А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В общем, все близлежащие дороги и тропинки вскоре оказались запружены снующими взад-вперед зверьками, исполняющими самые разные поручения оргкомитета по проведению почетного чаепития.
Рэт Водяная Крыса с удовлетворением обнаружил, что во всем может положиться на расторопного, сообразительного и, несмотря на юный возраст, волевого и требовательного Племянника Крота, которого и назначил своим заместителем по оперативным вопросам. Сам же позволил себе сосредоточиться на стратегических проблемах, устроив свой штаб в одной из спален Барсука, куда были перетащены наиболее ценные вещи хозяина норы и тоудовская посуда. Хозяйственный Рэт сумел приладить к двери спальни большой амбарный замок, единственный ключ от которого он держал при себе, запирая комнату, когда покидал ее даже на минуту.
В то же время ни для кого не был секретом тот факт, что число приглашенных строго ограничено списком. Разумеется, были недовольные, были те, кто рассчитывал затесаться в толпу гостей в последний момент. Намечался и скандал, когда прошел слух, что несколько приглашений были проданы на черном рынке, а затем выставлены на подпольный аукцион. Впрочем, массового характера эти неприятные явления не приняли. Во-первых, слишком мало было желающих променять оказанную честь на деньги, а те, кто теоретически согласился бы на это, заламывали цену, совершенно неподъемную для страждущих попасть в ряды гостей. В знак протеста те, кому не досталось приглашений от Барсука, стали организовывать свои чаепития, обеды, ужины и банкеты, созывая на них таких же обделенных вниманием. Поговаривали даже, что организаторы этих мероприятий (нет нужды говорить, что их точку зрения разделяли только те, кто, не будучи зван в другие места, оказывался приглашен именно к этому хозяину) набирались дерзости заявлять, что только их светские рауты, те, которые именно они организовывали в своих домах, были единственно заметными и достойными внимания событиями общественной жизни на пороге весны.
О первоначальном поводе для скромного чаепития все благополучно забыли. Мало-помалу, с легкой руки Барсука, как-то утвердилось общее мнение, что банкет закатывается в память о без вести пропавшем мистере Тоуде и обо всем том, что представлял некогда Тоуд-Холл. Кроме того, не подлежало сомнению скорое окончание зимы, и никто не видел ничего дурного в том, чтобы выпить стаканчик-другой за наступление весны.
Но как обстояли дела в самом Тоуд-Холле? Был ли он действительно так сильно разрушен и поврежден, как говорили все вокруг? Увы, так оно и было. Последнее резкое похолодание разорвало еще остававшиеся целыми трубы и вызвало новые протечки и затопления. От сырости и холода перекосились рамы, треснули стекла, чуть сдвинулись ставни. Этого оказалось достаточно, чтобы ветер проник в здание и, действуя скальпелями сквозняков, уже изнутри вскрыл почти все окна, распахнув их настежь. Особняк день ото дня все больше походил на древние руины.
В общественном сознании облик самого Тоуда резко изменился. Все его выходки, проделки, проступки и преступления отошли на задний план, стерлись, уступив место героизму и прочим положительным качествам. Близким приятелям Тоуда это не казалось очевидным, но по крайней мере одну выгоду от этой перемены в отношении к Тоуду они увидели: из уважения к памяти сгинувшего владельца никто хотя бы не пытался доломать дом из хулиганских побуждений, никто не растаскивал имущество в целях обогащения, никому пока что и в голову не пришло поселиться где-нибудь в закоулках особняка или в его флигелях. Впрочем, помимо уважения к Тоуду были и другие причины, побуждавшие особо хулиганистых, алчных или нетерпеливых вести себя прилично: все прекрасно помнили, что произошло в те далекие годы, когда, воспользовавшись очередным вынужденным отсутствием хозяина в Тоуд-Холле, ласки и горностаи захватили усадьбу и вдоволь похозяйничали там. Результат конфликта не был секретом ни для кого. Не менее очевидным было и то, что, случись кому-то попытаться повторить тот опрометчивый поступок ласок и горностаев, ярость и гнев Барсука, Крота и Рэта не имели бы границ.
В дополнение к этому прошел слух (не без участия хитрого Рэта, умевшего вовремя вставить в разговор нужное слово), что в То-уд-Холл стали наведываться облюбовавшие его привидения — это автоматически исключало усадьбу из маршрутов любителей прогуляться по чужой территории и порыться в чужих вещах.
