Король согласился и, уполномочивая меня передать приглашение князю, прибавил: "Посоветуйте ему только привезти поменьше свиты, - чем ничтожнее князь, тем больше свита". Зная, как чувствителен князь Фердинанд в вопросах этикета, я с большими трудностями получил разрешение короля встретить его по прибытии в Дувр и приготовить все к его приему. На обеде, данном в честь его в Букингемском дворце, князь сказал моей жене, что в первый раз его принимают с почестями, подобающими его сану, и что он никогда не забудет того, что я для него сделал. На следующий день происходил обычный обмен орденами, и его королевское высочество выказал мне свою благодарность, прислав мне второстепенный болгарский орден, задетый тем обстоятельством, что английский король по моему совету наградил болгарского агента только орденом К. С. V. О. После того, как я сообщил его величеству, что большая часть моих коллег вне Софии имеет первостепенные болгарские ордена, почему я предпочитаю не принимать данного мне отличия, его величество переговорил с князем, в результате чего я успел получить орден Большого Креста во-время, чтобы одеть его на обед, данный принцем Уэльским во дворце Мальбро. При выходе из столовой после обеда король сказал, проходя мимо меня: "Я так рад, что все в порядке"; но князь Фердинанд, который не расслышал этого замечания, не был так доволен и, одев пенсне и смотря в потолок, не обращал на меня внимания. Хотя ему пришлось переносить мое общество во время обратной поездки в Дувр, он не разговаривал со мною еще в течение полугода по моем возвращении в Софию. Тем не менее визит оказался полезным, несмотря на то, что князь был не вполне доволен своим разговором с лордом Лэнсдоуном, который, по его словам, был слишком "застегнут на все пуговицы".
Тем временем князю Фердинанду удалось установить лучшие отношения как с Австрией, так и с Германией. Единственным желанием Австрии было разобщить Болгарию и Сербию и внушить первой, что в ее собственных интересах отказ от всякого экономического и политического союза с этим королевством. Благодаря давлению, которое ей удалось оказать в Белграде, так называемый сербско-болгарский союзный договор, заключенный в 1905 году, не был ратифицирован Скупщиной, несмотря на то, что он был принят единогласно Собранием, и что князь Фердинанд обязался выступить вместе с Сербией, если бы последняя была вовлечена в тарифную войну с двойственной монархией (Австро-Венгрией). В результате Болгария, которая была на пороге разрыва коммерческих сношений с Австрией, выработала modus vivendi на основе договора о наибольшем благоприятствовании. Австрия же, оставив политику холодной сдержанности, прониклась дружественным интересом к болгарскому княжеству. Германия тоже прониклась убеждением, что Болгария, как наиболее обещающее из Балканских государств, достойна самого серьезного внимания. Германский император сделался более чем вежливым с князем, а германское правительство выставляло себя наиболее бескорыстным другом Болгарии. В Софии был учрежден германский банк, армия была снабжена горными орудиями и артиллерийскими припасами, и германский капитал был приглашен помочь экономическому развитию страны. Князь Фердинанд, с другой стороны, надеялся привлечь на свою сторону услуги германской дипломатии и использовать влияние друга султана для поддержки болгарских требований в Македонии. Его стремление к связи с Германией было еще усилено тем, что Россия в этот момент была бессильна помочь ему. Ключом к его политике была скорее боязнь России, чем любовь к ней, особенно после падения Стамбулова, так как он всегда был преследуем страхом испытать судьбу своего предшественника или пасть жертвой какого-либо заговора. Ослабление России благодаря тому повороту, который приняли события на Дальнем Востоке, принесло ему поэтому желанную радость. Русское влияние постепенно уменьшалось после падения руссофильского кабинета Данева в 1903 г., и следующий инцидент, ничтожный сам по себе, но постепенно принявший интернациональный характер, показывает, как низко пал престиж России в 1905 году.
