И снова вытерла кисточки о передник.
Снизу, с невидимой отсюда пристани, раздавался сдержанный гул голосов.
– Ардиень, у дворца ждут подаяния, – негромко, но отчетливо произнесла старшая из сестер.
Девушка завела руки за спину, чтобы развязать тесемки передника, и только тут стало видно, что беспорядочные цветовые пятна, оставшиеся от прикосновения кисточек, сложились в диковинный узор, напоминающий, хотя и отдаленно, летящего зимородка с огненной стрелою в клюве.
– Высокие гости могут истолковать чародейный узор по разумению своему, и будет им дано по речению их, – возгласила Радамфань торжественным тоном верховной жрицы.
Чувствовалось, что она привыкла выступать в роли хранительницы семейных и исторических традиций. Для маленького островного королевства это выглядело чуточку смешно. Тем не менее Юрг, не теряя почтительного выражения, поклонился какой-то средней точке между расписным фартуком, Радамфанью, застывшей в позе Геры, и королевской четой:
– Благодарю за честь и за доброе предзнаменование, ибо синяя птица на моей родине является символом исполнения желаний.
– Ну да, – не замедлил вмешаться Харр, – только предварительно придется врезать кому-то между глаз огненной стрелой!
– Да будет так, – сказал король Алэл.
Ардиень встряхнула передник и, подбежав к перилам, бросила его вниз. Ветер подхватил расписное полотнище, а взрыв нетерпеливых криков и топот подсказали, что на берегу началась погоня за летучим «подаянием». Между тем король подал руку моне Сэниа и почтительно повел ее к столу; старшие сестры привычно и не столь торжественно повлекли под обе руки принца-консорта, так что опять осталось в тайне, с которой из них он повенчан. Юрг, мгновенно сориентировавшись, стал спутником улыбающейся Ушинь, а менестрель суетился вокруг младшенькой, помогая ей освободиться от лотка с красками и что-то нашептывая ей на ухо, что она воспринимала с плохо скрытым недоверием.
Мир и благодать воцарились за простым дощатым столом, единственным украшением которого были створки великолепных раковин-жемчужниц, заменяющие собой блюда и тарелки. Церемонности больше не было – сестры в четыре руки обихаживали консорта, король, орудуя костяной вилкой и грубоватым кинжалом, разделывал запеченного гуся – или какую-то другую водоплавающую птицу, а Харр щелкал орешки для Ардиени. Внезапно мона Сэниа вздрогнула и едва удержалась от пугливого восклицания: перед ее прибором неизвестно откуда появилось то пучеглазое шестиногое существо, которое привозила с собой в корзиночке королева Ушинь. Существо присело на задние конечности – теперь было видно, что они принадлежат отнюдь не насекомому, а некрупному зверьку вроде ласки, только средняя пара торчит коленками наружу. Перетянутое в талии, как у жужелицы, тельце было покрыто темно-бурым ворсом или шерсткой, а аккуратная мордочка с кончиком розового язычка ну никак не сочеталась с огромными фасеточными глазами, над которыми подрагивали два антенных завитка мотыльковых усиков. Существо протянуло нежную аккуратную лапку – совсем как благовоспитанная крыса – и взяло с ракушечной тарелки кусочек хлебной лепешки.
– Это один из наших свяничей, – сказала Ушинь. – Этого сладким не кормите, а то он последнее время что-то почесываться стал.
– А что за зверь? – спросил Харр. – Мышей-то хоть ловит?
Шамшиень, не сдержавшись, фыркнула.
– Сие не зверь, – наставительно заметила Радамфань, – а игрушка вечных богов. В домах он переносит и хранит их силы.
– Понятно. Домовой. – Юрг сам улыбнулся этой мирной допотопной ассоциации. – Нам бы в Бирюзовый Дол такого.
– Не вашего он племени, – неожиданно возразил Харр. – С вами-то ему, поди, тоскливо будет. Облиняет. Не давай ему зверя, королева!
Ушинь почему-то жалобно и просительно глянула на короля, словно напоминая ему о каком-то давешнем разговоре. Но Алэл едва заметно мотнул головой. Королева разочарованно повернулась к чернокожему певцу:
– Я все время думаю, как бы наградить тебя за твою доброту, милый человек…
– А ты отдай за меня одну из твоих дочек!
