Когда 20 августа истощенный и угрюмый Сугиура вернулся в Рабаул, мне было больно на него смотреть. Уцелевшие с погибших эсминцев признали, что заметили идущие на них торпеды, когда те находились уже примерно в 300 метрах от кораблей. Две торпеды попали в "Хагикадзе", сразу выведя из строя радиостанцию эсминца. "Араси" получил попадание тремя торпедами, "Кавакадзе" - двумя. Это была одна из наиболее успешных торпедных атак в истории.
Восьмая американская торпеда угодила, как уже говорилось, в перо руля "Сигуре". Если бы она взорвалась, "Сигуре" разделил бы судьбу трех других эсминцев 4-го дивизиона.
После войны я узнал дополнительные подробности об этом бое.
Противник узнал о нашем выходе еще утром того же дня и постоянно отслеживал движение нашего отряда до входа в бухту Велла.
В 09:30 с Тулаги вышли шесть американских эсминцев. Войдя в бухту, американцы с помощью радаров обнаружили наш отряд на расстоянии примерно в 10 миль. После этого соединение противника разделилось на две группы по три эсминца в каждой.
Группы должны были выйти в торпедную атаку поочередно, но первая группа добилась стольких попаданий, что второй оставалось только добить наши поврежденные корабли артиллерией.
После этого боя в Рабауле начальство наконец поняло, что нельзя снабжать Коломбангару через бухту Велла.
2
Поздно ночью 7 августа "Сигуре" вернулся в Рабаул. В штабах царила атмосфера, напоминавшая панику. Потеря острова Мунда накануне, 4 апреля, а затем небывалый разгром нашего отряда эсминцев повергли всех в состояние шока. Главный бастион японской обороны на Соломоновых островах отделяла от Мунды лишь узкая полоска воды пролива Блэкетта.
Я доложил о катастрофе командующему 8-м флотом вице-адмиралу Самедзима. Он выслушал меня с мрачным лицом, но ни словом не осудил моих действий. Адмирал осознавал собственную ответственность за то, что 4-й дивизион эсминцев был послан в западню из-за дурацкой традиции раз за разом применять одни и те же тактические приемы.
По прибытии на базу мы сгрузили на берег 250 солдат и их грузы. Большинство солдат еле держались на ногах, проведя почти 40 часов в душных, набитых до отказа помещениях под палубой, неимоверно страдая при этом от морской болезни. Спускаясь по сходням на берег, некоторые не могли сдержать радостных криков. Они знали, какая судьба постигла большую часть их товарищей и насколько они сами близки к гибели, а потому были благодарны экипажу "Сигуре" за спасение.
На следующий день я предоставил своему экипажу давно заслуженный отдых, уволив треть матросов на берег.
Увидев в первой группе уходящих на увольнение матросов сигнальщика Ямасита, благодаря которому нам удалось вовремя обнаружить противника, я пригласил его к себе в каюту. Там я вручил матросу свои серебряные часы и сказал:
- Это подарок за отличную службу. Я понимаю, что это слишком малое вознаграждение за спасение корабля и двух сотен человек. Я купил эти часы двадцать нет назад в Нью-Йорке во время учебного плавания.
- Я не могу их принять, - запротестовал Ямасита. - Это не просто часы. Это память о вашей юности. Кроме того, я не совершил ничего особенного, что не входило бы в мои служебные обязанности как сигнальщика. В любом случае, если я и заслужил награду; то пусть пеня официально награждает командующий флотом. - Бери часы и не спорь со мной, Ямасита, - прервал я его. - От командования ты не получишь ничего, поверь мне. Они даже отказываются засчитать нам торпедное попадание, поскольку его наблюдал ты один, а больше свидетелей не было.
- Господин капитан 1-го ранга, - вспыхнул Ямасита, - я точно видел попадание нашей торпеды. Я никогда в жизни никого не обманывал...
- Ладно, - сказал я, - на службе все случается. Иди на берег и постарайся там хорошо провести время.
Я сунул часы в его карман. Сигнальщик остыл, улыбнулся и, отдав честь, вышел из каюты.
Я же засел за рапорт о подробностях ночного боя в заливе Велла. С одной стороны, мне хотелось как можно правдивее описать случившееся, но с другой стороны, не хотелось подставлять своих товарищей на других кораблях, совершивших кучу ошибок. Потребовалось несколько часов, прежде чем я закончил работу и вышел на верхнюю палубу.
