Мебель была поставлена на толстый слой соломы. Нюхая табак, он изучал свои карты и время от времени поглядывал на расстилавшуюся перед ним квадратную равнину, где друг напротив друга выстроились армии, подобно фигурам на шахматной доске. В данный момент он диктовал приказы маршалу Сульту: "Как только вся армия будет выстроена в боевом порядке, около часа дня, император даст приказ маршалу Нею, и будет начата атака, нацеленная на захват деревни Мон-Сен-Жан, где дороги перекрещиваются..."
Артиллерийская батарея приготовилась бомбардировать англичан, и графу д'Эрлону предстояло начать атаку, а графу Рейлю - за ним последовать. Инженеры были готовы забаррикадировать деревню тотчас после ее захвата.
Примерно в это время Наполеону принесли рапорт Груши, посланный им в 6 утра: "Сир, все рапорты и сообщения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном..." Невозможно сказать, воспринял ли Наполеон это как намек на то, что ему, возможно, сегодня придется встретиться с пруссаками. По-видимому, он не счел сообщение важным и не дал никакого ответа до часа дня.
Хотя нападение на центр Веллингтона было назначено на час дня, Угумон был атакован без промедления. В 11.15 Рейлю было приказано зачистить лес перед этим укреплением, и первые выстрелы битвы при Ватерлоо раздались в 11.30 утра.
13.
Первая фаза битвы;
Груши в Валене;
вторая фаза;
неудачная атака на левый центр линии Веллингтона
Первая фаза битвы, атака на Угумон, обычно рассматривается как отвлекающий маневр, целью которого было вынудить Веллингтона передвинуть часть войск из центра направо. Однако Веллингтон не передвинул из центра ни единого человека, и если это была диверсия, то вскоре командование забыло об этом, поскольку яростная схватка продолжалась вокруг Угумона весь день и обошлась французам дороже, чем англичанам.
Три дивизии Рейля были расположены перед Угумоном (одну оставили во Флёрюсе), во главе с генералами Жеромом Бонапартом, Фуа и Башлю. Одна из его батарей открыла огонь по позициям англичан, а Жером атаковал юго-восточную часть леса. Стрелковая цепь двигалась вперед, за ней эшелоном следовали колонны поддержки. Английские батареи открыли огонь, и с опушки леса раздалась мушкетная стрельба; но французы оказали давление и вскоре укрепились среди деревьев. Нассаусцы, которые незадолго до того в присутствии Веллингтона теряли голову от страха, теперь храбро сражались плечом к плечу с ганноверцами; они отступали, но защищали при этом каждый фут. За Жеромом шли солдаты Фуа и Башлю; воздух наполнился дымом и шумом битвы.
Эти звуки достигли Валена, где маршал Груши мирно вкушал свой ланч. Он как раз добрался до десерта, клубники на блюде, когда один из его полковников, зайдя в загородный дом, прервал его трапезу и сообщил, что из сада слышно стрельбу. Он вскочил, прислушался, и действительно - далеко на западе раздавался низкий грохот. В саду собрались офицеры, некоторые всматривались вдаль на запад, некоторые прикладывали ухо к земле, остальные стояли небольшими группками и обменивались мнениями. Несколько крестьян приблизились к ним и также озабоченно прислушались. Генерал Жерар настойчиво потребовал, чтобы Груши немедленно отправился в направлении стрельбы. Но Груши ответил, что то, что они слышали, вероятно, было действиями арьергарда Веллингтона при отступлении к Брюсселю. Заметив крестьян, он спросил их, где, по их мнению, стреляют, и они ответили, что это, должно быть, в Мон-Сен-Жане. Груши обсудил случившееся с офицерами, но не счел необходимым менять свой маршрут.
