Потом, как будто что-то вспомнил, произнес:
— Я тут видел Шарлсон Норию. Она стала чертовски упряма и не хочет участвовать с нами в этом деле.
— По всей видимости, это какое-то распоряжение Асмодеуса. Этот тип себе на уме. Есть какая-то работа, которую он задумал специально для нее. Так что будь легок и непринужден, когда она рядом, и старайся чем-нибудь ее развлечь.
— Такие приказы мне нравятся, — сказал Дрик.
— На многое не рассчитывай. Полагаю, к нам присоединится небезызвестный ренегат-священник.
— Пациент мамаши Джуди? Он что, изменил свое решение?
— Похоже, что меняет.
Дрик кивнул.
— Неплохой парень. И я полагаю, он приглянулся Нории. — Уже стоя у двери, он обернулся. Черный человек тем временем уже потерял интерес к разговору.
— Скажи, — бесцеремонно спросил Дрик, — если, начиная с сегодняшней ночи, нам предстоят дела посерьезнее прежнего, то почему бы не воспользоваться случаем и не отдохнуть оставшиеся шесть часов до ожидаемых событий?
Черный человек кивнул.
— Прекрасная идея.
Когда Дрик ушел, он еще долго сидел, уставясь на стену.
— Прекрасная идея, — пробормотал он уже в забытьи.
Где-то вдалеке раздался звук могучего колокола. Лукавая улыбка заиграла на губах Черного человека. Ему удалось стряхнуть с себя остатки сна. Колокол продолжал звучать, и улыбка на его лице сменилась выражением равнодушия. Пожав плечами, он вскочил со стула, почувствовав прилив энергии.
Черный человек достал из чулана темный футляр внушительных размеров. В нем находился прибор в виде катушки и сети переплетенных проводов. Черный человек закрепил эти провода на руке.
На комоде стояла медная ваза с цветами. Он протянул к ней правую руку, и ваза слегка закачалась. Потом она оторвалась от поверхности комода и повисла над ним в воздухе, разбрызгивая воду. Черный человек удовлетворенно улыбнулся.
После этого эксперимента он закрепил провода и на левой руке. Потом начал расхаживать по комнате, подошел к приемнику и, покрутив регулятор настройки, нашел какую-то музыку. Мелодия звучала торжественно и величаво. Пальцами левой руки он нащупал переключатели прибора. Мгновенно благозвучность пьесы исчезла, и музыка превратилась в отвратительное хриплое шипение и бульканье. Затем Черный человек облачился в костюм простолюдина — грубый домотканный халат с длинными рукавами, гамаши и накидку.
Непонятно откуда до него донесся тонюсенький голосок.
— Вот и развлечемся! Всю тяжелую работу буду делать я!
— Потому-то, мой маленький дружок Дикон, я и оставлю тебя дома — сказал Черный человек, обращаясь к надоедливой маленькой обезьянке.
Колокол замолчал, но его эхо, казалось, все еще продолжало разноситься по городу, похожее на голос из загробного мира. Притихшие жители до отказа заполнили внутреннее помещение огромного Собора, освещенное мягким светом, которым исходил от золота и драгоценных камней, поражающих воображение своим блеском. В воздухе разливался сладковатый запах ладана.
Священники в развевающихся шелковых рясах стояли повсюду. Согласно ритуалу, переодетый простолюдином Черный человек почтительно поклонился и присел на одну из скамеек возле прохода, как раз напротив сверкающего соборного органа. Из позолоченных труб инструмента струилась нежнейшая музыка, перекликающаяся звуками колокольного эха. Убаюканный этими звуками, Черный человек погрузился в сладостную полудрему, набожно вспоминая свои грехи. На него снизошло чувство умиротворенности и блаженства, Он знал, что такое состояние было вызвано не просто рассеянным светом, мягким звучанием музыки и душистым ладаном. Его вызывала радиация, подавляющая симпатическую и стимулирующая парасимпатическую нервную систему. Глупо было бы отказываться от подобного наслаждения. Радиация успокаивала тех, кто побывал в стрессовых ситуациях. Украдкой Черный человек наблюдал за присутствующими в зале. Их мышцы были расслаблены, рты приоткрыты в спокойной полуулыбке.
— Великий Бог, Господин неба и земли, священник всех священников, тот, кому служит Иерархия! — нарушил молчание елейный голос.
