По новым инструкциям, о которых вы все уже знаете, рабочий лагерь прежде всего обязан работать, а его обитатели должны быть здоровы и не грызться между собой. Понятно? - Писарь угрожающе стукнул кулаком по столу. Он хотел говорить невозмутимо и свысока, но не сдержался. - А Фриц опять начинает задирать, хотя только что, когда рапортфюрер появился в лагере, он чуть не обделался от испуга, решив, что будут расследовать его вчерашнее...
- Это к делу не относится, - прервал его Хорст. Староста был горд, что возглавляет лагерь и у него даже есть свой штаб, и ему хотелось, чтобы разговор шел, как в настоящем штабе. - Я согласен с писарем, что мы должны напрячь все силы и справиться с трудным заданием. Мы его наверняка выполним, камарады! В решающие дни, когда над Германией нависли грозовые тучи... - Он сказал еще несколько таких же фраз в стиле прусского офицера, обращающегося к солдатам.
Фриц, старый выкормыш гитлерюгенда, прошипел в наступившей тишине:
- И при таких-то явных фюрерских способностях ты уступаешь инициативу этому бумагомараке? А почему вообще здесь не решает только староста лагеря? Почему тон задает какой-то писарь и его дружок Оскар?
Хорст погладил усики и сказал веско:
- Заткнись. Никто не сомневается, что на территории лагеря единственный начальник - это я. Писарь действует с моего согласия и занимается только организационными делами, потому что он ежедневно бывает в комендатуре. Не так ли, Эрих?
- Разумеется, староста!
- "Разумеется, староста", - имитировал разъяренный Фриц хриплый голос писаря. - Разумеется! Каждый дурак знает, что этот староста не был бы старостой, если бы его не выдвинул великий Эрих Фрош. Руководство у нас подбирается так: во главе ставят ничтожество, чтобы тот, кто пониже, мог вертеть всем...
- Молчать! - одновременно крикнули Хорст и писарь с такой синхронностью, что оба, усмехнувшись, воззрились друг на друга. "Вот вам, пожалуйста, - говорили эти взгляды, - болтайте после этого, что меж нас нет полного согласия!"
- Mes amis франц.)>, - сказал вдруг грек Фредо, поднимая глаза от бумажки с цифрами, на которую он сосредоточенно глядел, всем своим видом давая понять, что у него нет времени прислушиваться к пререканиям немцев. Что-то у меня не получается... Три барака, одно отхожее место, один забор. И тысяча пятьсот рабочих, c'est une betise франц.)>.
- Ну, что, что еще? - нетерпеливо проворчал писарь. - Рапортфюрер приказал...
Фредо устремил на него невозмутимый взгляд карих глаз и чуть приподнял руку. Писарь умолк, но его шрам покраснел еще больше.
- Я подсчитал, - продолжал Фредо, - а если я ошибся, вы меня поправите, что вся строительная площадка составляет триста восемьдесят пять квадратных метров. Если поставить на каждый метр по четыре человека... Фредо кашлянул в ладонь, - они просто перебьют друг друга кирками...
Пока немцы препирались, Гастон тщетно старался подавить улыбку. Заговорил Брада, до которого, очевидно, не дошла тонкая ирония Фредо:
- Тут сказали, что я слишком много говорю, хотя я в основном молчал. Дайте-ка я сейчас выскажусь, чтобы герр Фриц оказался прав.
С минуту он говорил довольно сбивчиво, пока не перешел к тому, что волновало его больше всего.
- Послушаешь тут вас всех - хочется схватиться за голову и спросить: "С ума они сошли, что ли?" На апельплаце ждут люди, которые не ели уже трое суток. А вы тут спорите не о том, как сохранить им жизнь, потому что четверка хлеба их не спасет, - нет, вы грызетесь между собой и стараетесь провести друг друга, а главное тех, что ждут там, на апельплаце...
- Пардон, - сказал Фредо и поглядел Оскару в глаза. - Не все!
- Не все, - отозвался в унисон ему и Гастон. Оскар рассердился было, что его перебивают, ему хотелось сказать что-то резкое. Но потом до его сознания дошло, что Фредо и Гастон, собственно, сказали очень правильные слова и таким тоном, в котором было не возражение ему, а скорее поддержка. И Оскар, чуть опустив подбородок, продолжал более дружелюбно:
- Вы меня знаете, я немного вспыльчив. Но я не хотел рубить сплеча и всех стричь под одну гребенку. И все-таки вы тут не правы. Эрих верит эсэсовцам: мол, меняется дух лагеря. А потом тот же Эрих, как я убедился, сам велит проминентам гнать мусульман дубинками. Копиц хочет срочно строить забор внутри лагеря, а вы из кожи вон лезете, чтобы выполнить его приказ, спорите о том, как все это получше организовать, и ни один из вас не задается вопросом: а зачем нужен этот забор? Я вам скажу зачем: там будет штрафное отделение, "дисциплинарка", как во всех лагерях! Вот вам и новый дух лагеря, вот чего он стоит!
