)
Как и прежде, серьезную угрозу представляла для нас группа войск противника "Карельский перешеек". К тому времени фашистские войска под Ленинградом возглавлял гитлеровский приспешник генерал Линдеман, отличившийся разбойничьими действиями в Бельгии и Македонии. Это по его указанию был разобран на части для отправки в Германию памятник Тысячелетия России в Новгороде. Имя Линдемана немцы присвоили Гатчине.
Самоуверенный генерал издал приказ "о подавлении Ленинграда".
- Но этому не бывать! - под гром аплодисментов заявил командующий Ленинградским фронтом. - Недалек тот день, когда мы сокрушим гитлеровскую оборону. Для этого у нас теперь достаточно сил.
Докладчик отметил слабые стороны обороны противника под Ленинградом.
- Конфигурация фронта, - Л. А. Говоров взял со стола указку и. подошел к карте, - создала выгодное оперативное положение для наших войск.
Указка командующего задержалась на Ораниенбаумском пятачке, откуда можно было отрезать фашистские войска в районе Стрельны и Урицка, остановилась на отметке "Пулковские высоты".
- Нашему будущему успеху, в котором мы не сомневаемся, способствуют победы под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, - продолжал Л. А. Говоров. - Теперь для всех очевидно, что гитлеровская Германия стоит накануне катастрофы, и эту катастрофу мы, воины Ленинграда, должны ускорить.
Заключительная часть доклада командующего фронтом была посвящена задачам политработников.
- Да, собрали нас не случайно, - заметил Булычев, когда мы вышли на Литейный и пешком направились к Невскому проспекту. - Больше нам сидеть в городских квартирах не придется.
- И откуда у тебя такая осведомленность?
- Надо было лучше слушать командующего.
- Не морочь голову. Скажи прямо, что уже есть устное предупреждение о готовности к наступлению.
- Предупреждения нет. Есть определенная обстановка. От нее и танцуй.
Булычев, конечно, был прав. То оживление, которое нельзя было не заметить в частях и соединениях, упорная учеба, поступающая с Большой земли новая боевая техника и, наконец, выступление командующего фронтом перед политработниками - все это указывало на приближение тех особых событий, которых все ждали. В голове мелькнула догадка: "Может быть, так же как и в прошлом году, в середине января опять начнется штурм фашистских укрепленных районов?.."
Тем временем Булычев уже переменил тему разговора.
- А я вчера письмо от жены получил - хочет с дочками вернуться в Ленинград. Они там, на севере Урала, думают, что блокада уже снята. Спутали с прорывом. Обижаются, почему я не вызываю их. Жена беспокоится за мою нравственность.
- Может быть, тут есть доля правды?
- Пошел ты к черту! Кто мне сейчас разрешит вернуть семью?
- Не сердись, я пошутил.
- Ты веришь в случайности? - вдруг ни с того, ни с сего спросил он.
- Конечно. Идем мы сейчас, и вдруг на наши головы упадет карниз, скажем, вон с того дома. И нам конец. Вот это и будет случайностью.
Мои слова так подействовали на Булычева, что он даже отошел подальше от стены дома. Чем черт не шутит? Действительно, упадет вдруг карниз и прихлопнет...
- Со мной другая случайность произошла, - сказал Булычев. - Недавно был я у командира 59-го полка Ефима Марковича Краснокутского. Разговаривали с ним о том о сем, вспомнили и о семьях. Я вынул из кармана только что полученное и еще не прочитанное письмо от жены и, разглядывая обратный адрес, прочел вслух: "Станция Свеча, Кировской железной дороги". Услышав это, Краснокутский тоже вынул из кармана письмо от своей жены: у нее был тот же обратный адрес. "Послушай, да это же адрес и моей жены", - удивился командир полка. Сверили. Все точно. Оказалось, они даже живут на одной улице, в соседних домах. "Не зря говорят, что мир тесен. Надо же, какое совпадение!" - Краснокутский все еще не мог прийти в себя. "Мы вот сейчас сидим с тобой рядом в землянке и по-дружески беседуем. Возможно, и они сидят вдвоем или вместе пошли на базар покупать харчи, чтобы покормить детишек. Сколько их у тебя?" - "Двое", - ответил я. "И у меня двое..."
