ISBN 5-9668-0011-1
Аннотация
Роман Джона Маккормака представляет собою остроумно и живо написанные воспоминания сельского ветеринара, обосновавшегося вместе с семьей в штате Алабама, графство Чокто: в литературных кругах этого автора называют «Американский Хэрриот». Первые годы практики начинающего «звериного доктора» на патриархальном американском Юге изобилуют забавными ситуациями, каждая из которых оборачивается для героя уроком терпимости, снисходительности и любви к «братьям нашим меньшим». Роман, несомненно, украсил бы любую серию книг о животных.
Книга также издавалась в 2006 г. издательством "Софион" под названием "Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара".
Джон Маккормак
Друг стад (Айболит из Алабамы)
Записки сельского ветеринара
Посвящение
Эта книга написана для жителей графства Чокто, штат Алабама. С первого же дня, как мы с семьей ступили на вашу землю, вы приветили нас с искренним радушием, приняли такими, как есть, и доверили нам здоровье своих любимцев, охотничьих псов и домашнего скота. Впрочем, ваших мартышек и змей я никогда не жаловал.
Посвящается также памяти особенно дорогого мне человека, мистера В.Р. Ланьера и его семьи. Он был для меня не только хорошим клиентом, но и другом, и наставником, и величайшей опорой и поддержкой. Немало сил и времени отдавал он во имя процветания графства Чокто.
Мне хотелось бы высказать благодарность Пату Шихану из «Краун Паблишерз инкорпорейтед» за деликатные редакторские «тычки» и за доблестные старания понять жаргон и обычаи Юга. Возможно, очень скоро ему предстоит отведать кукурузной каши, зеленых овощей и барбекю. Кроме того, огромное спасибо моему издателю, Элки Вилле, и ее коллегам. Благодаря ей не раз доводилось мне заплутать в книжном магазине.
Предисловие
Приемно-передающее радио прохрипело сообщение, — и вместе с ним в теплую кабину пикапа вторгся поздний морозный вечер.
— Слегла первотелка, живот вздут, выпадение матки. Срочно требуется врач!
Голос Джан размеренно диктовал, как проехать к месту происшествия, а я гадал вслух, предстоит ли мне зарегистрировать «смерть по прибытии», а если нет, то с которой из проблем лучше начать. Может, попытаться усадить корову и поглядеть, не отрыгнет ли она газы, чтобы живот опал, или сразу взять да и ввести желудочный зонд?
Непростое это дело, — попытаться вернуть на место выпавший орган во вздутое брюхо коровы, распростертой в заледеневшей грязи. Пожалуй, если у нее родильный парез, стоит сразу же ввести ей внутривенно глюконат кальция, а потом уж браться за все остальное. В довершение удовольствия, ночь выдалась холодная и темная, хоть глаз выколи, — из тех, когда лишенные перчаток пальцы ноют и страждут о тепле ярко полыхающего пламени или хотя бы отдушины дефростера в кабине пикапа. Интересно, а случалось ли ветеринарам холодного Висконсина чистить, обрабатывать и вправлять коровью матку, не снимая пальто и перчаток? Вот уж не верится!
Пикап с ревом промчался по усыпанной гравием дороге. Я слишком поздно заметил свет в конце подъездной аллеи и проскочил мимо поворота. Разворачивая машину, я увидел, что к дороге спешит закутанная в плащ фигура, неистово размахивая керосиновым фонарем. Подъехав ближе, я разглядел ее толком: женщина, и совсем молодая. Двое мальчишек, закутанные в плотные зимние пальтишки, в красных клетчатых шапочках-ушанках, натянутых на самые уши, цеплялись за оборванные полы материнского плаща и оба горько плакали.
— Брауни помирает! — выпалил один в промежутке между рыданиями и всхипываниями.
Поспешно изложенная история болезни сводилась к следующему: Брауни, молочная корова семьи, утром произвела на свет отменную телочку. Позже, в течение дня, никто не заметил ничего недоброго, однако когда часам к девяти заглянули в стойло, корова лежала, не вставая.
Луч фонарика высветил распростертую на земле тушу, и первой моей мыслью было: бедолаге уже ничем не поможешь. Корову угрожающе раздуло, а от задней ее части тянулась бесконечная красновато-бурая, вывернутая наизнанку матка, утопая в полузамерзшей грязи, что сухо похрустывала под моими ногами, пока я расхаживал вокруг пациентки, решая, с чего начать.