Сломанная вилка хрустнула в руке короля. Ушинь заморгала, и на ее серебряных ресничках показались слезы. Радамфань сделала глотательное движение и выпрямилась, словно при этом почувствовала в пищеводе полуметровую кость. Шамшиень презрительно выпятила и без того отвислую нижнюю губу. Ардиень впервые лучезарно улыбнулась. Юрг проклял бесчувственность менестрелевых ножищ, по которым он бешено и безуспешно пинал.
И только Подковный эрл продолжал невозмутимо жевать.
Наконец Ушинь справилась с собой:
– Прости нас за наше замешательство, дорогой гость, и не прими за обиду невольный отказ: это невозможно вовсе не потому, что ты, в отличие от твоего спутника, не королевской крови. Просто все три паши дочери уже замужем.
– Это еще за кем? – вопросил так и не угомонившийся Харр по-Харрада.
– За принцем Захео, Подковным эрлом Дымноструйных островов.
Дымноструйный консорт продолжал жевать.
XI. Обретенная мумия
Шоковое состояние, понемногу освободившее от напряжения хозяев, теперь наложило холодную лапу на гостей.
– Почему это вас удивляет? – мягко, чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Алэл. – Первозданные острова должны иметь наследника, которому я мог бы передать свое умение повелевать всеми пятью стихиями. Без этого Первозданные острова остались бы беззащитными после моей смерти.
– А что, король, – бесцеремонно спросил Харр, – все пять стихий не могут сделать тебя бессмертным?
– Смерть – шестая стихия, которая мне не подвластна.
– Пх, – фыркнул менестрель отнюдь не мелодично, – и всем-то подавай монарших отпрысков! А может, твоим царевнам простые рыбаки приглянулись?
Юрг пнул его так, что стол подпрыгнул.
– Мои дочери чтят заветы предков, – горделиво улыбнулся король, – и послушны добрым советам отца.
Ушинь едва слышно вздохнула.
– Ну а не случилось бы подходящего принца – что тогда? – не унимался несостоявшийся жених.
– Не знаю, – отрезал властитель заброшенного архипелага. – Такого еще с Первозданными не случалось. Правда, раньше, кроме царствующей, имелись две королевские ветви – еще и на Мелководье. Туда же и отдавали младших отпрысков нашего рода. Но с некоторых пор…
Он замолчал, что-то припоминая. Юрг невольно покачал головой; такие тесные скрещения судеб уже через десяток поколений могли дать плачевные результаты. И, похоже, дали.
– И… давно ли установился такой обычай? – спросил он осторожно.
– С тех пор как наши предки заселили Первозданные острова. Впрочем, лучше меня об этом поведает вам Радамфань. Прошу тебя, милая.
Последние слова короля, однако, относились не к старшей дочери, а к младшей – та проворно соскочила со своего места, подхватила кисточку и, приблизившись к Радамфани, легким росчерком обозначила на тыльной стороне ее ладони соблазнительные полуоткрытые уста – надо сказать, гораздо более привлекательные, чем у островной Клио. Затем она не вернулась на свой уголок стола, а присела на козью шкуру рядом со спящими малышами и, обхватив коленки руками, приготовилась слушать.
Хранительница преданий затерянных островов, по непонятной ошибке прозванных Лютыми, торжественно выпрямилась, словно заглотив очередную кость, и начала свое повествование. Как следовало из ее рассказа, отселение джасперян на пустынный архипелаг началось еще до наступления Темных Времен. Когда-то в древности все жители центрального континента, называемого сейчас Равниной Паладинов, одинаково поклонялись пяти богам, олицетворявшим пять извечных и изменчивых стихий – ими были огонь, вода, земля, воздух и живая плоть. Шестая стихия – смерть – находилась в подчинении незримого и неназываемого демона, который властвовал даже над богами, разрушая их создания. Кажется, существовал еще и какой-то неведомый дух, сейчас уже позабытый – Запредельный Херувим, которому подчинялось все то, что лежало за границей джасперианского неба. Долгие века он никоим образом не давал о себе знать, пока появление здесь пришельцев из иных миров (Радамфань почтительно склонила голову перед Юргом и Харром по-Харрадой, отдавая должное не столько самим гостям, сколько собственным легендам, через несколько веков нашедшим свое подтверждение), не напомнило еще раз о том, кому уже столько времени не возносили молитв.