В этом году я был президентом Унион-клуба, и г-н Бахметьев (который не раз старался причинить мне неприятность) написал мне однажды, что он уничтожил последний номер Simplicissimus'a из-за карикатуры на императора Николая, помещенной там. Он заключал письмо просьбой, чтобы я, как президент, перестал выписывать этот журнал для клуба. Я ответил, что в Simplicissimus'e часто появляются карикатуры и на других государей, и что если в интернациональном клубе, подобном Унион-клубу, члены будут вправе уничтожать те издания, которые им не нравятся, в библиотеке останется очень мало нетронутых изданий. Если бы, прибавил я, он прислал мне данную карикатуру и просил бы из'ять Simplicissimus, я передал бы вопрос на рассмотрение комитета, и я даже сейчас готов это сделать, если он сознается, что поступил неправильно. Он отклонил это, а также и другие предложения, которыми я облегчал ему возможность совершить благородное отступление. Он даже говорил мне, что стоит ему поднять мизинец, и все члены клуба болгары поддержат его. Наконец, после того, как инцидент продолжался десять дней, он написал мне, чтобы я вычеркнул из списков клуба, президентом которого я состою, его и весь дипломатический корпус. Не желая подвергнуться обвинению в том, что я умышленно заставил русский дипломатический корпус выйти из членов клуба, я тут же послал свой отказ от президентства, и моему примеру последовали все члены комитета. Было назначено общее собрание для выборов нового президента и нового комитета, и после того, как я коротко доложил о случившемся факте, мы все были вновь избраны большинством всех против одного - секретаря греческого посольства. Г-н Бахметьев, конечно, был раз'ярен и после этого игнорировал меня. К счастью, он в следующем году был переведен в Токио, и после назначения в 1907 г. русским дипломатическим агентом г-на Сементовского, а особенно после ревельского свидания мои отношения с русским дипломатическим агентством носили самый сердечный характер.
Довольно трудно проследить иностранную политику князя Фердинанда, потому что он, как правило, не проводил определенной линии поведения. Как оппортунист, руководствующийся всегда своими личными интересами, он предпочитал вести политику "качелей", заигрывая то с одной, то с другой державой в зависимости от того, что он считал более выгодным. Когда в 1907 году настойчивые усилия Сербии поделить Македонию на сферы влияния привели к угрозе войны между этими двумя государствами, он обратился к Австрии, так как он не имел желания, чтобы поход болгарской армии на Белград был остановлен, как это было в 1885 году, вмешательством второго графа Хевенгюллера. Его попытки были приняты благосклонно; но когда угроза войны прошла, его мысли обратились по другому направлению.
Князь Фердинанд очень долго питал честолюбивое намерение превратить княжество в независимое королевство, и двадцатая годовщина его восшествия на престол, которая должна была быть ознаменована созывом в Тырнове большого национального собрания, составленного из всех депутатов, когда-либо заседавших в Собрании, казалось, должна была представить благодарной нации подходящий случай для того, чтобы предложить своему князю королевскую корону. Его высочество, как он имел обыкновение в подобных случаях, постарался отойти на задний план и предоставил другим вести необходимую предварительную работу. Было зондировано мнение иностранных представителей, и обрабатывание общества началось, чтобы подготовить его к тому, что должно произойти. Хотя мысль об удовлетворении княжеского тщеславия улыбалась только нескольким генералам и политическим деятелям, все тем не менее ожидали, что он будет провозглашен королем на одном из многих банкетов, которыми должна была быть отпразднована годовщина, и что он подчинится этому приятному насилию. Австрия, однако, план аннексии Боснии и Герцеговины которой еще не созрел, считала, что еще не наступил психологический момент для такого открытого нарушения Берлинского трактата. Она поэтому потребовала категорического ответа на вопрос, будет ли объявлена независимость Болгарии, и предупредила князя, что император никогда не признает такого изменения в положении княжества. Его королевское высочество, будучи в это время за границей, опубликовал манифест, в котором уверял своих подданных, что их князь "занят своими обязанностями по отношению к народу и не считается с пустыми вопросами формальностей, титулов и личного удовлетворения". Он последовательно повторил эти уверения и императору в Ишле и барону Эренталю в Вене. Тырновские торжества были отменены, и юбилей князя был скромно отпразднован в Софии. Запретив провозглашение независимости Болгарии, австрийский император позаботился позолотить пилюлю тем, что пожаловал князю титул полковника австрийского полка, но эта награда не смягчила нанесенного ему оскорбления. К нему отнеслись, как он жаловался одному другу, "недостойным образом", и он постарается, чтобы в случае наступления благоприятного момента для об'явления независимости Болгарии никто не мог вмешаться заранее в его планы.