— На некоторое время это отвадит мародеров от Тоуд-Холла, причем проще и надежнее, чем что бы то ни было. — Хитро подмигивая, Рэт рассказал Выдре о своем плане сохранения Тоуд-Холла в неприкосновенном виде до тех пор, пока по весне представители официальных властей не опечатают здание (или что там еще они должны будут сделать).
— Это ты умно придумал, ничего не скажешь, — согласился Выдра и вдруг, понизив голос, спросил: — А ты действительно уверен в том, что в Тоуд-Холле нет привидений?
— Конечно уверен. Нет, не было и не будет. Не с чего им там взяться. Но это между нами, понял, Выдра? Для остальных — ты сам знаешь, какие сказки нужно рассказывать.
* * *
Накануне банкета все было готово. Рэт пошел ночевать в спальню, а Племянник Крота устроился в гостиной под одним из уже расставленных идалее частично накрытых столов. Оба засыпали, довольные проделанной работой и даже (чуточку) собой.
Несколько часов сна они заслужили сполна. Рэт, например, помимо исполнения своих прямых обязанностей по подготовке банкета нашел-таки время взять лодку и сплавать к Кроту, чтобы узнать, как там Барсук. Результат экспедиции оказался положительным: с Барсуком, как и с его настроением, все было в порядке. Сертификаты участников были заполнены, и Барсук сначала с удивлением, а затем весьма и весьма охотно наслаждался выдавшимися свободными деньками и находил все более приятными гостеприимные хлопоты Крота.
Не меньше, чем сам Рэт, устал и Племянник Крота. Вместо того чтобы спокойно сплавать к дядюшке пассажиром в лодке Рэта, он мужественно взял на себя обязанности начальника штаба и стойко исполнял их до возвращения Рэта, весьма здраво решая все возникающие проблемы.
В общем, следует признать, что в тот момент, с наступлением ночи, когда Рэт уже заснул, а Племянник только-только сладко задремал, в дверь вдруг постучали, эта незапланированная побудка не вызвала бури положительных эмоций у Водяной Крысы.
Дверь открылась. На пороге стоял один из старших горностаев.
— Извини, что беспокою тебя, Рэт, но дело серьезное. Тоуд-Холл…
— Что с ним?
— Там… В общем, один из наших молодых заметил в нем привидение.
— Чушь! — воскликнул Рэт. — В Тоуд-Холле нет никаких…
— Знаю, знаю, — понимающе подмигнул ему горностай. — Никаких привидений. Я знаю, ты знаешь, кто-то сомневается, но тоже знает. Дело не в этом. Мальчонка говорит, что видел там свет. Парнишка серьезный, дурацких шуток не любит. Если он говорит, что свет был, значит, он был. Привидения не привидения, я не знаю. Скорее всего просто посторонние, чужие. Незваные гости.
— В любом случае я не идиот, чтобы начинать выяснение посреди ночи, — решительно заявил Рэт. — Будет время — загляну туда завтра утром. А сейчас я собираюсь все-таки поспать, чего и тебе от всей души желаю.
Когда горностай ушел, а дверь в дом Барсука снова была заперта на тяжелый засов, Рэт сказал Племяннику Крота:
— Может быть, это правда. А может, и нет. Трудно сказать наверняка. Куда более вероятно, что это была военная хитрость, попытка горностаев выманить нас обоих отсюда и похозяйничать тут в свое удовольствие. Что ж, если так, то мы их раскусили и у них ничего не вышло.
— А утром ты сходишь в усадьбу?
— Конечно. Со мной пусть прогуляется Выдра, потому что без тебя здесь не обойдутся.
Утро дня банкета выдалось ясным и тихим. Понимая, что вряд ли в ближайшие сутки у него выдастся свободная минута, Рэт решил начать день с прогулки к Тоуд-Холлу и выяснить причины ночного беспокойства горностаев. С собой он пригласил пройтись Выдру.
Прогулка оказалась на редкость приятной: было теплее, чем в предыдущие дни, воздух уже по-настоящему пах весной. Утки вернулись на реку, а зимовавшие на заливных лугах северные гуси собирались в стаи, хлопали крыльями и намеревались в ближайшие дни отправиться в весенний перелет на родину, на север. Но больше всего трогали сердце Рэта ивы по обоим берегам реки. Опустив почти до воды свои длинные ветки, они впервые показывались в новом весеннем наряде. На их набухших почках появились первые зеленые точки и черточки — немного, но вполне достаточно, чтобы облачить деревья в легкую, почти прозрачную зеленую дымку.
