Ну и, конечно, уже тогда подрабатывали. Мы с мамой каждое лето уезжали в какой-нибудь ближайший совхоз: брали несколько гектаров лугов и косили траву… Вот, собственно, так детство и прошло. Довольно безрадостное, ни о каких, конечно, сладостях, деликатесах или о чем-нибудь вроде этого и речи не шло – только бы выжить, выжить, выжить и выжить».
Абсолютное большинство людей в положении Ельцина вряд ли могло помышлять о карьере. Сын репрессированного чернорабочего, внук кулака, вечно битый хулиган и драчун, получивший вдобавок волчий билет – для такого и диплом о высшем образовании – неприступная твердыня.
Но, видно, и впрямь что-то такое было заложено в нем. Особый дар, Божье благословление, дьявольская печать – кому что больше нравится.
Можно по-разному относиться к нашему герою, но нельзя не признавать одного: Ельцин сделал себя сам, этакий selfmademan.
Что же до судьбы, которая неизменно удачно складывалась у него, точно волшебный путеводный клубок, вела вперед, к славе и почестям, так и судьба – тоже не дура – она выбирает не всякого.
Сколько их было умных, талантливых, интеллигентных… Где все они? И где Борис Николаевич, даром что расторможенный, истероидный и закомплексованный? То-то…
В какой институт поступать, Ельцина тревожило мало. В любой. Лишь бы вырваться наконец из вечной нищеты, покончить с унылой безнадегой и пьяными выходками отца.
Строительный факультет Уральского политеха был одним из немногих мест, где на прошлое абитуриентов смотрели сквозь пальцы. С одинаковой легкостью туда мог поступить и сын репрессированного, и правоверный еврей.
Это был тот редкий случай, когда желание и возможности сходились в едином порыве. В конце концов, строителем был и отец Ельцина. Да и игры с поленьями – тоже не прошли даром.
«С первого курса института окунулся в общественную работу, – указывает в мемуарах Ельцин, – по линии спортивной – председателем спортивного бюро, на мне – организация всех спортивных мероприятий. Все пять лет, пока я был в институте, играл, тренировался, ездил по стране, нагрузки были огромные…»
Кто учился в те годы, прекрасно помнят, в сколь привилегированных условиях неизменно жили спортсмены. Ради спортивной чести вуза деканат легко закрывал глаза на любые прогулы, отлучки, да и строго с таких студентов никто не спрашивал: лишь бы завоевывал побольше дипломов и кубков.
Спорт Ельцин любил всегда – еще с детства. Правда, раньше это было всего лишь забавой, приятным времяпровождением. В институте спортом он начинает заниматься всерьез. В первую очередь – волейболом: тут уж ничего не скажешь, рост соответствующий, сам бог велел.
Ельцин не только играет, но и тренирует других – сборную «политеха», мужскую и женскую команды. («В общем, у меня уходило на волейбол ежедневно часов по шесть».)
При таком коленкоре он может, в принципе, не учиться, а лишь являться на экзамены и зачеты, но Ельцин – к чести его надо отметить – легких путей не ищет. Он практически не пользуется спортивными поблажками, по большинству предметов успевает сам, а если что-то и игнорирует, то исключительно идеологические занятия: всевозможные истпарты , марксизм-ленинизм и etc.
Идеология – как ни странно – будущему партфункционеру совершенно не по душе. Он вообще мало интересуется политикой, чурается комсомольской работы, упорно отказываясь от лестных предложений однокурсников и наставников – стать, например, секретарем комитета ВЛКСМ или войти в институтское бюро, и как бы в отместку схлестывается с комсомольскими лидерами. То есть с завидным постоянством демонстрирует нежелание делать карьеру .
В молодости карьеризм как таковой был ему чужд; это уже потом, попробовав однажды сладкий вкус власти, он не сможет устоять перед ее соблазнами.
Но в те годы, напротив, Ельцин живет на износ, спит по три-четыре часа в сутки и, даже заболев однажды ангиной, продолжает изнурять себя тренировками, от которых и у здорового-то человека язык вывалится набок. Итог понятен: ревматическое осложнение на сердце. Последствия этой юношеской безрассудности он будет расхлебывать потом всю жизнь…
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Ангина – инфекционное заболевание с местными проявлениями в виде острого воспаления компонентов лимфатического глоточного кольца, чаще всего небных миндалин.