Пока князь Фердинанд заигрывал таким образом с Австрией, он не забывал и России. В Новый год по старому стилю русский император, уловив слабую струнку характера князя, пожаловал ему бриллианты к ордену св. Андрея Первозванного, а в сентябре следующего года его величество послал великого князя Владимира на открытие памятника, воздвигнутого болгарским народом в память царя-освободителя. Политическое значение этого визита заключается главным образом в том факте, что он явился первым со времени русско-японской войны признаком возобновления активного интереса России к делам Ближнего Востока и желания восстановить свое влияние в Болгарии. Поэтому радушный прием, оказанный русским гостям всеми классами населения, был очень симптоматичен. Он показал, что, несмотря на интриги, которыми Россия подкапывалась под независимость Болгарии, основным фактом остается то, что только России Болгария обязана своим освобождением, и только от России она может ожидать поддержки в деле осуществления своей мечты о Великой Болгарии, проектировавшейся в Сан-Стефанском договоре. С другой стороны, удивительные успехи, сделанные княжеством, и значительность его армии были откровением для великого князя и его штаба, понявших в первый раз, что хотя Болгария и строит свои надежды на будущее на помощи России, она является фактором, с которым Россия должна считаться, и уже не безусловно зависима от России. Ловкий ум князя, конечно, не замедлил уловить тот факт, что и Россия и Австрия нуждаются в соглашении с ним, и что в его интересах не дать им соединиться, чтобы иметь возможность в нужный момент выступить на стороне того, кто даст большую цену за его помощь.
Весною следующего года князь Фердинанд решил расстаться со своими стамбуловистскими советниками, успевшими за пять лет своего пребывания в правительстве накопить небольшие состояния, и дать возможность другим партиям получить, по его выражению, кусок пирога. Он избрал преемниками их демократов, под руководством Малинова, но настоял на том, чтоб военный министр и министр иностранных дел были выбраны по его желанию из других партий, дабы иметь возможность надзора за этими двумя министерствами. Результатом выборов, последовавших за роспуском Собрания, была полная победа нового министерства; но методы конституционного правления, употребляемые в Болгарии, могут быть охарактеризованы тем фактом, что стамбуловцы, которые были в двойном большинстве в последней палате, в новой не были представлены вовсе, в то время как демократы, имевшие раньше только двух парламентских представителей, получили 173 места из общего числа в 203.
Глава VII.
1908-1910
Болгария и младотурецкое движение. - Признание державами князя Фердинанда в качестве короля. - Моя миссия в Нидерландах. - Мое назначение послом в Петроград
Весной 1908 года британское правительство выработало широкий план реформ для Македонии, вызвавший глубокое удовлетворение в Болгарии. И несколько отрицательное отношение России к этому плану еще более привлекло Болгарию на сторону Великобритании. В это время, в конце июля, на сцене внезапно появился новый фактор в виде конституционного движения в Турции, вызвавшего удивление всей Европы. Первое впечатление в Софии было скептического характера, и имперский декрет о восстановлении конституции 1876 года рассматривался как хитрость, чтобы выиграть время для аннулирования нового проекта реформ. По этой причине предложения, сделанные младотурками македонским комитетам, были отклонены; но по мере того, как конституционное движение усиливалось, встал серьезный вопрос, насколько интересы Болгарии будут затронуты новым порядком вещей. С одной стороны, чувствовалось, что правильно примененный конституционный режим даст возможность болгарскому населению Македонии развиваться политически и материально; с другой - существовало опасение, что он может серьезно помешать осуществлению национальных стремлений Болгарии в Македонии. Правительство, не зная, поддерживать ли или противиться движению, заняло выжидательную позицию, но пока оно старалось определить свою политику, в Константинополе произошло событие, которое решило выбор. Турецкий министр иностранных дел, давая обед главам посольств в честь дня рождения султана, не пригласил болгарского агента на том основании, что этот обед давался представителям иностранных держав, и если в прошлом господин Гешов считался членом дипломатического корпуса, это было только благодаря недосмотру Двора. Г. Гешову, конечно, было немедленно приказано вернуться в Сосрию. Этот инцидент, ничтожный сам по себе, сразу поднял вопрос о международном положении Болгарии, и правительство поняло, что если оно теперь уступит в вопросе этикета, оно позже должно будет отказаться от других прав и привилегий, приобретенных рядом прецедентов вопреки условиям Берлинского трактата. Оно считало, что номинальные верховные права Турции являлись лишь источником постоянных трений в прошлом, и поэтому оно решило впредь разорвать с ней