На поле боя французы заняли большую часть леса в Угумоне; однако защитники, при активной поддержке пушек майора Булла и капитана Сэндхема, вновь выбили их оттуда, хоть и ненадолго. Жером не оставлял своих попыток, и вскоре ему удалось захватить весь лес, хотя его удерживали мощные стены, окружавшие сады и внутренний двор замка. Герцог Веллингтон наблюдал за сражением, руководя им сзади, с дороги. Затем он отвел войска из Ганновера и Нассау с занимаемых ими позиций и послал шесть гвардейских рот в подкрепление гарнизону замка. Убедившись, что они смогут продержаться, он поехал в центр, который, как ему виделось, вот-вот должны были атаковать. Ней действительно готовился к обстрелу и собирал пушки в одну огромную батарею недалеко от Бель-Альянса.
Рейлю было приказано занять окрестности Угумона, и, когда лес уже прочно удерживался, генерал Гильемино, начальник штаба Жерома, порекомендовал прекратить бой. Рейль несколько раз посылал соответствующие приказы, но Жером их проигнорировал и пытался любыми средствами проникнуть за стены и захватить замок. В этом отношении операция в Угумоне полностью пошла на пользу англичанам; французы понесли гигантские потери, а англичане могли удерживать их там лишь небольшим гарнизоном.
По приказу Наполеона в бой вступили две батареи конной артиллерии Келлермана; к ним присоединилась конная батарея Пире и продольным огнем обстреляла пушки линии Веллингтона. Капитан Мерсер почувствовал на себе действие орудий Пире. Его перевели на правый край второй линии обороны Веллингтона с фермы Мон-Сен-Жан, где он стоял в резерве, и приказали наблюдать за уланами Пире, расставленными к западу от Угумона, но ни в коем случае не стрелять по ним, пока они не пойдут в наступление. Однако батареи Пире открыли стрельбу по подразделению Мерсера и, хотя в большинстве случаев они не попали в цель, несколько снарядов, особенно гаубичных, приземлилось очень близко.
Перед Мерсером стояли легковооруженные драгуны Германского легиона, от которого время от времени отделялись и уходили вперед отряды; далее, почти скрываясь в высоких колосьях, шли французские стрелки. Слева от него были построены в каре британские пехотинцы, а справа расстилалось прекрасное, чистое поле, мирное и безмятежное. Небо снова покрылось тучами, пошел дождь. Что до сражения, он не мог знать, что там происходит. Вот что он пишет: "Примерно в это время, устав от праздного стояния и батарейного огня с брюссельской дороги, я отважился совершить глупость, которая могла бы обойтись мне очень дорого, если бы герцог случайно оказался в нашей части поля. Я отважился не подчиниться приказу и нарочно открыл по батарее неторопливый огонь, думая, что мои девятифунтовые орудия быстро заставят замолчать их четырехфунтовые. Однако каково было мое изумление, когда на первый же наш удар откликнулась по крайней мере полудюжина джентльменов гораздо большего калибра, о присутствии которых я даже не подозревал и чье превосходство мы сразу же распознали по нарастающему шуму и большой дальности стрельбы, так как они упали далеко позади нас. Я сразу понял свою ошибку и прекратил стрельбу, и они сделали то же - лишь четырехфунтовые продолжали канонаду, как и прежде. Но это было еще не все. Первый раненый среди моих солдат появился вследствие одного из этих проклятых дальнобойных выстрелов. Я никогда не забуду крик, который несчастный издал, когда его ранило. Это был один из последних выстрелов, и пока он стоял между лафетами, его левую руку разорвало в клочья. Этот крик проник мне в самое сердце, и я обвинял себя в том, что стал причиной его несчастья. Однако я был вынужден скрыть свои чувства от солдат, которые обернулись и смотрели на него; поэтому, приказав им "смотреть вперед", я продолжал ходить туда-сюда, в то время как Хитчинс (врач) поспешил ему на помощь".
Случилось так, что герцог заметил этот акт неподчинения издалека, но подумал, что повинен в нем был капитан Сэндхем, командир соседней батареи. Увидев, что одну из французских пушек подбил британский снаряд, он немедля приказал отдать капитана Сэндхема под арест. К счастью, капитан Сэндхем смог оправдаться, дав какие-то объяснения, а вина капитана Мерсера осталась нераскрытой .