Подбородок Оскара опять выпятился и вздрагивал от волнения. Врач искренне беспокоился за полторы тысячи узников, оставшихся на апельплаце, к тому же ему нелегко было точно выражать свои мысли по-немецки. Он не умел дипломатически маневрировать, как Фредо, и его раздражало присутствие головореза Фрица. Все это усиливало волнение Оскара.
- Ох, уж этот наш Оскар! - заговорил Эрих. - Это так на него похоже! Вечно паникует, волнуется, подозревает кого-то. Все мы знаем его характер, потому и не сердимся. В конце концов на то он и доктор, чтобы тревожиться о здоровье людей. И пусть тревожится. Новый дух в лагере будет, я не вру, камарады, и этот неугомонный Оскар нам очень пригодится. - Писарь выдавил из своего горла смешок, но никто не подхватил его. - Главная наша задача сейчас - это поставить новый лагерь на ноги. Нам не грозит никакая "дисциплинарка", никакой карцер, порка или виселица - об этом герр рапортфюрер сказал мне вполне определенно. От нас требуют построить новый забор? Что ж, мы построим. Вы не знаете, зачем это нужно, а я знаю, но пока не могу сказать. Вот возражение Фредо более серьезное. Он, конечно, прав, и, я уверен, вы не считаете меня таким ослом, который не подумал об этом заранее. - Снова неловкий смешок, и опять никакого отклика. - То есть о том, что полторы тысячи человек просто передавили бы друг друга на этой площадке... Проще всего было бы запереть новичков в бараки, пусть себе дрыхнут, а всю работу поручить старой стройкоманде. Она бы, наверное, даже скорей управилась. Но рапортфюрер решил использовать всех прибывших, не спорить же мне с эсэсовцами. Мы выйдем из положения иначе: бригады, которые он сформировал, разделим на несколько смен и пустим на участок как можно меньше новичков в один прием. Скажи откровенно, Фредо, разве я не говорил тебе об этом еще на апельплаце, когда мы составляли списки?
- Да, припоминаю, - примирительно сказал грек, чтобы поддержать престиж писаря. Но тот настолько проникся верой в свою прозорливость, что даже не воспринял слова Фредо как ложь.
- Вот видите, - продолжал он довольным тоном, - даже ловкачу греку пришлось признать, что ему не угнаться за мной.
Открылась дверь, и в контору заглянул капо абладекоманды Зепп.
- Хлеб расфасован, господа!
Эрих был рад, что их спор прервали. Он потер руки и воскликнул:
- Отлично! Теперь остается обеспечить правильную раздачу хлеба, чтобы никто не урвал лишней порции, а потом начнем работу. Дерек, твои землекопы получат завтрак первыми. Есть еще какие-нибудь замечания? - он обвел взглядом собравшихся.
Оскар поднял руку.
- У меня, Эрих. Доктор Шими-бачи доложил мне, что сегодня утром, перед побудкой, какой-то проминент дал пощечину чеху из четырнадцатого барака. Просто так, ни за что ни про что. И при этом сломал ему челюсть. - Оскар провел рукой по щеке, показывая, что произошло. -Повреждение пустяковое, но предупреждаю вас, что пострадавший не выживет. Жевать он не может, челюсть срастется не скоро, питательной жидкой пищи у нас нет, и пациент попросту умрет от голода. Я настаиваю, - подбородок Оскара опять дрогнул, и врач уперся взглядом в глаза писаря - на том, чтобы виновник был наказан как убийца и чтобы с побоями было наконец покончено.
- Ты кончил? - нетерпеливо спросил писарь. - Ну и хорошо. Чтобы ты знал, что мои слова о новом духе лагеря - чистая правда, обещаю тебе здесь, перед всеми, что все будет по-твоему: обидчик понесет наказание, проминенты получат предупреждение, с дубинками покончено. Честное слово! Но только завтра. Вот построим эти бараки, получим свободный день - не смейтесь, завтра мы его наверняка получим! - и тогда все устроим. Будешь доволен, Оскар!