связь. Момент для такого шага был выбран удачно. Болгарское правительство знало, что Австро-Венгрия намеревается произвести аннексию Боснии и Герцеговины; так как князь Фердинанд собирался посетить австрийского императора в Будапеште, было нетрудно устроить, чтобы оба акта прошли параллельно. Случайная забастовка на восточных железных дорогах с последующей остановкой движения в южной Болгарии доставили правительству довод, еще больше говоривший национальному чувству, чем инцидент с Гешовым. Поэтому немедленно была занята болгарская часть линии. Занятие линии было так существенно для успеха кампании в пользу независимости, что даже по окончании забастовки правительство, несмотря на представление держав, решило 28 сентября не возвращать ее компании. Теперь события пошли быстрым темпом, и 4 октября совет министров под председательством князя, только что вернувшегося из Венгрии, окончательно решил провозгласить независимость. На следующий день его высочество был торжественно провозглашен царем Болгарии в старой столице Тырново.
В конце августа мне был предложен пост посла в Гааге; но затем, в виду возрастающей серьезности положения, меня попросили остаться в Софии и переждать кризис, на что я охотно согласился.
Переговоры, начавшиеся после объявления независимости, вращались вокруг двух вопросов: о восточной железной дороге и контрибуции, дани, уплачиваемой Восточной Румелией. Только благодаря энергичному вмешательству Великобритании, Франции и России - так как державы Тройственного союза мало сделали для предупреждения разрыва - мир был сохранен. Большая часть болгар сильно противилась мысли об уплате за независимость деньгами. И хотя князь Фердинанд в октябре телеграммой на имя президента Французской республики признал право Турции на компенсацию, его министры оспаривали право его, как конституционного монарха, делать такие заявления, не посоветовавшись с ними. Как Великобритания, так и Россия очень отрицательно отнеслись к провозглашению независимости, решенному совместно с Австрией. Россию же особенно задело то, что она считала изменой со стороны князя Фердинанда первенствующая роль Австрии в деле, которое должно было быть праздником славян. С другой стороны, британское общественное мнение было на стороне младотурок, и британская пресса не только выражала свои симпатии оскорбленной стороне, но громко обвиняла Болгарию. Лично я тем не менее был на стороне последней и в течение всего кризиса действовал как ее защитник перед британским правительством, потому что младотурки, с делегатами которых я познакомился в Софии, не внушали мне ни симпатии, ни доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Тем временем князю Фердинанду удалось установить лучшие отношения как с Австрией, так и с Германией. Единственным желанием Австрии было разобщить Болгарию и Сербию и внушить первой, что в ее собственных интересах отказ от всякого экономического и политического союза с этим королевством. Благодаря давлению, которое ей удалось оказать в Белграде, так называемый сербско-болгарский союзный договор, заключенный в 1905 году, не был ратифицирован Скупщиной, несмотря на то, что он был принят единогласно Собранием, и что князь Фердинанд обязался выступить вместе с Сербией, если бы последняя была вовлечена в тарифную войну с двойственной монархией (Австро-Венгрией). В результате Болгария, которая была на пороге разрыва коммерческих сношений с Австрией, выработала modus vivendi на основе договора о наибольшем благоприятствовании. Австрия же, оставив политику холодной сдержанности, прониклась дружественным интересом к болгарскому княжеству. Германия тоже прониклась убеждением, что Болгария, как наиболее обещающее из Балканских государств, достойна самого серьезного внимания. Германский император сделался более чем вежливым с князем, а германское правительство выставляло себя наиболее бескорыстным другом Болгарии. В Софии был учрежден германский банк, армия была снабжена горными орудиями и артиллерийскими припасами, и германский капитал был приглашен помочь экономическому развитию страны. Князь Фердинанд, с другой стороны, надеялся привлечь на свою сторону услуги германской дипломатии и использовать влияние друга султана для поддержки болгарских требований в Македонии. Его стремление к связи с Германией было еще усилено тем, что Россия в этот момент была бессильна помочь ему. Ключом к его политике была скорее боязнь России, чем любовь к ней, особенно после падения Стамбулова, так как он всегда был преследуем страхом испытать судьбу своего предшественника или пасть жертвой какого-либо заговора. Ослабление России благодаря тому повороту, который приняли события на Дальнем Востоке, принесло ему поэтому желанную радость. Русское влияние постепенно уменьшалось после падения руссофильского кабинета Данева в 1903 г., и следующий инцидент, ничтожный сам по себе, но постепенно принявший интернациональный характер, показывает, как низко пал престиж России в 1905 году.