Капитан Мерсер и его солдаты смирились со своей ролью пассивных наблюдателей, хотя по ним продолжали стрелять пушки Пире. В тот день герцог требовал от подчиненных выдержки и терпения и сам подавал им пример. Однако среди этих испытаний артиллерийский капитан и его солдаты смогли обратить внимание и на смешную сторону событий. Два-три офицера подошли поговорить с ними, и один из них, врач, держал над головой зонтик. Случилось так, что в это время на них обрушился град снарядов из французских пушек, что заставило посетителей поспешить восвояси; врач был так напуган, что упал на колени и быстро побежал на четвереньках, при этом он аккуратно прикрывался от подобного дождя зонтиком. "Наши ребята, - пишет Мерсер, - огласили поле громким смехом".
Груши и его товарищи в Валене заметили, что стрельба под Угумоном усилилась. Поле битвы находилось от них примерно в четырнадцати милях по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Очевидно было, что сейчас между армиями Наполеона и Веллингтона происходит решающее столкновение. Жерар, при поддержке генерала Валязэ из инженерных войск, все еще убеждал Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальту, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным улочкам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно. Последовал довод Валязэ, который настаивал, что его инженеры легко смогут передвинуть пушки, Бальту это не убедило, а Жерар разозлился на Груши, который терзался сомнениями, но не решался двинуться в другую сторону.
"Monsieur le marechal, ваш долг - идти на пушки!" - кричал Жерар.
"Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой, - сказал Груши. - Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан".
Ответ Груши был вполне резонным, и если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы о сцене в Валене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на пушки, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо.
Пропаганда со Святой Елены сделала из Груши козла отпущения: некомпетентного, апатичного маршала, который мог бы спасти положение, если бы прислушался к уговорам Жерара. Поле боя, согласно легенде, не так уж далеко от Валена; дороги не так уж и плохи, а пруссаки - вовсе не следили за ним неусыпно. Наполеон, как всегда, вел себя безукоризненно; он дал своему маршалу точнейшие указания; он рассчитывал на его приход и участие в сражении. Нас даже пытаются уверить в том, что ночью Груши сообщили о готовящейся битве и проинструктировали на предмет координации усилий. (Уссей приводит исчерпывающее опровержение данного утверждения.)
На самом деле ситуация была гораздо более сложной, чем представлено в легенде. Поле боя находилось очень далеко; войска не могли маршировать туда напрямую, им пришлось бы идти в обход по извилистым улочкам, которые были в ужасном состоянии после невиданного ливня накануне. Впоследствии было выяснено, что быстро идущий человек может пройти расстояние от Валена до Планшенуа за пять с половиной часов; фактически именно такое время понадобилось гонцу, несшему Груши приказ Наполеона от 10 утра, чтобы доехать до места назначения, что, возможно, указывает на состояние дорог. Человек на хорошей лошади, безо всякой поклажи, за исключением письма, мог передвигаться значительно быстрее армейского корпуса, и можно предположить, что Груши смог бы добраться до поля битвы, даже если бы решил там невзначай появиться, не раньше восьми-девяти вечера. Бюлов в тот день прошел по тем же местам в Планшенуа, что заняло восемь с половиной часов, не считая задержки в Вавре. Груши предстояло пройти на три мили больше. Но необходимо также помнить, что пруссаки следили за каждым его движением, и маловероятно, что они позволили бы ему легко воссоединиться с Наполеоном.
В полдень авангард Бюлова находился в Шапель-Сен-Ламбер, другие его дивизии располагались между этим местом и Вавром. Прусские войска стояли лицом к лицу с Эксельмансом, который возглавлял передовую колонну Груши в Ля-Барак. Цитен двигался из Вавра в Оэн, оставив войска для наблюдения в Лимале. Первые две дивизии Пирха I перешли Диль и наступали на Шапель-Сен-Ламбер вслед за Бюловым, за ними двигались две оставшиеся; Тильманн, оставив сильный арьергард в Вавре, продвигался к Кутюру в направлении Планшенуа. Позже, когда стало ясно, что Вандамм идет к Вавру, корпус Тильманна и две последние дивизии Пирха I приостановили их продвижение; эти войска, численностью около 35 тысяч человек, могли бы осложнить марш Груши к Мон-Сен-Жану. "Более того, - пишет Шаррас, - нельзя забывать, что эти 35 тысяч пруссаков, с которыми Груши мог бы столкнуться, если бы поспешил к Наполеону в соответствии с советом Жерара, не принимали никакого участия, совершенно никакого, в битве при Ватерлоо".