По мере приближения к Тоуд-Холлу настроение Рэта и Выдры все ухудшалось. Слишком уж печальное и мрачное зрелище теперь представляла собой усадьба. Разбитые окна — словно пустые глазницы мертвого тела, кое-где — полуоборванные шторы, покачивающиеся на ветру или лежащие бесформенной грудой на подоконнике. Чтобы окончательно не расстроиться, Рэт заставил себя рассмотреть проблему реставрации особняка с технической и финансовой точек зрения.
— Теоретически здесь нет ничего невозможного, — сказал он Выдре. — Хороший инженер, грамотные мастера, умелые рабочие да инструменты с материалами — вот и все, что нужно для восстановления. А вот деньги — это вопрос. Сколько сюда их вложить придется — уму непостижимо. Ладно, это все дело будущего, а сейчас мы тут наскоро посмотрим, что к чему, и назад, а то там Племянник совсем замотается.
Подобрав на лестнице по деревянной стойке перил (которые вполне могли послужить холодным оружием, случись им встретиться с агрессивными визитерами), приятели вошли через парадный вход на первый этаж.
— На верхние этажи пойдем? — спросил Выдра.
— Может быть, на второй и поднимемся. Хотя лично я не вижу никаких признаков появления посторонних.
— Я тоже, — кивнул Выдра.
Первый этаж был тщательно осмотрен, за ним — второй. Дальше друзья не пошли из-за нехватки времени: как-никак, а им еще предстояли последние приготовления к банкету.
— Пойдем, Выдра, — окликнул друга Рэт, — посидишь с нами в доме Барсука. Если кто-нибудь из гостей заявится раньше времени, нам ой как понадобится лишняя пара внимательных глаз, чтобы присмотреть за порядком. Скоро и Крот с Барсуком подойдут, обсудим с ними все детали. Пошли! Сколько можно торчать в этом унылом месте?
Выйдя на свежий воздух, они с удовольствием отбросили в сторону свои импровизированные дубинки и, предвкушая долгий, но веселый день, радостно направились обратно — к дому Барсука.
* * *
О том, насколько удалось чаепитие, организованное от имени Барсука, нет смысла говорить много. Достаточно упомянуть только вот что: бывают такие вечеринки, которые, казалось бы, обречены на успех. Для этого у них есть все необходимое: хорошая еда, отличные напитки, приятное место, удачный повод и даже подходящая веселая компания, но тем не менее выясняется, что для полной завершенности чего-то не хватает. Или кого-то. Этот кто-то, не названный и не упомянутый, давит веселье своим отсутствием, общей тоской по нему. Так получилось и на чаепитии у Барсука.
Сам Барсук старался как мог, разыгрывая роль гостеприимного хозяина. Рэт явно превзошел самого себя, стараясь растормошить гостей, чтобы те надолго запомнили непринужденную и веселую обстановку вечера. Вежливость и обходительность Крота, проявленные по отношению к самым грубым и невоспитанным ласкам, в другой ситуации растопили бы лед напряженности и заставили бы всех веселиться от души, забыв обо всем.
В любой другой раз, но не в этот. Какая-то мрачная торжественность навалилась на собравшуюся у Барсука компанию, и никому не удавалось сбросить или хотя бы отодвинуть ее. Несмотря на то что кролики-кулинары превзошли сами себя, готовя угощение, несмотря на шикарные горячие и холодные напитки, чаи, морсы, настойки и наливки, сваренные и принесенные горностаями, несмотря на общее пылкое желание от души повеселиться — все шло как-то не так.
Улыбки выглядели натянутыми, смех походил на карканье, шутки оказывались донельзя неуместными — ничто не могло спасти увядающую на глазах вечеринку.
— Что будем делать? — шепотом спросил Крота Рэт. — Обстановка…
— …хуже некуда, — кивнул Крот. — Боюсь, репутация Барсука будет к утру, если не к сегодняшнему вечеру, здорово подмочена.
— Это точно. Даже не знаю, что и делать, как поднять всем настроение.
— А ничего и не получится, — печально сказал Крот. — То, что плохо, не может быть хорошо, а «не так» не станет вдруг «так, как нужно».