* * *
Раздача полутора тысяч порций хлеба тут же, под открытым небом, была нелегким делом. Писарь с облегчением подумал о том, что у проминентов пока еще есть в руках дубинки; он был твердо уверен, что в противном случае голодная толпа вырвала бы корзины с хлебом из рук повара.
Жующие люди группами расположились на земле. Среди них прохаживался Хорст.
- Хлеб съедайте весь, не создавайте соблазна для воров, - поучал он. Старая лагерная примета гласит: кто не съест сразу выданный хлеб, тот недолго проживет в лагере. - Он остановился около узника, который, прикрыв глаза, сидел на земле и держал в руках свою порцию хлеба. - А ты почему не ешь?
Феликсу было трудно говорить. Он показал на посиневшую щеку и прошептал:
- Челюсть сломана...
- Ага, - с важным видом кивнул Хорст, - так это ты и есть тот самый пострадавший? Я слышал об этом безобразии. Мы примем меры, твой случай будет расследован.
И он продолжал свой обход.
Феликс поглядел на ломоть хлеба в руке, и слезы снова потекли у него по щекам. "Почему это случилось со мной? Почему?"
Он отщипнул кусочек мякиша, но хлеб был старый и черствый, даже шарик невозможно было скатать из такого мякиша. Феликс сунул хлеб в рот, попытался размягчить его слюной и потом разжевать, но слюны оказалось слишком мало. Много было только слез, они все катились и катились по грязным щекам, крупные, как горошины. Зденек снова отправился к врачу.
- Шими-бачи, нельзя ли что-нибудь сварить для Феликса? Кашу? Достать немножко сахару?
Маленький венгр добродушно сощурился и повел Зденека к своему начальнику.
- Он насчет того человека со сломанной челюстью, - сказал он Оскару. Вы договоритесь по-чешски.
Оскар впервые видел Зденека. Он посмотрел на него в упор своим обычным хмурым и пристальным взглядом. С людьми, которые у него чего-то просили, он всегда разговаривал строго и даже неприветливо, словно боясь вызвать у человека надежду на большее, чем он, Оскар, в состоянии сделать.
- Ты товарищ Феликса? С ним дело плохо, сам понимаешь. Все вы сильно ослабли, а у него еще это... Пару кусков сахару я, наверное, достану. На обед будет картошка. Разомнешь его порцию, а я постараюсь раздобыть кусок маргарина. Посмотрим, сможет ли он это съесть. Сомневаюсь. Что он делал на свободе? Пианист? Физически он слабоват. Удивляюсь, каких некрепких людей пропустили на этот раз через селекцию в Освенциме... Ну, это хороший признак, видно, у Гитлера дела настолько плохи, что и мы ему годимся. А уж с нашей-то помощью он обязательно выиграет войну, это факт, а?
Глаза Оскара смеялись. Зденек тоже усмехнулся.
- Факт!
* * *
В десять часов утра и в самом деле начали рыть канавы. Абладекоманда, пополненная десятком новичков покрепче, выкатила из ворот тележку и, громко ухая, возила стройматериалы со склада. Для каждой крыши требовалось восемь готовых деталей из досок, планок и толя - размером три метра на два с половиной - и такое же количество дощатых секторов для нар. Кроме того, ставились две большие готовые треугольные стены, передняя и задняя, дверь и окно. Всего, таким образом, барак собирали из двадцати деталей, а на три барака их требовалось шестьдесят. Особенно трудно было возить громадные и нескладные треугольные стены: они никак не помещались на тележке, их приходилось скорее нести, чем везти. Отхожее место собирали из четырнадцати деталей несколько иных размеров. Доставка всех этих материалов на стройплощадку затянулась до полудня. Раньше не удалось начать ни стройку забора, ни вывоз мертвецов, потому что тележка была единственным перевозочным средством в лагере - на ней возили и дрова, и картошку, и трупы.
Маленький коренастый Диего Перейра в синем берете и толстом шерстяном шарфе уже два раза заходил в контору.
- Никс? - махал он руками. - Все еще никс9?
- Знаешь ведь, что у нас только одна тележка, - сердито проворчал писарь. У него было работы по горло, а с этим сволочным испанцем, который упрям, как мул, и прикидывается, что не умеет говорить по-немецки, Эрих вообще не любил разговаривать. - Иди, помогай пока абладекоманде. Иди, работай!
Диего вытаращил большие черные глаза и ткнул себя пальцем в грудь.
- Я - тотенкоманда. Я хоронить из всех последних сил. Это мой работа. Писарь, ты умирал, я тебя закопать, живо, марш. Хочешь? А другой работа ausgeschlossen нем.)>.
Грек, сидевший напротив писаря, рассмеялся, и это еще больше рассердило Эриха.