Харр, похоже, чуть было не брякнул, что своим появлением здесь он-то обязан отнюдь не херувимам, а самым обычным соплеменникам уважаемой рассказчицы, и благодарственным молитвам он предпочел бы кувшин доброго вина, но укоризненный взгляд моны Сэниа подействовал на него гораздо результативнее, чем все пипки командора.
Радамфань между тем продолжала свой рассказ. Первоначально никто из обитателей зеленой планеты не умел мгновенно переноситься из одного места в другое, и совершенно непонятно, когда эта способность появилась. Одни считали это даром Запредельного Херувима, другие полагали, что тут вмешался безымянный демон, надеявшийся таким образом заставить жителей Джаспера переселиться в какой-нибудь другой мир. Поначалу смельчаки, подымавшиеся высоко в небо или даже за пределы его голубизны, погибали, задохнувшись прежде, чем успевали вернуться. Но разведение жавров позволило создавать легкие скафандры и неуязвимые корабли. Началась сказочная эпоха вселенских полетов, принесших Джасперу изрядную долю диковинок и. сокровищ – и ни с чем не сравнимое богатство знаний. Зеленый мир вступил в пору буйного цветения.
Но одновременно возникла и скорбная тень, всегда сопутствовавшая вспышке света: внезапно обнаружилось, что очень небольшое, но все-таки ощутимое в пределах планеты, число джасперян этим даром перехода через НИЧТО не обладают, как во все времена рождались и слепцы, и глухонемые. И эти несчастные начали чувствовать себя незаслуженно обойденными судьбой; веяния гуманизма, всегда несколько отстававшие от технического развития, еще не облагородили умы, и к обездоленным соплеменникам начали относиться как к париям. Но сознание собственной неполноценности, как это часто бывает, заставило этих людей объединиться под знаменем любой идеи, которая компенсировала бы им отчуждение от общей массы.
Так появилась идея Первозданности, слепленная из старинных верований, уже порядком позабытых в пьянящей атмосфере безбрежности распахнувшейся Вселенной и пророческой убежденности в Том, что покидающих Джаспер обязательно постигнет кара за отрыв от родной земли. И эта беда минует только тех, кто блюдет в чистоте заветы предков. К счастью, никому в голову не пришло, блюдя сии заветы, вернуться в пещеры, одеться в звериные шкуры и предаться каннибализму – отверженные, назвавшиеся первозданными (в отличие от «перелетных», как презрительно именовали они всех остальных обитателей собственного мира), просто основали что-то вроде обширного монастыря на одном из болотных островов и предались занятиям магией. К собственному удивлению, они весьма в ней преуспели – вероятно, все-таки какие-то крохи инопланетных знаний, от которых трудно было полностью изолироваться, помогли им в этом; верховный жрец, поклонявшийся поочередно всем пяти богам, добился того, что болотные воды начали отступать, а чистые подземные – бить хрустальными ключами под его жезлом; ветры стихали, чтобы не тревожить зреющий небогатый урожай, а рукотворный огонь обогревал невоспламеняющими шарами убогие жилища. Дети начали рождаться здоровыми и выносливыми, но ни один не приобрел греховного свойства летучести. Затерянная в восточных болотных краях (тут Юрг с принцессой переглянулись), немногочисленная община процветала, изредка принимая таких же, как они сами, изгоев.
И тут беда пришла в королевскую семью: один из сыновей не смог овладеть таинством перехода через НИЧТО. Мальчика скрывали как могли, тая позор семьи, но с достижением возмужалости он больше не захотел таиться. На своем крылатом копе он преодолел топкие болота и прилетел в обитель первозданных. Наделенный от природы неистовостью стремлений, он не захотел мириться с плешивым пятачком земли, окруженной гнилостной топью, где под корягами и трухлявыми стволами гнездились смертоносные жавры. Он принес с собой карту бескрайнего моря, со всех сторон омывавшего Равнину Паладинов; смутным крапом на ней были обозначены никем не посещаемые острова.