Из-за алтаря священники высвечивали прожекторами статую Великого Бога, которая была уменьшенной копией статуи на Соборе. Люди смиренно склонили головы. Их причитания, походившие на вздохи, вознеслись к куполу. Служба началась.
Торжественно запел церковный хор. Лишь одно событие, не укладывающиеся в обычные рамки, омрачило службу. В то время как хор начал петь «Торопите наш Новый Золотой Век», несколько пожилых прихожан неожиданно откликнулись на призыв, фальшиво подпевая хору. Их быстренько удалили из зала.
На кафедру взошел другой священник и начал творить молитву. Он обладал замечательным голосом: временами гневным и суровым, временами ласковым, почти нежным. Его слова близкие и понятные прихожанам проникали в самое сердце. В них, как всегда, говорилось о тяжелом положении простолюдинов и о постоянной заботе священников о благе народа. Они представляли Вселенную в виде мира, где только тяжким трудом можно искупить злой порок, доставшийся человечеству в наследство от Золотого Века. Люди вынуждены нести на себе проклятье тех времен. Но нежность в его голосе сменилась гневом, когда священник стал вещать о насущных проблемах, о все возрастающем наглости Сатаны и о мерзостях его прихвостней. Ответом ему было взволнованное шуршание домотканных одежд и скрип сидений. Он продолжил, поведав о необузданности дьявола, о множащихся грехах тех, кто, ослушается воли церкви. Закончил он речь добросердечным наказом каждому — бдительно следить за соседом и тщательно выявлять…
— … потому что никто не может знать, откуда явится нечисть в следующий раз. Семена неверия повсюду, и Сатана поливает и удобряет их каждый день. Он заботится о своем урожае. Но если Иерархия пожелает — она уничтожит Сатану. Однако в этой победе не будет вашей заслуги и не будет ее до тех пор, пока каждый из вас не изгонит дьявола из сердца своего, не высушит семени греха, чтобы оно стало неплодоносным!
Как только отзвучали его суровые предупреждения, в проходах появились священники Первого круга с тускло поблескивающими подносами в руках. Они обратились к прихожанам с требованием подношений на благо Иерархии:
— Пусть каждый даст сколько сможет!
Добровольные пожертвования считались высшей добродетелью. Отовсюду руки потянулись к сумкам. Подносы передавали из ряда в ряд, и монеты с мелодичным звяканьем падали на них.
— Когда один из священников подался вперед и схватил отяжелевший от денег поднос, чтобы передать ее в соседний ряд, то заметил неподалеку от себя крайне подозрительного простолюдина, который, ухмыляясь, смотрел на него. Ему вдруг почудилось, что кто-то оттолкнул его руку, удерживающую поднос. В глазах окружающих он заметил огонек любопытства. Со стороны рядов до него донесся слабый возглас удивлениями в растерянности. Священник огляделся вокруг. Человек, готовившийся принять от него поднос, уже протянул было руки, как вдруг неведомая сила подхватила блюдо с монетами и понесла. Прихожанин отпрянул, вытаращив глаза от испуга.
Поднос повис в воздухе.
Священник потянулся за ним, но блюдо завертелось и поднялось еще выше. Он снова попытался достать его, на цыпочки. Однако поднос взвился вверх. Вспомнив о своем высоком ранге, священник взял себя в руки и снова огляделся по сторонам. На него и снова осмотрелся по сторонам. На него глядели сотни удивленных глаз.
Поднос затрясся и медленно опустился вниз. Монеты со звоном подпрыгивали и скатывались на пол. Толпа следила за этими манипуляциями как зачарованная. Вот он метнулся вниз, потом пошел вверх, описывая в полумраке мерцающую кривую, и на самом пике ее перевернулся. К ногам изумленных людей пролился дождь монет, а пустой поднос поднялся и спокойно повис в воздухе.
Однако священник быстро сообразил, в чем дело. Он решил, что высшие Священники просто забыли предупредить о каком-то эксперименте, и пронзительно закричал:
— Смотрите! Чудо! Великий Бог являет нам свою безграничную щедрость. Он каждому дает столько, сколько он заслуживает…
Но не успел он закончить речь, как поднос, спикировав, налетел на него, пытаясь размозжить ему голову. Священник уворачивался, но блюдо не отступало, снова и снова настигая его. Наконец блюдо остановилось и застыло над священником как нимб, а затем резко опустилось не его бритую голову. Тот сначала взревел от боли, но, опомнившись, включил силовую защиту. Поднос немедленно поднялся и застыл на недосягаемой для поля высоте.