- Перестань, Фредо, и немедленно гони его отсюда, я его видеть не хочу! - И, язвительно взглянув на Диего сквозь стальные очки, писарь по-мальчишески подразнил его: - Да здравствует Франко! Да здравствует Франко!
Фредо вскочил, едва успев удержать испанца, который устремился вниз по ступенькам, чтобы накинуться на писаря. Тот, зная, как силен Фредо, спокойно сидел на месте.
- Гони его, говорю тебе, гони! - повторил он.
Испанец напирал на Фредо и бурчал ему в ухо:
- Эх, ты, коммунист, а защищаешь нацистскую шлюху!
- Тебя защищаю, осел, - ответил тот и железной рукой оттеснил испанца к двери. - Это же писарь. Проваливай!
Диего вырвался из рук грека и, багровый от гнева, затопал по ступенькам. В дверях он остановился, обернулся и сплюнул.
- Я тебя похоронить, писарь. Факт, на сто процент!
Когда Диего вышел, писарь нервно оттянул воротник своей арестантской куртки, словно ему было душно.
- Подам на него рапорт, разделаюсь с ним. Сегодня же! А если ты будешь смеяться его дурацкой болтовне...
Грек уселся на свое место, напротив писаря, и пристально посмотрел на него.
- Герр писарь, вспомните, пожалуйста, о лагере нового типа. Диего и его люди - полезные работники. Карцера, порки, виселиц здесь уже не будет. Зачем же подавать на него рапорт?
Писарь замахал на него руками, в которых держал бумаги.
- И ты хорош гусь! Видишь, как я занят, а ты меня раздражаешь и задерживаешь. У меня и без того голова идет кругом.
- Вот потому-то вы нервничаете и поступаете неправильно, - невозмутимо продолжал грек. - Мы все здесь жертвы фашизма, так зачем же нам...
- И я? - хрипло засмеялся писарь и показал на свой зеленый треугольник.
- И вы тоже. Я вас уже достаточно хорошо знаю, вы немец, но не фашист. Мы наверняка доживем до того времени, когда окажется, что лучше быть не фашистом, а жертвой фашизма. Это вы сами уже давно поняли. Зачем же вы наживаете себе врагов среди заключенных? А что касается обилия работы в конторе, то почему бы вам не взять помощника?
Эрих наклонился над бумагами и делал вид, что не слышит.
- У меня нашелся бы для вас подходящий человек, - добавил Фредо и взялся за бумагу и карандаш.
- Хочешь пристроить сюда еще одного грека? - бросил писарь, не отрываясь от работы.
- Ну что вы! Вы же сами сказали, что они безграмотны.
- Это верно, - усмехнулся писарь. - Но изредка бывают и исключения.
Фредо слегка поклонился.
- Спасибо, писарь. Но на этот раз я имел в виду не грека.
- Француза?
- И не француза. Мне понравилось, что вы выдвигаете Оскара. Это правильный ход. Что, если бы усилить позиции лазарета тем, что взять в контору кого-нибудь, кому доверяет Оскар?
Эрих перестал писать.
- Венгра?
- Хотя бы и венгра. Но еще лучше, чтобы это был не старичок. Что вы скажете насчет кого-нибудь из новеньких? В большинстве они чехи и поляки.
- Вздор! Этих мусульман никто не знает. Оскар видел их даже меньше, чем мы. Все они на одно лицо, дохлые, уши торчком. Ты согласен посадить рядом с собой такого заморыша?
- В лагере нового типа все они быстро воспрянут духом и телом, не правда ли, писарь? А заключенный, который попадает в проминенты, поправляется скорей других, это вы сами знаете. У меня есть кандидатура.
- Ай да грек! - засмеялся писарь. - Я еще не знаю по имени ни одного из этих полутора тысяч, а у него уже есть кандидатура! Знает ли его хоть Оскар?
- Знает, и вы тоже знаете. Оскар - в этом я только что убедился относится к нему благосклонно. Справлялся я о нем и у других чехов. Все его знают, он кем-то был там у них, в Терезине. Его блоковый сказал, что он умеет петь. Мы сами убедились, что он хорошо говорит по-немецки и по-французски. Ну, вспомните-ка, это тот кинорежиссер.
- Знаю, знаю! - писарь отмахнулся. - Санитар Пепи приводил его сюда. Нет, эта кандидатура не годится: проминенты ни за что не простят мне, если я возьму в контору только что прибывшего новичка.
Фредо хитро улыбнулся.
