* * *
- Вот еще новое дело! - проворчал конвойный Ян и передвинул трубку из одного угла рта в другой. - У меня только два глаза, где мне еще смотреть за бабами? Они же могут упрятать под юбку целую буханку хлеба, а потом ищи-свищи!
Против обыкновения он подошел ближе к откинутому заднему борту грузовика, чтобы удобнее было следить за разгрузкой. Тем временем Фриц, околачивавшийся около кухни, воспользовался возможностью: подскочил к кабине и заглянул в открытую дверцу.
- Берегитесь конвойного! - испуганно и в то же время радостно прошептала фрау Вирт.
- Он там, сзади, - успокоил ее черномазый красавчик, влюбленно глядя на фрау Вирт.
- Я так давно вас не видела, - вздохнула дородная фрау Вирт. - Теперь у вас в лагере женщины, обо мне вы, наверное, и не вспоминаете.
- Ах, что вы, фрау Вирт, - Фриц обиженно покачал головой. - Вы же меня знаете. До этих пархатых венгерских жидовок я не дотронусь даже щипцами. И вообще, знали бы вы, что у нас тут творится! Помните Пауля, этого детину из абладекоманды? Так вот, он лежит в мертвецкой, ей-богу! Зарезан сегодня утром.
- Эсэсовцы? - в испуге спросила она.
"Чего там долго объяснять!" - подумал Фриц, кивнул и продолжал.
- Да и мне уже недолго оставаться здесь. Еду на фронт.
- Что вы говорите! А я думала, что в концлагере... Вас в самом деле заставляют?
- Если не сбегу, заставят. - Он подошел поближе. - Как думают у вас в Мюнхене, скоро все это кончится?
Боже, что говорит этот человек! Давно ли он ораторствовал, как сам Гитлер...
- Не бойтесь, - фрау Вирт понизила голос. - Войне вот-вот конец.
- А что, если однажды ночью я постучусь у ваших дверей? Спрячете вы меня? Вы же живете одна, - напрямик спросил Фриц, глядя на нее голодными глазами и с таким видом, словно от ее согласия зависит спасение его души.
Фрау Вирт вздрогнула. Он это всерьез? Сокрытие беглого лагерника карается смертью. Но разве можно отказать такому славному пареньку?.. Оставить его на погибель в страшном лагере, сказать ему в лицо: нет, я вам не помогу! Но она не поверила его версии о скорой отправке на фронт и не отнеслась всерьез к словам о возможном побеге. Ведь он такой вертопрах, этот ее цыганенок...
- Понимаете... я бы с удовольствием помогла, но, ради бога, прошу вас, не поступайте опрометчиво, чтобы вам не стало еще хуже...
- Это так похоже на вас, фрау Вирт, - пылко сказал Фриц и ловко изобразил подступившие к горлу слезы. - Я никогда этого не забуду. Скорее, скажите ваш адрес!
- Но не так же, в арестантской одежде...
- Адрес, скорей!
- Ольденбургерштрассе, 68, четвертый этаж, направо.
Фриц для верности переспросил, потом, оглянувшись, попятился от кабины.
- Пожелайте мне успеха, фрау Вирт, и не бойтесь!
Она слегка подняла руку, словно хотела перекрестить его. Ей показалось, что она видит его последний раз в жизни.
Фриц быстро и осторожно обошел Зеппа, Коби, Гюнтера и девушек и из-за угла стал наблюдать за разгрузкой хлеба. Грузовик был уже почти пуст, в заднем углу кузова у борта лежал зеленый брезент.