Сосредоточив внимание на голове коровы, я обнаружил, что мигательный рефлекс-таки наличествует, и дыхание прослушивается. Предположив родильный парез, дальнейший осмотр я отложил на потом и бегом поспешил к пикапу, брошенному на холостом ходу, за желудочным зондом, кальцием, аппаратом для внутривенного вливания и шприцом. Бутыль с кальцием, все это время простоявшая на приборной доске, приятно согревала озябшие руки.
Пока мать и дети жались друг к другу, беспомощно наблюдая за происходящим, я ввел зонд, выпустил газы, а затем принялся впрыскивать кальций в яремную вену.
— Не подержат ли юные доктора вот эту бутылочку вместо меня, пока Брауни получает свое лекарство? — спросил я.
Мальчишки наперегонки бросились к корове и со всей доступной осторожностью приняли бутыль из моих рук. Пока сосуд с кальцием по очереди переходил из одной пары ладошек в драных перчатках в другую, я объяснил, как регулировать поступление жидкости. А затем, глубоко вздохнув, стянул с себя рубашку, опустился на колени прямо в грязь и попытался по возможности очистить выпавший орган. Отмыть матку, заляпанную замерзшей грязью, кровью и нечистотами, — задача не из легких; это вам подтвердит любой, кто когда-либо за это брался. Вечно не хватает воды, или чистых тряпок, или старых плащей, — да мало ли чего! Однако в конце концов мне удалось-таки привести эту штуку в мало-мальски пристойный вид и ценой неимоверных усилий, — я толкал и втискивал, втискивал и толкал, — водворить на законное место. И я побежал к пикапу греть руки, — я готов был поклясться, что они близки к стадии обморожения.
Когда я вернулся, Брауни уже вышла из состояния, близкого к коме, и теперь пыталась подняться на ноги. Наконец мы усадили ее на коровий лад; пациентка отрыгнула новую порцию газов, затем справила еще две естественные потребности. Мальчики сбегали к роднику и принесли по ведерку с водой, — с ее помощью я кое-как счистил с рук сосульки и прочие субстанции.
Пока я приводил себя в порядок, молодая женщина объяснила, что муж ее работает в ночную смену на городской ткацкой фабрике, а днем пытается фермерствовать помаленьку. Брауни — их единственная корова; она снабжает молоком не только всю семью, но еще и родственников, живущих дальше по дороге. Всем хватает и молока, и маслица на хлеб. Семья жила небогато, и Брауни была для них не только незаменимым поставщиком пищи, но и добрым другом.
Вернувшись в стойло поглядеть, удастся ли корове подняться на ноги, я закрыл глаза и скороговоркой произнес молитву. Семье эта корова позарез нужна! Я уперся коленями в бока пациентке и завопил что есть мочи. Никакого результата. Вторая попытка тоже удачей не увенчалась. На третьей попытке Брауни, пошатываясь, приподнялась на колени, упираясь в землю задом, как это водится у коров, посидела так минуту-другую, — и встала окончательно.
Вооруженные фонарем и электрическим фонариком, мы не сводили с пациентки глаз. Брауни опасливо двинулась к ведру с водой. Попила — и уверенно направилась к яслям. Выглядела она на все сто, но меня терзала мысль о возможности рецидива. И все-таки… я вдруг осознал, что уже не так мерзну.
Обговорив с хозяйкой детали дойки, кормления и содержания, я попрощался и зашагал к пикапу. И тут старший из мальчиков бегом бросился ко мне, обнял мои колени и выпалил:
— Спасибо, мистер, что вылечили нашу Брауни!
Возвращаясь домой в ту ночь, я ликовал от души. В кабине пикапа разливалось приятное тепло; может, оно-то и послужило причиной легкого покалывания во всем теле, — а может, ощущение того, что я совершил что-то доброе и важное. Да, я не содеял ничего эпохального; ничего такого, что стоило бы упомянуть хоть словом на последней странице еженедельной газеты; но я знал, что этот ничем не примечательный поступок важен и значим по меньшей мере для двух семей, и многие местные жители еще услышат о восставшей из мертвых корове.
