Ему нравилось складывающееся о нем мнение, как о жестком, принципиальном руководителе, который и с людей спрашивает, и себя не бережет.
Он даже родном брату Михаилу никогда и ни в чем не помогал, хотя работал тот монтажником на соседнем участке. Так и вышел на пенсию – простым работягой .
А однажды, когда брат построил себе маленький садовый домишко, использовав без разрешения какие-то стройматериалы, не поленился, хоть и был уже первым секретарем обкома, самолично поехал на участок, осмотрел дом и пригрозил: вскроются нарушения – снесу своими руками. И председателю комиссии, разбиравшей этот случай, тоже позвонил – никаких скидок на родство, у нас все равны…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
В июле 1941 года, под Витебском, в плен к немцам попал старший сын Сталина Яков Джугашвили. Когда «вождю народов» предложили обменять его на плененного советскими войсками фельдмаршала Паулюса, Сталин, пососав неизменную трубку, ответил исторической фразой: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю».
Правда, и его дочь С. Аллилуева, и многие другие очевидцы отмечают, что старшего сына Сталин не любил никогда, не в пример младшему – Василию – которого, несмотря на беспробудное пьянство, сделал генералом и командующим авиации Московского округа ВВС. Но на сей счет никаких исторических фраз генералиссимус благополучно не произносил.
Мать Ельцина, Клавдия Васильевна, описывает, как впервые проявился у него протест против социальной несправедливости.
В каком-то магазине, куда пришли они с малолетним Борисом Николаевичем, пытливый ребенок обнаружил особый отдел: для избранных. Он даже пролез туда, обалдел от представленного ассортимента – сыр, пшеничный хлеб, американская тушенка – словом все то, чего и на картинках люди тогда не видывали.
На расспросы сына мать объяснила: это, Боречка, специальная секция, для начальников, нам отовариваться там не положено.
Интересна реакция дошкольника:
«Мама, – заявил он в ответ, – несмотря ни на что, я буду начальником».
Вот вам и борец с привилегиями. Это уже потом, переехав в Москву, Ельцин примется показно разъезжать в общественном транспорте и ходить по магазинам, требуя от обомлевших продавцов объяснений, почему на прилавках – хоть шаром покати.
В прежней, уральской жизни ничего подобного он себе не позволял. Даже когда назначили его секретарем обкома и Наина Иосифовна по инерции продолжила посещать обычные магазины, он не только не похвалил ее за скромность, а напротив, устроил жесткий разнос. «Секретарь обкома, – объявил жене Ельцин, – не демонстрировать должен близость к народу, а реально повышать уровень его жизни».
Если бы Борис Николаевич выкинул хоть один из тех фортелей , которыми прославится потом в Москве, он мог бы навсегда позабыть не только о будущей карьере – даже с начальственным креслом на стройке пришлось бы ему распрощаться. Софья Власьевна дама была суровая, и выпендрежа не поощряла. Удивительно даже, как Ельцина – с его тягой к фрондерству и подмоченной биографией – вообще призвали на партийную службу.
И вновь на подмостки выходит добрый ельцинский ангел – Яков Рябов; тот, что сделал его главным инженером, а потом спас от неминуемой расправы.
В должности второго секретаря обкома Рябов курировал строительство. Участок этот был непростой, объемы колоссальные: два с половиной миллиарда капвложений – ежегодно. И когда пришло время отправлять на пенсию обкомовского зав.отделом строительства, Рябов вспомнил о своем крестнике.
Решение это было небесспорным. Многие пытались отговорить Рябова.
«Как-то встретился я с друзьями, – воспроизводит те события Рябов, – они мне задают вопрос: “Яков Петрович, вы собираетесь заменить Гуселетова (тогдашнего зав. отделом строительства. – Авт .), вроде рассматриваете кандидатуру Бориса Ельцина? Имейте в виду, у него неуравновешенный характер”. Как оказалось, многие мои друзья учились с Борисом, знали его со студенческих лет и прямо говорили о его властолюбии, амбициях, устремлениях к власти любым путем. Как говорится, он готов перешагнуть не только через товарищей, но если потребуется – и “через родную мать”».
Характеристика, надо заметить, не лучшая. И тем не менее Рябов советчиков не послушал. Теперь он объясняет свое решение тем, что личные качества кандидата волновали его меньше всего. Зато Ельцин «разобьется, но выполнит поручение начальства». А в партийной работе – это, ясно, самое главное.