Между тем в зале началась паника. Одни все еще шарили под лавками в поисках даровых денег, другие толпой устремились к выходу. И те и другие то и дело поглядывали наверх, возбужденно толкая соседей локтями.
Словно по команде, орган вдруг заиграл громкую и торжественную мелодию, видимо, чтобы успокоить людей. Но неожиданно в музыку начали вкрадываться резкие звуки, напоминающие рев осла Ритм ее убыстрился, и органист в ужасе взглянул на партитуру, панически нажимая непослушные клавиши. Несмотря на все его усилия, из инструмента понеслась слащавая любовная мелодия, хорошо известная всем священнослужителям и многим прихожанам. То была новомодная песенка, очень популярная в домах Падших сестер. Мотив ее возбуждал в присутствующих животные инстинкты и плотские желания, что являлось результатом воздействия радиации на парасимпатическую нервную систему.
Сначала лишь немногие начали танцевать под музыку, покачиваясь и кружась на месте. Постепенно мелодия захватила всех. Толпа визжала, стонала и задыхалась, пританцовывая в психоделическом экстазе.
Теперь прихожанке походили не на людей, а на стадо тупых животных. Около священника, оглушенного ударом подноса, началась настоящая свалка. О деньгах уже все забыли. Люди катались по полу, крича и завывая. Кое-где пары потерявших рассудок людей уже обнимались.
Надо всей этой суматохой раздавался безумный трубный хохот органа. А поднос, летая под потолком, время от времени снижался, нападая на людей. И вдруг, сделав мертвую петлю, он метнулся и со звоном ударился о статую Великого Бога. Увидев это, прихожане в страхе бросились к выходу.
Неизвестно откуда раздался рев, способный, казалось, разорвать барабанные перепонки. От этого звука бегущие замерли на месте, как вкопанные, и лишь испуганно озираясь по сторонам в поисках того, кто его издал. Меж тем суровый голос проник в каждый уголок Собора.
— Не двигайтесь! Среди вас находится слуга Сатаны. Вы все будете подвергнуты проверке. Мы узнаем, кто он. Возвращайтесь на свои скамьи. Того же, кто попытается ускользнуть, постигнет Божья кара!
Тем временем у широких дверей Собора показалась процессия — двенадцать дьяконов, облаченных в черные рясы. Каждый из них держал наготове Жезл гнева. Воздействие радиации мгновенно прекратилось. Толпа, бранясь и спотыкаясь, неровными рядами двинулась обратно к алтарю. Черный человек незаметно для окружающих нащупал правой рукой контакт на своем приборе. В тот же миг дьякон, возглавлявший процессию, повернулся к своему помощнику и, схватив за локоть, громко прошипел:
— Смотри внимательней по сторонам, неуклюжий дурак!
Тут уже и второй дьякон накинулся на стоящего рядом прихожанина.
— Ты толкнул меня!
Перебранка охватила всю процессию. То и дело выкрикивались оскорбления. В ход пошли кулаки. Дьяконы, незнакомые, в отличие от священников, с правилами хорошего тона, сыпали угрозами направо и налево.
Процессия дьяконов превратилась в дерущийся клубок. Они дрались с такой злобой, как будто каждый из них ненавидел весь мир. Кое-кто из них пользовался Жезлом гнева как дубинкой, нанося ожесточенные удары своим противникам, а кое-кто, полагаясь только на свои кулаки, отбросил свой Жезл в сторону.
Эта беспричинная ссора помогла Черному человеку осуществить свой замысел. Выход из Собора был открыт, и лавина простолюдинов хлынула на улицу.
Глава 8.
Первосвященник Гонифаций очнулся от мрачного и страшного сна
Вначале был просто сон, такой глубокий и крепкий, что в нем не было сновидений. И в этой темноте кто-то корчится от боли, а этот кто-то — он сам. Потом появились цепи, и он тщетно пытался освободиться. Его пронизывала нестерпимая боль, как будто его лишили чего-то, и теперь это что-то используют против него. Его тайна, его единственная слабость, которая может уничтожить его! Он испытал судорожные спазмы в груди и затем еще долго метался в поисках спасения.
