Грязные окна местами затуманились от тяжелого дыхания; обе стороны в выражениях не церемонились, — окрестности оглашали громкий, хриплый рык и такие же восклицания.
Наконец мне удалось-таки вонзить шприц в неуживчивого пса, используя «внутрисобачный» метод введения. Когда тот разжал челюсти, чтобы залаять, я, не дожидаясь приглашения, извлек покусанную руку из его пасти и поспешно выскользнул за дверь, — хохочущий владелец собаки в нужный момент дернул за ручку. Спустя секунду после того, как мой «тыл» оказался снаружи, сзади щелкнули зубы, но боли я не почувствовал: пес промахнулся. Я попытался испепелить взглядом придурка-хозяина, мы обменялись «любезностями», но когда дело уже почти дошло до кулаков, вмешались сторонние наблюдатели. Этот тип явно считал, что травить ветеринара собакой — отменнейшее развлечение, зато изрядно огорчился тому, что я залил кровью обитые тканью сиденья его развалюхи.
Поскольку докторов поблизости не случилось, я отыскал сосочковую канюлю и полил мои раны бычьим пенициллином. В конце концов, формула та же, что применяют в окружном госпитале западной Алабамы, вот только бутылочка пообъемнее. Предплечье благополучно зажило, но боевые шрамы и по сей день напоминают мне о заслуженном уроке.
Передвижные станции борьбы с бешенством некогда являлись важной составляющей ветеринарной практики и сельской жизни; а в некоторых областях они в ходу и по сей день. Возможно, вакцинация собак перед сельмагом на виду у огромной толпы не то, что походит на сценарий, описанный в учебниках, и не каждого ветеринара такая перспектива порадует, в силу понятных причин: тут и затраты времени, и вопросы гигиены, и невозможность должным образом осмотреть каждого пациента. Зато между владельцами собак и ветеринаром словно протягивается некая ниточка, — ведь врач приезжает в одно и то же место и в одно и то же время каждый год.
Кажется, один раз побывать на передвижной прививочной станции, это все равно как переболеть малярией или другим возвратным заболеванием. Привычка словно закрепляется в организме и дает о себе знать в периоды теплой погоды. Даже сейчас каждое лето я ощущаю некую внутреннюю потребность, что властно влечет меня к сельским магазинчикам, старым церквям и огромным придорожным дубам с зарубками на стволе. Пробуждается во мне и неодолимое стремление позвонить в ветеринарные фармакопические фирмы и заказать несколько тысяч доз вакцины против бешенства и такое же количество красных или серебряных жетончиков в форме гидрантов, сердечек или косточек.
Всем студентам ветеринарных колледжей полезно было бы поучаствовать в столь напряженной двухнедельной окружной кампании по борьбе с бешенством. Это — редкая возможность больше узнать о психологии людей и животных, соприкоснуться с целым рядом медицинских проблем, равно как и изучить сельские проселочные дороги как свои пять пальцев. Иного способа получить опыт настолько уникальный, и притом так быстро, просто не существует. Да Бог с ними, со студентами! Я считаю, что абсолютно каждый должен в обязательном порядке хоть раз, да поработать на передвижной прививочной станции. Может, тогда к ветеринарам станут относиться чуть иначе?
3
Это произошло спустя семь дней после нашего двухнедельного тура (рабочий день — с девяти до трех), совмещающего в себе работу передвижной станции по борьбе с бешенством плюс параллельное обучение. Мы не только вакцинировали тысячи и тысячи собак юго-западной Алабамы; на каждой остановке мы узнавали новые, любопытные «сведения» о профилактике заболеваний и о неслыханных доселе терапевтических мерах из области собачьей медицины. А нынче утром я вел машину на запад, спеша по необычному вызову. А именно — в кабак мистера Дики, расположенный на границе штата Миссисипи.
Мистер Дики держал отменную псарню, обитателей которой, собственно говоря, и хотел бы «попользовать», — то есть произвести вакцинацию, дегельминтизацию и полный ветеринарный осмотр. Но звонить он не стал, а вместо этого послал весточку с одним из своих «завсегдатаев».
А надо заметить, что в графстве Чокто был принят сухой закон. Это означало, что в его пределах невозможно было ни купить, ни продать законным образом марочное виски, равно как и любые другие алкогольные напитки. Разумеется, у контрабандистов и бутлегеров при необходимости всегда можно было приобрести контрабандный спирт.