- Проминенты вам не страшны. И вообще, разве вы боитесь кого-нибудь? А кинорежиссер -это солидный человек, с кинорежиссерами считаются. Помните, как тогда, ночью, Гастон сразу навострил уши? Если мы дождемся конца, кинорежиссер может оказаться влиятельной фигурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
- Это к делу не относится, - прервал его Хорст. Староста был горд, что возглавляет лагерь и у него даже есть свой штаб, и ему хотелось, чтобы разговор шел, как в настоящем штабе. - Я согласен с писарем, что мы должны напрячь все силы и справиться с трудным заданием. Мы его наверняка выполним, камарады! В решающие дни, когда над Германией нависли грозовые тучи... - Он сказал еще несколько таких же фраз в стиле прусского офицера, обращающегося к солдатам.
Фриц, старый выкормыш гитлерюгенда, прошипел в наступившей тишине:
- И при таких-то явных фюрерских способностях ты уступаешь инициативу этому бумагомараке? А почему вообще здесь не решает только староста лагеря? Почему тон задает какой-то писарь и его дружок Оскар?
Хорст погладил усики и сказал веско:
- Заткнись. Никто не сомневается, что на территории лагеря единственный начальник - это я. Писарь действует с моего согласия и занимается только организационными делами, потому что он ежедневно бывает в комендатуре. Не так ли, Эрих?
- Разумеется, староста!
- "Разумеется, староста", - имитировал разъяренный Фриц хриплый голос писаря. - Разумеется! Каждый дурак знает, что этот староста не был бы старостой, если бы его не выдвинул великий Эрих Фрош. Руководство у нас подбирается так: во главе ставят ничтожество, чтобы тот, кто пониже, мог вертеть всем...
- Молчать! - одновременно крикнули Хорст и писарь с такой синхронностью, что оба, усмехнувшись, воззрились друг на друга. "Вот вам, пожалуйста, - говорили эти взгляды, - болтайте после этого, что меж нас нет полного согласия!"
- Mes amis франц.)>, - сказал вдруг грек Фредо, поднимая глаза от бумажки с цифрами, на которую он сосредоточенно глядел, всем своим видом давая понять, что у него нет времени прислушиваться к пререканиям немцев. Что-то у меня не получается... Три барака, одно отхожее место, один забор. И тысяча пятьсот рабочих, c'est une betise франц.)>.
- Ну, что, что еще? - нетерпеливо проворчал писарь. - Рапортфюрер приказал...
Фредо устремил на него невозмутимый взгляд карих глаз и чуть приподнял руку. Писарь умолк, но его шрам покраснел еще больше.
- Я подсчитал, - продолжал Фредо, - а если я ошибся, вы меня поправите, что вся строительная площадка составляет триста восемьдесят пять квадратных метров. Если поставить на каждый метр по четыре человека... Фредо кашлянул в ладонь, - они просто перебьют друг друга кирками...
Пока немцы препирались, Гастон тщетно старался подавить улыбку. Заговорил Брада, до которого, очевидно, не дошла тонкая ирония Фредо:
- Тут сказали, что я слишком много говорю, хотя я в основном молчал. Дайте-ка я сейчас выскажусь, чтобы герр Фриц оказался прав.
С минуту он говорил довольно сбивчиво, пока не перешел к тому, что волновало его больше всего.
- Послушаешь тут вас всех - хочется схватиться за голову и спросить: "С ума они сошли, что ли?" На апельплаце ждут люди, которые не ели уже трое суток. А вы тут спорите не о том, как сохранить им жизнь, потому что четверка хлеба их не спасет, - нет, вы грызетесь между собой и стараетесь провести друг друга, а главное тех, что ждут там, на апельплаце...
- Пардон, - сказал Фредо и поглядел Оскару в глаза. - Не все!
- Не все, - отозвался в унисон ему и Гастон. Оскар рассердился было, что его перебивают, ему хотелось сказать что-то резкое. Но потом до его сознания дошло, что Фредо и Гастон, собственно, сказали очень правильные слова и таким тоном, в котором было не возражение ему, а скорее поддержка. И Оскар, чуть опустив подбородок, продолжал более дружелюбно:
- Вы меня знаете, я немного вспыльчив. Но я не хотел рубить сплеча и всех стричь под одну гребенку. И все-таки вы тут не правы. Эрих верит эсэсовцам: мол, меняется дух лагеря. А потом тот же Эрих, как я убедился, сам велит проминентам гнать мусульман дубинками. Копиц хочет срочно строить забор внутри лагеря, а вы из кожи вон лезете, чтобы выполнить его приказ, спорите о том, как все это получше организовать, и ни один из вас не задается вопросом: а зачем нужен этот забор? Я вам скажу зачем: там будет штрафное отделение, "дисциплинарка", как во всех лагерях! Вот вам и новый дух лагеря, вот чего он стоит!
