- Простите, Игорь Семенович, запамятовал. Сколько я взал двадцать
пятого?
- Двести.
- А кто пришел?
- Кто звонил, тот и пришел, - обиделся химик, - зубастый такой,
глазки на стебельках.
У них было правило: человек от Валерия звонит и приходит, и Валерий
сам не имеет обычно контакта с химиком, чтобы не засветиться.
- Гуня?
- Да, вроде бы так.
Валерий вытащил бумажник.
- Значит, - сказал Валерий, - двадцать пятого к вам пришел Гуня, взял
двести, и сказал, что я заплачу?
- А что? - встревожился аспирант. - Он вам меньше передал... Или...
Валерий вынул из бумажника деньги и подсунул их под хлебницу.
- Нет, - сказал он, - ничего. Все в порядке. Знаете что: если Гуня
опять позвонит вам с просьбой о тесте, перезвоните, пожалуйста, мне.
Химик глядел на бандита большими глазами. До него вдруг дошло, что с
Гуней может случиться что-то нехорошее.
- А если, - испуганно спросил Игорь Семенович, - он придет без
звонка?
Валерий подошел к окну и глянул вниз. Пятиэтажка выходила на широкий
проспект, и напротив кишел людьми большой магазин с надписью "Рыба-Мясо".
- Если он придет без звонка, - сказал Валерий, - не открывайте ему, а
подойдите к окну, и уберите с окна вашу банку с салатом. И не бойтесь, -
сказал Валерий, - этот человек, Гуня, - он идиот.
Встал, простился и вышел.
Химик в полном недоумении глядел то на деньги, то на горшок с
фикусом, пока его не вывел из задумчивости запах сгоревших в кастрюле
макарон.

Прямо от химика Сазан поехал к Александру. Было уже одиннадцать
вечера, но банкир был еще у себя в конторе. При виде Сазана он вздрогнул и
потупил глаза.
- Саша, - сказал Сазан, - ты заработался. Пора отдохнуть.
Банкир стал покорно собирать со стола бумаги. Сазан подозвал одного
из телохранителей и приказал:
- Отгоните его машину домой. Саше надо расслабиться, мы едем в гости.
За руль сел Сазан, а Шакуров поместился, скорчившись, справа. Пальцы
его слегка дрожали. Было заметно, что он ожидает выстрела, и не из-за
соседнего угла, а с места водителя.
- В какие гости мы едем? - спросил Александр.
- К Гуне, - сказал Сазан. - Все-таки нехорошо, - двадцать лет вместе,
человек плачет, гостинцы шлет, а ты - ни слова.
- Не слал он мне никаких гостинцев, - удивился Александр.
- Сегодня утром прислал. Твой бухгалтер его получил вместо тебя.
- Боже мой, - тихо сказал банкир.
Машина мягко летела по ночной мостовой, покрытой матовой корочкой
льда, - дневной дождь и ночной холод сыграли в этот день с автолюбителями
неприятную штуку.
В миру Гуню звали Мефодием Баркиным, и Мефодий Баркин был третьим в
их школьной компании, а год назад стал числиться при Валерии. Сам Валерий
не взял бы его в к себе, - что-то пугливое жило в Гуниных глазах, пугливое
и скверное. В детстве Гуня клал под поезда кошек и играл с девчонками в
классики. Но Александр попросил за Гуню, потому что Гуня был не только его
школьным приятелем, но и генеральским сыном, и Александру было приятно,
что он, Александр Шакуров, сын токаря, стал банкиром, а генеральский сын
Мефодий Баркин пашет на него шофером за триста зелененьких.
Гуня обедал с Александром в дорогих ресторанах за счет работодателя,
и когда Александр платил за еду, было видно, что Гуня не чувствовал
благодарности, а хотел бы положить эти деньги себе в карман.
Кончилось все омерзительно. Однажды, когда они возвращались втроем из
ресторана, Гуня стал хвастаться, что им теперь все можно, и что они
хозяева жизни, - хотя хозяева, собственно, были Валерий и Александр, а
Гуня только вел машину. В доказательство он вытащил "вальтер" и стал
развлекаться пальбой по прохожим. Больше двух выстрелов он сделать не
успел: Валерий сидел справа от водителя. Он вышиб Гуню из-за руля, чуть не
рассадив неуправляемую машину о фонарный столб. Пистолет из рук Гуни
полетел на коробку скоростей, а Гуня вывалился на дорогу. Валера поднял
пистолет и собрался стрелять в Гуню, но тут Александр очнулся и заорал в
полном ужасе:
- Валера! Ради бога! Это же моя машина!
