А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ах, вашу мать, – выругался оскорбленный Лизандер и, прежде чем реальность совсем уж задавит, он утащил Китти на ленч в Сан-Лоренцо.
Здесь ее спокойное, милое, ненакрашенное лицо и крупное тело здорово контрастировали с изящными разрисованными красотками, одетыми сплошь в розовое и красное, нарумяненными, с красными губами и ногтями, не умеющими, кажется, разговаривать вполголоса. Ясно было, что они очень удивлены, видя чрезвычайно привлекательного парня с такой невыразительной девчушкой.
«Они все такие красивые», – промелькнуло у Китти.
«Она такая беззащитная, – заботливо думал Лизандер, – как зайчонок или уточка».
Он также заметил, что, попав после холодного дома Раннальдини в теплую комнату, ее лицо покрылось розовыми пятнышками.
– Я надеюсь, что Джой Хиллари расскажет Раннальдини, что видела нас вместе в поезде, – сказал он, – а это заставит его поревновать.
Вздрогнув, Китти вспомнила, что они здесь только потому, что Джорджия и Мериголд заплатили ему. «Как любезно с его стороны, – смиренно отметила она, – что он все делает так мило».
– Ну мне до безумия любопытно, – блондинка, шедшая к выходу, остановилась у их стола. – В какой серии «Истэндерз» вы играете? – спросила она Китти.
Но позже, когда вертолет опустился на сцену «Колизеума», она забыла обо всем, кроме «Мисс Сайгон», и они с Лизандером выплакали все глаза и извели коробку «Клиникс» и коробку бельгийского шоколада.
– Это лучшее из всего, что я смотрела, – призналась она в баре в Фулеме, где они ужинали после окончания представления. – И вообще я думаю, что это самый чудесный день в моей жизни.
«Она и так прекрасна, незачем ее переделывать», – решил про себя Лизандер.
– Мне бы хотелось, чтобы ты перестала бояться лошадей и мы бы покатались верхом.
– А я не боюсь Артура, – сказала Китти, расправляясь с прессованным творогом. – Но ведь он пьет кофе и храпит с одним открытым глазом и такой хитрый – уж скорее не лошадь, а почти человек.
– Я думаю, что лучшего комплимента Артур еще не слыхал, – серьезно произнес Лизандер. – Спасибо тебе, Китти.
Они так долго болтали и выпили столько чашек кофе, что Китти вдруг поняла, что они опоздали на последний поезд.
– А мы пойдем в мою старую берлогу, – сказал Лизандер. – Ключ у меня еще есть. Ферди вечером не будет. Так что все в порядке, – добавил он, видя панику на лице Китти. – Да ты со мной в безопасности, и там две спальни.
«С такой внешностью я сама себе дуэнья, – печально подумала Китти. – Никто со мной и говорить-то на эту тему не будет, достаточно одного взгляда».
– Никто нас не увидит, – сказал Лизандер, когда такси свернуло на Фонтейн-стрит. Но едва он вышел из машины и начал отключать сигнализацию, голубые напротив раздвинули занавески и оживленно замахали ему.
– Какой миленький маленький домик, – восхитилась Китти, думая о том, что такой дом несложно содержать в порядке. – А в том маленьком садике за домом вы могли бы посадить камелии.
Лизандер поместил Китти в комнате Ферди с окном-фонарем, выходящим на улицу. Она увидела пялящихся на нее геев и задернула занавески. Лизандер нашел очаровательную шелковую кремового цвета ночную рубашку, оставленную одной из его подружек, которая облегала ее, как кожа. Ей бы еще и красоту прежней владелицы...
И тем не менее, думала она, поставив будильник Ферди на шесть тридцать и ныряя в постель рядом с пушистой Лесси, это был самый прекрасный день в ее жизни. Лизандер смог заставить ее почувствовать себя не обузой и даже не молодчиной, а одной из героинь, о которых она так любила читать в романах. Она испуганно вздрогнула, вспомнив, что не помолилась, как это обычно делала. Может быть, на этот раз Бог простит ее, если она сделает это лежа.
«Прошу тебя, Господи, дай Лизандеру счастье и отыщи для него прекрасную девушку, которая будет ухаживать за ним и не допустит, чтобы он, такой славный, скитался и скитался».