Думаю, причина совсем в ином. Рябов относился к молодому строителю с отеческой заботой. Он тоже вышел из самых низов – из семьи плотника – и детство свое провел в таком же точно дощатом бараке.
Несмотря на пустяковую разницу в возрасте – всего-то три года – Рябов видел в нем продолжение себя. Он хотел сделать из Ельцина своего преемника, а потому усиленно тащил наверх, закрывая глаза на многочисленные огрехи и недостатки. Даже сегодня, несмотря на многолетний разрыв, у Рябова то и дело прорываются признаки нежности к бывшему воспитаннику.
«37-летний зрелый мужчина, высокого роста, спортивного телосложения», – так описывает он достоинства тогдашнего Ельцина. Ни дать ни взять объявление в рубрике знакомства, но никак не характеристика кандидату в зав.отделом.
И на странную реакцию питомца, когда перед назначением пожурил он его за тяжелый нрав, Рябов внимания тоже не обратил. А стоило бы.
«Вместо того чтобы сказать: да, действительно характер у меня не сахар, надо будет следить за собой, он мне задал вопрос: “Интересно, кто же вам, Яков Петрович, мог это сказать?”»
По словам Рябова, всех, кто давал ему нелестные характеристики, Ельцин старательно потом вычислял и перекрывал кислород. Никто из его критиков в люди выйти так и не смог.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Страдающие шизоидной психопатией обычно весьма равнодушны к невзгодам и заботам окружающих, они никому не сочувствуют, а если и делают это, то только «для виду», формально. В то же время они крайне чувствительны к мелким обидам и даже незначительным попыткам ущемить их личные интересы. Часто проявляют черствость и равнодушие.
Итак, в 1968 году начинается партийная карьера Ельцина. Он становится заведующим строительным отделом Свердловского обкома. Должность эта мало располагала к кабинетной работе.
Он ежедневно мотается по области, инспектирует стройки, лазает по грязи и завалам.
Строители – народ своеобразный, время течет у них совсем с иной скоростью, а к каждому празднику – май, ноябрь, новый год, наконец, – вынь да положь, но объекты надо сдавать.
На такой сволочной работе даже у железной статуи откажут нервы. Но вечный аврал – это стихия Ельцина. Он не только не бегает от работы, он ищет ее сам.
У него есть лишь один серьезный недостаток: чрезмерная грубость, переходящая порой в хамство.
Для лощеной партийной работы такое поведение выглядит вызывающе, и Рябову – все знают, что это он протежирует Ельцину – коллеги то и дело выказывают недовольство: «Уйми ты его наконец!».
Но унять Ельцина – невозможно. Его стиль – это вовсе не хамство, а образ жизни. Он и к себе относится так же, как к подчиненным, а родных и вовсе не щадит.
«Подвыпив, Ельцин мог прикрикнуть, нахамить своей жене, – рассказывает Рябов. – После одной из таких посиделок я вызвал Ельцина к себе и сказал ему: “Как ты можешь так вести себя со своей женой?! Она же мать твоих детей!” Борис как всегда лишь хмурил брови и отводил глаза в сторону. Наина Иосифовна в те годы была кроткой и скромной. Двух своих дочек они воспитывали очень строго. Лена и Таня знали, что если они что-то натворят, – поблажки не будет».
По воспоминаниям бывшего обкомовского водителя, Ельцину ничего не стоило высадить жену где-нибудь посреди поля – неважно, дождь или снег – если позволит она что-нибудь непочтительное. (Например, мягко упрекнет супруга в чрезмерном объеме , взятом на грудь.) Оставшиеся километры Наине Иосифовне приходилось покрывать пешком.
И ведь ничего, терпела! Потому что так уж было изначально у них заведено: Борис Николаевич – непререкаемый авторитет, все в семье подчинено его интересам.
Вечерние приходы Ельцина домой напоминали посещение падишахом гарема. Вся семья – Наина Иосифовна, дочери – выбегали в прихожую, вперемежку с поцелуями и объятиями, стаскивали с него пальто, снимали ботинки, подсовывали мягкие тапочки, торжественно вели к загодя накрытому столу.