Потом сон стал более понятным. Он бродил среди трупов тех, кого убил, чтобы скрыть свою тайну. Все это белые окоченевшие мертвецы. Каждый из них лежит на отдельном столе под ярким светом электрических ламп. Гонифаций не почувствовал в них опасности.
Вдруг на третьем от него столе мертвец приподнялся. Это оказалась юная угловатая девушка с темными волосами, спадающими волной по мраморным плечам. Она указала на него, рот ее открылся, и она произнесла:
— Тебя зовут Нолес Сатрик. Ты — сын священника. Мать была Падшей сестрой. Ты нарушил главный закон Иерархии. Ты обманщик.
Он рванулся к ней, чтобы силой заставить закрыть рот. Но как только он притрагивался к ней, она тотчас же ускользала. И он все бегал за ней между столами, неловко опрокидывая их. И, наконец, споткнулся у трупа…
…своей матери.
Тогда он закружился на месте, пошатываясь и задыхаясь от бега. А девушка все дальше отдалялась от него, звонко крича:
— Схватите первосвященника Гонифация! Его имя Нолес Сатрик! Его отец был священником!
Вторя ее возгласам, рты остальных трупов открылись и начали завывать:
— Нолес Сатрик! Сын священника!
Тысячи рук потянулись к нему. Он бежал от них… и очутился в детстве. Он увидел свою мать. Та с обидой в голосе заворчала на него:
— Сын священника!
Потом перед ним предстали картины более близкие к сегодняшнему дню. Бледное запрокинутое лицо сводной сестры Джерил в обрамлении роскошных темных волос, теперь беспорядочно спутанных. Тот самый миг, когда она сорвалась с моста в черный бурлящий поток. Он успокоился. Теперь его секрет будет нелегко узнать.
Затем — Палата Высшего Совета и солидографическая миниатюра цветущей женщины с решимостью и ненависти в глазах, таких же темных и глубоких, как у той погибшей девчонки. Одно и тоже лицо. Джерил. Шарлсон Нория. Его тайна ожила.
Опять видения. Он в Святилище, в своей келье. Серые сумерки еще позволяют различать очертания предметов. В его ногах на кровати сидит несуразное подобие обезьяны. Что это: антропоид, покрытый мехом, или призрак во плоти? Еще мгновение — и он исчез, растворился во тьме. Еле слышимый топот крошечных лапок затих где-то вдали.
Тут Гонифаций окончательно проснулся. Он присел на край кровати, с трудом дыша и обливаясь холодным потом. Смутным взглядом обвел комнату, будто впервые видел окружающие предметы. Странно, до чего этот сон был похож на явь! Быть может, это деревенские священники со своими дурацкими рассказами о мохнатых существах повинны в его страшных видениях.
Гонифаций почувствовал слабую боль в спине. Еще одно напоминание о недавнем кошмаре.
Неприятно, что воспоминания о прошлом порой преследуют его даже во сне. Но так уж устроен человеческий разум. Ничего нельзя забыть.
Секрет его рождения был теперь не столь уж и важен. Это могло ему помешать лишь в те времена, когда он был священником Первого круга. А сейчас его могущество уже нельзя пошатнуть и вряд ли подобное обвинение представляет для него серьезную опасность.
И все же, если Джерил удалось спастись, и она — та самая Шарлсон Нория, то Умеренные могут добраться до него. Лучше пусть Дез уберет ее. Кажется, она имеет отношение к колдовскому братству. Известно ли колдунам об их родстве? Собираются ли они воспользоваться этим в борьбе с ним? Но тогда зачем она прячется? Для них было бы лучше, если бы она во всеуслышание заявила, что он сын священника и незаконно оказался в Иерархии.
Гонифаций задумался о той безграничной империи, которую представляет собой Иерархия. Но, несмотря на ее размеры, внутри нее, да и вовне, что-то подтачивает и раздирает эту империю — как мышь, перегрызающая нити гигантской паутины.
Недавно появившееся колдовское братство набирает силу день ото дня, стремительно распространяясь от окраин к центру. Вот и вчерашняя свалка в Соборе — свидетельство этому.
Но более всего его беспокоил предводитель колдовского братства и то, что он приобретает все большую власть. Видимо, где-то за пределами Мегатеополиса существует разум, осмелившийся бросить вызов Иерархии. Гонифаций пытался представить, что же это за разум. Явился ли он из Ада? Едва ли…
Сможет ли он разобраться с этим, не покидая своего жилища?
