб. Фарит и Алик прыгали рядом с собаками, и каждый подбадривал своего пса.
— Фас его, фас Боба, так его!! — кричал до хрипоты Алик.
— Хорош-шо, маленький, взять его, это чужой! — рычал Фарит.
— Спорим, этот, с черным пятном сильнее?! — орал кто-то.
— Не-а, этот белый его задолбает!!
— Спорим на десятку!
На снегу уже заалели крупные пятна крови. Боб яростно терзал ухо Криса, и мне показалось, что сейчас ухо просто оторвется. Но я видела, как дикая боль, которую, верно, испытывал Крис, словно удваивала его силы. Крис извернулся, и сумел схватить Боба почти что за горло. Теперь, намертво вцепившись друг в друга, псы не собирались разжимать челюсти. Мне казалось, что драка эта длится целую вечность. Я вспомнила, что читала о том, как боевые собаки дерутся по несколько часов и побеждает тот, кто выносливее, у кого сильнее сердце…
— Алик, может хватит, расцепим их, а? — неуверенно спросила я.
— Не, не пусть дерутся!! — дружно загалдела братва.
— Да не бойся ты, ничего им не будет, давай узнаем, кто же все-таки сильнее! — ответил, тяжело дыша Алик.
Разорванное ухо Криса покраснело от крови. Вся голова у него была покрыта ранами, кругом были следы клыков, которые сочились кровью. Оба бультерьера, покрытые грязью, потом, слюной и кровью, были уже не белыми, а грязно-розовыми. Оба они уже ничего и никого не слышали, занятые только тем, чтобы сильнее придушить соперника. Похоже, они уже не слышали своих хозяев. Я видела, что ничто теперь не заставит их оторваться друг от друга. Было в этом жестоком зрелище нечто завораживающее, захватывающее целиком и без остатка. Два равных по силе зверя, столкнувшиеся в равном поединке. Я вдруг подумала о том, что эти собаки для того и созданы. Что их жизнь — это битва, и только в этот пьянящий миг они, быть может, и живут своей настоящей жизнью… Я чувствовала и понимала Криса абсолютно всем своим существом.
Тем временем стало заметно, что перевес на стороне Криса, который все напирал и напирал на Боба, все ниже придавливал его к земле, все круче заворачивал его хрипящее горло.
— Фас его, Боб!! Стоять, Боб! — орал Алик, но Боб его не слышал, или уже не мог ничего сделать, не мог вырваться из этих железных тисков, не мог изменить ситуацию. Крис явно побеждал.
— Я ж говорю, белый сильнее!! — радостно гудел чей-то грубый голос.
— Растаскиваем, слышь! — разволновался Алик, — Давай потом снова пустим!
Они схватились за ошейники и стали отдирать их друг от друга. Боба Алик оторвал, а Фарит все никак не мог отцепить Криса. Ни на какие «фу» он конечно не реагировал и продолжал, истекая слюной, держать Боба за горло. Боб кашлял и задыхался, упираясь в Криса всеми четырьмя лапами. Тогда Фарит стал придушивать Криса, и вот наконец он захрипел и отпустил горло Боба, высунув посиневший язык.
Алик был словно в каком-то трансе. Глаза его лихорадочно блестели, он был просто не в себе. Он закричал:
— Снова, снова пускаем! Давай!
— Хватит, Алик, собаки устали! — я попыталась было его остановить.
— Нет! Давай пускаем!! Фас, Боб, вперед, фас!! — и Алик толкнул Боба на нас, но Боб не шел, упирался.
— Бой окончен! Отказ, он отказывается, Алик! Проиграл! — завопили парни.
— Нет, еще, еще!! — глаза Алика сделались мутными, — Давай же, мать твою! — и он ударил Боба ногой.
— Ты псих, Алик! — закричала я и отпустила Криса.
Крис налетел на пятящегося Боба и снова впился ему в глотку. Боб почти не сопротивлялся. Теперь уже ни у кого не было сомнений, что Боб проиграл этот бой. Собак растащили. Покрытые кровавой пеной, они дышали как загнанные лошади и поводили мутными глазами. Боб уже не мог и рычать. Крис по-прежнему пытался броситься на него, хотя было видно, что и он устал. Он весь истекал кровью, но глубоких и опасных ран, похоже, не было.