Обратите внимание, на кого распространялись ельцинские грубость и, выражаясь языком 30-х годов, комчванство ? На семью. Подчиненных. Сиречь людей, от него зависимых.
В общении с вышестоящими ничего подобного Борис Николаевич себе не позволял. В противном случае, он никогда бы не смог продвинуться по служебной лестнице и навечно застрял бы в зав.отделом, а то и вовсе отправился бы укреплять народное хозяйство .
Принцип трех «У» – угадать, угодить, уловить – всегда отличал советскую партийную номенклатуру. И не только, кстати, советскую. Испокон веков российское чиновничество лебезило перед начальством, гнобило подчиненных, и наш герой – вовсе здесь не исключение. Напротив, на общем фоне он еще даже и выигрывал, ибо порученный ему участок всегда исполнял справно . В конце 1960 – начале 1970 годов промышленное и жилищное строительство в Свердловске было на подъеме. Ежегодно сдавалось свыше полумиллиона метров жилья. Возводились шахты, новые заводские цеха, объекты ВПК. Конечно, нельзя сказать, что все эти успехи исключительная заслуга Ельцина, но и его роль – явно здесь не последняя.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Помощники Сталина обращались к нему уважительно на «вы» и называли «товарищ Сталин». А он позволял себе обращаться с ними по-хамски на «ты». Никакой привязанности ни к одному из своих сотрудников он не испытывал и ценил их исключительно по степени полезности. Своих самых преданных помощников под конец жизни Сталин велел арестовать. В тюрьме оказались, например, заведующий его секретариатом Поскребышев и начальник Главного управления охраны МГБ Власик. Оба они служили Сталину еще с 1920-х.
В 1971 году ельцинский покровитель Яков Рябов становится первым секретарем Свердловского обкома. Отныне перед Борисом Николаевичем открываются новые, манящие горизонты.
Он уже напрочь заражен наркотиком власти. Ему нравится повелевать судьбами людей, чувствовать свое превосходство. Рамки строительного отдела Ельцину уже тесны. Ему хочется большего.
«Он стал грезить о карьерном росте. Жаждал повышения по партийной линии», – говорит Рябов, добавляя при этом, что никаких авансов амбициозному подчиненному он не давал. Напротив, еще и отговаривал от сторонних, заманчивых предложений – стать, например, секретарем Костромского обкома или зампредом Госстроя СССР. (Первое предложение сделал костромской секретарь Баландин, второе – председатель Госстроя Новиков.)
«Ты еще не готов, – примерно так объясняет подшефному Рябов, – надо поднабраться опыта».
Слушать это самолюбивому Ельцину невмоготу, но и пойти поперек Рябова он не в силах. Уж Борис Николаевич-то отлично знает, сколь легко сломать чужую судьбу. Приходится подлаживаться, мимикрировать.
И вновь обратимся к свидетельствам Рябова.
«Я ему неоднократно намекал, что если он изменит свой характер – рост ему гарантирован… Он в общем-то заметно изменился, его как будто подменили. В своем поведении он поменял тактику, начал искать дружеские контакты со своими коллегами в обкоме партии, заигрывать с членами бюро и секретарями обкома, с облисполкомом и другими вышестоящими кадрами».
Новая хитроумная политика очень скоро дала себя знать. В 1975 году в обкоме образовалась вакансия – второй секретарь Геннадий Колбин ушел на повышение в ЦК Грузии.
Тот год вообще был богат на кадровые взлеты со стартовой свердловской площадки. Директора Уралмаша Рыжкова назначили первым зам.министра тяжелого машиностроения. (Впоследствии он дорастет до предсовмина СССР.) Директора Уральского турбомоторного завода Неуймина – первым зам.министра транспортного и энергетического машиностроения.
Звезды явно благоволили к уральцам, и грех было не воспользоваться их удачным расположением.
С подачи Рябова Ельцина назначают секретарем обкома. Его прежнее место занимает Олег Лобов – верный оруженосец, притащенный Ельциным из проектного института, с которым им долго еще предстоит работать вместе: через 20 лет Лобов будет секретарем Совбеза и вице-премьером.
Но вот странная метаморфоза! Едва только Борис Николаевич получил желанное повышение, разом улетучились вся его вежливость и политкорректность. Он вновь становится прежним неотесанным Ельциным, и снова льются Рябову жалобы рекой.