Как будто в ответ зажегся один из телеэкранов у постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Я тут видел Шарлсон Норию. Она стала чертовски упряма и не хочет участвовать с нами в этом деле.
— По всей видимости, это какое-то распоряжение Асмодеуса. Этот тип себе на уме. Есть какая-то работа, которую он задумал специально для нее. Так что будь легок и непринужден, когда она рядом, и старайся чем-нибудь ее развлечь.
— Такие приказы мне нравятся, — сказал Дрик.
— На многое не рассчитывай. Полагаю, к нам присоединится небезызвестный ренегат-священник.
— Пациент мамаши Джуди? Он что, изменил свое решение?
— Похоже, что меняет.
Дрик кивнул.
— Неплохой парень. И я полагаю, он приглянулся Нории. — Уже стоя у двери, он обернулся. Черный человек тем временем уже потерял интерес к разговору.
— Скажи, — бесцеремонно спросил Дрик, — если, начиная с сегодняшней ночи, нам предстоят дела посерьезнее прежнего, то почему бы не воспользоваться случаем и не отдохнуть оставшиеся шесть часов до ожидаемых событий?
Черный человек кивнул.
— Прекрасная идея.
Когда Дрик ушел, он еще долго сидел, уставясь на стену.
— Прекрасная идея, — пробормотал он уже в забытьи.
Где-то вдалеке раздался звук могучего колокола. Лукавая улыбка заиграла на губах Черного человека. Ему удалось стряхнуть с себя остатки сна. Колокол продолжал звучать, и улыбка на его лице сменилась выражением равнодушия. Пожав плечами, он вскочил со стула, почувствовав прилив энергии.
Черный человек достал из чулана темный футляр внушительных размеров. В нем находился прибор в виде катушки и сети переплетенных проводов. Черный человек закрепил эти провода на руке.
На комоде стояла медная ваза с цветами. Он протянул к ней правую руку, и ваза слегка закачалась. Потом она оторвалась от поверхности комода и повисла над ним в воздухе, разбрызгивая воду. Черный человек удовлетворенно улыбнулся.
После этого эксперимента он закрепил провода и на левой руке. Потом начал расхаживать по комнате, подошел к приемнику и, покрутив регулятор настройки, нашел какую-то музыку. Мелодия звучала торжественно и величаво. Пальцами левой руки он нащупал переключатели прибора. Мгновенно благозвучность пьесы исчезла, и музыка превратилась в отвратительное хриплое шипение и бульканье. Затем Черный человек облачился в костюм простолюдина — грубый домотканный халат с длинными рукавами, гамаши и накидку.
Непонятно откуда до него донесся тонюсенький голосок.
— Вот и развлечемся! Всю тяжелую работу буду делать я!
— Потому-то, мой маленький дружок Дикон, я и оставлю тебя дома — сказал Черный человек, обращаясь к надоедливой маленькой обезьянке.
Колокол замолчал, но его эхо, казалось, все еще продолжало разноситься по городу, похожее на голос из загробного мира. Притихшие жители до отказа заполнили внутреннее помещение огромного Собора, освещенное мягким светом, которым исходил от золота и драгоценных камней, поражающих воображение своим блеском. В воздухе разливался сладковатый запах ладана.
Священники в развевающихся шелковых рясах стояли повсюду. Согласно ритуалу, переодетый простолюдином Черный человек почтительно поклонился и присел на одну из скамеек возле прохода, как раз напротив сверкающего соборного органа. Из позолоченных труб инструмента струилась нежнейшая музыка, перекликающаяся звуками колокольного эха. Убаюканный этими звуками, Черный человек погрузился в сладостную полудрему, набожно вспоминая свои грехи. На него снизошло чувство умиротворенности и блаженства, Он знал, что такое состояние было вызвано не просто рассеянным светом, мягким звучанием музыки и душистым ладаном. Его вызывала радиация, подавляющая симпатическую и стимулирующая парасимпатическую нервную систему. Глупо было бы отказываться от подобного наслаждения. Радиация успокаивала тех, кто побывал в стрессовых ситуациях. Украдкой Черный человек наблюдал за присутствующими в зале. Их мышцы были расслаблены, рты приоткрыты в спокойной полуулыбке.
— Великий Бог, Господин неба и земли, священник всех священников, тот, кому служит Иерархия! — нарушил молчание елейный голос.