В этом году я был президентом Унион-клуба, и г-н Бахметьев (который не раз старался причинить мне неприятность) написал мне однажды, что он уничтожил последний номер Simplicissimus'a из-за карикатуры на императора Николая, помещенной там. Он заключал письмо просьбой, чтобы я, как президент, перестал выписывать этот журнал для клуба. Я ответил, что в Simplicissimus'e часто появляются карикатуры и на других государей, и что если в интернациональном клубе, подобном Унион-клубу, члены будут вправе уничтожать те издания, которые им не нравятся, в библиотеке останется очень мало нетронутых изданий. Если бы, прибавил я, он прислал мне данную карикатуру и просил бы из'ять Simplicissimus, я передал бы вопрос на рассмотрение комитета, и я даже сейчас готов это сделать, если он сознается, что поступил неправильно. Он отклонил это, а также и другие предложения, которыми я облегчал ему возможность совершить благородное отступление. Он даже говорил мне, что стоит ему поднять мизинец, и все члены клуба болгары поддержат его. Наконец, после того, как инцидент продолжался десять дней, он написал мне, чтобы я вычеркнул из списков клуба, президентом которого я состою, его и весь дипломатический корпус. Не желая подвергнуться обвинению в том, что я умышленно заставил русский дипломатический корпус выйти из членов клуба, я тут же послал свой отказ от президентства, и моему примеру последовали все члены комитета. Было назначено общее собрание для выборов нового президента и нового комитета, и после того, как я коротко доложил о случившемся факте, мы все были вновь избраны большинством всех против одного - секретаря греческого посольства. Г-н Бахметьев, конечно, был раз'ярен и после этого игнорировал меня. К счастью, он в следующем году был переведен в Токио, и после назначения в 1907 г. русским дипломатическим агентом г-на Сементовского, а особенно после ревельского свидания мои отношения с русским дипломатическим агентством носили самый сердечный характер.
Довольно трудно проследить иностранную политику князя Фердинанда, потому что он, как правило, не проводил определенной линии поведения. Как оппортунист, руководствующийся всегда своими личными интересами, он предпочитал вести политику "качелей", заигрывая то с одной, то с другой державой в зависимости от того, что он считал более выгодным. Когда в 1907 году настойчивые усилия Сербии поделить Македонию на сферы влияния привели к угрозе войны между этими двумя государствами, он обратился к Австрии, так как он не имел желания, чтобы поход болгарской армии на Белград был остановлен, как это было в 1885 году, вмешательством второго графа Хевенгюллера. Его попытки были приняты благосклонно; но когда угроза войны прошла, его мысли обратились по другому направлению.