Обеспокоенный первый решил поговорить с протеже «по душам». Он упрекнул Ельцина в высокомерии, грубости, нетактичности. Потребовал поработать над собой.
Критику тот выслушал молча, опустив голову. Надулся, нахмурился.
«Это все?» – «Пока да».
В тот же день в своем дневнике Рябов записал:
«Вынужден ему снова сделать замечания.
1. За его высокомерие.
2. Неуважение к товарищам по работе, в том числе и к членам бюро ОК КПСС, грубость, резкость в обращении и ненароком напоминание им, что вы, мол, не лезьте не в свое дело, если не понимаете.
3. Это выражается в том, что он очень болезненно воспринимает замечания в адрес строителей, как обиду для себя.
4. Сам резок с людьми, даже груб и нетактичен, до оскорбления, в то же время обидчив и вспыльчив даже при законной просьбе.
5. Никак не может отойти от ведомственности, а это плохо, даже пагубно».
Парадоксальная вещь. Со всех сторон сыплются на Ельцина кляузы . О его резкости знают даже уборщицы. То и дело секретаря обкома сношают , воспитывают, а он и в ус не дует.
Любого другого на его месте давно бы примерно наказали или вовсе убрали, а ему – только пальцем грозят, да и то издали.
Неужто такой он незаменимый? Вряд ли. Это еще товарищ Сталин, которого товарищи по ЦК тоже, кстати, обвиняли в грубости и нелояльности, сказал: «Незаменимых у нас нет».
А значит, вывод напрашивается только один. Борис Николаевич был абсолютно уверен в своей непотопляемости. За широкой надежной спиной Рябова чувствовал он себя в полнейшей безопасности.
Рябов и сам это теперь признает, посыпая голову пеплом. Только поздно: поезд уже ушел.
«Как я понял, но, к сожалению, значительно позже, Борис вел себя как типичный подхалим и карьерист, старался исполнять все мои пожелания, и мне это импонировало. Я и в мыслях не думал, что это его тактика для дальнейшего стратегического рывка в карьере, а наоборот, считал, что молодец, Борис, наконец-то понял задачи области и делает все, чтобы их осуществить. Мы продолжали дружить семьями. Я почему-то в него верил».
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Параноидальные психопаты воображают себя людьми наполеоновского масштаба, которым в отличие от остальных позволено все. Они высокомерны, грубы, отрицательно реагируют на критику. Это люди несокрушимой воли, для которых важно претворение в жизнь любой своей идеи. Последствия их деятельности бывают тем тяжелее, чем большей властью они обладают.
На третьих ролях в обкоме пробыл Борис Николаевич недолго. И года не прошло, как Рябова забрали в Москву – секретарем ЦК КПСС: курировать ВПК.
Это историческое известие застало Ельцина в столице, где поднимал он свою квалификацию на курсах в Академии общественных наук. Совпало это очень удачно, ибо вскоре Бориса Николаевича тоже вызвали на Старую площадь.
«Я знать ничего не знаю, по какому вопросу меня приглашают, – пишет он в “Исповеди…”, – хотя, конечно, где-то в душе чувствовал, какой может произойти разговор, но старался эти мысли отогнать».
Ельцин в который по счету раз лукавит. Прекрасно он знал, зачем вызывают его в ЦК, просто маска застенчивого скромника нравится ему куда больше, чем образ расчетливого службиста.
Очередным своим взлетом он вновь был обязан Рябову. Это именно Рябов сумел убедить Брежнева, что кандидатуру лучше ельцинской на вакантное место хозяина Свердловска не найти.
Сделать это было очень непросто. По неписаным партийным законам первым секретарем назначали обычно секретаря второго. Ельцин же был всего-навсего простым секретарем обкома, да еще и проработавшим в этой должности меньше года. Отсутствовало у него и партийное образование (злополучные курсы АОН, кстати, он окончить так и не успел), в ЦК никто его толком не знал. Он даже не был депутатом Верховного Совета, и все же Рябову удалось невозможное: он уломал генсека, и тот, не выдержав натиска, сдался. В конце концов, кто лучше новоиспеченного секретаря ЦК знает свои местные кадры…
Накануне похода в верха Рябов научил Ельцина как правильно вести себя. Говорить надо спокойно, размеренно, взвешивая каждое слово. (Это к вопросу о неожиданном вызове!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Он даже родном брату Михаилу никогда и ни в чем не помогал, хотя работал тот монтажником на соседнем участке. Так и вышел на пенсию – простым работягой .