Из-за алтаря священники высвечивали прожекторами статую Великого Бога, которая была уменьшенной копией статуи на Соборе. Люди смиренно склонили головы. Их причитания, походившие на вздохи, вознеслись к куполу. Служба началась.
Торжественно запел церковный хор. Лишь одно событие, не укладывающиеся в обычные рамки, омрачило службу. В то время как хор начал петь «Торопите наш Новый Золотой Век», несколько пожилых прихожан неожиданно откликнулись на призыв, фальшиво подпевая хору. Их быстренько удалили из зала.
На кафедру взошел другой священник и начал творить молитву. Он обладал замечательным голосом: временами гневным и суровым, временами ласковым, почти нежным. Его слова близкие и понятные прихожанам проникали в самое сердце. В них, как всегда, говорилось о тяжелом положении простолюдинов и о постоянной заботе священников о благе народа. Они представляли Вселенную в виде мира, где только тяжким трудом можно искупить злой порок, доставшийся человечеству в наследство от Золотого Века. Люди вынуждены нести на себе проклятье тех времен. Но нежность в его голосе сменилась гневом, когда священник стал вещать о насущных проблемах, о все возрастающем наглости Сатаны и о мерзостях его прихвостней. Ответом ему было взволнованное шуршание домотканных одежд и скрип сидений. Он продолжил, поведав о необузданности дьявола, о множащихся грехах тех, кто, ослушается воли церкви. Закончил он речь добросердечным наказом каждому — бдительно следить за соседом и тщательно выявлять…
— … потому что никто не может знать, откуда явится нечисть в следующий раз. Семена неверия повсюду, и Сатана поливает и удобряет их каждый день. Он заботится о своем урожае. Но если Иерархия пожелает — она уничтожит Сатану. Однако в этой победе не будет вашей заслуги и не будет ее до тех пор, пока каждый из вас не изгонит дьявола из сердца своего, не высушит семени греха, чтобы оно стало неплодоносным!
Как только отзвучали его суровые предупреждения, в проходах появились священники Первого круга с тускло поблескивающими подносами в руках. Они обратились к прихожанам с требованием подношений на благо Иерархии:
— Пусть каждый даст сколько сможет!
Добровольные пожертвования считались высшей добродетелью. Отовсюду руки потянулись к сумкам. Подносы передавали из ряда в ряд, и монеты с мелодичным звяканьем падали на них.
— Когда один из священников подался вперед и схватил отяжелевший от денег поднос, чтобы передать ее в соседний ряд, то заметил неподалеку от себя крайне подозрительного простолюдина, который, ухмыляясь, смотрел на него. Ему вдруг почудилось, что кто-то оттолкнул его руку, удерживающую поднос. В глазах окружающих он заметил огонек любопытства. Со стороны рядов до него донесся слабый возглас удивлениями в растерянности. Священник огляделся вокруг. Человек, готовившийся принять от него поднос, уже протянул было руки, как вдруг неведомая сила подхватила блюдо с монетами и понесла. Прихожанин отпрянул, вытаращив глаза от испуга.
Поднос повис в воздухе.
Священник потянулся за ним, но блюдо завертелось и поднялось еще выше. Он снова попытался достать его, на цыпочки. Однако поднос взвился вверх. Вспомнив о своем высоком ранге, священник взял себя в руки и снова огляделся по сторонам. На него и снова осмотрелся по сторонам. На него глядели сотни удивленных глаз.
Поднос затрясся и медленно опустился вниз. Монеты со звоном подпрыгивали и скатывались на пол. Толпа следила за этими манипуляциями как зачарованная. Вот он метнулся вниз, потом пошел вверх, описывая в полумраке мерцающую кривую, и на самом пике ее перевернулся. К ногам изумленных людей пролился дождь монет, а пустой поднос поднялся и спокойно повис в воздухе.
Однако священник быстро сообразил, в чем дело. Он решил, что высшие Священники просто забыли предупредить о каком-то эксперименте, и пронзительно закричал:
— Смотрите! Чудо! Великий Бог являет нам свою безграничную щедрость. Он каждому дает столько, сколько он заслуживает…
Но не успел он закончить речь, как поднос, спикировав, налетел на него, пытаясь размозжить ему голову. Священник уворачивался, но блюдо не отступало, снова и снова настигая его. Наконец блюдо остановилось и застыло над священником как нимб, а затем резко опустилось не его бритую голову. Тот сначала взревел от боли, но, опомнившись, включил силовую защиту. Поднос немедленно поднялся и застыл на недосягаемой для поля высоте.