Сначала никто не поддавался на его уговоры; но со временем он овладел всеми секретами древней магии и, заняв место верховного жреца – за немногочисленностью общины бывшего одновременно и ее правителем, – как-то подозрительно быстро добился от бывших противников небывалого энтузиазма в вопросе переселения. Было решено начать строительство кораблей и на первом же послать разведчиков.
Если бы события развертывались по такому сценарию, то само переселение отодвинулось бы на два-три поколения, а там – кто знает? Новый верховный властитель умов мог бы все повернуть на сто восемьдесят градусов. Но тут случилось непредвиденное: с Равнины прибыл еще один изгой, с трудом преодолевший болотистые пространства на отощавшем, изможденном коне. И он рассказал, что на счастливый некогда Джаспер опускается черная пелена слепоты. Он сам едва различал дорогу, ребенок его родился слепым; даже конь, неудачно приземлившись, переломал ноги, и его из милосердия пришлось прирезать.
На месте единовластного правителя первозданных любой другой, несомненно, объявил бы слепоту, поражавшую население Равнины Паладинов, карой древних богов и, оставив мечту о кочевье по Бесконечному морю, начал бы готовиться к захвату земель, исконно принадлежавших их предкам, в свою очередь загнав немногих уцелевших «перелетных» в специально отведенные резервации, благо слепота делала их неспособными к переходу через НИЧТО.
Но только не этот.
Трезвый расчет – или чутье ведуна – подсказали ему, что начатая в злой час война обернется кровавой местью, если «перелетным» удастся освободиться от своего недуга. И сила будет не на стороне первозданных. Он огласил соответствующую энциклику, где объявлял недуг в высшей степени заразным; несчастный вестник беды, сам не подозревавший о том, на что напорется, был предан сожжению – в интересах общего дела, как его понимал властитель первозданных. Сакраментальное словосочетание «кара богов», естественно, тоже не было упущено. А смысл жреческого послания вводился к тому, что надлежало оставить абсолютно все дела, кроме одного: строительства кораблей.
Неумелые корабелы, как он и ожидал, наломали дров: хотя магические чары и помогли верховному жрецу все время поддерживать попутный ветер и не допускать к неспешно плюхающей флотилии ни одного урагана, примерно одна треть судов затонула, еще не успев обогнуть материк. Смятение, охватившее народ Джаспера, и постепенно заволакивающая Равнину Паладинов пелена незрячести позволила путешественникам проскользнуть вдоль самого берега, оставаясь незамеченными. Во всяком случае, ни одно предание не сохранило памяти о беглецах. Но оказавшись в открытом море, жители болот запаниковали. Жрецу пришлось применить все доступные меры устрашения, от заградительных смерчей, поднятых перед теми, кто чуть было не повернул обратно, до призраков морских чудовищ, окруживших корабли, рискнувшие взбунтоваться.
Еще труднее было удержать своих подданных, когда они наконец увидели цепочку круто подымавшихся из воды приветливых островков. Собрав все свое могущество, он опалил звездчатыми молниями зеленевшие доселе скалы и громогласно объявил, что так будет с каждым, кто рискнет высадиться на внешнюю цепь островов. Пройдя узким проливом между ними, корабли переселенцев двинулись в глубь архипелага.
И вот наконец они достигли цели: протянувшиеся гирляндами небольшие, вздымавшиеся уступами острова были словно созданы для заселения дружными, трудолюбивыми семьями. Но прежде чем разделить новые земли между своими соплеменниками, верховный жрец отдал крайние своим сыновьям, положив начало Подковной и Мелководной ветвям королевского рода первозданных. С ним осталась его дочь, но не ее, а только что родившегося внука провозгласил властитель своим наследником, введя таковое правило в непреложную традицию. Вообще законов было до смешного мало, и с течением времени число их практически не увеличивалось.
Первый, наиглавнейший закон гласил: все первозданные равны, кроме короля и наследного принца.
Второй был суров: первозданным под страхом проклятия бездетностью запрещалось вступать в брак с перелетными.
Третий был просто фантастически гуманен: на Первозданных островах запрещалось убивать ради забавы.