Сазан высадил на перекрестке дрожащего директора банка и объяснил
ему, что надо делать. В ту же ночь он отогнал машину за город, облил
бензином и сжег. Александр заявил об угоне машины, и милиция принялась
разыскивать неизвестного, развлекавшегося стрельбой по прохожим и
выкидыванием водителей из машин. Впрочем, милиция не особенно напрягалась.
Валера вышвырнул Гуню из организации в тот же день, как тот выписался
из больницы.
Александр запретил убивать Гуню, и Сазан с самого начала сказал, что
он еще пожалеет об этом запрете.
И тут Александр похолодел.
- Погоди, - сказал он, - зачем же мы к нему едем?
Сазан промолчал.
- Ты что, меня хочешь в это дело впутать?! - заорал банкир. - Что я
там буду делать?
- Смотреть, - сказал Сазан, - смотреть и слушать. - Я не хочу, чтобы
завтра твой друг мент пришел к тебе и сказал: "Сазан подложил бомбу к
вашей двери, а когда дело не удалось, замочил первого попавшегося под руки
подозреваемого. И свалил все на него".
Сазан остановил машину у ночного киоска и купил бутылку ликера и
коробку шоколадных конфет.
В старой генеральской квартире, в окне пятого этажа, выходящем на
Садовую, горел свет, и сквозь кисейную занавеску просвечивал телевизор.
Друзья поднялись на пятый этаж, и Сазан нажал на кнопку звонка. Банкиру
казалось, что он видит дурной сон. Ему вдруг представилось, что ему опять
десять лет, и кнопка звонка так безбожно высока, что до нее нельзя
дотянуться, а можно только допрыгнуть, - и что вот сейчас дверь отворит
Лидия Павловна, в штопанном халате и с наколкой на красивых седых волосах,
и скажет:
- А, мальчики. У Феди опять болит горло, и гулять я его не пущу.
Хотите чаю?
Дверь отворилась, и на пороге показалась Лидия Павловна, в штопанном
халате и с черепаховым гребнем на сморщенной, как грецкий орех, головке.
Она близоруко вглядывалась в темноту.
- А, Сашенька! - вдруг изумилась она. - И Валерик! А Феди дома нет.
Хотите чаю?
- Что же вы так, Лидия Павловна, - сказал Сазан, галантно передавая
ей ликер и шоколад, - спрашивать надо, кто за дверью. Стоят два молодых
бугая, - а вдруг мы бандиты?
Старушка засмеялась.
- Ну какой же вы бандит, Валерик?
Гуни действительно не было, иначе бы в прихожей царил беспорядок, а
на кухне жарилось бы что-нибудь вкусное для внука.
Через пять минут молодые люди сидели в гостиной. На диване перед
включенным телевизором грелась молодая беременная кошка, и было слышно,
как начинает свистеть на кухне чайник. Это была хорошая, большая
генеральская квартира в добротном доме с высокими потолками, с огромной
гостиной, с трофейным роялем, на котором в детстве мучили Гуню, и прочей
трофейной мебелью: а кроме трофейной мебели, ничего нового в гостиной не
было.
- А Федя сегодня будет? - спросил Сазан, когда старушка разлила в
тонкие, мейсенского трофейного фарфора чашечки ароматный чай.
- Не знаю, - покачала та головой. - Он теперь редко дома ночует. С
тех пор, как он уволился от Саши, целыми днями пропадает. Саша, вы не
сердитесь, что он ушел?
"Ушел! - чуть не вскричал Александр. - Да его выкинули мордой об
стенку!"
- А вы сами как думаете, почему он ушел? - спросил Сазан.
Старушка лукаво улыбнулась.
- Ну, вы же знаете, какой он хвастун. Его послушать, так он у вас
самый главный человек. Но я, однако, думаю, что он неплохо справлялся,
если ему предложили уйти в этот самый...
- Куда? - спросил Шакуров.
Старушка с досадой покачала головой.
- Ну, этот... его еще все время Суворов рекламирует по телевизору.
Так вы не сердитесь, что он ушел?
- Нет, - сказал Сазан, - Я на себя сержусь. Я не очень хорошо с ним
поступил. Мы поссорились, а виноват был я. Если он позвонит, скажите ему,
Лидия Павловна, что мы ждем его назад. В общем, тут одно дело есть - как
раз для него...
"Неужели он думает, что Гуня вот так возьмет и придет? - промелькнуло
в мозгу Александра, - А хотя с Гуни станется".