Между тем в зале началась паника. Одни все еще шарили под лавками в поисках даровых денег, другие толпой устремились к выходу. И те и другие то и дело поглядывали наверх, возбужденно толкая соседей локтями.
Словно по команде, орган вдруг заиграл громкую и торжественную мелодию, видимо, чтобы успокоить людей. Но неожиданно в музыку начали вкрадываться резкие звуки, напоминающие рев осла Ритм ее убыстрился, и органист в ужасе взглянул на партитуру, панически нажимая непослушные клавиши. Несмотря на все его усилия, из инструмента понеслась слащавая любовная мелодия, хорошо известная всем священнослужителям и многим прихожанам. То была новомодная песенка, очень популярная в домах Падших сестер. Мотив ее возбуждал в присутствующих животные инстинкты и плотские желания, что являлось результатом воздействия радиации на парасимпатическую нервную систему.
Сначала лишь немногие начали танцевать под музыку, покачиваясь и кружась на месте. Постепенно мелодия захватила всех. Толпа визжала, стонала и задыхалась, пританцовывая в психоделическом экстазе.
Теперь прихожанке походили не на людей, а на стадо тупых животных. Около священника, оглушенного ударом подноса, началась настоящая свалка. О деньгах уже все забыли. Люди катались по полу, крича и завывая. Кое-где пары потерявших рассудок людей уже обнимались.
Надо всей этой суматохой раздавался безумный трубный хохот органа. А поднос, летая под потолком, время от времени снижался, нападая на людей. И вдруг, сделав мертвую петлю, он метнулся и со звоном ударился о статую Великого Бога. Увидев это, прихожане в страхе бросились к выходу.
Неизвестно откуда раздался рев, способный, казалось, разорвать барабанные перепонки. От этого звука бегущие замерли на месте, как вкопанные, и лишь испуганно озираясь по сторонам в поисках того, кто его издал. Меж тем суровый голос проник в каждый уголок Собора.
— Не двигайтесь! Среди вас находится слуга Сатаны. Вы все будете подвергнуты проверке. Мы узнаем, кто он. Возвращайтесь на свои скамьи. Того же, кто попытается ускользнуть, постигнет Божья кара!
Тем временем у широких дверей Собора показалась процессия — двенадцать дьяконов, облаченных в черные рясы. Каждый из них держал наготове Жезл гнева. Воздействие радиации мгновенно прекратилось. Толпа, бранясь и спотыкаясь, неровными рядами двинулась обратно к алтарю. Черный человек незаметно для окружающих нащупал правой рукой контакт на своем приборе. В тот же миг дьякон, возглавлявший процессию, повернулся к своему помощнику и, схватив за локоть, громко прошипел:
— Смотри внимательней по сторонам, неуклюжий дурак!
Тут уже и второй дьякон накинулся на стоящего рядом прихожанина.
— Ты толкнул меня!
Перебранка охватила всю процессию. То и дело выкрикивались оскорбления. В ход пошли кулаки. Дьяконы, незнакомые, в отличие от священников, с правилами хорошего тона, сыпали угрозами направо и налево.
Процессия дьяконов превратилась в дерущийся клубок. Они дрались с такой злобой, как будто каждый из них ненавидел весь мир. Кое-кто из них пользовался Жезлом гнева как дубинкой, нанося ожесточенные удары своим противникам, а кое-кто, полагаясь только на свои кулаки, отбросил свой Жезл в сторону.
Эта беспричинная ссора помогла Черному человеку осуществить свой замысел. Выход из Собора был открыт, и лавина простолюдинов хлынула на улицу.
Глава 8.
Первосвященник Гонифаций очнулся от мрачного и страшного сна
Вначале был просто сон, такой глубокий и крепкий, что в нем не было сновидений. И в этой темноте кто-то корчится от боли, а этот кто-то — он сам. Потом появились цепи, и он тщетно пытался освободиться. Его пронизывала нестерпимая боль, как будто его лишили чего-то, и теперь это что-то используют против него. Его тайна, его единственная слабость, которая может уничтожить его! Он испытал судорожные спазмы в груди и затем еще долго метался в поисках спасения.
Потом сон стал более понятным. Он бродил среди трупов тех, кого убил, чтобы скрыть свою тайну. Все это белые окоченевшие мертвецы. Каждый из них лежит на отдельном столе под ярким светом электрических ламп. Гонифаций не почувствовал в них опасности.