К этому времени первая партия отпущенных на берег матросов уже вернулась на корабль. Среди них находился Ямасита. Форменка на нем была разорвана, губы разбиты, а под глазом набухал лиловый синяк.
- Что произошло? - потребовал я объяснений.
- Ничего страшного, господин капитан 1-го ранга, - вытянулся сигнальщик. - Я оступился и упал.
- Утром ты мне сказал, что никогда в жизни не врал, - сказал я. Зачем же ты врешь сейчас?
- Простите, господин капитан 1-го ранга, - опустил глаза Ямасита. - Я подрался с какими-то ублюдками на берегу.
- Идем ко мне в каюту, - приказал я. - Доложишь, что случилось.
Ямасита послушно пошел за мной и в каюте честно рассказал, что с ним произошло.
- Дело было так, господин капитан 1-го ранга. Я выпил пару чашек саке. Возможно, опьянел слегка. И стал хвастаться часами, которые вы мне подарили. Тут ко мне подходит какой-то придурок и говорит, что наш "Сигуре" позорно бежал с поля боя и опозорил весь флот. Затем появился еще какой-то дурак и сказал, что вообще весь 27-й дивизион - это сборище трусов и разгильдяев. Ну я ему и врезал. Вы на меня не смотрите, господин капитан 1-го ранга. Они тоже получили все, что заслужили. Подонки!
- Ямасита, - спросил я, - ты считаешь, что "Сигуре" действовал неправильно?
- Нет, командир, - искренне ответил он. - Вы все сделали совершенно правильно. Просто эти придурки на берегу вывели меня из себя.
- Ты должен был не обращать на эти глупости внимания, - пожурил я сигнальщика. - Мы здесь для того, чтобы сражаться с американцами, а не драться друг с другом. Иди в лазарет, приведи себя в порядок.
После боя в заливе Велла атмосфера на "Сигуре" кардинальным образом изменилась. Я понял, что под моим командованием находится опытный боевой экипаж. Я уверенно чувствовал себя перед грядущими боями, которые не замедлили последовать.
Продолжая свое наступление, американцы провели новую высадку морской пехоты 15 августа на Билоа - вблизи южной оконечности Велла Лавелла. Новый плацдарм вместе с ранее захваченным на Мунде брал в клещи 12 000-й японский гарнизон в Коломбангаре. Реакцией японского командования стал план высадки подкреплений в Хорании для уничтожения нового вражеского плацдарма. Для этого предполагалось использовать и всю наличную в этом районе авиацию.
Утром 16 августа Ямагами и я были вызваны на совещание, которое на борту эсминца "Сазанами" проводил командир 3-й эскадры эсминцев контр-адмирал Мацудзи Иджуин. Было уже объявлено, что он намерен лично возглавить операцию у Хорании.
Иджуин информировал нас, что он добился у командования прекращения выполнения эсминцами транспортных функций. Отныне эсминцы будут заниматься только эскортированием. Эскортирующая эскадра еще год назад всегда состояла не менее чем из восьми эсминцев.
- К сожалению, ныне из-за больших потерь, понесенных в последние месяцы, нам придется довольствоваться четырьмя кораблями. Я сам выбрал эти четыре эсминца, - заявил адмирал. - И уверен, что они стоят восьми других кораблей.
После этого адмирал объявил названия кораблей, отобранных для операции. Если не считать моего "Сигуре", все остальные были эскадренными миноносцами новейшей постройки. Среди них был герой боя в бухте Кула 13 июля эсминец "Хамакадзе", который, помимо всего прочего, являлся одним из немногих японских кораблей, оснащенных радаром. Он и однотипный "Исокадзе" составляли 17-й дивизион эсминцев под командованием капитана 1-го ранга Тошио Мияцаки. Вместе с флагманским эсминцем самого Иджуина "Сазанами" они должны были сформировать охранение конвоя. Это был очень редкий случай, когда такой маленький отряд из четырех эсминцев должно было вести в бой целое созвездие старших офицеров: один контр-адмирал и два капитана 1-го ранга. Все это говорило о том, что на высшее командование разгром в заливе Велла оказал сильное впечатление.
17 августа в 3 часа ночи наши четыре эсминца вышли из Рабаула, продвигаясь в южном направлении на рандеву с конвоем из двадцати самоходных десантных барж. Баржи вышли с Бугенвиля, имея на борту 400 солдат для подкрепления сил гарнизона Хорании.