Я был страшно удивлен этим совпадением, - продолжал рассказывать Булычев. - И Краснокутский, с которым мы были до сих пор в сугубо официальных отношениях, стал мне как-то ближе, чуть ли не родственником. Само собой мы предположили: раз наши семьи живут рядом, естественно, они знают друг друга, а возможно, и дружат.
- И что же ты написал своей жене? - полюбопытствовал я, вспомнив, что она хочет вернуться в Ленинград.
- Чтобы сидела там и не трогалась с места.
- Скажи, Павел Кузьмич, если тебя после войны пошлют на работу в какой-нибудь другой город, уедешь из Ленинграда? - спросил я, сам не зная почему.
- Нет. Для меня Ленинград - самый прекрасный город. Чего стоит одна только Нева!.. Здесь что ни дом, то архитектурный памятник. Невский проспект вспоминал даже Карл Маркс... Нет, Ленинград ни на какой другой город не променяю.
- Ну и патриот же ты, как я погляжу! - подзадорил я Павла Кузьмича.
- Не забывай, дорогой Степан Михайлович, - ответил в тон мне Булычев, что Ленинград колыбель Великого Октября, родина трех революций. Наконец, он носит имя Ленина. В этом смысле - город, конечно, исключительный.
На этом наш разговор прервался - мы уже были на Невском. Крепко пожали друг другу руку - и расстались. Да, и для меня тоже: второго такого города, как Ленинград, на свете нет...
7
Время бежит очень быстро. Только что встретили Новый год, а на пороге уже шестое января. Темп боевой и политической учебы изо дня в день возрастает. Полки получили новые знамена. Вручение их было обставлено торжественно. Повсюду производится замена боевого оружия и снаряжения. Старые полуторки и ЗИСы изъяты из артиллерии. Артполк получил для своих пушек "студебеккеры", "доджи" и "виллисы". Даже авторота заимела более десятка новых машин, а начальство - "виллисы". Обновление техники, транспорта и обмундирования подтянуло людей, все кажутся помолодевшими. Наша дивизия вошла в состав 110-го корпуса, которым командует генерал-лейтенант Хазов. Кроме нас, в корпус влились 86-я и 72-я стрелковые дивизии. Осталось узнать: какое участие мы примем в предстоящих боях?
Шестого января разгулялась свирепая пурга. На утро седьмого пошел дождь. Говорят, это хорошая примета. И в самом деле, был получен приказ о выдвижении артполка в район Пулковских высот. А это уже дало основание предположить, что и остальные полки скоро двинутся туда. Пауза кончалась.
И тут погода резко изменилась. Светит солнце. Безветренно. Слегка морозит. Мы видим, как высоко в небе, оставляя за собой белый хвост, летит с запада на восток вражеский самолет-разведчик. А через двадцать минут фашисты открыли огонь по нашему району. Снаряды с резким гулом рвут мерзлую землю и воздух. Один из них угодил в резервуар с соляркой у самой платформы станции Фарфоровая. Столбы черного густого дыма высоко поднимаются в ясное зимнее небо...
Между тем пехота продолжает готовиться к грядущим боям: штурмует вражеские опорные пункты. Бойцы и младший командный состав уже натренировались, действуют сноровистее, быстрее. Комдив доволен.
На десятое января были назначены полковые учения. Сегодня - смотр 59-му, Тема: "Полк в наступлении на сильно укрепленный участок противника". Закончились учения в двадцать один ноль ноль... Смотр готовности полков прошел хуже, чем на уровне рот и батальонов. Это и естественно. Те тренировались каждый день, а полки собрали вместе впервые. Да и управлять полком сложнее, чем мелким подразделением.
От авиагородка до насыпи Варшавской железной дороги усиленно оборудуются новые артиллерийские позиции; пробита грунтовая дорога от станций "Мясокомбинат" и "Шушары" в сторону станции Обухове... Фашисты заметно нервничают: систематически обстреливают наши передовые позиции. Ясная солнечная погода им на руку, а нам она мешает, так как новая дорога, да и все Купчинское шоссе забиты нашими танками, самоходками и 152-миллиметровыми пушками и гаубицами. Вся эта армада медленно ползет в сторону Пулкова. Стоит показаться "костылю", как в армии называли вражеских авиаразведчиков, и противник откроет ураганный огонь по этой колонне. К нашему счастью, в небе чисто. Лишь кое-где взмывают ввысь наши "ястребки".