А однажды, когда брат построил себе маленький садовый домишко, использовав без разрешения какие-то стройматериалы, не поленился, хоть и был уже первым секретарем обкома, самолично поехал на участок, осмотрел дом и пригрозил: вскроются нарушения – снесу своими руками. И председателю комиссии, разбиравшей этот случай, тоже позвонил – никаких скидок на родство, у нас все равны…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
В июле 1941 года, под Витебском, в плен к немцам попал старший сын Сталина Яков Джугашвили. Когда «вождю народов» предложили обменять его на плененного советскими войсками фельдмаршала Паулюса, Сталин, пососав неизменную трубку, ответил исторической фразой: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю».
Правда, и его дочь С. Аллилуева, и многие другие очевидцы отмечают, что старшего сына Сталин не любил никогда, не в пример младшему – Василию – которого, несмотря на беспробудное пьянство, сделал генералом и командующим авиации Московского округа ВВС. Но на сей счет никаких исторических фраз генералиссимус благополучно не произносил.
Мать Ельцина, Клавдия Васильевна, описывает, как впервые проявился у него протест против социальной несправедливости.
В каком-то магазине, куда пришли они с малолетним Борисом Николаевичем, пытливый ребенок обнаружил особый отдел: для избранных. Он даже пролез туда, обалдел от представленного ассортимента – сыр, пшеничный хлеб, американская тушенка – словом все то, чего и на картинках люди тогда не видывали.
На расспросы сына мать объяснила: это, Боречка, специальная секция, для начальников, нам отовариваться там не положено.
Интересна реакция дошкольника:
«Мама, – заявил он в ответ, – несмотря ни на что, я буду начальником».
Вот вам и борец с привилегиями. Это уже потом, переехав в Москву, Ельцин примется показно разъезжать в общественном транспорте и ходить по магазинам, требуя от обомлевших продавцов объяснений, почему на прилавках – хоть шаром покати.
В прежней, уральской жизни ничего подобного он себе не позволял. Даже когда назначили его секретарем обкома и Наина Иосифовна по инерции продолжила посещать обычные магазины, он не только не похвалил ее за скромность, а напротив, устроил жесткий разнос. «Секретарь обкома, – объявил жене Ельцин, – не демонстрировать должен близость к народу, а реально повышать уровень его жизни».
Если бы Борис Николаевич выкинул хоть один из тех фортелей , которыми прославится потом в Москве, он мог бы навсегда позабыть не только о будущей карьере – даже с начальственным креслом на стройке пришлось бы ему распрощаться. Софья Власьевна дама была суровая, и выпендрежа не поощряла. Удивительно даже, как Ельцина – с его тягой к фрондерству и подмоченной биографией – вообще призвали на партийную службу.
И вновь на подмостки выходит добрый ельцинский ангел – Яков Рябов; тот, что сделал его главным инженером, а потом спас от неминуемой расправы.
В должности второго секретаря обкома Рябов курировал строительство. Участок этот был непростой, объемы колоссальные: два с половиной миллиарда капвложений – ежегодно. И когда пришло время отправлять на пенсию обкомовского зав.отделом строительства, Рябов вспомнил о своем крестнике.
Решение это было небесспорным. Многие пытались отговорить Рябова.
«Как-то встретился я с друзьями, – воспроизводит те события Рябов, – они мне задают вопрос: “Яков Петрович, вы собираетесь заменить Гуселетова (тогдашнего зав. отделом строительства. – Авт .), вроде рассматриваете кандидатуру Бориса Ельцина? Имейте в виду, у него неуравновешенный характер”. Как оказалось, многие мои друзья учились с Борисом, знали его со студенческих лет и прямо говорили о его властолюбии, амбициях, устремлениях к власти любым путем. Как говорится, он готов перешагнуть не только через товарищей, но если потребуется – и “через родную мать”».
Характеристика, надо заметить, не лучшая. И тем не менее Рябов советчиков не послушал. Теперь он объясняет свое решение тем, что личные качества кандидата волновали его меньше всего. Зато Ельцин «разобьется, но выполнит поручение начальства». А в партийной работе – это, ясно, самое главное.