…а вот и оборотная сторона гуманизма – теперь не поохотишься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Снизу, с невидимой отсюда пристани, раздавался сдержанный гул голосов.
– Ардиень, у дворца ждут подаяния, – негромко, но отчетливо произнесла старшая из сестер.
Девушка завела руки за спину, чтобы развязать тесемки передника, и только тут стало видно, что беспорядочные цветовые пятна, оставшиеся от прикосновения кисточек, сложились в диковинный узор, напоминающий, хотя и отдаленно, летящего зимородка с огненной стрелою в клюве.
– Высокие гости могут истолковать чародейный узор по разумению своему, и будет им дано по речению их, – возгласила Радамфань торжественным тоном верховной жрицы.
Чувствовалось, что она привыкла выступать в роли хранительницы семейных и исторических традиций. Для маленького островного королевства это выглядело чуточку смешно. Тем не менее Юрг, не теряя почтительного выражения, поклонился какой-то средней точке между расписным фартуком, Радамфанью, застывшей в позе Геры, и королевской четой:
– Благодарю за честь и за доброе предзнаменование, ибо синяя птица на моей родине является символом исполнения желаний.
– Ну да, – не замедлил вмешаться Харр, – только предварительно придется врезать кому-то между глаз огненной стрелой!
– Да будет так, – сказал король Алэл.
Ардиень встряхнула передник и, подбежав к перилам, бросила его вниз. Ветер подхватил расписное полотнище, а взрыв нетерпеливых криков и топот подсказали, что на берегу началась погоня за летучим «подаянием». Между тем король подал руку моне Сэниа и почтительно повел ее к столу; старшие сестры привычно и не столь торжественно повлекли под обе руки принца-консорта, так что опять осталось в тайне, с которой из них он повенчан. Юрг, мгновенно сориентировавшись, стал спутником улыбающейся Ушинь, а менестрель суетился вокруг младшенькой, помогая ей освободиться от лотка с красками и что-то нашептывая ей на ухо, что она воспринимала с плохо скрытым недоверием.
Мир и благодать воцарились за простым дощатым столом, единственным украшением которого были створки великолепных раковин-жемчужниц, заменяющие собой блюда и тарелки. Церемонности больше не было – сестры в четыре руки обихаживали консорта, король, орудуя костяной вилкой и грубоватым кинжалом, разделывал запеченного гуся – или какую-то другую водоплавающую птицу, а Харр щелкал орешки для Ардиени. Внезапно мона Сэниа вздрогнула и едва удержалась от пугливого восклицания: перед ее прибором неизвестно откуда появилось то пучеглазое шестиногое существо, которое привозила с собой в корзиночке королева Ушинь. Существо присело на задние конечности – теперь было видно, что они принадлежат отнюдь не насекомому, а некрупному зверьку вроде ласки, только средняя пара торчит коленками наружу. Перетянутое в талии, как у жужелицы, тельце было покрыто темно-бурым ворсом или шерсткой, а аккуратная мордочка с кончиком розового язычка ну никак не сочеталась с огромными фасеточными глазами, над которыми подрагивали два антенных завитка мотыльковых усиков. Существо протянуло нежную аккуратную лапку – совсем как благовоспитанная крыса – и взяло с ракушечной тарелки кусочек хлебной лепешки.
– Это один из наших свяничей, – сказала Ушинь. – Этого сладким не кормите, а то он последнее время что-то почесываться стал.
– А что за зверь? – спросил Харр. – Мышей-то хоть ловит?
Шамшиень, не сдержавшись, фыркнула.
– Сие не зверь, – наставительно заметила Радамфань, – а игрушка вечных богов. В домах он переносит и хранит их силы.
– Понятно. Домовой. – Юрг сам улыбнулся этой мирной допотопной ассоциации. – Нам бы в Бирюзовый Дол такого.
– Не вашего он племени, – неожиданно возразил Харр. – С вами-то ему, поди, тоскливо будет. Облиняет. Не давай ему зверя, королева!
Ушинь почему-то жалобно и просительно глянула на короля, словно напоминая ему о каком-то давешнем разговоре. Но Алэл едва заметно мотнул головой. Королева разочарованно повернулась к чернокожему певцу:
– Я все время думаю, как бы наградить тебя за твою доброту, милый человек…
– А ты отдай за меня одну из твоих дочек!