В округе, где обитала Брауни, практика моя и впрямь умножилась, так что после той ночи мне еще не раз доводилось проезжать мимо фермы. Если мальчики играли во дворе, я сигналил в рожок, и они наперегонки мчались к обочине дороги и махали мне до тех пор, пока пикап не исчезал за поворотом. Видел я и Брауни: она благодушно пощипывала траву на небольшом пастбище у дороги, и всякий раз я вспоминал ту холодную ночь и отчаянную борьбу за ее жизнь. И снова накатывало на меня знакомое отрадное ощущение. На моей памяти корова больше не болела.
Хотя с годами ветпрактика заметно меняется, каждому ветеринару время от времени необходим подобный вызов, — чтобы подзарядить ум. По счастью, сейчас таких случаев немного, — не то, что в прошлом. Не исключаю, что сельские ветеринары приносят куда больше пользы, помогая скотовладельцам предотвращать болезни и улучшая общее состояние отар и стад. Но я знаю одно: сам я стал ветеринаром ради всех Брауни в мире.
Возясь с Брауни, я и не подозревал, что пройдет каких-нибудь несколько месяцев, и один из ее соседей сочтет за честь отстроить здание моей ветеринарной клиники, причем за весьма умеренную цену. Ветеринар никогда не знает, когда и как его или ее действия или простая человеческая доброта окажутся вознаграждены сторицей.
1
Графство Чокто — дружелюбное местечко. Мы с семьей перебрались туда осенью 1963 года с целью открыть ветеринарную практику и стать уважаемыми членами общины. Мы изрядно подивились тому, как обрадовались нам жители города Батлер и как они изо всех сил старались сделать все, чтобы мы почувствовали себя как дома. За какие-то несколько недель нас зазвали на несколько общественных мероприятий и наперебой приглашали на вечера и приемы в дома клиентов, соседей и местных лидеров. Первая Методистская церковь и пастор Гастингс быстренько включили нас с Джан в комитет. Нас приняли безоговорочно, точно уроженцев здешних мест. Никто не расспрашивал о нашем происхождении, наших политических взглядах или целях приезда. Подобно им самим, мы были счастливы оказаться в здешних краях — и благодарили судьбу за такую возможность. Не прошло и нескольких месяцев, как графство Чокто стало нам домом.
К маю 1964 года с вызовами мы уже не справлялись. Программа по забору крови для тестирования тысяч и тысяч коров графства на бруцеллез разворачивалась полным ходом, и это означало, что я раскатывал по пыльным дорогам Чокто почти каждый день, кроме воскресений. Проверять коров в этот день я учтиво отказался. Разумеется, при необходимости неотложную помощь я оказывал, равно как и продолжал лечение уже больных пациентов, и воскресными вечерами в мой маленький самодельный гараж, переоборудованный под приемную, неизменно являлись люди со своими питомцами, — ведь для них это время оказывалось наиболее сподручным.
Несмотря на то, что наша практика процветала, мы отчаянно нуждались в пристойном здании под клинику, — не только ради удобства наших клиентов, не только для того, чтобы обеспечить должный уход их питомцам, но и того ради, чтобы облегчить жизнь себе самим. Клиенты, являющиеся в дом со своими неразлучными любимцами, не записавшись предварительно на прием, неизменно бывали разочарованы, когда Джан сообщал им, что я вернусь через несколько часов. Нам требовалось удобное помещение, где бы они могли без опаски оставить своих животных, чтобы я занялся ими по приезде. Мы с Джан держали ушки на макушке и непрестанно расспрашивали местных насчет подходящего участка. Все решилось однажды вечером в конце мая, когда я возвратился с вызова на одну из ферм в южной части графства.
— Что-что ты купила? — воскликнул я спустя пять секунд после того, как переступил порог.
— Кусок, — ответствовала Джан.
— Кусок чего?
— Ну, кусок. Участок земли, на котором мы построим нашу ветеринарную клинику, — объявила она.
— А ты за него заплатила?
Она утвердительно кивнула. Я был настолько потрясен, что даже позабыл спросить, где именно участок расположен.
— А из каких капиталов, собственно? Я понятия не имел, что у нас есть деньги!