Мы находились еще примерно в 100 милях от Рабаула, когда радисты перехватили длинное сообщение, передаваемое американским самолетом-разведчиком. Ясно, что речь шла о нас. Адмирал Иджуин радировал в Буин, прося обеспечить воздушную разведку района, чтобы не быть пойманными врасплох кораблями противника.
Первое сообщение от нашего разведывательного самолета пришло в 13:30, когда на юго-западном горизонте уже появились берега острова Бугенвиль. Оно гласило: "Три эсминца противника идут проливом Гизо в направлении Билоа".
Наш отряд со скоростью 28 узлов продолжал идти в направлении Бугенвиля. Мы спешили, чтобы не позволить противнику напасть на неэскортируемый конвой, который медленно шел вдоль побережья Чойсела.
В 21:00 прямо по курсу на горизонте замаячила Велла Лавелла. Мы приближались к своей цели и, вероятно, к схватке с тремя ранее обнаруженными эсминцами противника.
Напряженная тишина, царившая на мостике, была прервана криком сигнальщика Ямасита:
- Вижу самолет противника!
На большой высоте прямо над нами прошмыгнул американский бомбардировщик и скрылся в облаках. Затем, также внезапно, появился второй самолет. Это 5ыл торпедоносец "Авенджер", сбросивший осветительную ракету прямо над "Сигуре".
Наши эсминцы, сломав кильватерный строй, разошлись разными курсами, открыв зенитный огонь. Маневрируя на 30 узлах, корабли закрылись дымзавесами.
Еще один бомбардировщик появился из облаков и, пройдя над самыми мачтами "Сазанами", сбросил несколько бомб. Я со страхом подумал, что это один из "топмачтовиков", о которых мы уже слышали несколько месяцев, но так ничего и не придумали, как уклоняться от скользящих по поверхности воды авиабомб.
Но в данном случае я ошибся. Бомбы были сброшены обычным манером. Они легли вблизи "Сазанами", подняв вокруг флагманского эсминца большие столбы воды. "Сазанами" отбивался изо всех орудий, но так и нe попал в этого отважного американского пилота.
Самолеты ушли, хотя существовала большая вероятность того, что они вернутся. Далеко на горизонте, наконец, показался конвой, который мы должны были охранять. До него оставался еще примерно час хода. Все с тревогой всматривались в небо, ожидая нового визита американских самолетов. Пока они появлялись двойками, а что будет, если их появится больше?
Самолеты продолжали нападать на нас парами до самого входа в залив Велла. Когда последние из них улетели, черный зловещий силуэт Коломбангары снова навис над нами с востока. И снова нас окутывала кромешная тьма. Не идем ли мы опять в капкан, расставленный противником?
С "Сазанами" по радио передали приказ повернуть на 180 градусов, на запад, из-за плохой видимости на стороне Коломбангары.
Повернув на запад, мы прошли около 30 миль, когда с "Сазанами" просигналили: "Четыре корабля противника, пеленг 190, дистанция 15 000 метров".
Адмирал Иджуин вовремя вывел нас из очередной ловушки.
Кормовой сигнальный фонарь "Сазанами" промигал новый приказ: "Построиться в боевой ордер. Подготовиться к торпедной атаке с левого борта".
Адмирал Иджуин позднее рассказывал мне, что он очень обрадовался, обнаружив, что противник нас преследует. "Я убедился, что противник, находясь под впечатлением своей феноменальной победы 6 августа, проигнорирует конвой и решит заняться нами. Я повернул на север, чтобы отвлечь американцев подальше от конвоя".
В 22:32 наши эсминцы повернули на 45 градусов к северо-западу. Все следили за маневрированием противника, к которому ближе всех находился имеющий радар "Хамакадзе", прикрываемый "Сазанами". Мой "Сигуре" занимал позицию еще на 1000 метров севернее их.
Противник продолжал следовать полным ходом на северо-восток, явно демонстрируя тот факт, что наше предыдущее маневрирование осталось незамеченным. Расстояние между нами и американцами сокращалось, и в 22:40 в темном небе расцвели две сигнальных ракеты: белая и синяя, выпущенные нашим самолетом-разведчиком. Это был заранее условленный сигнал, означающий: "Корабли противника являются эсминцами".
Американская колонна начала внезапный резкий поворот вправо в западном направлении. Адмирал Иджуин с ужасом понял, что противник прекратил преследование нас и лег на курс перехвата беззащитного конвоя. Адмирал немедленно приказал всем эсминцам совершить поворот на 90 градусов к юго-западу в надежде перехватить колонну противника, прежде чем она обрушится на незащищенные десантные баржи. Но беглый расчет скорости противника показал, что это невозможно.