Сломанная вилка хрустнула в руке короля. Ушинь заморгала, и на ее серебряных ресничках показались слезы. Радамфань сделала глотательное движение и выпрямилась, словно при этом почувствовала в пищеводе полуметровую кость. Шамшиень презрительно выпятила и без того отвислую нижнюю губу. Ардиень впервые лучезарно улыбнулась. Юрг проклял бесчувственность менестрелевых ножищ, по которым он бешено и безуспешно пинал.
И только Подковный эрл продолжал невозмутимо жевать.
Наконец Ушинь справилась с собой:
– Прости нас за наше замешательство, дорогой гость, и не прими за обиду невольный отказ: это невозможно вовсе не потому, что ты, в отличие от твоего спутника, не королевской крови. Просто все три паши дочери уже замужем.
– Это еще за кем? – вопросил так и не угомонившийся Харр по-Харрада.
– За принцем Захео, Подковным эрлом Дымноструйных островов.
Дымноструйный консорт продолжал жевать.
XI. Обретенная мумия
Шоковое состояние, понемногу освободившее от напряжения хозяев, теперь наложило холодную лапу на гостей.
– Почему это вас удивляет? – мягко, чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Алэл. – Первозданные острова должны иметь наследника, которому я мог бы передать свое умение повелевать всеми пятью стихиями. Без этого Первозданные острова остались бы беззащитными после моей смерти.
– А что, король, – бесцеремонно спросил Харр, – все пять стихий не могут сделать тебя бессмертным?
– Смерть – шестая стихия, которая мне не подвластна.
– Пх, – фыркнул менестрель отнюдь не мелодично, – и всем-то подавай монарших отпрысков! А может, твоим царевнам простые рыбаки приглянулись?
Юрг пнул его так, что стол подпрыгнул.
– Мои дочери чтят заветы предков, – горделиво улыбнулся король, – и послушны добрым советам отца.
Ушинь едва слышно вздохнула.
– Ну а не случилось бы подходящего принца – что тогда? – не унимался несостоявшийся жених.
– Не знаю, – отрезал властитель заброшенного архипелага. – Такого еще с Первозданными не случалось. Правда, раньше, кроме царствующей, имелись две королевские ветви – еще и на Мелководье. Туда же и отдавали младших отпрысков нашего рода. Но с некоторых пор…
Он замолчал, что-то припоминая. Юрг невольно покачал головой; такие тесные скрещения судеб уже через десяток поколений могли дать плачевные результаты. И, похоже, дали.
– И… давно ли установился такой обычай? – спросил он осторожно.
– С тех пор как наши предки заселили Первозданные острова. Впрочем, лучше меня об этом поведает вам Радамфань. Прошу тебя, милая.
Последние слова короля, однако, относились не к старшей дочери, а к младшей – та проворно соскочила со своего места, подхватила кисточку и, приблизившись к Радамфани, легким росчерком обозначила на тыльной стороне ее ладони соблазнительные полуоткрытые уста – надо сказать, гораздо более привлекательные, чем у островной Клио. Затем она не вернулась на свой уголок стола, а присела на козью шкуру рядом со спящими малышами и, обхватив коленки руками, приготовилась слушать.
Хранительница преданий затерянных островов, по непонятной ошибке прозванных Лютыми, торжественно выпрямилась, словно заглотив очередную кость, и начала свое повествование. Как следовало из ее рассказа, отселение джасперян на пустынный архипелаг началось еще до наступления Темных Времен. Когда-то в древности все жители центрального континента, называемого сейчас Равниной Паладинов, одинаково поклонялись пяти богам, олицетворявшим пять извечных и изменчивых стихий – ими были огонь, вода, земля, воздух и живая плоть. Шестая стихия – смерть – находилась в подчинении незримого и неназываемого демона, который властвовал даже над богами, разрушая их создания. Кажется, существовал еще и какой-то неведомый дух, сейчас уже позабытый – Запредельный Херувим, которому подчинялось все то, что лежало за границей джасперианского неба. Долгие века он никоим образом не давал о себе знать, пока появление здесь пришельцев из иных миров (Радамфань почтительно склонила голову перед Юргом и Харром по-Харрадой, отдавая должное не столько самим гостям, сколько собственным легендам, через несколько веков нашедшим свое подтверждение), не напомнило еще раз о том, кому уже столько времени не возносили молитв.