Думаю, причина совсем в ином. Рябов относился к молодому строителю с отеческой заботой. Он тоже вышел из самых низов – из семьи плотника – и детство свое провел в таком же точно дощатом бараке.
Несмотря на пустяковую разницу в возрасте – всего-то три года – Рябов видел в нем продолжение себя. Он хотел сделать из Ельцина своего преемника, а потому усиленно тащил наверх, закрывая глаза на многочисленные огрехи и недостатки. Даже сегодня, несмотря на многолетний разрыв, у Рябова то и дело прорываются признаки нежности к бывшему воспитаннику.
«37-летний зрелый мужчина, высокого роста, спортивного телосложения», – так описывает он достоинства тогдашнего Ельцина. Ни дать ни взять объявление в рубрике знакомства, но никак не характеристика кандидату в зав.отделом.
И на странную реакцию питомца, когда перед назначением пожурил он его за тяжелый нрав, Рябов внимания тоже не обратил. А стоило бы.
«Вместо того чтобы сказать: да, действительно характер у меня не сахар, надо будет следить за собой, он мне задал вопрос: “Интересно, кто же вам, Яков Петрович, мог это сказать?”»
По словам Рябова, всех, кто давал ему нелестные характеристики, Ельцин старательно потом вычислял и перекрывал кислород. Никто из его критиков в люди выйти так и не смог.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Страдающие шизоидной психопатией обычно весьма равнодушны к невзгодам и заботам окружающих, они никому не сочувствуют, а если и делают это, то только «для виду», формально. В то же время они крайне чувствительны к мелким обидам и даже незначительным попыткам ущемить их личные интересы. Часто проявляют черствость и равнодушие.
Итак, в 1968 году начинается партийная карьера Ельцина. Он становится заведующим строительным отделом Свердловского обкома. Должность эта мало располагала к кабинетной работе.
Он ежедневно мотается по области, инспектирует стройки, лазает по грязи и завалам.
Строители – народ своеобразный, время течет у них совсем с иной скоростью, а к каждому празднику – май, ноябрь, новый год, наконец, – вынь да положь, но объекты надо сдавать.
На такой сволочной работе даже у железной статуи откажут нервы. Но вечный аврал – это стихия Ельцина. Он не только не бегает от работы, он ищет ее сам.
У него есть лишь один серьезный недостаток: чрезмерная грубость, переходящая порой в хамство.
Для лощеной партийной работы такое поведение выглядит вызывающе, и Рябову – все знают, что это он протежирует Ельцину – коллеги то и дело выказывают недовольство: «Уйми ты его наконец!».
Но унять Ельцина – невозможно. Его стиль – это вовсе не хамство, а образ жизни. Он и к себе относится так же, как к подчиненным, а родных и вовсе не щадит.
«Подвыпив, Ельцин мог прикрикнуть, нахамить своей жене, – рассказывает Рябов. – После одной из таких посиделок я вызвал Ельцина к себе и сказал ему: “Как ты можешь так вести себя со своей женой?! Она же мать твоих детей!” Борис как всегда лишь хмурил брови и отводил глаза в сторону. Наина Иосифовна в те годы была кроткой и скромной. Двух своих дочек они воспитывали очень строго. Лена и Таня знали, что если они что-то натворят, – поблажки не будет».
По воспоминаниям бывшего обкомовского водителя, Ельцину ничего не стоило высадить жену где-нибудь посреди поля – неважно, дождь или снег – если позволит она что-нибудь непочтительное. (Например, мягко упрекнет супруга в чрезмерном объеме , взятом на грудь.) Оставшиеся километры Наине Иосифовне приходилось покрывать пешком.
И ведь ничего, терпела! Потому что так уж было изначально у них заведено: Борис Николаевич – непререкаемый авторитет, все в семье подчинено его интересам.
Вечерние приходы Ельцина домой напоминали посещение падишахом гарема. Вся семья – Наина Иосифовна, дочери – выбегали в прихожую, вперемежку с поцелуями и объятиями, стаскивали с него пальто, снимали ботинки, подсовывали мягкие тапочки, торжественно вели к загодя накрытому столу.
Обратите внимание, на кого распространялись ельцинские грубость и, выражаясь языком 30-х годов, комчванство ? На семью. Подчиненных. Сиречь людей, от него зависимых.