Зрители окружили нас и смотрели на Криса с восхищением и уважением. Внезапно в кольцо ворвался заигравшийся молодой кавказец. Он с рычанием бросился к Крису, и совершенно изможденный бультерьер среагировал молниеносно и повис на косматой морде. Кавказец испуганно заголосил. Я с трудом оторвала Криса, который снова завелся, и задыхаясь, визжал и щелкал зубами.
Боб еле волочил ноги. Глаза его помутнели, и он дышал широко раскрытой пастью, свесив покрытый кровавой слюной прокушенный язык. Алик, с трудом скрыв недовольство, подошел и кисло улыбнулся:
— На кого вы его притравливали? На быков, что ли?
— Да нет, специально и не травили. Так, подрался пару раз с собаками, несколько кошек все же придушил… Да вот с ризеном была хорошая драка, — я пожала плечами и тоже улыбнулась. Если честно, мне было приятно, что победил Крис.
— А я травил-травил! Эх, а Фарит твой прав был, ведь самого лучшего щенка выбрал! Как это он говорил — по хвосту?
— Ну да, по хвосту…
Подошел Бонус и еще несколько парней.
— Отличный у вас буль! Не верится, что не чистокровный. Очень уж он хорош для боев. Не хотите его выставлять?
— Нет, специально не хотим. И так много дерется, — ответила я. Мне уже порядком надоело это всеобщее внимание и хотелось поскорее уйти домой и отмыть Криса от крови, осмотреть его раны.
Тут ко мне наклонился один из парней, высокий и широкий как шкаф:
— Слышь, сестренка, ты продай нам буля. Дорого дадим, а?
— Что за глупость?! — возмутилась я.
— Нет, ты подумай, сестра. Подумай. Это серьезное предложение.
— Но вам он зачем? Для боев что ли?
— Эти породы для того и созданы, девушка, — улыбнулся Бонус и кивнул «шкафу»: — Ладно, Ухо, видишь, не хотят люди! Поехали!
Все они, эти чем-то неуловимо похожие друг друга, крепкие парни в кожаных куртках, стремительно расселись по машинам и умчались в одном направлении. Уехал на своей иномарке и Бонус. У него, кажется, был сааб цвета серый металлик.
— Алик, а что это за «ухо»? Или мне показалось? — спросила я.
— Это кликуха такая. Ухо у него порвано, вот поэтому, — хмыкнул Алик и повел Боба к своей поцарапанной и побитой «шестерке».
VIII. Почему мысли плохо пахнут
Он всегда удивлялся, почему это люди имеют несколько имен и все они разные. Вот его, Криса, тоже иногда называли Кристобалем или Кристофером, и еще массой всяких похожих кличек, а также Псом, Зверюгой, Свиньей, Собакой, Булем, Кошкодавом… Так как люди очень любят разговаривать, рано или поздно любая нормальная собака начинает понимать почти все, о чем говорят люди. Хотя Крис не знал, зачем нужно столько лишних слов, ведь он-то понимал людей даже по интонации и по взгляду. Чужой человек, который его боится или ненавидит, обязательно назовет его Зверюгой или Свиньей. Он никогда не скажет — Хорошая Собачка. Так могут говорить только его хозяева, ну иногда и гости, их друзья. Впрочем, и у самих его хозяев имен до безобразия много — он знает, что Маму еще зовут Яна, иногда называют Дорогая, а иногда, когда Папа сердится, он зовет ее Лентяйкой. У Папы тоже есть другая кличка — Фарит, а еще его почему-то любят называть — Глава Семьи. Самого маленького хозяина зовут чаще всего Тимурка, а еще — Ребенок, Сынок или Малыш. То, что он Малыш — тоже странно для Криса. Он знает одного Малыша из соседнего подъезда — это совершенно гнусный рыжий кобель, которого все никак не удается придушить.
Когда Крис был щенком, то очень долго не мог понять, куда и зачем его хозяева каждое утро уходят и откуда возвращаются, часто такие усталые и раздраженные. И зачем каждое утро Ребенок хнычет и плачет: «Не хочу в садик!» Крис просто умирал от любопытства, что же это такой за «садик», куда так не хочет идти Ребенок?! Однажды Мама и его взяла с собой, и Крис был страшно разочарован, когда понял, что «садик» — это просто обыкновенный небольшой дом за забором, возле которого копошатся и пищат такие же, как и Ребенок, маленькие человечки.