Ревматизм – инфекционно-аллергическое заболевание, с поражением соединительной ткани, главным образом сердечно-сосудистой системы и суставов. Чаще всего развивается после ангины или других стрептококковых заболеваний.
Учебу Ельцин заканчивал все в том же бешеном режиме. Из пяти месяцев, выделенных на подготовку диплома, он использовал только один, а все остальное время потратил на разъезды по стране с волейбольной командой. При этом, как обычно, легких путей не выбирал, и тему диплома взял не абы какую, а чтоб посложней – про телевизионную башню, хотя практических данных было в этой области ничтожно мало.
А защитившись, уже через час, едва забежав в общежитие, мчится в Тбилиси, где играет на первенство страны…
Отбарабанив положенный срок по распределению – на строительстве в Верхней Исети – Ельцин возвращается в Свердловск.
Первым местом работы молодого специалиста стал трест «Уралтяжтрубстрой». Как выпускнику профильного вуза, ему была предложена должность мастера, но Ельцин вновь выкидывает коленце и идет… в простые рабочие.
Сам он будет объяснять это так:
«Сразу руководить стройкой, людьми, не пощупав все своими руками, – я считал большой ошибкой. По крайней мере, точно знал, что мне будет очень трудно, если любой бригадир, с умыслом или без, сможет обвести меня вокруг пальца, поскольку знания его непосредственно связаны с производством».
Версия красивая, хоть и попахивает от нее чем-то романтически-идиллическим, в духе комсомольцев-добровольцев, целинников-былинников и строителей ДнепроГЭСа. Все это годится для красивого пропагандистского фильма на производственные темы, но никак не для нормальной жизни.
Впрочем, если призадуматься, нормальное объяснение появится само собой, ибо зарплата у рабочих была неизмеримо выше, чем у нищих инженеров. И не один только Ельцин, многие выпускники вузов отправлялись тогда на низовые должности.
Но в другом он точно был оригинален: торжественно поклялся освоить двенадцать рабочих специальностей за год – строго по одной в месяц. Проклятый комплекс неполноценности, вбитый отцовским ремнем, не давал жить спокойно. Ельцину все время требовалось доказывать свое превосходство: в первую очередь – себе самому.
Это было, конечно, совсем нелегко, приходилось корячиться в две смены. Но зато, когда высокая комиссия в конце каждого месяца приходила проверять его работу, Ельцин без натяжек получал пусть низший, но вполне профессиональный разряд.
Таким макаром к концу года он сумел одолеть специальности каменщика, бетонщика, плотника, столяра, стекольщика, штукатура, маляра, машиниста на башенном кране, водителя и т. п.
Точнее, не так: к концу года он сумел получить двенадцать профессиональных разрядов, сиречь соблюсти некие формальности. Сильно сомневаюсь, чтобы хотя бы в одной из этих профессий он стал мало-мальским докой; этаким галопом по Европам вершин мастерства не достигнешь (попробуйте за неделю прочитать полное собрание Пушкина), но внимание окружающих – и начальства в том числе – гарантированно обеспечено. (попробуйте за неделю прочитать полное собрание Пушкина)
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Основными чертами пациентов с истерической психопатией является отсутствие объективной правды как по отношению к другим, так и по отношению к себе. Стремление постоянно находиться в центре внимания побуждает этих субъектов играть какую-нибудь роль: яркого талантливого человека, непризнанного гения, выдающегося специалиста во всех областях.
Там, на стройке, обнаружился и еще один его заложенный в генах природный дар: питие .
Без бутылки в стройуправлении не решался ни один вопрос. Пили все – от последнего работяги до начальника СМУ. Каждый день начинался и заканчивался неизменно одинаково: со стакана.
Недюжинная физическая сила позволяла Борису Николаевичу ставить диковинные даже для строителей рекорды выносливости.