Хотя из информации, недавно полученной от Эксельманса, было ясно, что пруссаки идут на соединение с Веллингтоном, Груши решил не поворачивать на запад. Ему показалось, что безопаснее будет атаковать тех пруссаков, что находятся поближе, в Вавре, чем рисковать отправиться в опасный марш-бросок, который мог прийтись не по нраву императору. Опасности перехода, вероятно, представлялись ему менее значительными, чем опасность не подчиниться Наполеону, поскольку он считал, что в первую очередь должен подчиняться приказам, приказ был - идти за пруссаками. Поэтому он продолжал двигаться к Вавру. Потребовав лошадей, он поехал по дороге, чтобы встать во главе колонны. В час дня он достиг Нил-Сен-Венсана, где ждал приказов Вандамм, и Груши направил его далее к Вавру. Около 2 часов пехота Вандамма, после кавалерии Эксельманса, пришла в Барак, за две мили к югу от Вавра, и вступила в бой с арьергардом Пирха I.
В час дня в Россомме Наполеон диктовал ответ на письмо Груши от 6 утра: "Monsieur le marechal,
Вы написали императору в 6 утра, сообщая, что идете к Сарт-а-Валену, а затем собираетесь двигаться к Корбе и Вавру. Таковое движение соответствует планам Его Величества, о которых Вам сообщалось ранее. Однако император приказал мне сказать, что Вы должны постоянно маневрировать в нашем направлении, приближаясь к армии таким образом, чтобы объединиться до того, как какое-нибудь подразделение встанет между нами. Я не указываю Вам направление. Вы должны будете сами определить наше местонахождение и соответственно составить свои планы, поддерживая с нами связь, чтобы быть готовым в любое время напасть и уничтожить противника, если он попытается вступить в бой с нашим правым флангом.
В данный момент мы участвуем в сражении на позициях в Ватерлоо.
Маршал герцог Далматский".
Все было готово для решающей атаки на линию обороны Веллингтона, и один из адъютантов Нея ждал от Наполеона приказа открыть огонь. Прежде чем отдать приказ, Наполеон внимательно осмотрел поле, вокруг которого перед ним расстилались деревенские окрестности. Прямо под ним виднелась ферма Россомм и уходила на север дорога на Брюссель. Вдали располагалась неглубокая долина, перерезаемая этой дорогой, еще дальше земля поднималась вверх вплоть до самой линии обороны англичан, с нависающими над их правым краем облаками дыма. Рядом, на его собственном правом краю, виднелась окруженная лесом деревушка Планшенуа, а на северо-западе лежали зеленые холмы Оэна и Шапель-Сен-Ламбер. Вглядываясь туда, он наконец заметил те прусские войска, которые уже давно были видны Веллингтону с его стороны поля. Это была колонна пехоты Бюлова, вынырнувшая из леса у Шапель-Сен-Ламбер; с такого расстояния они выглядели как темное пятно, но, посмотрев в бинокль, он подумал, что это могут быть солдаты на марше.
Он обратил на это внимание офицеров штаба, и все они тотчас поднесли к глазам бинокли. Сульт сказал, что ему отлично видно, как какое-то крупное военное соединение составляет винтовки в козлы; другие были с ним не согласны, говоря, что это всего лишь рощица или тень от облака; еще кое-кто видел марширующих солдат, но им показалось, что на них французская форма. Кавалерийский отряд был отослан галопом на сбор сведений, но еще до того, как он вернулся, был захвачен в плен прусский офицер. Его тотчас привели к Наполеону; при нем нашли письмо Бюлова к Веллингтону, он подтвердил, что видимые на холмах войска - действительно пруссаки. "Вся наша армия ночью стояла в Вавре, - сказал он. - Мы не видели поблизости французов и решили, что они отошли к Планшенуа".