Фрица вдруг осенило. Еще пять минут назад он и не думал, что это произойдет сегодня и именно так. Но сейчас... В голове этого туповатого парня вдруг засела навязчивая мысль, которую он никак не мог прогнать. Мерзкий концлагерь, зарезанный Пауль, призыв в армию и страх, все-таки неотвратимый страх перед фронтом, - все это угнетало его... И вот подвертывается редкая возможность! Надо только перескочить через левый борт в кузов грузовика в тот самый момент, когда Ян будет влезать справа в шоферскую кабину, и успеть спрятаться под брезентом, пока машина едет по лагерю. Есть только два опасных "если": если часовой на вышке справа вдруг посмотрит на грузовик (левому не видно, заслоняет кухня) и увидит, что Фриц вскочил в машину; но и это еще не беда - часовой может подумать, что проминент с повязкой поехал легально, с разрешения. Второе "если" подстерегает Фрица у ворот: часовой там может быть более дотошным и приподнять брезент. Но может и не приподнять... В большом деле риск неизбежен, а здесь все ставится на карту.
...Последняя буханка снята с грузовика. Зепп и Гюнтер подняли и закрепили задний борт, Коби крикнул какое-то ядреное словцо вслед девушкам, которые, мелькнув юбками, исчезли в кухне. Конвойный Ян усмехнулся, закурил трубку и направился к кабине.
Фриц, весь подобравшись, как спринтер на старте, кинулся к машине. Почти наверняка кто-нибудь из заключенных заметит его, но это не смущало Фрица; в своей жизни он без всякого зазрения совести предал многих людей, но столь же спокойно рассчитывал на то, что его самого не предаст никто. Как кошка, прыгнул он в тронувшийся грузовик и прижался к стенке за кабиной на случай, если конвойный, почувствовав легкий толчок, поглядит в заднее окошко. Потом Фриц залез под зеленый брезент.
Грузовик подъехал к воротам лагеря в тот самый момент, когда в них входили Копиц и Россхаупт. Часовые вытянулись перед ними и почти не обратили внимания на автомашину. Ян вылез из кабины, а часовой небрежно выполнил свою обычную процедуру: поставил ногу на колесо, приподнялся и заглянул в кузов. Он увидел там лишь валявшийся брезент.
Фрау Вирт тронула машину.
* * *
Россхауптиха была исполнена энергии, как и в тот раз, когда впервые прибыла в комендатуру.
- Что случилось, дорогой коллега, почему вы сегодня сопровождаете меня? - осведомилась она у Копица.
Тот попытался отделаться шуткой.
- Просто так. Надо же когда-нибудь быть кавалером.
Россхауптиха на ходу смерила его взглядом.
- Что-то у вас тут неладно, а? В тот раз вы были тверды, как скала, а сегодня похожи на студень.
- Вы так думаете?
"Ах, черт! - досадовал Копиц. - Я и забыл, что только выдержка, выдержка и еще раз выдержка избавит меня от подвохов этой несносной бабы".
- Когда с вами держишься официально, это вам не нравится. А начнешь относиться запросто, вы опять недовольны. Чего же вы хотите?
Россхаупт усмехнулась.
- Ишь, как вы расшевелились! Вот это мне нравится! Движение, темп, больше жизни - все это правильно! Щука в пруду - это я, господин карась!
"Никогда еще не видывал рыжей щуки, - кисло подумал Копиц. - Но рожа у тебя, и верно, щучья".
Они подошли к конторе, где, стоя навытяжку, их ждал писарь. Из кухни вышел Лейтхольд и заковылял к ним.
- Каковы ваши планы на сегодня, фрау надзирательница? - спросил рапортфюрер.
- Ничего особенного. Взгляну только, как ведут себя женщины. Мертвых среди них нет?
- Списочный состав без перемен: семьдесят девять человек, - прохрипел писарь.
Россхаупт нахмурилась.
- Тебя я не спрашиваю. У меня есть секретарша, она будет вести учет. Надеюсь, у вас есть картотека? - обратилась она к Копицу.
- Конечно. Но только одна, и она здесь, в конторе. Разрознивать ее я не собираюсь. Мне нужны полные сведения о наличном составе, и я не намерен бежать в женский лагерь каждый раз, когда мне понадобится...