Вдруг на третьем от него столе мертвец приподнялся. Это оказалась юная угловатая девушка с темными волосами, спадающими волной по мраморным плечам. Она указала на него, рот ее открылся, и она произнесла:
— Тебя зовут Нолес Сатрик. Ты — сын священника. Мать была Падшей сестрой. Ты нарушил главный закон Иерархии. Ты обманщик.
Он рванулся к ней, чтобы силой заставить закрыть рот. Но как только он притрагивался к ней, она тотчас же ускользала. И он все бегал за ней между столами, неловко опрокидывая их. И, наконец, споткнулся у трупа…
…своей матери.
Тогда он закружился на месте, пошатываясь и задыхаясь от бега. А девушка все дальше отдалялась от него, звонко крича:
— Схватите первосвященника Гонифация! Его имя Нолес Сатрик! Его отец был священником!
Вторя ее возгласам, рты остальных трупов открылись и начали завывать:
— Нолес Сатрик! Сын священника!
Тысячи рук потянулись к нему. Он бежал от них… и очутился в детстве. Он увидел свою мать. Та с обидой в голосе заворчала на него:
— Сын священника!
Потом перед ним предстали картины более близкие к сегодняшнему дню. Бледное запрокинутое лицо сводной сестры Джерил в обрамлении роскошных темных волос, теперь беспорядочно спутанных. Тот самый миг, когда она сорвалась с моста в черный бурлящий поток. Он успокоился. Теперь его секрет будет нелегко узнать.
Затем — Палата Высшего Совета и солидографическая миниатюра цветущей женщины с решимостью и ненависти в глазах, таких же темных и глубоких, как у той погибшей девчонки. Одно и тоже лицо. Джерил. Шарлсон Нория. Его тайна ожила.
Опять видения. Он в Святилище, в своей келье. Серые сумерки еще позволяют различать очертания предметов. В его ногах на кровати сидит несуразное подобие обезьяны. Что это: антропоид, покрытый мехом, или призрак во плоти? Еще мгновение — и он исчез, растворился во тьме. Еле слышимый топот крошечных лапок затих где-то вдали.
Тут Гонифаций окончательно проснулся. Он присел на край кровати, с трудом дыша и обливаясь холодным потом. Смутным взглядом обвел комнату, будто впервые видел окружающие предметы. Странно, до чего этот сон был похож на явь! Быть может, это деревенские священники со своими дурацкими рассказами о мохнатых существах повинны в его страшных видениях.
Гонифаций почувствовал слабую боль в спине. Еще одно напоминание о недавнем кошмаре.
Неприятно, что воспоминания о прошлом порой преследуют его даже во сне. Но так уж устроен человеческий разум. Ничего нельзя забыть.
Секрет его рождения был теперь не столь уж и важен. Это могло ему помешать лишь в те времена, когда он был священником Первого круга. А сейчас его могущество уже нельзя пошатнуть и вряд ли подобное обвинение представляет для него серьезную опасность.
И все же, если Джерил удалось спастись, и она — та самая Шарлсон Нория, то Умеренные могут добраться до него. Лучше пусть Дез уберет ее. Кажется, она имеет отношение к колдовскому братству. Известно ли колдунам об их родстве? Собираются ли они воспользоваться этим в борьбе с ним? Но тогда зачем она прячется? Для них было бы лучше, если бы она во всеуслышание заявила, что он сын священника и незаконно оказался в Иерархии.
Гонифаций задумался о той безграничной империи, которую представляет собой Иерархия. Но, несмотря на ее размеры, внутри нее, да и вовне, что-то подтачивает и раздирает эту империю — как мышь, перегрызающая нити гигантской паутины.
Недавно появившееся колдовское братство набирает силу день ото дня, стремительно распространяясь от окраин к центру. Вот и вчерашняя свалка в Соборе — свидетельство этому.
Но более всего его беспокоил предводитель колдовского братства и то, что он приобретает все большую власть. Видимо, где-то за пределами Мегатеополиса существует разум, осмелившийся бросить вызов Иерархии. Гонифаций пытался представить, что же это за разум. Явился ли он из Ада? Едва ли…
Сможет ли он разобраться с этим, не покидая своего жилища?
Как будто в ответ зажегся один из телеэкранов у постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23