Харр, похоже, чуть было не брякнул, что своим появлением здесь он-то обязан отнюдь не херувимам, а самым обычным соплеменникам уважаемой рассказчицы, и благодарственным молитвам он предпочел бы кувшин доброго вина, но укоризненный взгляд моны Сэниа подействовал на него гораздо результативнее, чем все пипки командора.
Радамфань между тем продолжала свой рассказ. Первоначально никто из обитателей зеленой планеты не умел мгновенно переноситься из одного места в другое, и совершенно непонятно, когда эта способность появилась. Одни считали это даром Запредельного Херувима, другие полагали, что тут вмешался безымянный демон, надеявшийся таким образом заставить жителей Джаспера переселиться в какой-нибудь другой мир. Поначалу смельчаки, подымавшиеся высоко в небо или даже за пределы его голубизны, погибали, задохнувшись прежде, чем успевали вернуться. Но разведение жавров позволило создавать легкие скафандры и неуязвимые корабли. Началась сказочная эпоха вселенских полетов, принесших Джасперу изрядную долю диковинок и. сокровищ – и ни с чем не сравнимое богатство знаний. Зеленый мир вступил в пору буйного цветения.
Но одновременно возникла и скорбная тень, всегда сопутствовавшая вспышке света: внезапно обнаружилось, что очень небольшое, но все-таки ощутимое в пределах планеты, число джасперян этим даром перехода через НИЧТО не обладают, как во все времена рождались и слепцы, и глухонемые. И эти несчастные начали чувствовать себя незаслуженно обойденными судьбой; веяния гуманизма, всегда несколько отстававшие от технического развития, еще не облагородили умы, и к обездоленным соплеменникам начали относиться как к париям. Но сознание собственной неполноценности, как это часто бывает, заставило этих людей объединиться под знаменем любой идеи, которая компенсировала бы им отчуждение от общей массы.
Так появилась идея Первозданности, слепленная из старинных верований, уже порядком позабытых в пьянящей атмосфере безбрежности распахнувшейся Вселенной и пророческой убежденности в Том, что покидающих Джаспер обязательно постигнет кара за отрыв от родной земли. И эта беда минует только тех, кто блюдет в чистоте заветы предков. К счастью, никому в голову не пришло, блюдя сии заветы, вернуться в пещеры, одеться в звериные шкуры и предаться каннибализму – отверженные, назвавшиеся первозданными (в отличие от «перелетных», как презрительно именовали они всех остальных обитателей собственного мира), просто основали что-то вроде обширного монастыря на одном из болотных островов и предались занятиям магией. К собственному удивлению, они весьма в ней преуспели – вероятно, все-таки какие-то крохи инопланетных знаний, от которых трудно было полностью изолироваться, помогли им в этом; верховный жрец, поклонявшийся поочередно всем пяти богам, добился того, что болотные воды начали отступать, а чистые подземные – бить хрустальными ключами под его жезлом; ветры стихали, чтобы не тревожить зреющий небогатый урожай, а рукотворный огонь обогревал невоспламеняющими шарами убогие жилища. Дети начали рождаться здоровыми и выносливыми, но ни один не приобрел греховного свойства летучести. Затерянная в восточных болотных краях (тут Юрг с принцессой переглянулись), немногочисленная община процветала, изредка принимая таких же, как они сами, изгоев.
И тут беда пришла в королевскую семью: один из сыновей не смог овладеть таинством перехода через НИЧТО. Мальчика скрывали как могли, тая позор семьи, но с достижением возмужалости он больше не захотел таиться. На своем крылатом копе он преодолел топкие болота и прилетел в обитель первозданных. Наделенный от природы неистовостью стремлений, он не захотел мириться с плешивым пятачком земли, окруженной гнилостной топью, где под корягами и трухлявыми стволами гнездились смертоносные жавры. Он принес с собой карту бескрайнего моря, со всех сторон омывавшего Равнину Паладинов; смутным крапом на ней были обозначены никем не посещаемые острова.