Князь Фердинанд очень долго питал честолюбивое намерение превратить княжество в независимое королевство, и двадцатая годовщина его восшествия на престол, которая должна была быть ознаменована созывом в Тырнове большого национального собрания, составленного из всех депутатов, когда-либо заседавших в Собрании, казалось, должна была представить благодарной нации подходящий случай для того, чтобы предложить своему князю королевскую корону. Его высочество, как он имел обыкновение в подобных случаях, постарался отойти на задний план и предоставил другим вести необходимую предварительную работу. Было зондировано мнение иностранных представителей, и обрабатывание общества началось, чтобы подготовить его к тому, что должно произойти. Хотя мысль об удовлетворении княжеского тщеславия улыбалась только нескольким генералам и политическим деятелям, все тем не менее ожидали, что он будет провозглашен королем на одном из многих банкетов, которыми должна была быть отпразднована годовщина, и что он подчинится этому приятному насилию. Австрия, однако, план аннексии Боснии и Герцеговины которой еще не созрел, считала, что еще не наступил психологический момент для такого открытого нарушения Берлинского трактата. Она поэтому потребовала категорического ответа на вопрос, будет ли объявлена независимость Болгарии, и предупредила князя, что император никогда не признает такого изменения в положении княжества. Его королевское высочество, будучи в это время за границей, опубликовал манифест, в котором уверял своих подданных, что их князь "занят своими обязанностями по отношению к народу и не считается с пустыми вопросами формальностей, титулов и личного удовлетворения". Он последовательно повторил эти уверения и императору в Ишле и барону Эренталю в Вене. Тырновские торжества были отменены, и юбилей князя был скромно отпразднован в Софии. Запретив провозглашение независимости Болгарии, австрийский император позаботился позолотить пилюлю тем, что пожаловал князю титул полковника австрийского полка, но эта награда не смягчила нанесенного ему оскорбления. К нему отнеслись, как он жаловался одному другу, "недостойным образом", и он постарается, чтобы в случае наступления благоприятного момента для об'явления независимости Болгарии никто не мог вмешаться заранее в его планы.
Пока князь Фердинанд заигрывал таким образом с Австрией, он не забывал и России. В Новый год по старому стилю русский император, уловив слабую струнку характера князя, пожаловал ему бриллианты к ордену св. Андрея Первозванного, а в сентябре следующего года его величество послал великого князя Владимира на открытие памятника, воздвигнутого болгарским народом в память царя-освободителя. Политическое значение этого визита заключается главным образом в том факте, что он явился первым со времени русско-японской войны признаком возобновления активного интереса России к делам Ближнего Востока и желания восстановить свое влияние в Болгарии. Поэтому радушный прием, оказанный русским гостям всеми классами населения, был очень симптоматичен. Он показал, что, несмотря на интриги, которыми Россия подкапывалась под независимость Болгарии, основным фактом остается то, что только России Болгария обязана своим освобождением, и только от России она может ожидать поддержки в деле осуществления своей мечты о Великой Болгарии, проектировавшейся в Сан-Стефанском договоре. С другой стороны, удивительные успехи, сделанные княжеством, и значительность его армии были откровением для великого князя и его штаба, понявших в первый раз, что хотя Болгария и строит свои надежды на будущее на помощи России, она является фактором, с которым Россия должна считаться, и уже не безусловно зависима от России. Ловкий ум князя, конечно, не замедлил уловить тот факт, что и Россия и Австрия нуждаются в соглашении с ним, и что в его интересах не дать им соединиться, чтобы иметь возможность в нужный момент выступить на стороне того, кто даст большую цену за его помощь.
Весною следующего года князь Фердинанд решил расстаться со своими стамбуловистскими советниками, успевшими за пять лет своего пребывания в правительстве накопить небольшие состояния, и дать возможность другим партиям получить, по его выражению, кусок пирога. Он избрал преемниками их демократов, под руководством Малинова, но настоял на том, чтоб военный министр и министр иностранных дел были выбраны по его желанию из других партий, дабы иметь возможность надзора за этими двумя министерствами. Результатом выборов, последовавших за роспуском Собрания, была полная победа нового министерства; но методы конституционного правления, употребляемые в Болгарии, могут быть охарактеризованы тем фактом, что стамбуловцы, которые были в двойном большинстве в последней палате, в новой не были представлены вовсе, в то время как демократы, имевшие раньше только двух парламентских представителей, получили 173 места из общего числа в 203.
Глава VII.