В общении с вышестоящими ничего подобного Борис Николаевич себе не позволял. В противном случае, он никогда бы не смог продвинуться по служебной лестнице и навечно застрял бы в зав.отделом, а то и вовсе отправился бы укреплять народное хозяйство .
Принцип трех «У» – угадать, угодить, уловить – всегда отличал советскую партийную номенклатуру. И не только, кстати, советскую. Испокон веков российское чиновничество лебезило перед начальством, гнобило подчиненных, и наш герой – вовсе здесь не исключение. Напротив, на общем фоне он еще даже и выигрывал, ибо порученный ему участок всегда исполнял справно . В конце 1960 – начале 1970 годов промышленное и жилищное строительство в Свердловске было на подъеме. Ежегодно сдавалось свыше полумиллиона метров жилья. Возводились шахты, новые заводские цеха, объекты ВПК. Конечно, нельзя сказать, что все эти успехи исключительная заслуга Ельцина, но и его роль – явно здесь не последняя.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Помощники Сталина обращались к нему уважительно на «вы» и называли «товарищ Сталин». А он позволял себе обращаться с ними по-хамски на «ты». Никакой привязанности ни к одному из своих сотрудников он не испытывал и ценил их исключительно по степени полезности. Своих самых преданных помощников под конец жизни Сталин велел арестовать. В тюрьме оказались, например, заведующий его секретариатом Поскребышев и начальник Главного управления охраны МГБ Власик. Оба они служили Сталину еще с 1920-х.
В 1971 году ельцинский покровитель Яков Рябов становится первым секретарем Свердловского обкома. Отныне перед Борисом Николаевичем открываются новые, манящие горизонты.
Он уже напрочь заражен наркотиком власти. Ему нравится повелевать судьбами людей, чувствовать свое превосходство. Рамки строительного отдела Ельцину уже тесны. Ему хочется большего.
«Он стал грезить о карьерном росте. Жаждал повышения по партийной линии», – говорит Рябов, добавляя при этом, что никаких авансов амбициозному подчиненному он не давал. Напротив, еще и отговаривал от сторонних, заманчивых предложений – стать, например, секретарем Костромского обкома или зампредом Госстроя СССР. (Первое предложение сделал костромской секретарь Баландин, второе – председатель Госстроя Новиков.)
«Ты еще не готов, – примерно так объясняет подшефному Рябов, – надо поднабраться опыта».
Слушать это самолюбивому Ельцину невмоготу, но и пойти поперек Рябова он не в силах. Уж Борис Николаевич-то отлично знает, сколь легко сломать чужую судьбу. Приходится подлаживаться, мимикрировать.
И вновь обратимся к свидетельствам Рябова.
«Я ему неоднократно намекал, что если он изменит свой характер – рост ему гарантирован… Он в общем-то заметно изменился, его как будто подменили. В своем поведении он поменял тактику, начал искать дружеские контакты со своими коллегами в обкоме партии, заигрывать с членами бюро и секретарями обкома, с облисполкомом и другими вышестоящими кадрами».
Новая хитроумная политика очень скоро дала себя знать. В 1975 году в обкоме образовалась вакансия – второй секретарь Геннадий Колбин ушел на повышение в ЦК Грузии.
Тот год вообще был богат на кадровые взлеты со стартовой свердловской площадки. Директора Уралмаша Рыжкова назначили первым зам.министра тяжелого машиностроения. (Впоследствии он дорастет до предсовмина СССР.) Директора Уральского турбомоторного завода Неуймина – первым зам.министра транспортного и энергетического машиностроения.
Звезды явно благоволили к уральцам, и грех было не воспользоваться их удачным расположением.
С подачи Рябова Ельцина назначают секретарем обкома. Его прежнее место занимает Олег Лобов – верный оруженосец, притащенный Ельциным из проектного института, с которым им долго еще предстоит работать вместе: через 20 лет Лобов будет секретарем Совбеза и вице-премьером.
Но вот странная метаморфоза! Едва только Борис Николаевич получил желанное повышение, разом улетучились вся его вежливость и политкорректность. Он вновь становится прежним неотесанным Ельциным, и снова льются Рябову жалобы рекой.