В роду Ельциных-Елцыных тяга к выпивке переходила из поколения в поколение. И вполне возможно, зеленый змий окончательно засосал бы и нашего героя, и карьера его закончилась бы должностью пьющего строительного начальника средней руки. Сидел бы давно уже на пенсии, носил спортивные штаны с пузырями на коленях, и звездным мигом своей жизни почитал бы поездку в Москву, на передачу «Поле чудес». («Пользуясь случаем, понимашь, хочу передать привет родному Екатеринбургу, всем друзьям и знакомым, а особенно жене Наине!»)
Но Ельцину повезло. От крутого пике удержала его молодая жена – Анастасия, Ная…
Они познакомились еще в институте. Настя Гирина – так ее тогда звали – жила с Ельциным в одном общежитии, в комнате по соседству.
Из всех студенток была она самой неприметной и тихой. Выросшая в старообрядческой семье, где не то что выпивка – крепкое слово почиталось грехом – Анастасия поражала окружающих покорностью и незлобивостью.
Для бунтаря с перебитым оглоблей носом – партия довольно странная. Но все решила вполне прозаическая подоплека.
Настя отменно (по студенческим меркам) готовила. Приходя в девичью комнату, Ельцин неизменно сметал со стола испеченные ей пирожки, заедал домашним борщом и постепенно проникался симпатией к милой, домашней барышне.
Их союз стал наглядным подтверждением тезиса о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Рискну предположить, что вкусная домашняя еда символизировала для будущего президента тепло семейного очага. Сам-то он сызмальства питался впроголодь, заманчивые разносолы видел только в книге «О вкусной и здоровой пище» и совершенно искренне высшим наслаждением почитал сосиски, сваренные с добавлением сливочного масла. (Недаром, даже в книге мемуаров, процитированной мной выше, едва ли не главным подтверждением нищенского своего детства Ельцин называет отсутствие «сладостей, деликатесов или чего-нибудь вроде этого».)
Да и по всем другим параметрам как нельзя лучше соответствовали они друг другу. В этой лишь с виду несуразной паре каждая сторона отлично дополняла друг друга. Как у поэта:
«Они сошлись – вода и камень,
Стихи и проза, лед и пламень…»
«Всегда была скромная, приветливая, какая-то мягкая, – пишет по этому поводу Ельцин. – Это очень подходило к моему довольно неуемному характеру».
Правда, о своих чувствах Ельцин долго не распространялся, предпочитая сметать Настины пирожки без поэтических экзерциссов . Косвенно он и сам признается в этом:
«Наши взаимные симпатии нарастали постепенно, но виду мы не подавали; и даже если с ней целовались, то, как со всеми девчатами, в щечку. До каких-то пылких объяснений дело не доходило… Помню, первый раз мы объяснились друг другу в любви на втором курсе…»
Борис Николаевич, как всегда, страдает некоторыми провалами в памяти. Он точно запамятовал, что объяснение это, произошедшее, с его слов, «на галерке фойе перед актовым залом института», никаких дальнейших шагов за собой не повлекло.
Ну да, объяснились. Целовались. Но в студенческой среде такое происходит сплошь и рядом и к любви отношение имеет самое отдаленное.
Никаких серьезных авансов бедной девушке Ельцин не давал. Ее студенческие подруги вспоминают, что она тяжело мучилась этой неопределенностью. Воспитанная в старообрядческих традициях, на поэзии Асадова и Щипачева, торопить события Анастасия не могла, объяснений от экспрессивного ухажера не требовала, и лишь плакала по ночам в подушку.
На последнем курсе она с ужасом узнала – как водится, не от него: Ельцин, по обыкновению, целыми месяцами торчал на сборах и матчах – что распределяют их в разные концы страны. Ее – домой, в Оренбург. Его – в Верхнюю Исеть.
Тут бы самое время ей и объясниться – как же так, милый, пора определяться, зря, что ли, пять лет пирожки пекла – но куда там! Другая бы и в бюро ВЛКСМ пошла, и родителей привезла бы – птицу-счастья надо хватать за хвост обеими руками – но комсомолка Гирина предпочитает тихо страдать. Так и не дождавшись предложения , грустная и обманутая, уехала она в Оренбург, свято веря, что никогда Бориса Николаевича больше не увидит.
А что же наш герой? Он продолжает жить в свое удовольствие, ставит личные рекорды, поражает окружающих неуемностью характера.