- Не волнуйтесь, я сделаю себе отдельную картотеку: приведу секретаршу, и она снимет копии с карточек. Против этого вы, я полагаю, не возражаете?
Подошел Лейтхольд.
- Хей...тлер! - приветствовал он надзирательницу. - Вот ключ от калитки.
- Как ведут себя номера на кухне? - подмигнула ему Россхаупт.
- Хорошо. У меня жалоб нет.
- Я сейчас туда загляну, но прежде закончу дело с секретаршей. Вы собираетесь идти со мной, рапортфюрер? А собственно, зачем?
"Ага, вот оно, - подумал Копиц. - Клюет, клюет щука!" Вслух он сказал:
- Меня туда ничто не тянет. Да и есть кое-какие дела в мужском лагере. Если я вам понадоблюсь, дайте знать. Хей...тлер!
Россхаупт направилась к калитке, а Копиц кивнул Лейтхольду.
- В кухне у тебя все в порядке? Дождись там надзирательницу. Писарь, мы идем в немецкий барак. Марш!
У калитки стояла Илона. Она отрапортовала надзирательнице: столько-то женщин работает вне лагеря, в казармах и кухне СС, столько-то в лагерной кухне и столько-то в бараках. Больных трое, заболевания легкие.
- Где секретарша?
Староста проводила надзирательницу к третьему бараку. Там санитарка крикнула "Achtung!" Три пациентки стояли в проходе между нарами. В бараке было чисто, одеяла сложены безупречно. Рассхаупт кивнула и проследовала дальше. За занавеской в глубине лазарета, у окна, стоял стол. За столом сидела тоненькая Иолан.
- Is gut, - сказала эсэсовка Илоне. - Иди, проверь остальные бараки. Я сейчас туда приду. - И она опустила занавеску. - Ну, секретарша, есть у тебя точный учет, где работают девушки?
- Да, пожалуйста, - Иолан робко показала на бумаги. Но Россхаупт даже не взглянула на них. Она глядела на длинные ресницы и чистый лоб девушки. Вшей у тебя, я надеюсь, нет?
- О, нет, нет!
- Сними головной платок.
Иолан повиновалась. Надзирательница подошла к ней. Россхаупт была на голову выше.
- Так тебе больше идет. Ты теперь похожа на мальчишку. Покажись, - она провела рукой по мягким, коротко остриженным волосам девушки. - У тебя красивые уши. Под волосами их, наверное, было бы не видно, - Россхаупт вдруг ухватила девушку за мочку левого уха и сильно дернула. Иолан испуганно вскрикнула.
- Не ори! - сказала надзирательница. - У тебя грязное ухо.
- Я его мыла... - Девушка заплакала.
- Плохо! Покажи ногти.
Иолан спрятала руки за спиной.
- У нас нет ножниц, и мыла очень мало...
- Показывай!
Иолан вытянула руки. Ногти у нее были обломанные и разной длины, но совершенно чистые.
- Свинья! - сказала надзирательница. - Я тебя проучу. Разве это чистота?! Противно сесть рядом с тобой! Покажи ноги!
Девушка смотрела на нее глазами, полными слез.
- Разуйся! Ну, пошевеливайся!
Иолан нагнулась, развязала шнурки и сняла деревянные башмаки с парусиновым верхом. Ступни у нее были узкие и очень пропорциональные, подъем высокий, пальцы длинные, кожа смуглая, чистая. На ногтях обоих больших пальцев надзирательница заметила какие-то пятнышки.
- Это что такое?
Иолан взглянула и улыбнулась сквозь слезы.
- Остатки лака... Еще не сошел... летом я была на курорте... - "Летом на курорте, - мечтательно подумала она. - О господи, еще этим летом!"
- Ах, вот ты какая! Красила ногти, соблазняла мужчин! Wie eine richtige geile Nutte! нем.)> А прикидываешься невинной.
Девушка покачала головой.