Днем Крису очень скучно. Сонная ватная тишина заполняет квартиру и словно вползает внутрь самого Криса, и ему неумолимо хочется спать. Даже крики кошек в подъезде не вызывают у него обычного радостного возбуждения: что толку зря лаять и прыгать на дверь? Все равно его никто не выпустит. Иногда начинает истошно дребезжать маленький белый предмет на кухне по имени Телефон. Хозяева очень любят прижимать его к уху и долго-долго с ним разговаривать. Порой Крису тоже хочется поговорить с ним, особенно когда никого нет дома. Услышав звонок, Крис мчится на кухню и начинает лаять. В конце концов Телефон умолкает. Иногда правда Папа приходит раньше всех и тогда они идут гулять. Гулять — всегда прекрасно. Крису все равно — бежать ли впереди велосипеда, тащить ли хозяина на лыжах или санках, или просто носиться по снегу или по льду за палками. Но самое любимое время — это вечер! Крису не нужны часы: он всегда точно знает, когда должны придти Мама и Ребенок. Они еще не успели открыть дверь подъезда и еще не начали подниматься по лестнице, а Крис уже носится по всей квартире с радостным лаем и прыгает на дверь. Правда иногда случается, что Ребенка приводит Папа. И тогда Крис начинает грустить и беспокоиться. Папа тоже сердится, нервничает, покрикивает на Ребенка, ругает Криса, разговаривает нервным голосом с Телефоном. Когда Мама наконец-то приходит, они частенько закрываются на кухне и начинают о чем-то говорить очень нервными и неприятными голосами. Крис очень переживает за них, пытается зайти на кухню и тихонько пристроиться на мягком диванчике. Мама его нежно гладит и шепчет ему на ухо всякие ласковые слова, но Папа обычно сердито кричит ему:
— Пошел вон!
— Пусть останется, Собака соскучилась.
— Я же сказал, пошел вон!
— Не кричи, Ребенка разбудишь! — вздыхает Мама.
Крис уходит, глубоко обиженный на Папу, и ложится в комнате Ребенка, который уже давно сладко спит, посапывая, и пахнет сладким щенячьим дурманом.
Нет, все-таки хозяева — очень странные существа… Они совершают много неправильных и непонятных поступков. Ну зачем, к примеру, нужно приглашать в их дом так много чужих людей?! Ведь дом — это место, где могут находиться только они, люди из его стаи, Мама, Папа и Ребенок. Почему они позволяют врываться в этот прекрасный дом чужим и нехорошим запахам, и главное — мыслям? Неужели они не видят, что чужие люди, приходящие к ним, совсем не всегда хорошо думают о его хозяевах? Крис знает, что все эти люди называются Друзьями. Но если Друзья хорошие, то почему некоторые из них так плохо думают, так злобно пахнут, так холодно смотрят? Если бы Крис мог рассказать об этом хотя бы Маме!
Только со временем Крис понял, что бедные хозяева не способны видеть и ощущать того, что чувствует он. Как просто обмануть и Маму, и Папу, не говоря уж о Ребенке! Придет Плохой человек, что-то проворкует сладким голосом, поцелует Маму в щеку, пожмет руку Папе, подарит Ребенку шоколадку, поставит на стол бутылку с отвратительной прозрачной жидкостью — и его хозяева становятся веселыми и радостными, и сидят с этим Плохим человеком чуть ли не всю ночь. А ему, Крису, приходится ой как тяжело! Злые черные мысли ползают по комнате, вьются вокруг его хозяев, а они ничего не чувствуют! Что толку, что Крису иногда удается припугнуть такого гостя, рыкнуть на него, показать ему зубы, насладиться его страхом. Вместо благодарности Мама и Папа просто выгоняют его с кухни и называют плохими именами.
Конечно, не все люди плохие. К хозяевам приходит очень много добрых и хороших друзей, которым Крис радуется также, как и сами хозяева. Крис даже любит этих людей по-своему — и Зою, которой он позволяет даже обнимать себя, и дядю Володю, от которого всегда так приятно пахнет разными машинами, и Наташу с Сережей, и их детеныша Настю, и Олега с Резедой вместе с их веселой и красивой бульдожкой Никой… Но больше всех на свете, даже больше Папы и больше Ребенка, любит Крис Маму.
Мама — такая слабая и добрая, что ее просто невозможно как-то обидеть, ее не хочется расстраивать и уж конечно рычать на нее и показывать ей клыки. Раньше, когда он был щенком, он тоже злился на нее и не раз хотел ее по-настоящему укусить. Чтобы знала, кто же из них на самом деле сильнее. Теперь Крис ни за что на свете этого не сделает. Даже если Мама рассердится и станет его хлестать поводком. Ну разве что порычит немного. А укусить — никогда. Она ведь — это…Она!