Сначала никто не поддавался на его уговоры; но со временем он овладел всеми секретами древней магии и, заняв место верховного жреца – за немногочисленностью общины бывшего одновременно и ее правителем, – как-то подозрительно быстро добился от бывших противников небывалого энтузиазма в вопросе переселения. Было решено начать строительство кораблей и на первом же послать разведчиков.
Если бы события развертывались по такому сценарию, то само переселение отодвинулось бы на два-три поколения, а там – кто знает? Новый верховный властитель умов мог бы все повернуть на сто восемьдесят градусов. Но тут случилось непредвиденное: с Равнины прибыл еще один изгой, с трудом преодолевший болотистые пространства на отощавшем, изможденном коне. И он рассказал, что на счастливый некогда Джаспер опускается черная пелена слепоты. Он сам едва различал дорогу, ребенок его родился слепым; даже конь, неудачно приземлившись, переломал ноги, и его из милосердия пришлось прирезать.
На месте единовластного правителя первозданных любой другой, несомненно, объявил бы слепоту, поражавшую население Равнины Паладинов, карой древних богов и, оставив мечту о кочевье по Бесконечному морю, начал бы готовиться к захвату земель, исконно принадлежавших их предкам, в свою очередь загнав немногих уцелевших «перелетных» в специально отведенные резервации, благо слепота делала их неспособными к переходу через НИЧТО.
Но только не этот.
Трезвый расчет – или чутье ведуна – подсказали ему, что начатая в злой час война обернется кровавой местью, если «перелетным» удастся освободиться от своего недуга. И сила будет не на стороне первозданных. Он огласил соответствующую энциклику, где объявлял недуг в высшей степени заразным; несчастный вестник беды, сам не подозревавший о том, на что напорется, был предан сожжению – в интересах общего дела, как его понимал властитель первозданных. Сакраментальное словосочетание «кара богов», естественно, тоже не было упущено. А смысл жреческого послания вводился к тому, что надлежало оставить абсолютно все дела, кроме одного: строительства кораблей.
Неумелые корабелы, как он и ожидал, наломали дров: хотя магические чары и помогли верховному жрецу все время поддерживать попутный ветер и не допускать к неспешно плюхающей флотилии ни одного урагана, примерно одна треть судов затонула, еще не успев обогнуть материк. Смятение, охватившее народ Джаспера, и постепенно заволакивающая Равнину Паладинов пелена незрячести позволила путешественникам проскользнуть вдоль самого берега, оставаясь незамеченными. Во всяком случае, ни одно предание не сохранило памяти о беглецах. Но оказавшись в открытом море, жители болот запаниковали. Жрецу пришлось применить все доступные меры устрашения, от заградительных смерчей, поднятых перед теми, кто чуть было не повернул обратно, до призраков морских чудовищ, окруживших корабли, рискнувшие взбунтоваться.
Еще труднее было удержать своих подданных, когда они наконец увидели цепочку круто подымавшихся из воды приветливых островков. Собрав все свое могущество, он опалил звездчатыми молниями зеленевшие доселе скалы и громогласно объявил, что так будет с каждым, кто рискнет высадиться на внешнюю цепь островов. Пройдя узким проливом между ними, корабли переселенцев двинулись в глубь архипелага.
И вот наконец они достигли цели: протянувшиеся гирляндами небольшие, вздымавшиеся уступами острова были словно созданы для заселения дружными, трудолюбивыми семьями. Но прежде чем разделить новые земли между своими соплеменниками, верховный жрец отдал крайние своим сыновьям, положив начало Подковной и Мелководной ветвям королевского рода первозданных. С ним осталась его дочь, но не ее, а только что родившегося внука провозгласил властитель своим наследником, введя таковое правило в непреложную традицию. Вообще законов было до смешного мало, и с течением времени число их практически не увеличивалось.
Первый, наиглавнейший закон гласил: все первозданные равны, кроме короля и наследного принца.
Второй был суров: первозданным под страхом проклятия бездетностью запрещалось вступать в брак с перелетными.
Третий был просто фантастически гуманен: на Первозданных островах запрещалось убивать ради забавы.
…а вот и оборотная сторона гуманизма – теперь не поохотишься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53