- Нет, нет, я не делала... того, о чем вы говорите. Все девочки в моем классе летом красили ногти... честное слово!
- Ну, здесь этому будет конец, о твоем воспитании позабочусь я. Знаешь ты, что это такое? - Россхаупт словно только и ждала этого момента: она вынула из сумки аккуратно свернутую плетку, взмахнула ею и улыбнулась, увидев испуг в глазах маленькой венгерки. - Так ты не знаешь, что это?
- Плетка для собаки, - прошептала Иолан.
- Какое там для собаки! - сказала эсэсовка. - Это для таких, как ты. Понятно? - b она слегка хлестнула девушку по икрам. Иолан подпрыгнула.
- Но по ногам я обычно не бью, - с расстановкой продолжала надзирательница. - В лагере бьют по заднице. По голой заднице. И на виду у всех. Перегнешься через стол, одна тебя держит за голову, другая за ноги, а третья бьет, вот так! - Она взмахнула плеткой и со всей силы хлопнула ею по столу. Звук был страшный.
- Нет, нет, - как безумная вскрикнула Иолан. - Меня еще никогда не били!
- Это и видно! - проворчала Роосхаупт и схватила ее левой рукой за горло. - Ты, я вижу, хорошая истеричка. Ну-ка, замолчи!
Она сказала это так угрожающе, что Иолан затихла, но тряслась, как в лихорадке, и чувствовала, что у нее стучат зубы.
Россхаупт отпустила ее.
- А для тех, кто часто ревет и вообще устраивает сцены, у меня есть кое-что получше, чем плетка. Вот, гляди, - она нагнулась и подняла деревянный башмак. - Возьму его и разобью в кровь твое смазливое личико!.. Ты была бы не первая, кого я убила вот этими руками, понятно? - и она стукнула девушку каблуком по лбу. Лицо эсэсовки налилось кровью, Иолан была бледна как мел.
- Обуйся, бери бумаги и пойдем, - сказала надзирательница и бросила башмак на ногу Иолан. Та вскрикнула "ой!" и тотчас закусила губы. Потом обула башмаки, вытерла слезы, повязала на голову платок и пошла за надзирательницей.
Плетка снова была спрятана в сумку. Визит Россхауптихи в остальные два почти пустых барака был коротким. Кое-где она проронила две-три фразы, потом повела секретаршу в контору мужского лагеря. Там сидели Хорст и Зденек. В глубине, за занавеской, Бронек занимался уборкой. Хорст отрапортовал, Россхауптиха улыбнулась ему: "А, мой немецкий красавчик!" Польщенный Хорст погладил усики.
- Ты ведешь картотеку? - строго обратилась надзирательница к Зденеку, перед которым стояло два ящика - картотека живых и картотека мертвых. Какой ты национальности? И почему у тебя не пришит треугольник?
- В Освенциме нам дали куртки без треугольников. Я чех, политический.
- Ein Tscheche? нем.)> - грубо засмеялась Россхаупт. - "У чехoв много блохoв", - сказала она по-чешски с сильным судето-немецким акцентом. - Не так ли?
- Не совсем, - улыбнулся Зденек. - Здесь, в Германии, у нас завелись еще и вши.
Это было дерзостью, и Зденек не получил оплеухи только потому, что надзирательницу обеспокоило слово "вши".
- Фуй, и у тебя тоже?
- Сегодня утром я нашел всего трех. Но если так пойдет и дальше, скоро их у нас будут тысячи.
Россхаупт записала на клочке бумаги "Произвести дезинсекцию", потом обратилась к испуганной Иолан, которая все еще стояла со слезами на глазах:
- Вот видишь, к этим мужикам нельзя подходить близко, они грязные. Ты сядешь вон там... - Она показала на свободное место Фредо. - Чех даст тебе карточки женского лагеря и чистые бланки, и ты снимешь копии. Работай молча, не вздумай ни с кем разговаривать, а то... в общем, сама знаешь, она взглянула на Хорста, который все еще стоял навытяжку. - А что мне делать с этим опасным щеголем? Не хочешь ли проводить меня на кухню?