Ближайшая легальная пивная находилась за границей штата, в Миссисипи. Там-то, вдоль самой границы, выстроилось несколько придорожных таверн, основными клиентами которых числились жители графства Чокто. Легковушки и грузовики Чокто в изобилии парковались у их дверей и на пути туда, и на пути обратно, особенно в выходные дни. Впридачу к ним попадались и другие машины, с номерными знаками Алабамы, — эти парковались за домом, подальше от зорких глаз проповедников и прочих трезвенников, проезжающих по проселочной дороге.
Если приграничному пиву недоставало крепости, то в государственном магазине «зеленого фронта», — в городе Йорке графства Самтер, чуть севернее Чокто, — можно было на законном основании приобрести дозволенное к употреблению «красное» виски, — , однако давние приверженцы более крепких, разливных местных разновидностей с презрением его отвергали. Многие жаловались, что магазинному товару недостает привычной забористости и сокрушительной, сбивающей с ног силы. Меня изрядно забавлял тот факт, что «красное» виски покупалось в «зеленом» пограничном магазине, зато самодельное «белое» виски — на так называемом «черном рынке». Впрочем, какого из них не хлебни — все равно утром проснешься зеленым с похмелья…
Ходили упорные слухи про тайный сговор между проповедниками и бутлегерами: дескать, все они втихаря спелись между собою, дабы всеми силами поддерживать в графстве сухой закон. Кое-кто уверял, что и владельцы кабаков рады поддержать «статус кво», хотя их союз со священством представляется несколько напряженным…
Одна из проблем, связанных с ситуацией сухого и «мокрого» закона состоит в том, что некоторые люди, в особенности «сухозаконники», судят каждого жителя общины согласно его питейным привычкам. Либо ты убежденный трезвенник, либо ты горький пьяница. Промежуточной категории для тех, кто изредка позволяет себе пропустить стаканчик или держит бутылку в коричневом бумажном пакете под передним сиденьем пикапа на крайний случай, просто не существует.
Некоторые считают, что крепкий напиток показан, например, при укусе змеи или скорпиона; другие верят, что глоток-другой спиртного абсолютно необходим, ежели случайно «поймаешь» смертоносный вирус, — вроде тех, что вызывают простуду.
Мое собственное отношение к алкоголю позволяло классифицировать меня как нечто среднее между категориями трезвенника и пропойцы, — причем, пожалуй, скорее ближе к первой. Я не держал бутылок, завернутых в коричневую бумагу, под сиденьем пикапа, зато дома у нас всегда хранилось что-нибудь на случай приуроченных к тому или иному событию возлияний. Кроме того, круг нашего общения неуклонно расширялся по мере того, как мы обзаводились в Батлере все новыми друзьями, и нам хотелось проявить должное гостеприимство, когда те заявлялись в гости. Некоторые визитеры привозили с собой «белое» виски домашнего приготовления, поскольку их с души воротило от разрешенного, разбавленного водичкой «красного», — того, что продавалось в магазине «зеленого фронта». Кроме того, это был вопрос лояльности. Если бы дядюшка Бубба, знаменитый на все графство самогонщик, вдруг обнаружил, что его родной племянник разъезжает по вечеринкам, где распивают слабенькую канадскую мешанину или эту безвкусную русскую дрянь, тот оскорбился бы в лучших чувствах. Беспечный родственничек не только предает семью, он еще и импортный продукт покупает!
Очень скоро был объявлен сбор подписей под петицией с требованием предоставить избирателям возможность решать самим, хотят ли они покупать алкогольные напитки по месту жительства на законном основании или нет. Я подписал петицию, — не потому, что одобряю, когда выпивки вокруг — просто реки разливанные, но потому, что мне кажется, у людей есть право высказать свои личные предпочтения путем тайного голосования. Несмотря на это, некоторые мои клиентки из числа твердолобых сторонников сухого закона, узнав, что я поставил свою подпись, повели себя довольно гнусно.
— Откуда вы знаете, что я подписал бумагу? — любопытствовал я. — Кто вам сказал?
— Уж священник-то вас всех наперечет знает! — с достоинством отвечали они.