Письмо Наполеона к Груши еще не было отправлено. Сульт добавил к последнему предложению еще несколько слов, указав более точно местонахождение поля боя и написав в постскриптуме: "Письмо, которое мы только что перехватили, показывает, что генерал Бюлов собирается атаковать нас на правом фланге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Артиллерийская батарея приготовилась бомбардировать англичан, и графу д'Эрлону предстояло начать атаку, а графу Рейлю - за ним последовать. Инженеры были готовы забаррикадировать деревню тотчас после ее захвата.
Примерно в это время Наполеону принесли рапорт Груши, посланный им в 6 утра: "Сир, все рапорты и сообщения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном..." Невозможно сказать, воспринял ли Наполеон это как намек на то, что ему, возможно, сегодня придется встретиться с пруссаками. По-видимому, он не счел сообщение важным и не дал никакого ответа до часа дня.
Хотя нападение на центр Веллингтона было назначено на час дня, Угумон был атакован без промедления. В 11.15 Рейлю было приказано зачистить лес перед этим укреплением, и первые выстрелы битвы при Ватерлоо раздались в 11.30 утра.
13.
Первая фаза битвы;
Груши в Валене;
вторая фаза;
неудачная атака на левый центр линии Веллингтона
Первая фаза битвы, атака на Угумон, обычно рассматривается как отвлекающий маневр, целью которого было вынудить Веллингтона передвинуть часть войск из центра направо. Однако Веллингтон не передвинул из центра ни единого человека, и если это была диверсия, то вскоре командование забыло об этом, поскольку яростная схватка продолжалась вокруг Угумона весь день и обошлась французам дороже, чем англичанам.
Три дивизии Рейля были расположены перед Угумоном (одну оставили во Флёрюсе), во главе с генералами Жеромом Бонапартом, Фуа и Башлю. Одна из его батарей открыла огонь по позициям англичан, а Жером атаковал юго-восточную часть леса. Стрелковая цепь двигалась вперед, за ней эшелоном следовали колонны поддержки. Английские батареи открыли огонь, и с опушки леса раздалась мушкетная стрельба; но французы оказали давление и вскоре укрепились среди деревьев. Нассаусцы, которые незадолго до того в присутствии Веллингтона теряли голову от страха, теперь храбро сражались плечом к плечу с ганноверцами; они отступали, но защищали при этом каждый фут. За Жеромом шли солдаты Фуа и Башлю; воздух наполнился дымом и шумом битвы.
Эти звуки достигли Валена, где маршал Груши мирно вкушал свой ланч. Он как раз добрался до десерта, клубники на блюде, когда один из его полковников, зайдя в загородный дом, прервал его трапезу и сообщил, что из сада слышно стрельбу. Он вскочил, прислушался, и действительно - далеко на западе раздавался низкий грохот. В саду собрались офицеры, некоторые всматривались вдаль на запад, некоторые прикладывали ухо к земле, остальные стояли небольшими группками и обменивались мнениями. Несколько крестьян приблизились к ним и также озабоченно прислушались. Генерал Жерар настойчиво потребовал, чтобы Груши немедленно отправился в направлении стрельбы. Но Груши ответил, что то, что они слышали, вероятно, было действиями арьергарда Веллингтона при отступлении к Брюсселю. Заметив крестьян, он спросил их, где, по их мнению, стреляют, и они ответили, что это, должно быть, в Мон-Сен-Жане. Груши обсудил случившееся с офицерами, но не счел необходимым менять свой маршрут.
На поле боя французы заняли большую часть леса в Угумоне; однако защитники, при активной поддержке пушек майора Булла и капитана Сэндхема, вновь выбили их оттуда, хоть и ненадолго. Жером не оставлял своих попыток, и вскоре ему удалось захватить весь лес, хотя его удерживали мощные стены, окружавшие сады и внутренний двор замка. Герцог Веллингтон наблюдал за сражением, руководя им сзади, с дороги. Затем он отвел войска из Ганновера и Нассау с занимаемых ими позиций и послал шесть гвардейских рот в подкрепление гарнизону замка. Убедившись, что они смогут продержаться, он поехал в центр, который, как ему виделось, вот-вот должны были атаковать. Ней действительно готовился к обстрелу и собирал пушки в одну огромную батарею недалеко от Бель-Альянса.