Такого обилия техники на нашем фронте никогда еще не было. Теперь-то уж мы сумеем разбить фашистские полчища, обложившие город.
Приготовления к наступлению заметно усилились. Занятия сокращаются. Больше отводится времени для отдыха. Усилился поток заявлений в партию и комсомол. Партийно-комсомольская прослойка возросла до пятидесяти восьми процентов. В каждой роте теперь от восемнадцати до двадцати пяти коммунистов и по тридцать два - тридцать семь комсомольцев.
Будущие бои не страшат людей. Каждый ждет их с нетерпением. Общий настрой - воинственный. Давненько ждали мы этого часа!
Началась сдача на склад всего лишнего, и я отнес свой "скарб". В мешке остались самые необходимые вещи - полевая сумка, одеяло, плащ-накидка, немного сухарей и печенья, две плитки шоколада, пара банок консервов, чистое белье и запасные портянки, котелок и ложка.
8
Командир дивизии, полковник Введенский, получив приказ в ночь на четырнадцатое января сорок четвертого года занять исходные позиции на северо-восточном склоне Пулковских высот, заволновался. И не без оснований. До наступления, которое готовилось давно, остались считанные дни, а быть может, и часы. Правда, его предупредили, что дивизия пока будет находиться во втором эшелоне.
Комдив тотчас же вызвал к себе своего заместителя по политчасти, начальника штаба и начальника политотдела и сообщил им о полученном приказе.
- С чего начнем? - для порядка спросил он.
- Очевидно, как и всегда, с рекогносцировки местности, - предложил новый начштаба, полковник Спектор.
Разговор этот состоялся одиннадцатого января во второй половине дня. Чтобы успеть засветло добраться до Пулкова и провести рекогносцировку исходных позиций, надо было срочно вызывать командиров полков и отправляться в путь.
В ожидании прихода командиров Константин Владимирович, по своему обыкновению, начал ходить по комнате. Это означало, что он углубился в размышления. А поразмыслить было над чем.
Наступал самый ответственный момент. До сих пор дивизия большей частью находилась в обороне. Если и проводились наступательные операции, то в них участвовали лишь отдельные ее подразделения. Минусом являлось и то, что в прорыве блокады дивизия не участвовала и, следовательно, в последнее время опыта наступательных боев крупного масштаба не имела, как не имел такого опыта и ее командир. Правда, два с половиной месяца тщательно отрабатывались элементы наступательного боя с учетом фашистской обороны, которая была создана в миниатюре на учебном поле. Так что с этой точки зрения как будто сделано было все. А как обстоит дело с психологической подготовкой бойцов? Привычка сидеть в окопах приучила людей отстреливаться. А тут ведь нужно наступать, идти на врага, взламывать его оборону, вышибать из окопов и дотов, преодолевать минные поля, проволочные заграждения и встречный плотный огонь, уберечься от которого не так-то просто.
Поэтому, как позднее я узнал от комдива, он решил использовать оставшееся до наступления время для того, чтобы еще и еще раз помочь людям преодолевать "психологический барьер". Необходимо было разъяснить бойцам, что враг уже надломлен своими неудачами и успехами Красной Армии. Он боится наших атак под Ленинградом и, наверняка, нервничает. Это должен осознать каждый боец и командир.
Перед Константином Владимировичем Введенским встала задача собрать волю и энергию людей в единый кулак, добиться того, чтобы весь механизм дивизии действовал, как часы, четко и безукоризненно! Опыт показывает, что успех зачастую зависит от первых шагов. Поднимутся все разом, сделают рывок вслед за огневым валом, упредят действия противника - тогда никто их не остановит, враг будет сокрушен! Стало быть, начинать атаку должен тот, кто лучше подготовлен, где командир полка более опытен.
Вероятно, поэтому, когда командиры полков собрались, Введенский сразу же сообщил:
- Первым в атаку идет полк Краснокутского.
- Есть первым! - откликнулся Ефим Маркович, довольный, что ему поручают самое ответственное дело - возглавить штурм вражеских позиций.
Рекогносцировка заняла почти целый день. Плацдарм для исходных позиций на линии Шушары - платформа Пулково - Нижнее Койрово был изрыт траншеями, землянками, дотами и дзотами. Местами сохранились мелкий кустарник, полуразрушенные жилые дома и скотные дворы. Участок врагом не просматривался. И все же было решено занять его лишь с наступлением темноты.