Как любит он ее запах, ее голос, ее шаги! Какое блаженство, прижавшись к ней, положив ей на колени голову, закрыть глаза и целиком погрузиться во власть нежных и ласковых ее прикосновений…
Как-то однажды Крис почувствовал, что ему очень не нравится, когда Мама целует Ребенка, или когда Папа целует Маму и обнимает ее за плечи. Но он инстинктивно понимал, что и Ребенок, и Папа имеют на Маму гораздо больше прав, чем он, Крис, и потому он смирился с этим. Как смирился с тем, что все же признавал Папу вожаком их стаи, хотя всегда старался это скрыть. Все-таки он очень любил и Папу. Но Папа был сильный, он не нуждался в его защите. И он иногда сердился на Маму… Но вот уж если кто из гостей осмеливался положить руки на мамины плечи! Эти странные люди очень часто устраивали в комнате глупое и нелепое столпотворение. Из маленького ящичка разносится ужасный и грубый грохот, который очень веселит людей. Все прыгают, скачут или топчутся с друг другом на месте. Вообще-то Крис тоже любит с ними повеселиться. Он тоже прыгает, лает и крутится, безуспешно пытаясь поймать свой хвост. Но это только до тех пор, пока какой-нибудь Друг не подойдет к Маме и не положит ей на плечи руки. Этого уж Крис стерпеть не может! В первый раз он просто предупреждает: прыгает и бьет оскаленной мордой этого Друга в живот или в бок. Если не поймет, то теперь можно и укусить. Вначале все очень смеялись над этой его привычкой. Потом привыкли и при нем никто из Друзей к Маме не подходил. Обычно Крису удавалось хорошо проучить кого-нибудь из новых Друзей, кто появлылся в их доме впервые.
Так и жили…
Однажды вечером пришел хозяин Боба по кличке Алик. Крис тут же вспомнил недавнюю драку, и шерсть поднялась у него по всей спине — от шеи до кончика хвоста. Алик отвратительно вонял ненавистным врагом. Но было еще что-то в нем, что-то новое и нехорошее, что насторожило Криса. Алик и раньше к ним приходил. Но сегодня над ним клубились темные и злые мысли, а его бестолковые хозяева как всегда ничего не замечали! Крис злобно зарычал, и стал смотреть в глаза Алику. И никак не мог поймать его взгляда.
— Ну что такое?! Фу! Иди на место! — строго крикнул Папа.
— Не цапнет? — опасливо поежился гость, — Совсем он у вас озверел.
Крис, нервно зевая и морщась от запаха страха, исходящего от Алика, думал о его темных, тревожных мыслях.
— Я по просьбе ребят. Все же очень они уж просят, продайте вашего Криса. Любая цена. Просили узнать, сколько… Мы вам нормального буля взамен дадим.
Темные мысли и запахи сгустились. И Крис с трудом удержался на месте, чтобы не подойти к Алику поближе.
— Ну что ты, Алик, говоришь! И речи об этом быть не может! — воскликнула Мама, и Крис ощутил дуновение какой-то неясной тревоги. Какая-то призрачная опасность повисла среди них. Но кому она грозила? Маме, Папе, Ребенку, ему самому?
И тогда он встал и пошел на Алика.
Гость вскочил и начал прятаться за Папу, закричал нервно и зло:
— Кроме шуток, уберите Пса!
— Запри его в ванную, Яна! — строго сказал Папа.
Пришлось подчиниться. Из-за двери Крис уже ничего не слышал, кроме напряженных и нервных голосов. Но вот мимо прошелестели шаги, хлопнула входная дверь, и Крис почувствовал, как вместе с Аликом исчезли и злые темные мысли.
IX. Роковая игра
Еще в их жизни была одна прекрасная вещь, которую звали Машина. Крис обожал ее. У нее тоже был свой неповторимый запах, который совершенно отличался от запаха множества других, чужих машин. Но Крис различал свою машину и по маленькой впадинке на переднем крыле, и по извилистой царапине, что тянулась сверху вниз по боку, и даже по звуку ее двигателя. Как это было здорово, когда всей стаей они забирались в машину и ехали куда-нибудь в дальнюю прогулку! Правда зимой это случалось редко. Зимой Папа почти что не садился в машину, и к весне Крис успевал по ней очень сильно соскучиться. Заодно он любил и машины их друзей. Хотя в машины друзей его не очень-то любили пускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20