Рэт посмотрел на друга с удивлением: нечасто Крот выдавал такие мрачные тирады. К тому же сам Рэт представлял себе мир совсем по-иному. С его точки зрения, как раз то, что было плохо, можно и нужно было переделывать в «хорошо».
Словно прочитав мысли Водяной Крысы, Крот покачал головой:
— Только не сейчас, Рэтти. Ничего не получится. Ты ведь понимаешь, что сейчас «не так». Нам не хватает Тоуда. Всем до единого. И тут мы бессильны что-либо исправить. А ведь дело только в этом, ты согласен?
Рэт долго-долго молчал, прежде чем ответить:
— Да, старина. Боюсь, ты прав.
* * *
Не тоска и уныние, а что-то более тяжелое и давящее, чем отчаяние, душило в тот же вечер другое живое существо. Единственное создание, оставшееся в тот вечер в одиночестве, единственное, не одаренное приглашением на какой-либо «чай», «ужин» или «банкет» — ни у Барсука, ни у ласок с горностаями или хотя бы у кроликов.
Все, что оставалось одинокому бродяге, — это молча бродить по темным Берегам Реки, по опушке Дремучего Леса и Ивовым Рощам, заглядывая тайком в освещенные окна и горько сожалея о том, что сам он не может принять участие в общем веселье. Этим несчастным был не кто иной, как Тоуд. Накануне вечером он вернулся в родные места. Вернулся тайно, сторонясь оживленных тропинок и полян. Он хоронился по оврагам и низинам, отсиживался между корнями и в дуплах и даже провел несколько часов — сидя на корточках под мостом — в ожидании, когда над его головой перестанут сновать туда-сюда озабоченные последними предпраздничными хлопотами обитатели реки и леса.
Много недель провел он в пути, много холодных недель шел он домой, ночуя под открытым небом, под прикрытием колючек живых изгородей или прячась от ветра за корнями деревьев. И вот сейчас, оказавшись наконец почти дома, он все так же встречал ночь в холоде, без крыши над головой и — один, в компании лишь холодных звезд да только что взошедшей луны.
К этому времени Тоуд уже уверил себя в том, что никакой он не мистер Тоуд, не Тоуд-герой или пусть даже преступник. Он смирился с тем, что он всего лишь Жаба, нет, даже просто жаба (с маленькой буквы) — обыкновенная, безымянная и ничем не примечательная.
И дело было не в потере летательной машины, не в невозможности выкинуть что-нибудь этакое, даже не в шрамах, ссадинах и болячках, покрывавших его тело. Нет, причина тоски и самоуничижения Тоуда крылась в другом: он осознал, как предательски нечестно поступил он со своими друзьями.
— Крот, Рэтти, Барсук… — шепотом повторял он знакомые имена с первого дня дороги из Города домой. — Ну почему, почему я не понимал, как они достойны и добры? Добрее и достойнее, чем когда-либо был или мог быть я. Ну почему меня так привлекали скоростные машины, почему я так жаждал внимания других, когда прямо передо мной были самые лучшие друзья и зрители, умевшие но достоинству оценить меня и любые мои скромные достижения и успехи. Мне были дарованы дружба, братство, верность. А я — я отвечал на это потребительством, обманом, презрением. Меня заботило только впечатление, производимое на окружающих Я… я…
Тоуд давно уже был в таком настроении, с тоской и печалью обдумывая свою жизнь. Вывод, к которому он пришел после нелегких раздумий, был для него неутешителен:
— Слишком поздно пытаться что-то исправить, чем-то искупить вину! После всего, что я сделал, после того, как я всех их обманул, бросил, оскорбил и предал, что я получил в ответ? Письмо Барсука, его обращение в мою защиту, которое спасло мне жизнь! Нет, я этого не вынесу! Я не могу больше думать об этом, чувствовать этот невыносимый груз неискупленной и неискупаемой вины.
Честно говоря, домой Тоуд вернулся только потому, что понял: больше идти ему некуда. Побродив по окрестностям Города, он по-новому ощутил на своей шкуре, что такое бремя известности. Его узнавали повсюду: порой — как хулигана и воришку (что его совсем не радовало), порой — как героя-аэронавта (что было еще больней для его проснувшейся и ожившей совести). Он твердо понял, чего хотел бы больше всего на свете: теплого, приятельского отношения тех, с кем он был давным-давно знаком. Тех, кто жил рядом с Тоуд-Холлом.
Вот сюда-то, к родным ивам, к своему Тоуд-Холлу, и пришел он в конце концов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28