Тут на него и обижаться не приходится: в этом весь Ельцин. В пылу общественных дел чувства всегда отходили у него на второй план.
(Так было и с отчим домом, покинув который, он почти запамятовал о родителях, писал от случая к случаю, и даже не всегда поздравлял мать – любовь к которой, став уже президентом, столь настойчиво культивировал – с днем рождения. Да и малую свою Родину – деревню Бутку – он тоже позабыл, и это здорово задевает земляков-односельчан.
В 2001 году, после того как проигнорировал он 325-летний юбилей села, бутчане – или как их там? бутчаки? буточники? – объявили во всеуслышание, что не будут боле посылать ему поздравлений с днями рождения и праздниками.
Да что там односельчане! Он и родного-то брата Михаила не поздравил с 60-летием: ни Ельцин, никто из его домашних даже телеграммы к юбилею ему не отправил.)
Это даже не черствость. Скорее это существование в другой системе координат, где нет места эмоциям, и все должно крутиться вокруг одного только человека.
Такое чувство, что женщины Ельцина вообще не интересовали. Или – интересовали постольку-поскольку.
Черт его знает, может, от спорта и трудовых подвигов удовлетворение он получал большее, чем от секса?
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Сексуальные расстройства, не обусловленные органическими нарушениями, проявляются при фактическом отсутствии отклонений от возрастных и конституциональных норм. Они могут выражаться в форме полного или относительного безразличия к представителям противоположного пола и в проявлении явной сексуальной инфантильности.
Но, оказавшись по распределению в Верхней Исети, Ельцин о студенческом романе не забывает.
То ли никого другого за это время он не встретил, то ли пришло время обзаводиться семьей, а может, не давали покоя сдобные Настины пирожки…
(К слову, личный президентский повар Дмитрий Самарин, который потчевал Ельциных еще со времен МГК, рассказывал мне, что все уверения в исключительных кулинарных способностях первой леди не более чем миф.
«С профессиональной точки зрения, – утверждает Самарин, – готовит она несерьезно. Тем не менее Ельцин постоянно ставил нам ее в пример. “Вот у Наины Иосифовны такие мягкие котлетки. Почему вы таких не делаете?” Я однажды не сдержался. Говорю: “Борис Николаевич, мы можем такие приготовить, но не имеем никакого права. Мы стоим на защите вашего здоровья”».
Каким образом создавалась кулинарная слава Ельциной, становится ясно из другой поучительной истории, которую услышал я от президент-ского фотографа Дмитрия Соколова.
Однажды с визитом в Москву прибыла какая-то высокая чета. Наина Иосифовна взялась приготовить для них особый французский суп. Перепортила все продукты. Но поскольку суп первой леди был уже проанонсирован, его спешно пришлось варить двум кремлевским поварам.)
…Свадьбу играли в верхнеисетском доме колхозника – в лучших традициях того времени, комсомольскую, сиречь без водки. Так, по крайней мере, уверял сам молодожен – по прошествии, понятно, многих лет – только верить ему на слово – дело неблагодарное.
Он и многолетнюю неопределенность свою – расставание после выпуска – объяснял вовсе не своими заморочками , а тем, дескать, что решили они с любимой проверить чувства на прочность. Ни дать ни взять – Андрей Болконский с Наташей Ростовой, хотя мы-то знаем с вами, что испытывал Ельцин свою любовь не год, а целых четыре…
Тестю с тещей жених понравился. Был он тогда не пьющим, не курил и даже не выражался. Все это придет позднее – за исключением разве что табака – уже на стройке. К тому времени и молодая жена сменит свое обычное имя Анастасия на почти былинное Наина: зачем ей это понадобилось – ответа нет, зато у ненавистников Ельцина из патриотического стана появится через много лет возможность уличать президентскую супругу в скрытом еврействе…
Через год после свадьбы родилась первая дочь – Лена. Потом появилась вторая – Таня.
Борис Николаевич, правда, мечтал о сыне: даже топор и фуражку укладывал под подушку, но народная примета не сработала. Да и уверился счастливый отец вскоре, что девочки – ничуть не хуже, а может, и лучше мальчиков. Особенно полюбил он младшую, Татьяну, «очень мягкого, улыбчивого ребенка».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11