В течение двух ночей по Московскому и Измайловскому проспектам под Пулково было переброшено десять тысяч бойцов и командиров, артиллерия и другие поддерживающие технические средства. Разместились бойцы в землянках, в сооруженных из снега "домиках" и даже в нишах траншей. Дивизии повезло: под утро пошел обильный снег, запорошивший свежие следы.
Заняв исходные позиции, дивизия затаилась, "просидев" безмолвно тридцать пять томительных часов. Днем люди отдыхали, а с наступлением темноты начиналась бурная деятельность: уточнялся порядок взаимодействий, подвозились боеприпасы, давались последние наставления, определялся маневр для каждого подразделения и бойца, удлинялись отводы от траншей в сторону противника, проводились политбеседы. Иными словами, люди настраивали себя для решающего удара.
9
Меня в эти дни в дивизии уже не было. Как нередко случается на войне, я неожиданно оказался на Карельском перешейке, где начал работать в армейской газете. Узнав о готовящейся операции по снятию блокады, с разрешения начальника политотдела 23-й армии, немедленно помчался к своим, в родную дивизию.
Полковника Введенского я застал в доте на стыке Варшавской железной дороги и Московского шоссе. Дот был приспособлен под командный пункт дивизии. Комдив выглядел усталым, сказывалось напряжение. Сначала Константин Владимирович попросил перенести наш разговор на утро, но, узнав о цели моего спешного приезда, согласился дать интервью.
- Ладно, - сказал он устало, - о таком событии, к какому мы готовимся, наши потомки должны что-нибудь да знать.
- У меня более скромная задача, - пояснил я, - написать корреспонденцию.
Введенский не любил, да и не умел подробно, со сногсшибательными фактами, рассказывать о своих делах. Привыкший отдавать приказы и распоряжения подчиненным, он стремился излагать свои мысли предельно кратко, без лишних рассуждений и эмоций. Вот и теперь, отвечая на мои вопросы, он не сказал ни одного лишнего слова, не привел ни одной интересной детали, в чем я, естественно, нуждался больше всего. Он говорил языком воинского устава строго и сухо.
- К бою дивизия готова, - начал он, взвешивая каждое свое слово, точно они ценились на вес золота. - Нам удалось хорошо подготовить личный состав за время пребывания в резерве. Главное внимание мы уделили современной наступательной тактике в масштабе батальона, роты, взвода, отделения, а также физической закалке и выносливости бойцов. Ежедневно каждое подразделение совершало семикилометровые броски, затрачивая на это не больше часа. Это расстояние было выбрано не случайно. Именно такое расстояние потребуется преодолеть в первый день наступления. Тщательно отработали технику взаимодействия пехоты с огневыми средствами, добиваясь, чтобы она двигалась вплотную за огневым валом артиллеристов, не боялась разрывов снарядов. Добиться этого было не так-то просто. Пришлось потрудиться, чтобы у людей исчез страх. Бойцы дивизии научились стрелять на ходу из всех огневых средств и метать в цель гранаты. Сформировали и обучили штурмовые отряды, роты автоматчиков и лыжный батальон.
- Смотр готовности дивизии проводился? - прервал я его неторопливый рассказ.
- Да. Ее готовность оценена на "отлично".
- Выходит, не зря потрудились... А нельзя ли назвать подразделение, добившееся наилучшей оценки?
- Пожалуйста. - И он протянул мне дивизионную газету "За победу" со статьей о стрелковом отделении сержанта Семенкова.
"Передвигаясь на рубеже атаки по открытой местности при сильном огне "противника", - писала газета, - сержант Семенков применил короткие перебежки по одному. Бойцы отделения поддерживали передвижение своих товарищей огнем. С выходом на огневой рубеж каждый немедленно окапывался... Затем, следуя за артиллерийским валом, они внезапно атаковали "врага", вскакивали в его траншеи и вступали в рукопашную схватку... В ходе занятий бойцы несколько раз попадали под минометный огонь "противника". И тогда отделение сильным броском вперед выходило из зоны обстрела... Для того чтобы занять следующий рубеж, нужно было преодолеть речку шириной в 6-7 метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37