Я вот уже с год трудился в поте лица своего на благо животных и их владельцев, стараясь создать стабильную практику, в то время как Джан взяла на себя отчетность, текущие банковые вклады, все эти дурацкие поквартальные отчеты для финансовой инспекции и прочую докучливую канцелярщину, впридачу к нелегким обязанностям растить пятилетнего Тома и Лайзу, — ей самую малость не хватало до четырех. К несчастью, подобно многим своим коллегам, я терпеть не мог всю эту бюрократическую канитель, связанную с коммерческой стороной практики. Мне хотелось лечить животных, — а всей прочей ерундистикой пусть занимается кто-нибудь другой. Но я знал, что Джан со всеми вопросами, к ветеринарии отношения не имеющими, сама не справится, а нанимать новых помощников для нашей только что созданной захолустной практики пока не представлялось возможным. Я знал, что каждый Божий день мне предстоит выписывать чеки, иметь дело с представителями фармацевтических компаний, заказывать медикаменты и оборудование.
Ветеринарная клиника — это частное предприятие и управлять ею следует по-деловому, если хотите преуспеть. В отличие от областного госпиталя западной Алабамы и других больниц для людей, в строительстве и функционировании таким предприятием налоговые фонды не задействованы. Большинство знакомых мне ветеринаров становятся легкой добычей для тех, кому нужно пристроить выводок котят или кто, скажем, подобрал на дороге бездомную собаку. А поскольку большинство провинциальных городишек в те далекие времена приютом для животных похвастаться не могли, сплавить несчастных зверюшек в ветеринарную клинику казалось самым естественным поступком на свете.
«Доктор обожает животных; он охотно приютит котят», — эта фраза повторялась снова и снова. Но я в свое время немало насмотрелся на ветеринаров, которые допускают у себя в клинике подобные вещи: содержание и прокорм псарни, битком набитой «бесплатными» беспризорниками, превращается в дополнительную статью расхода, а для покрытия ее приходится повышать гонорар, взимаемый с клиентов, которые платят исправно. Большинство моих клиентов в графстве Чокто считали, что их ветеринарные счета и впрямь непомерно велики, и не одобрили бы повышения расценок того ради, чтобы оплачивать сострадательность безответственных владельцев. Я поклялся, что моя клиника никогда не станет приютом для брошенных животных, и что если мне и «светит» финансовый кризис, так в силу какой-нибудь иной причины. В ту пору я не сознавал, до чего трудно отказаться взять к себе очаровательных котят, щенков, оленят, что якобы «потеряли маму», и бессчетных раненых или беспомощных животных, которые каким-то образом оказались не в том месте и не в то время.
— Да я все откладывала доллар-другой: знала, что шанс вот-вот подвернется, — сообщила Джан. Либо у Джан исключительно высоко развито экстросенсорное восприятие, либо она обладает на удивление крепкой верой в будущее. Она неизменно изрекает оптимистичные лозунги вроде: «Немножко терпения, и все наладится» или «У меня такое предчувствие, что момент выбран правильно», — и обычно не ошибается.
— Ну, давай, рассказывай. Что произошло? Отчего не связалась со мной по радио?
— Я пыталась, — где-то около трех, — но ты, верно, вышел из грузовика — или выехал за пределы досягаемости. Позвонил Спед и сказал, что едва люди прослышали о выставлении участка к продаже, как всем он позарез понадобился: просто-таки телефон обрывают и в очередь выстраиваются. Но он хотел предоставить первое слово нам, вот мне и пришлось принимать решение с места в карьер. Сердце мне подсказывало, что ты меня одобришь.
— Почему он вообще продает участок?
— Земля вроде бы принадлежала кому-то там из Лисмана; владелец собирался построить дом, да только из-за семейных проблем они решили строиться поближе к городу. Участок даже выровнен; так что подготовка к застройке много времени не займет. Спед даже присоветовал мне надежного строителя, который специализируется на небольших блочных конструкциях, если именно этого ты и хочешь. — Сейчас Джан говорила в точности как подрядчик; однако, насколько я знал, никакого опыта по части строительства у нее и в помине не было! Может статься, женщины так и рождаются с «гнездовым» геном в крови, так что у них все получается само собою.
Как должна выглядеть моя новая клиника, я знал в точности. «Обучаясь» в ветеринарном колледже, я снова и снова вычерчивал в блокноте план здания. Это будет самая что ни на есть простая конструкция из бетонных блоков, причем блоки должны располагаться штабелями, а не в шахматном порядке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34