Обеспокоенный первый решил поговорить с протеже «по душам». Он упрекнул Ельцина в высокомерии, грубости, нетактичности. Потребовал поработать над собой.
Критику тот выслушал молча, опустив голову. Надулся, нахмурился.
«Это все?» – «Пока да».
В тот же день в своем дневнике Рябов записал:
«Вынужден ему снова сделать замечания.
1. За его высокомерие.
2. Неуважение к товарищам по работе, в том числе и к членам бюро ОК КПСС, грубость, резкость в обращении и ненароком напоминание им, что вы, мол, не лезьте не в свое дело, если не понимаете.
3. Это выражается в том, что он очень болезненно воспринимает замечания в адрес строителей, как обиду для себя.
4. Сам резок с людьми, даже груб и нетактичен, до оскорбления, в то же время обидчив и вспыльчив даже при законной просьбе.
5. Никак не может отойти от ведомственности, а это плохо, даже пагубно».
Парадоксальная вещь. Со всех сторон сыплются на Ельцина кляузы . О его резкости знают даже уборщицы. То и дело секретаря обкома сношают , воспитывают, а он и в ус не дует.
Любого другого на его месте давно бы примерно наказали или вовсе убрали, а ему – только пальцем грозят, да и то издали.
Неужто такой он незаменимый? Вряд ли. Это еще товарищ Сталин, которого товарищи по ЦК тоже, кстати, обвиняли в грубости и нелояльности, сказал: «Незаменимых у нас нет».
А значит, вывод напрашивается только один. Борис Николаевич был абсолютно уверен в своей непотопляемости. За широкой надежной спиной Рябова чувствовал он себя в полнейшей безопасности.
Рябов и сам это теперь признает, посыпая голову пеплом. Только поздно: поезд уже ушел.
«Как я понял, но, к сожалению, значительно позже, Борис вел себя как типичный подхалим и карьерист, старался исполнять все мои пожелания, и мне это импонировало. Я и в мыслях не думал, что это его тактика для дальнейшего стратегического рывка в карьере, а наоборот, считал, что молодец, Борис, наконец-то понял задачи области и делает все, чтобы их осуществить. Мы продолжали дружить семьями. Я почему-то в него верил».
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Параноидальные психопаты воображают себя людьми наполеоновского масштаба, которым в отличие от остальных позволено все. Они высокомерны, грубы, отрицательно реагируют на критику. Это люди несокрушимой воли, для которых важно претворение в жизнь любой своей идеи. Последствия их деятельности бывают тем тяжелее, чем большей властью они обладают.
На третьих ролях в обкоме пробыл Борис Николаевич недолго. И года не прошло, как Рябова забрали в Москву – секретарем ЦК КПСС: курировать ВПК.
Это историческое известие застало Ельцина в столице, где поднимал он свою квалификацию на курсах в Академии общественных наук. Совпало это очень удачно, ибо вскоре Бориса Николаевича тоже вызвали на Старую площадь.
«Я знать ничего не знаю, по какому вопросу меня приглашают, – пишет он в “Исповеди…”, – хотя, конечно, где-то в душе чувствовал, какой может произойти разговор, но старался эти мысли отогнать».
Ельцин в который по счету раз лукавит. Прекрасно он знал, зачем вызывают его в ЦК, просто маска застенчивого скромника нравится ему куда больше, чем образ расчетливого службиста.
Очередным своим взлетом он вновь был обязан Рябову. Это именно Рябов сумел убедить Брежнева, что кандидатуру лучше ельцинской на вакантное место хозяина Свердловска не найти.
Сделать это было очень непросто. По неписаным партийным законам первым секретарем назначали обычно секретаря второго. Ельцин же был всего-навсего простым секретарем обкома, да еще и проработавшим в этой должности меньше года. Отсутствовало у него и партийное образование (злополучные курсы АОН, кстати, он окончить так и не успел), в ЦК никто его толком не знал. Он даже не был депутатом Верховного Совета, и все же Рябову удалось невозможное: он уломал генсека, и тот, не выдержав натиска, сдался. В конце концов, кто лучше новоиспеченного секретаря ЦК знает свои местные кадры…
Накануне похода в верха Рябов научил Ельцина как правильно вести себя. Говорить надо спокойно, размеренно, взвешивая каждое слово. (Это к вопросу о неожиданном вызове!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11