1908-1910
Болгария и младотурецкое движение. - Признание державами князя Фердинанда в качестве короля. - Моя миссия в Нидерландах. - Мое назначение послом в Петроград
Весной 1908 года британское правительство выработало широкий план реформ для Македонии, вызвавший глубокое удовлетворение в Болгарии. И несколько отрицательное отношение России к этому плану еще более привлекло Болгарию на сторону Великобритании. В это время, в конце июля, на сцене внезапно появился новый фактор в виде конституционного движения в Турции, вызвавшего удивление всей Европы. Первое впечатление в Софии было скептического характера, и имперский декрет о восстановлении конституции 1876 года рассматривался как хитрость, чтобы выиграть время для аннулирования нового проекта реформ. По этой причине предложения, сделанные младотурками македонским комитетам, были отклонены; но по мере того, как конституционное движение усиливалось, встал серьезный вопрос, насколько интересы Болгарии будут затронуты новым порядком вещей. С одной стороны, чувствовалось, что правильно примененный конституционный режим даст возможность болгарскому населению Македонии развиваться политически и материально; с другой - существовало опасение, что он может серьезно помешать осуществлению национальных стремлений Болгарии в Македонии. Правительство, не зная, поддерживать ли или противиться движению, заняло выжидательную позицию, но пока оно старалось определить свою политику, в Константинополе произошло событие, которое решило выбор. Турецкий министр иностранных дел, давая обед главам посольств в честь дня рождения султана, не пригласил болгарского агента на том основании, что этот обед давался представителям иностранных держав, и если в прошлом господин Гешов считался членом дипломатического корпуса, это было только благодаря недосмотру Двора. Г. Гешову, конечно, было немедленно приказано вернуться в Сосрию. Этот инцидент, ничтожный сам по себе, сразу поднял вопрос о международном положении Болгарии, и правительство поняло, что если оно теперь уступит в вопросе этикета, оно позже должно будет отказаться от других прав и привилегий, приобретенных рядом прецедентов вопреки условиям Берлинского трактата. Оно считало, что номинальные верховные права Турции являлись лишь источником постоянных трений в прошлом, и поэтому оно решило впредь разорвать с ней связь. Момент для такого шага был выбран удачно. Болгарское правительство знало, что Австро-Венгрия намеревается произвести аннексию Боснии и Герцеговины; так как князь Фердинанд собирался посетить австрийского императора в Будапеште, было нетрудно устроить, чтобы оба акта прошли параллельно. Случайная забастовка на восточных железных дорогах с последующей остановкой движения в южной Болгарии доставили правительству довод, еще больше говоривший национальному чувству, чем инцидент с Гешовым. Поэтому немедленно была занята болгарская часть линии. Занятие линии было так существенно для успеха кампании в пользу независимости, что даже по окончании забастовки правительство, несмотря на представление держав, решило 28 сентября не возвращать ее компании. Теперь события пошли быстрым темпом, и 4 октября совет министров под председательством князя, только что вернувшегося из Венгрии, окончательно решил провозгласить независимость. На следующий день его высочество был торжественно провозглашен царем Болгарии в старой столице Тырново.
В конце августа мне был предложен пост посла в Гааге; но затем, в виду возрастающей серьезности положения, меня попросили остаться в Софии и переждать кризис, на что я охотно согласился.
Переговоры, начавшиеся после объявления независимости, вращались вокруг двух вопросов: о восточной железной дороге и контрибуции, дани, уплачиваемой Восточной Румелией. Только благодаря энергичному вмешательству Великобритании, Франции и России - так как державы Тройственного союза мало сделали для предупреждения разрыва - мир был сохранен. Большая часть болгар сильно противилась мысли об уплате за независимость деньгами. И хотя князь Фердинанд в октябре телеграммой на имя президента Французской республики признал право Турции на компенсацию, его министры оспаривали право его, как конституционного монарха, делать такие заявления, не посоветовавшись с ними. Как Великобритания, так и Россия очень отрицательно отнеслись к провозглашению независимости, решенному совместно с Австрией. Россию же особенно задело то, что она считала изменой со стороны князя Фердинанда первенствующая роль Австрии в деле, которое должно было быть праздником славян. С другой стороны, британское общественное мнение было на стороне младотурок, и британская пресса не только выражала свои симпатии оскорбленной стороне, но громко обвиняла Болгарию. Лично я тем не менее был на стороне последней и в течение всего кризиса действовал как ее защитник перед британским правительством, потому что младотурки, с делегатами которых я познакомился в Софии, не внушали мне ни симпатии, ни доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45