Александр был безумно рад, что Гуни не было дома. Ему было жутко себе
представить, как Сазан, улыбаясь, подталкивает бледного Гуню к прихожей:
"Мы, Лидия Павловна, покататься..."
- Значит, - сказал Валерий, - он теперь редко ночует дома. А у
матери?
Лидия Павловна поджала губы. Мать Гуни разошлась с отцом-генералом,
когда Гуня был совсем маленький, и у нее была новая семья. А Гуня остался
у отца с бабкой. Отец умер, когда Гуня был в седьмом классе.
- Не знаю, - сказала она, - скачет как оглашенный, То, говорит,
квартиру снял, а сам неделю дома сидел, приемник, что ли, паял.
Сазан поднялся и пошел к двери Гуниной комнаты.
- Можно? - спросил он. - Воспоминания детства...
Александр тоже пошел за ним. В комнате царил неприятный, кислый запах
табака, но все было очень чисто. Старый деревянный стол перед окном был
сильно изрезан ножом, и над широкой кроватью висела люстра из
пластмассового хрусталя.
- Это Федя так убирается? - удивился Сазан.
- Что вы! - замахала руками старушка, - я вчера весь день ее чистила,
целое ведро мусора выгребла, теперь не знаю, как его вниз дотащить.
- Ничего, Лидия Павловна, - мы вынесем мусор, правда?
И подмигнул старушке. Та частенько в свое время посылала друзей
выносить мусор.
Сазан побеседовал еще немного со старушкой о временах и ценах и
пообещал взять одного из котят, когда кошка разродится.
Уходя, он напомнил:
- Лидия Павловна, мы обещали вам вынести мусор.
Старушка заколебалась, глядя на дорогой костюм Валерочки, но в конце
концов вручила ведро, полное картофельных очистков. Сазан отыскал в
багажнике чистый пакет, вывалил туда весь мусор и поднялся наверх с
опорожненным ведром.
- Да, - сказала старушка на прощание, - может быть, он на даче в
Пелищеве, но ведь вы же туда не поедете.

3
Было уже одиннадцать вечера, когда Сергей, Дмитриев и Чизаев, в
зеленой, видавшей виды девятке, подъехали к большому дому на Садовом, где
был прописан Мефодий Кириллович Баркин.
- Смотри, - вдруг сказал Сергей.
У освещенного подъезда стоял ореховый "Вольво" с рыбкой, подвешенной
к зеркальцу заднего вида. В эту минуту дверь в подъезде открылась, и из
нее вышли два молодых человека в плащах. Тот, кто повыше, нес в руке
мусорное ведро. Сергей узнал Сазана и банкира.
Сазан открыл дверцу машины, и Александр сел на правое переднее
сиденье. Сазан открыл багажник, достал оттуда канистру в большом
пластиковом пакете, вытащил канистру из пакета и положил обратно в
багажник. Затем он высыпал в пакет мусорное ведро, и пакет тоже отправился
в багажник. Сазан взял пустое ведро и пошел наверх.
Все время, пока Сазана не было, Александр сидел в машине, откинувшись
на подголовник. Он был похож на ребенка, которого поставили в угол и
который боится оттуда без спросу выйти.
Сазан вышел из освещенного подъезда уже без ведра, сел в машину и
завел мотор. Сергей поглядел на четвертый этаж: за кисейными занавесками
генеральской гостиной светился голубой экран, и между окном и экраном
что-то мягко двигалось.
- За Сазаном, - сказал Сергей Олегу, - только не высовывайся.
- Чего это он делает? - спросил Дмитриев.
- Моральное алиби, - ответил Сергей. - Он понял, что милиции скоро
будет известно имя Гуни, и ему теперь надо позарез убедить Александра в
том, что он не выступал спонсором Гуниной посылки. Бьюсь об заклад, что
банкир наложил в штаны от одной мысли о том, что Сазан убъет Гуню при
нем... Сейчас он отвезет банкира домой, а сам поедет убивать Гуню.
Движение было еще довольно оживленное, и Сазан не заметил зеленой
"девятки". Сергей велел держаться подальше от "Вольво", полагая, что Сазан
повезет банкира к его квартире на Полянке.
На Полянке Сазан остановил машину, вышел и открыл дверцу Шакурову.
Тот вылез. Сазан стоял, облокотившись на дверцу. Александр вдруг схватил
его за локоть и стал что-то быстро-быстро говорить. Сазан кивнул. Дверь в
подъезде открылась, и из нее показались двое охранников Шакурова.