— Каким же образом? Ему было видение или он, может, взломал двери здания суда?
Клиентки поджимали губы, задирали носы и удалялись с собачками на руках.
Однако у владельцев кабаков и пивных тоже были и домашние любимцы, и скот, которым часто требовались услуги ветеринара. Я внимательно приглядывался к долларовым купюрам, полученным по завершении каждого такого визита, и, воля ваша, ничего подозрительного в них не усматривал. И городский банк, и Первая Методистская церковь Батлера с превеликой охотой принимали ровно столько «пивных» денег, сколько я мог им уделить, — и ни разу не пожаловались.
Вот почему одним погожим июньским утром я с замирающим сердцем припарковался перед придорожным кабаком Дики. Я поставил машину рядом со старым потрепанным белым «Бьюиком» 1953 года выпуска, вышел на свежий воздух и, низко опустив голову, побрел к парадному входу. На окошках с тонированными стеклами у меня над головой неоном переливались названия марок пива и их фирменные знаки, искристым блеском приманивая жаждущего прохожего.
Чем ближе подходил я ко входу, тем больше замедлялась моя поступь, словно ноги мои не желали двигаться в направлении открытой двери. И я знал, почему. Даже будучи взрослым, самостоятельным человеком, я страшился переступить порог питейного заведения. Всякий раз, когда я оказывался поблизости от кабака, в голове моей эхом отдавались слова матушки.
«Держись подальше от пивных и притонов, — наставляла меня она. — Там бывает всякое отребье: пьют мерзкое прокисшее пиво, ругаются, курят. Еще и побьют, чего доброго!»
Но ведь я явился по вызову, а не со светским визитом. Наверное, ничего страшного не произойдет, — ежели, конечно, не пить ничего затуманивающего разум, и ежели никто из проезжающих не опознает мой пикап.
А ведь это проблема не из малых! Едва я осознал, что пикапчик мой знаком всем и каждому, мимо, радостно сигналя в гудок, проехала очередная машина.
— Ох, нет! Это еще кто? — пробормотал я, приседая на колени перед зубастой решеткой радиатора. Когда неспешно катящийся автомобиль миновал кабак, я осторожно выглянул из-за левого переднего крыла «Бьюика», пытаясь опознать водителя в простом черном «Форде» с кузовом «седан».
— А ведь это, никак, Чаппелл, наш парикмахер! Судя по голове, точно, он! Вот как раз на таком простеньком «Форде» он и ездит! — сказал себе я. Уж теперь он повсюду раструбит, что видел ветеринара в кабаке!
Славный старина Чаппелл! Выходя из его парикмахерской, ты чувствуешь себя так, словно только что побывал на брифинге и подробно ознакомился с местными, региональными, внутренними и международными новостями, сплетнями и предсказаниями. Чаппелл и его помощник Майэтт знали все на свете обо всех в целом и о каждом в отдельности и, не скупясь, распространяли имеющуюся информацию весь день напролет, подстригая волосы и сбривая усы. Разумеется, было в городе еще несколько человек, что смогли бы без запинки ответить на любой вопрос, по чистой случайности поставивший в тупик Чаппелла с Майэттом.
Я переступил порог заведения как раз в тот миг, когда великий Хэнк Уильямс, — ныне, увы, покойный, — доканчивал скорбную душераздирающую балладу о своих любовных горестях. На музыкальном автомате его тут же сменила звонкоголосая певица и с места в карьер принялась жаловаться на деградацию противоположного пола и на то, как лично она пострадала от по меньшей мере половины мужчин в возрасте до тридцати лет.
По мере того, как глаза мои привыкали к полутьме, я рассмотрел смутные очертания бессчетных дешевых столиков и табуреток, расставленных как попало. Интересно, этот беспорядок тщательно спланирован или в заведении просто не прибрались после последней драки?
Я ощущал на себе тяжелые взгляды двоих утренних завсегдатаев, обосновавшихся за дальним угловым столиком. Угрюмо и молча они ели меня глазами: дескать, пусть этот чужак в рабочем комбинезоне только попробует вторгнуться в их теплую компанию! Каждый одной рукою сжимал длинное горлышко пивной бутылки, а второй медленно счищал этикетку, изредка перемещая сигарету изо рта к пепельнице и обратно. К потолку, в лучших традициях бара, медленно тянулся дым.