Рейлю было приказано занять окрестности Угумона, и, когда лес уже прочно удерживался, генерал Гильемино, начальник штаба Жерома, порекомендовал прекратить бой. Рейль несколько раз посылал соответствующие приказы, но Жером их проигнорировал и пытался любыми средствами проникнуть за стены и захватить замок. В этом отношении операция в Угумоне полностью пошла на пользу англичанам; французы понесли гигантские потери, а англичане могли удерживать их там лишь небольшим гарнизоном.
По приказу Наполеона в бой вступили две батареи конной артиллерии Келлермана; к ним присоединилась конная батарея Пире и продольным огнем обстреляла пушки линии Веллингтона. Капитан Мерсер почувствовал на себе действие орудий Пире. Его перевели на правый край второй линии обороны Веллингтона с фермы Мон-Сен-Жан, где он стоял в резерве, и приказали наблюдать за уланами Пире, расставленными к западу от Угумона, но ни в коем случае не стрелять по ним, пока они не пойдут в наступление. Однако батареи Пире открыли стрельбу по подразделению Мерсера и, хотя в большинстве случаев они не попали в цель, несколько снарядов, особенно гаубичных, приземлилось очень близко.
Перед Мерсером стояли легковооруженные драгуны Германского легиона, от которого время от времени отделялись и уходили вперед отряды; далее, почти скрываясь в высоких колосьях, шли французские стрелки. Слева от него были построены в каре британские пехотинцы, а справа расстилалось прекрасное, чистое поле, мирное и безмятежное. Небо снова покрылось тучами, пошел дождь. Что до сражения, он не мог знать, что там происходит. Вот что он пишет: "Примерно в это время, устав от праздного стояния и батарейного огня с брюссельской дороги, я отважился совершить глупость, которая могла бы обойтись мне очень дорого, если бы герцог случайно оказался в нашей части поля. Я отважился не подчиниться приказу и нарочно открыл по батарее неторопливый огонь, думая, что мои девятифунтовые орудия быстро заставят замолчать их четырехфунтовые. Однако каково было мое изумление, когда на первый же наш удар откликнулась по крайней мере полудюжина джентльменов гораздо большего калибра, о присутствии которых я даже не подозревал и чье превосходство мы сразу же распознали по нарастающему шуму и большой дальности стрельбы, так как они упали далеко позади нас. Я сразу понял свою ошибку и прекратил стрельбу, и они сделали то же - лишь четырехфунтовые продолжали канонаду, как и прежде. Но это было еще не все. Первый раненый среди моих солдат появился вследствие одного из этих проклятых дальнобойных выстрелов. Я никогда не забуду крик, который несчастный издал, когда его ранило. Это был один из последних выстрелов, и пока он стоял между лафетами, его левую руку разорвало в клочья. Этот крик проник мне в самое сердце, и я обвинял себя в том, что стал причиной его несчастья. Однако я был вынужден скрыть свои чувства от солдат, которые обернулись и смотрели на него; поэтому, приказав им "смотреть вперед", я продолжал ходить туда-сюда, в то время как Хитчинс (врач) поспешил ему на помощь".
Случилось так, что герцог заметил этот акт неподчинения издалека, но подумал, что повинен в нем был капитан Сэндхем, командир соседней батареи. Увидев, что одну из французских пушек подбил британский снаряд, он немедля приказал отдать капитана Сэндхема под арест. К счастью, капитан Сэндхем смог оправдаться, дав какие-то объяснения, а вина капитана Мерсера осталась нераскрытой .
Капитан Мерсер и его солдаты смирились со своей ролью пассивных наблюдателей, хотя по ним продолжали стрелять пушки Пире. В тот день герцог требовал от подчиненных выдержки и терпения и сам подавал им пример. Однако среди этих испытаний артиллерийский капитан и его солдаты смогли обратить внимание и на смешную сторону событий. Два-три офицера подошли поговорить с ними, и один из них, врач, держал над головой зонтик. Случилось так, что в это время на них обрушился град снарядов из французских пушек, что заставило посетителей поспешить восвояси; врач был так напуган, что упал на колени и быстро побежал на четвереньках, при этом он аккуратно прикрывался от подобного дождя зонтиком. "Наши ребята, - пишет Мерсер, - огласили поле громким смехом".