Подбородок Оскара опять выпятился и вздрагивал от волнения. Врач искренне беспокоился за полторы тысячи узников, оставшихся на апельплаце, к тому же ему нелегко было точно выражать свои мысли по-немецки. Он не умел дипломатически маневрировать, как Фредо, и его раздражало присутствие головореза Фрица. Все это усиливало волнение Оскара.
- Ох, уж этот наш Оскар! - заговорил Эрих. - Это так на него похоже! Вечно паникует, волнуется, подозревает кого-то. Все мы знаем его характер, потому и не сердимся. В конце концов на то он и доктор, чтобы тревожиться о здоровье людей. И пусть тревожится. Новый дух в лагере будет, я не вру, камарады, и этот неугомонный Оскар нам очень пригодится. - Писарь выдавил из своего горла смешок, но никто не подхватил его. - Главная наша задача сейчас - это поставить новый лагерь на ноги. Нам не грозит никакая "дисциплинарка", никакой карцер, порка или виселица - об этом герр рапортфюрер сказал мне вполне определенно. От нас требуют построить новый забор? Что ж, мы построим. Вы не знаете, зачем это нужно, а я знаю, но пока не могу сказать. Вот возражение Фредо более серьезное. Он, конечно, прав, и, я уверен, вы не считаете меня таким ослом, который не подумал об этом заранее. - Снова неловкий смешок, и опять никакого отклика. - То есть о том, что полторы тысячи человек просто передавили бы друг друга на этой площадке... Проще всего было бы запереть новичков в бараки, пусть себе дрыхнут, а всю работу поручить старой стройкоманде. Она бы, наверное, даже скорей управилась. Но рапортфюрер решил использовать всех прибывших, не спорить же мне с эсэсовцами. Мы выйдем из положения иначе: бригады, которые он сформировал, разделим на несколько смен и пустим на участок как можно меньше новичков в один прием. Скажи откровенно, Фредо, разве я не говорил тебе об этом еще на апельплаце, когда мы составляли списки?
- Да, припоминаю, - примирительно сказал грек, чтобы поддержать престиж писаря. Но тот настолько проникся верой в свою прозорливость, что даже не воспринял слова Фредо как ложь.
- Вот видите, - продолжал он довольным тоном, - даже ловкачу греку пришлось признать, что ему не угнаться за мной.
Открылась дверь, и в контору заглянул капо абладекоманды Зепп.
- Хлеб расфасован, господа!
Эрих был рад, что их спор прервали. Он потер руки и воскликнул:
- Отлично! Теперь остается обеспечить правильную раздачу хлеба, чтобы никто не урвал лишней порции, а потом начнем работу. Дерек, твои землекопы получат завтрак первыми. Есть еще какие-нибудь замечания? - он обвел взглядом собравшихся.
Оскар поднял руку.
- У меня, Эрих. Доктор Шими-бачи доложил мне, что сегодня утром, перед побудкой, какой-то проминент дал пощечину чеху из четырнадцатого барака. Просто так, ни за что ни про что. И при этом сломал ему челюсть. - Оскар провел рукой по щеке, показывая, что произошло. -Повреждение пустяковое, но предупреждаю вас, что пострадавший не выживет. Жевать он не может, челюсть срастется не скоро, питательной жидкой пищи у нас нет, и пациент попросту умрет от голода. Я настаиваю, - подбородок Оскара опять дрогнул, и врач уперся взглядом в глаза писаря - на том, чтобы виновник был наказан как убийца и чтобы с побоями было наконец покончено.
- Ты кончил? - нетерпеливо спросил писарь. - Ну и хорошо. Чтобы ты знал, что мои слова о новом духе лагеря - чистая правда, обещаю тебе здесь, перед всеми, что все будет по-твоему: обидчик понесет наказание, проминенты получат предупреждение, с дубинками покончено. Честное слово! Но только завтра. Вот построим эти бараки, получим свободный день - не смейтесь, завтра мы его наверняка получим! - и тогда все устроим. Будешь доволен, Оскар!
* * *
Раздача полутора тысяч порций хлеба тут же, под открытым небом, была нелегким делом. Писарь с облегчением подумал о том, что у проминентов пока еще есть в руках дубинки; он был твердо уверен, что в противном случае голодная толпа вырвала бы корзины с хлебом из рук повара.
Жующие люди группами расположились на земле. Среди них прохаживался Хорст.