— Хэй, док, иди сюда, дружище! — громко окликнули меня. Голос этот принадлежал мистеру Дики, хозяину, бармену, вышибале и владельцу тех самых собак, к которым я приехал с осмотром. Перекинувшись с ним парой шуток и махнув рукой посетителям, мы отправились на псарню, оставив бар без присмотра.
По первоклассному выгульному загону слонялось штук двадцать псов. Забор из колючей проволоки шести футов в высоту огородил около двух тысяч квадратных футов недвижимой собственности, на которой разместились пижонские автокормушки, лохань с питьевой водой, несколько конур и пустые цилиндрические ящики на пятьдесят пять галлонов. Два ящика устанавливались боком на столбиках, один поверх другого, на манер городских домов со смежными стенами; у каждого одну стенку загодя вынули, а внутрь положили немного соломы ради удобства хвостатых обитателей. Таких домов-совладений насчитывалось несколько, и собакам, похоже, особенно нравилась уютная уединенность приподнятых над землею ящиков. Одни собаки спали в домиках, свернувшись клубочком; другие до середины высунулись наружу, явно наслаждаясь хорошим обзором.
Это были типичные дирхаунды-кроссбреды, столь распространенные в юго-западной Алабаме и на юго-востоке штата Миссисипи. Пятидесяти-шестидесятифунтовые атлеты вели свой род от уокерхаундов, блютикхаундов и редбоунов; окрас их варьировался от рыже-коричневого, серо-пятнистого и черного с белым до всевозможных промежуточных вариантов. Представители обоих полов жили вместе, хотя в одном конце загона прочный забор из поперечных досок отгораживал небольшой участок, как я предположил, для сук в пору течки, — местные называют его «разделяшкой».
На наше появление собаки отреагировали по-разному. Одни, словно обезумев, принялись лаять, скакать и вилять хвостами с таким энтузиазмом, что задняя часть тела просто-таки ходила ходуном. Другие невозмутимо обнюхивали наши брюки, словно для того, чтобы взять пробу запаха и пропустить ее через черепные компьютеры идентификации ради. Несколько обитателей ящиков и домиков даже внимания на нас не обратили: разве что на мгновение приподняли голову, оценили обстановку и вновь вернулись в состояние праздного ничегонеделания. Собаки очень похожи на людей; у каждой — свой характер.
Однако оклик мистера Дики никого не оставил равнодушным. Говорил он тихо, каждого пса трепал по голове, гладил, а потом, надев ошейник, передавал пациента в руки доктора.
Обычно охотничьи собаки, — дирхаунды, кунхаунды, фоксхаунды и те, что натасканы на пернатую дичь, никаких проблем не создают, осматриваешь ли ты их, делаешь ли укол или проталкиваешь в глотку таблетку. Массу неприятностей, не говоря уже об онемении пальцев, ветеринарам доставляют комнатные собачки, — чихуахуа, пекинесы и прочие. Зафиксировать их трудно: они извиваются всем телом, такую попробуй ухвати!
Ни одна из собак даже не попыталась цапнуть меня за руку; ни одна не воспротивилась, когда в глотку ей проталкивали здоровенные таблетки. Несколько псов тявкнули было, когда я вводил вакцину от бешенства, однако мистер Дики справлялся с ними «на отлично». Было очевидно, что он много занимается своими подопечными.
— Замечательные псы! — похвалил я. — У вас находится время с ними охотиться?
— Почти что и нет, — признался мистер Дики. — Я ж безвылазно торчу здесь, в ночном клубе; вкалываю, пока все остальные развлекаются. Нелегкая, скажу вам, работенка: приходится и с пьяницами управляться, и драчунов разнимать, и от баптистских проповедников из графства Чокто отбиваться, чтобы в покое оставили. Но уж если приспичит, так выйду сюда, на псарню, присяду на землю да и примусь собачек печеньем угощать.
— Наверное, это очень успокаивает.
— Ага. Одни пьют, другие в гольф гоняют. А я вот играю с моими собаками!
Мистер Дики заплатил мне наличными из длинного кожаного кошеля, подвешенного к поясу на цепочке, и мы зашагали по тропке назад к кабаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34