Груши и его товарищи в Валене заметили, что стрельба под Угумоном усилилась. Поле битвы находилось от них примерно в четырнадцати милях по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Очевидно было, что сейчас между армиями Наполеона и Веллингтона происходит решающее столкновение. Жерар, при поддержке генерала Валязэ из инженерных войск, все еще убеждал Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальту, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным улочкам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно. Последовал довод Валязэ, который настаивал, что его инженеры легко смогут передвинуть пушки, Бальту это не убедило, а Жерар разозлился на Груши, который терзался сомнениями, но не решался двинуться в другую сторону.
"Monsieur le marechal, ваш долг - идти на пушки!" - кричал Жерар.
"Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой, - сказал Груши. - Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан".
Ответ Груши был вполне резонным, и если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы о сцене в Валене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на пушки, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо.
Пропаганда со Святой Елены сделала из Груши козла отпущения: некомпетентного, апатичного маршала, который мог бы спасти положение, если бы прислушался к уговорам Жерара. Поле боя, согласно легенде, не так уж далеко от Валена; дороги не так уж и плохи, а пруссаки - вовсе не следили за ним неусыпно. Наполеон, как всегда, вел себя безукоризненно; он дал своему маршалу точнейшие указания; он рассчитывал на его приход и участие в сражении. Нас даже пытаются уверить в том, что ночью Груши сообщили о готовящейся битве и проинструктировали на предмет координации усилий. (Уссей приводит исчерпывающее опровержение данного утверждения.)
На самом деле ситуация была гораздо более сложной, чем представлено в легенде. Поле боя находилось очень далеко; войска не могли маршировать туда напрямую, им пришлось бы идти в обход по извилистым улочкам, которые были в ужасном состоянии после невиданного ливня накануне. Впоследствии было выяснено, что быстро идущий человек может пройти расстояние от Валена до Планшенуа за пять с половиной часов; фактически именно такое время понадобилось гонцу, несшему Груши приказ Наполеона от 10 утра, чтобы доехать до места назначения, что, возможно, указывает на состояние дорог. Человек на хорошей лошади, безо всякой поклажи, за исключением письма, мог передвигаться значительно быстрее армейского корпуса, и можно предположить, что Груши смог бы добраться до поля битвы, даже если бы решил там невзначай появиться, не раньше восьми-девяти вечера. Бюлов в тот день прошел по тем же местам в Планшенуа, что заняло восемь с половиной часов, не считая задержки в Вавре. Груши предстояло пройти на три мили больше. Но необходимо также помнить, что пруссаки следили за каждым его движением, и маловероятно, что они позволили бы ему легко воссоединиться с Наполеоном.
В полдень авангард Бюлова находился в Шапель-Сен-Ламбер, другие его дивизии располагались между этим местом и Вавром. Прусские войска стояли лицом к лицу с Эксельмансом, который возглавлял передовую колонну Груши в Ля-Барак. Цитен двигался из Вавра в Оэн, оставив войска для наблюдения в Лимале. Первые две дивизии Пирха I перешли Диль и наступали на Шапель-Сен-Ламбер вслед за Бюловым, за ними двигались две оставшиеся; Тильманн, оставив сильный арьергард в Вавре, продвигался к Кутюру в направлении Планшенуа. Позже, когда стало ясно, что Вандамм идет к Вавру, корпус Тильманна и две последние дивизии Пирха I приостановили их продвижение; эти войска, численностью около 35 тысяч человек, могли бы осложнить марш Груши к Мон-Сен-Жану. "Более того, - пишет Шаррас, - нельзя забывать, что эти 35 тысяч пруссаков, с которыми Груши мог бы столкнуться, если бы поспешил к Наполеону в соответствии с советом Жерара, не принимали никакого участия, совершенно никакого, в битве при Ватерлоо".