- Хлеб съедайте весь, не создавайте соблазна для воров, - поучал он. Старая лагерная примета гласит: кто не съест сразу выданный хлеб, тот недолго проживет в лагере. - Он остановился около узника, который, прикрыв глаза, сидел на земле и держал в руках свою порцию хлеба. - А ты почему не ешь?
Феликсу было трудно говорить. Он показал на посиневшую щеку и прошептал:
- Челюсть сломана...
- Ага, - с важным видом кивнул Хорст, - так это ты и есть тот самый пострадавший? Я слышал об этом безобразии. Мы примем меры, твой случай будет расследован.
И он продолжал свой обход.
Феликс поглядел на ломоть хлеба в руке, и слезы снова потекли у него по щекам. "Почему это случилось со мной? Почему?"
Он отщипнул кусочек мякиша, но хлеб был старый и черствый, даже шарик невозможно было скатать из такого мякиша. Феликс сунул хлеб в рот, попытался размягчить его слюной и потом разжевать, но слюны оказалось слишком мало. Много было только слез, они все катились и катились по грязным щекам, крупные, как горошины. Зденек снова отправился к врачу.
- Шими-бачи, нельзя ли что-нибудь сварить для Феликса? Кашу? Достать немножко сахару?
Маленький венгр добродушно сощурился и повел Зденека к своему начальнику.
- Он насчет того человека со сломанной челюстью, - сказал он Оскару. Вы договоритесь по-чешски.
Оскар впервые видел Зденека. Он посмотрел на него в упор своим обычным хмурым и пристальным взглядом. С людьми, которые у него чего-то просили, он всегда разговаривал строго и даже неприветливо, словно боясь вызвать у человека надежду на большее, чем он, Оскар, в состоянии сделать.
- Ты товарищ Феликса? С ним дело плохо, сам понимаешь. Все вы сильно ослабли, а у него еще это... Пару кусков сахару я, наверное, достану. На обед будет картошка. Разомнешь его порцию, а я постараюсь раздобыть кусок маргарина. Посмотрим, сможет ли он это съесть. Сомневаюсь. Что он делал на свободе? Пианист? Физически он слабоват. Удивляюсь, каких некрепких людей пропустили на этот раз через селекцию в Освенциме... Ну, это хороший признак, видно, у Гитлера дела настолько плохи, что и мы ему годимся. А уж с нашей-то помощью он обязательно выиграет войну, это факт, а?
Глаза Оскара смеялись. Зденек тоже усмехнулся.
- Факт!
* * *
В десять часов утра и в самом деле начали рыть канавы. Абладекоманда, пополненная десятком новичков покрепче, выкатила из ворот тележку и, громко ухая, возила стройматериалы со склада. Для каждой крыши требовалось восемь готовых деталей из досок, планок и толя - размером три метра на два с половиной - и такое же количество дощатых секторов для нар. Кроме того, ставились две большие готовые треугольные стены, передняя и задняя, дверь и окно. Всего, таким образом, барак собирали из двадцати деталей, а на три барака их требовалось шестьдесят. Особенно трудно было возить громадные и нескладные треугольные стены: они никак не помещались на тележке, их приходилось скорее нести, чем везти. Отхожее место собирали из четырнадцати деталей несколько иных размеров. Доставка всех этих материалов на стройплощадку затянулась до полудня. Раньше не удалось начать ни стройку забора, ни вывоз мертвецов, потому что тележка была единственным перевозочным средством в лагере - на ней возили и дрова, и картошку, и трупы.
Маленький коренастый Диего Перейра в синем берете и толстом шерстяном шарфе уже два раза заходил в контору.
- Никс? - махал он руками. - Все еще никс9?
- Знаешь ведь, что у нас только одна тележка, - сердито проворчал писарь. У него было работы по горло, а с этим сволочным испанцем, который упрям, как мул, и прикидывается, что не умеет говорить по-немецки, Эрих вообще не любил разговаривать. - Иди, помогай пока абладекоманде. Иди, работай!
Диего вытаращил большие черные глаза и ткнул себя пальцем в грудь.
- Я - тотенкоманда. Я хоронить из всех последних сил. Это мой работа. Писарь, ты умирал, я тебя закопать, живо, марш. Хочешь? А другой работа ausgeschlossen нем.)>.
Грек, сидевший напротив писаря, рассмеялся, и это еще больше рассердило Эриха.
- Перестань, Фредо, и немедленно гони его отсюда, я его видеть не хочу! - И, язвительно взглянув на Диего сквозь стальные очки, писарь по-мальчишески подразнил его: - Да здравствует Франко! Да здравствует Франко!