Тогда Иджуин приказал дать по американцам торпедный залп с предельной дистанции, которая по оценке офицеров "Сазанами" составляла 8000 метров. Мои собственные расчеты показывали более 10 000 метров. С такого расстояния шансов добиться попадания практически не было никаких. Американские корабли шли почти параллельным курсом со скоростью более 30 узлов. Катастрофа нашего конвоя казалась неминуемой, и Иджуин приказал выпустить торпеды. В 22:52 все корабли произвели торпедный залп, выпустив двадцать три торпеды.
Наши торпеды были уже на полпути к цели, когда неожиданно одна из них внезапно встала вертикально в оде, переломилась пополам, осветив темноту бело-зеленым флюоресцентным свечением. С кораблей противника все это, разумеется, заметили и совершили резкое уклонение вправо. В результате все наши торпеды прошли мимо. Адмирал Иджуин, глядя на все это в бинокль с мостика "Сазанами", вздохнул:
- Надо же было ей сломаться! Не повезло. Но по крайней мере мы отогнали их от конвоя.
В 22:55 "Сазанами" выпустил восемь оставшихся у него торпед. Расстояние до противника было еще 7000 метров, но Иджуина это не заботило. Ему важно было еще дальше отогнать американцев от наших барж. Американцы совершили еще один резкий поворот вправо и уклонились от торпед. После чего адмирал приказал открыть артиллерийский огонь.
Загремели орудия "Сазанами" и "Хамакадзе". Однако без прожекторов обеспечить точность наводки было сложно. Да и дистанция для наших 127-миллиметровок была слишком большой.
Мой "Сигуре" и "Исокадзе" также ринулись на сближение с противником, и в 22:59 я приказал приготовиться к выпуску веера из четырех торпед.
В следующий момент на "Сигуре" обрушился град вражеских снарядов, падающих с недолетом в 20-40 метрах от корабля, поднимая каскады воды и брызг. Вторым и третьим залпом мы были накрыты, чудом избежав прямых попаданий.
Я пытался засечь противника по вспышкам его орудий, но не видел ничего и понял, что американцы используют беспламенный порох, слухи о котором ходили уже давно. Подобный порох в сочетании с радиолокационной наводкой орудий давали американцам огромное преимущество. Забыв о собственных планах произвести торпедную атаку, я приказал ставить дымзавесу и переходить на курс зигзага.
Мы носились взад-вперед в дымовой завесе со скоростью 30 узлов. Но каждые шесть секунд вокруг нас продолжали падать снаряды, ежесекундно грозя прямым попаданием.
Огня я не открывал, ожидая более удобного момента. А огонь противника продолжался. Американцы приближались по пеленгу 60 градусов, и мне хотелось сначала выпустить по ним торпеды, а потом открыть огонь из орудий, чтобы не сбить наводку торпедистам.
Столбы воды от американских недолетов и перелетов обрушивались на мостик, окатывая нас с головы до ног.
Сблизившись на 5000 метров, я дал торпедным аппаратам команду "Пли!" и стал разворачивать влево, наблюдая за движением торпед. Противник продолжал огонь.
Я открыл ответный огонь, и корпус "Сигуре" задрожал как лист от бортового залпа. Стоял оглушающий грохот. Кругом падали снаряды противника, но ни один из них так в нас и не попал. Через гром залпов и разрывов я услышал крик сигнальщика из вороньего гнезда а мачте:
- Торпеда попала во второй от головного корабль противника! Наши снаряды попали в третий корабль противника!
Доказательств этому я из-за клубов дыма сам не видел, но новость подняла боевой дух экипажа.
В это время радиолокатор эсминца "Хамакадзе" обнаружил подход к месту боя мощного соединения противника. Капитан 1-го ранга Мияцаки предложил отходить на северо-запад.
В 23:00 "Сигуре" и "Исокадзе" повернули на северо-запад. "Сазанами" и "Хамакадзе", совместно маневрируя, также легли на курс отхода.
Снаряды продолжали поднимать вокруг нас водяные столбы еще минут десять. Мы так и не получили ни одного попадания. "Исокадзе" повезло меньше. Попав под сосредоточенный огонь противника, "Исокадзе" выпустил по американцам восемь торпед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31