Хотя из информации, недавно полученной от Эксельманса, было ясно, что пруссаки идут на соединение с Веллингтоном, Груши решил не поворачивать на запад. Ему показалось, что безопаснее будет атаковать тех пруссаков, что находятся поближе, в Вавре, чем рисковать отправиться в опасный марш-бросок, который мог прийтись не по нраву императору. Опасности перехода, вероятно, представлялись ему менее значительными, чем опасность не подчиниться Наполеону, поскольку он считал, что в первую очередь должен подчиняться приказам, приказ был - идти за пруссаками. Поэтому он продолжал двигаться к Вавру. Потребовав лошадей, он поехал по дороге, чтобы встать во главе колонны. В час дня он достиг Нил-Сен-Венсана, где ждал приказов Вандамм, и Груши направил его далее к Вавру. Около 2 часов пехота Вандамма, после кавалерии Эксельманса, пришла в Барак, за две мили к югу от Вавра, и вступила в бой с арьергардом Пирха I.
В час дня в Россомме Наполеон диктовал ответ на письмо Груши от 6 утра: "Monsieur le marechal,
Вы написали императору в 6 утра, сообщая, что идете к Сарт-а-Валену, а затем собираетесь двигаться к Корбе и Вавру. Таковое движение соответствует планам Его Величества, о которых Вам сообщалось ранее. Однако император приказал мне сказать, что Вы должны постоянно маневрировать в нашем направлении, приближаясь к армии таким образом, чтобы объединиться до того, как какое-нибудь подразделение встанет между нами. Я не указываю Вам направление. Вы должны будете сами определить наше местонахождение и соответственно составить свои планы, поддерживая с нами связь, чтобы быть готовым в любое время напасть и уничтожить противника, если он попытается вступить в бой с нашим правым флангом.
В данный момент мы участвуем в сражении на позициях в Ватерлоо.
Маршал герцог Далматский".
Все было готово для решающей атаки на линию обороны Веллингтона, и один из адъютантов Нея ждал от Наполеона приказа открыть огонь. Прежде чем отдать приказ, Наполеон внимательно осмотрел поле, вокруг которого перед ним расстилались деревенские окрестности. Прямо под ним виднелась ферма Россомм и уходила на север дорога на Брюссель. Вдали располагалась неглубокая долина, перерезаемая этой дорогой, еще дальше земля поднималась вверх вплоть до самой линии обороны англичан, с нависающими над их правым краем облаками дыма. Рядом, на его собственном правом краю, виднелась окруженная лесом деревушка Планшенуа, а на северо-западе лежали зеленые холмы Оэна и Шапель-Сен-Ламбер. Вглядываясь туда, он наконец заметил те прусские войска, которые уже давно были видны Веллингтону с его стороны поля. Это была колонна пехоты Бюлова, вынырнувшая из леса у Шапель-Сен-Ламбер; с такого расстояния они выглядели как темное пятно, но, посмотрев в бинокль, он подумал, что это могут быть солдаты на марше.
Он обратил на это внимание офицеров штаба, и все они тотчас поднесли к глазам бинокли. Сульт сказал, что ему отлично видно, как какое-то крупное военное соединение составляет винтовки в козлы; другие были с ним не согласны, говоря, что это всего лишь рощица или тень от облака; еще кое-кто видел марширующих солдат, но им показалось, что на них французская форма. Кавалерийский отряд был отослан галопом на сбор сведений, но еще до того, как он вернулся, был захвачен в плен прусский офицер. Его тотчас привели к Наполеону; при нем нашли письмо Бюлова к Веллингтону, он подтвердил, что видимые на холмах войска - действительно пруссаки. "Вся наша армия ночью стояла в Вавре, - сказал он. - Мы не видели поблизости французов и решили, что они отошли к Планшенуа".
Письмо Наполеона к Груши еще не было отправлено. Сульт добавил к последнему предложению еще несколько слов, указав более точно местонахождение поля боя и написав в постскриптуме: "Письмо, которое мы только что перехватили, показывает, что генерал Бюлов собирается атаковать нас на правом фланге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29