- С удовольствием, фрау надзирательница! Прошу вас.
- Тебя я уже не считаю заключенным, - сказала она ему по дороге. - Ты ведь знаешь, что фюрер дает тебе возможность отличиться на фронте и загладить все твои проступки.
- Да, у нас поговаривают об этом... Я высоко ценю великодушие фюрера.
- Рада слышать. В Дахау мне сказали, что из вашего лагеря пойдет тринадцать человек.
- Jawohl! - сказал Хорст и запнулся. - То есть... к сожалению, нас только двенадцать. Сегодня утром выбыл самый бравый...
- Что с ним случилось?
- Умер. Представьте себе, убит, фрау надзирательница.
- Что ты говоришь? И кто же его убил?
- Загадочная история, - сказал Хорст, радуясь, что они уже подходят к кухне и разговор кончается. Не выболтал ли он лишнее? С эсэсовцами надо быть осторожным...
- Погоди, остановись-ка! Какая такая загадочная история? Разве не выяснено, кто его убил? Может быть, сам Копиц? - Ее глаза блеснули. Недурно было бы узнать что-нибудь, компрометирующее этого противного рапортфюрера.
- Нет, нет, - поспешил ответить Хорст. - Убийца - заключенный. Польский еврей, парикмахер Янкель... Во время бритья он перерезал Паулю горло.
- Так что же тут загадочного?
Хорст смутился.
- Есть слух, что парикмахер действовал по наущению... Все выяснится, герр рапортфюрер сейчас расследует дело.
* * *
После ухода надзирательницы и Хорста в конторе воцарилось молчание. Зденек передвинул карточки на другую сторону широкого стола, и Иолан начала усердно заполнять их. Не поднимая головы, она все писала и писала, лишь иногда украдкой утирала глаза, и ее плечи чуть вздрагивали. Зденек с минуту наблюдал, потом спросил:
- Что с вами? Вы плачете?
Девушка не ответила.
- Меня вы можете не бояться, - продолжал он немного погодя. - А кстати, мы здесь не одни... Бронек! Покажись барышне!
Поляк выглянул из-за занавески и весело подмигнул.
- Добрый день, - сказал он по-польски. Слегка испуганная Иолан бросила на него быстрый взгляд. Но круглая голова Бронека, торчавшая из-за занавески, выглядела так забавно, что юная венгерка не удержалась от легкой улыбки.
- Ну вот, то-то! - сказал Зденек. - Что такое с вами стряслось, почему вы такая перепуганная?
Девушка хотела что-то сказать, но покосилась на дверь и промолчала.
- Вас обидела эта эсэсовская стерва?
Иолан кивнула, и из глаз ее закапали слезы. Зденеку очень хотелось встать, обойти стол и погладить по плечу эту маленькую красивую девочку.
Иолан по-детски излила ему свою обиду.
- Она ругала меня грязной свиньей и еще бог знает как за то, что у меня на ногтях следы лака. У нас в классе все девочки красили ногти. Разве в Германии это грех?
- Не знаю, - засмеялся Зденек. - Здесь грех все, что не нравится эсэсовцам. Значит, вы так недавно в лагере, что у вас еще не сошел лак с ногтей?
Она снова кивнула.
- Летом я была с мамой в...
- Ну, ну, только не плачьте! У меня вот тоже еще сохранилась кое-какая памятка о прошлом...
Он вытянул левую руку и показал ей безымянный палец, на котором виднелся след кольца - узкая полоска незагорелой кожи.
- Это от кольца? - спросила Иолан. - Вас тоже взяли недавно?
Зденек грустно улыбнулся.
- Нет, уже почти два года назад. Но в Терезине у меня не отнимали обручального кольца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52