Сазан сделал ручкой, сел в машину и поехал.
Милицейская машина, притормозившая за углом, тихо тронулась следом.
- Интересно, о чем это толковал Шакуров? - полюбопытствовал Дмитриев.
- Умолял Сазана убить Гуню, - ответил Сергей. - И не за бесплатно.
Машина Сазана проехала по Якиманке, пересекла мост, протолкалась
налево у Манежа и свернула на Новый Арбат. Прошло пятнадцать минут. Машина
миновала мерию и здание бывшего парламента, похожее на красиво
подсвеченный пароход. Мимо пролетели арка и Поклонная Гора, мелькнула
внизу кольцевая дорога. Поток автомобилей редел, Сазан понемногу увелчивал
скорость. Милицейскую девятку, не имевшую шипов, то и дело слегка водило
по обледенелой дороге. Еще несколько минут - и Сазан наверняка обратит
внимание на увязавшуюся за ним машину.
Впереди показалась развилка на Можайское шоссе.
- Вправо, - вдруг сказал Сергей.
Ореховый "Вольво" стремительно убегал вдаль по Минке.
- Почему?
- Он едет на дачу в Гелищево. Это между Минским и Можайским.
Олег послушно свернул вправо, и вскоре девятка летела по ночному
Одинцову, не особенно утруждаясь тормозить на светофорах. "Только бы
успеть, - думал Сергей, - только бы успеть".

Дачный поселок Гелищево располагался на дороге между Минским и
Можайским шоссе. Поворот с Минки был на сорок третьем километре. Несмотря
на имевшуюся тут же станцию Белорусской железной дороги, поселок зимой был
совершенно пуст: слабые лампочки горели днем и ночью над узкими,
погребенными под снегом дорогами, и сидели, по самые ставни в снегу,
одноэтажные домики с острыми крышами. Сейчас, в самом конце марта, снег в
основном растаял, и грунтовые дороги превращались днем - в жуткое крошево
грязи и песка, а ночью - в ухабистый каток.
Сазан свернул с шоссе, доехал до станции с табачным ларьком и
сожженным пять лет назад, за неделю до ревизии, магазином "Продукты", и
громко выругался.
Переезд возле станции был закрыт: на дороге топорщилась громадная
куча гравия, и настил на железнодорожных путях был сорван, обнажая рельсы
и бетонные шпалы, мокро блестевшие при свете сиротливо мигающего красного
глазка.
Сазан припарковал машину у будочки при переезде и пошел дальше
пешком. Идти было километра два.
Генеральская дача, летом укрытая живой изгородью из боярышника и
берез, стояла нагая и неприкаянная, и на втором этаже ее сиротливо горел
огонек. Сазан отворил калитку и осторожно пошел вокруг дачи. В руке у него
был все тот же старый ТТ.
У задней стены был устроен навес, и под ним тянулись две шатких, кое
как уложенных поленницы. Березовые кругляши, величиной с головку
пошехонского сыра, чередовались с нарубленным погнившим штакетником.
Несколько штакетин валялось на снегу, видимо выпав из рук того, кто таскал
дрова в кухню, и там же лежала дохлая мышь, выкинутая из мышеловки. Узкий
проход меж поленниц вел к черной двери с выбитым окошком. Сазан тронул
дверь, - она была незаперта. Сазан осторожно отворил дверь и ступил на
порог. В следующую секунду в глубине кухни, за печкой, что-то
зашевелилось, крякнул выстрел, и козырек навеса за плечом Сазана
разлетелся вдребезги.
Сазан упал на землю и ударился локтем о штакетину, из которой торчал
ржавый гвоздь. Гвоздь весело чавкнул, и, как цепная собака, вцепился в
локоть злоумышленника. Пальцы Сазана разжались. Пистолет заскользил по
ледяной дорожке к порогу, подставив луне мокрый ребристый бок. Сазан
подтянул ноги к животу и перекатился за дверь. Тут же второй выстрел
щелкнул по тому месту, где Сазан лежал только что, и подшиб у основания
гнилую стойку поленницы. Сазан обхватил руками голову. Березовые кругляши
и гнилые доски весело посыпались вниз, на лежащего под ними человека, как
картошка из раструба уборочного комбайна.
Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и бросился
в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь и кто-то, тяжело дыша,
рванул по щебенчатой дорожке прочь от дома. Сазан повернулся обратно,
перепрыгнул через разоренную поленницу и дунул по раскисшим грядкам к
забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану
опять пришлось падать.
Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по
застывшим в каток лужам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23