Фредо вскочил, едва успев удержать испанца, который устремился вниз по ступенькам, чтобы накинуться на писаря. Тот, зная, как силен Фредо, спокойно сидел на месте.
- Гони его, говорю тебе, гони! - повторил он.
Испанец напирал на Фредо и бурчал ему в ухо:
- Эх, ты, коммунист, а защищаешь нацистскую шлюху!
- Тебя защищаю, осел, - ответил тот и железной рукой оттеснил испанца к двери. - Это же писарь. Проваливай!
Диего вырвался из рук грека и, багровый от гнева, затопал по ступенькам. В дверях он остановился, обернулся и сплюнул.
- Я тебя похоронить, писарь. Факт, на сто процент!
Когда Диего вышел, писарь нервно оттянул воротник своей арестантской куртки, словно ему было душно.
- Подам на него рапорт, разделаюсь с ним. Сегодня же! А если ты будешь смеяться его дурацкой болтовне...
Грек уселся на свое место, напротив писаря, и пристально посмотрел на него.
- Герр писарь, вспомните, пожалуйста, о лагере нового типа. Диего и его люди - полезные работники. Карцера, порки, виселиц здесь уже не будет. Зачем же подавать на него рапорт?
Писарь замахал на него руками, в которых держал бумаги.
- И ты хорош гусь! Видишь, как я занят, а ты меня раздражаешь и задерживаешь. У меня и без того голова идет кругом.
- Вот потому-то вы нервничаете и поступаете неправильно, - невозмутимо продолжал грек. - Мы все здесь жертвы фашизма, так зачем же нам...
- И я? - хрипло засмеялся писарь и показал на свой зеленый треугольник.
- И вы тоже. Я вас уже достаточно хорошо знаю, вы немец, но не фашист. Мы наверняка доживем до того времени, когда окажется, что лучше быть не фашистом, а жертвой фашизма. Это вы сами уже давно поняли. Зачем же вы наживаете себе врагов среди заключенных? А что касается обилия работы в конторе, то почему бы вам не взять помощника?
Эрих наклонился над бумагами и делал вид, что не слышит.
- У меня нашелся бы для вас подходящий человек, - добавил Фредо и взялся за бумагу и карандаш.
- Хочешь пристроить сюда еще одного грека? - бросил писарь, не отрываясь от работы.
- Ну что вы! Вы же сами сказали, что они безграмотны.
- Это верно, - усмехнулся писарь. - Но изредка бывают и исключения.
Фредо слегка поклонился.
- Спасибо, писарь. Но на этот раз я имел в виду не грека.
- Француза?
- И не француза. Мне понравилось, что вы выдвигаете Оскара. Это правильный ход. Что, если бы усилить позиции лазарета тем, что взять в контору кого-нибудь, кому доверяет Оскар?
Эрих перестал писать.
- Венгра?
- Хотя бы и венгра. Но еще лучше, чтобы это был не старичок. Что вы скажете насчет кого-нибудь из новеньких? В большинстве они чехи и поляки.
- Вздор! Этих мусульман никто не знает. Оскар видел их даже меньше, чем мы. Все они на одно лицо, дохлые, уши торчком. Ты согласен посадить рядом с собой такого заморыша?
- В лагере нового типа все они быстро воспрянут духом и телом, не правда ли, писарь? А заключенный, который попадает в проминенты, поправляется скорей других, это вы сами знаете. У меня есть кандидатура.
- Ай да грек! - засмеялся писарь. - Я еще не знаю по имени ни одного из этих полутора тысяч, а у него уже есть кандидатура! Знает ли его хоть Оскар?
- Знает, и вы тоже знаете. Оскар - в этом я только что убедился относится к нему благосклонно. Справлялся я о нем и у других чехов. Все его знают, он кем-то был там у них, в Терезине. Его блоковый сказал, что он умеет петь. Мы сами убедились, что он хорошо говорит по-немецки и по-французски. Ну, вспомните-ка, это тот кинорежиссер.
- Знаю, знаю! - писарь отмахнулся. - Санитар Пепи приводил его сюда. Нет, эта кандидатура не годится: проминенты ни за что не простят мне, если я возьму в контору только что прибывшего новичка.
Фредо хитро улыбнулся.
- Проминенты вам не страшны. И вообще, разве вы боитесь кого-нибудь? А кинорежиссер -это солидный человек, с кинорежиссерами считаются. Помните, как тогда, ночью, Гастон сразу навострил уши? Если мы дождемся конца, кинорежиссер может оказаться влиятельной фигурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52