Отвыкший от интенсивного лондонского шума, Лизандер проснулся около шести и с ужасом услышал, что Ферди возвращается после ночных развлечений. Не желая получать нагоняй и еще полусонный, он натянул одеяло на голову, надеясь, что неприятности пройдут сами собой. Он слышал, как открывается дверь спальни Ферди, затем последовала длинная пауза, которая, как он ожидал, взорвется криками, но дверь просто снова закрылась. И Лизандер с облегчением уснул.
Двумя часами позже, вспомнив, что они собирались ехать самым ранним поездом, мучимый похмельем, он крадучись спустился вниз, ожидая найти разъяренного Ферди спящим на софе, вероятно, замерзшего без одеяла. Но, к его ужасу, там никого не было, а диванные подушечки оставались нетронутыми. Должно быть, Ферди отправился на работу. Но, раздвинув занавески в гостиной, он увидел красный «феррари», все-таки перешедший к Ферди, а черные башмаки Ферди соседствовали на кухонном столе с ключами от «феррари».
Лизандер перепугался. Ведь Китти была невинной девушкой под его присмотром. Как ужасно, если Ферди в своем новом обличье вернулся домой пьяным .и в поисках приключений. Он вспомнил, что застал их полуодетыми и хохочущими во время взвешивания в «Валгалле». Ферди всегда нравился Китти. В бешенстве Лизандер закурил «Мальборо» Ферди и поставил чайник. Худшие опасения подтвердились, когда его старый товарищ по квартире спустился вниз, завернув в полотенце стройный загорелый торс, еще более самодовольный, чем выходящий от Рэчел Раннальдини.
– Мне черный и без сахара, – сказал Ферди, доставая из холодильника упаковку несладкого грейпфрутового сока. – У меня для тебя есть потрясающая работенка в Бразилии на две недели.
Лизандер пытался скрыть охватившую его ярость.
Китти была не из тех, кого ревнуют. Но раздражение, к его удивлению, сменилось облегчением, когда десять минут спустя вниз сбежала Китти.
– Я просто потрясена. Бедный Ферди вынужден был спать в кресле в своей же комнате. И он, должно быть, выключил будильник, и мы проспали.
Когда они наконец к середине дня добрались до «Валгаллы», на автоответчике Китти обнаружила невероятно рассерженное послание от Раннальдини:
– Китти, мать твою, где тебя носит? Сразу же, как вернешься, позвони мне в Беверли Уилшир. И в следующий раз, когда сорвешься к своей мамаше, оставляй номер ее телефона.
«Даже за тысячи миль отсюда он терроризирует ее», – сердито подумал Лизандер, видя, как тряслись руки Китти, когда она листала страницы лос-анджелесского телефонного справочника. Потом вдруг она вспомнила, что там сейчас 2 часа ночи. И Раннальдини наверняка или спит, или окручивает какую-нибудь из женщин-музыкантш.
Однако следующее послание на автоответчике заставило Лизандера забыть обо всем. Голос был ровный, растягивающий слова, ясный, решительный:
– Это Руперт Кемпбелл-Блэк звонит Раннальдини из «Венчурер телевижн». Мы знаем, что вы собираетесь в «Валгалле» проводить традиционный праздник. А что если мы снимем его и покажем накануне Рождества?
Лизандер издал вопль Тарзана:
– Наконец-то у Руперта есть шанс познакомиться с Артуром!
43
В Парадайзе начался переполох. Неожиданная перспектива представить многомиллионной аудитории и Руперту Кемпбелл-Блэку действо, которое Гермиона легкомысленно описывала как «немного священной музыки для услаждения нескольких друзей», привела к эффекту, достойному Стивена Спилберга. Раннальдини, всегда крайне ревниво относившийся к успехам Руперта Кемпбелл-Блэка как в делах, так и у женщин, доходил до неистовства в своих амбициях. В воздухе запахло порохом.
– Где же я возьму веточки для украшения в середине января? Да и Вифлеем не борется за звание самой лучшей деревни, – вопил занимающийся реквизитом Мередит, устанавливая ясли на фоне малиново-красной драпировки.
– Ну тогда твоя конюшня больше смахивает на гостиную в отеле «Ритц», – в ответ вопила Мериголд, ставшая необыкновенно раздражительной от постоянных проволочек.
– Ну что ж, пьеса предполагает актуальность. Поскольку у нас спад, Мария и Иосиф могли бы остановиться в любом понравившемся им отеле, – огрызнулся Мередит, свертывая розовые занавесочки по краям окна конюшни. – А это нам зачем, – продолжал он, натягивая бельевую веревку с четырьмя простынками, принесенными Рэчел. – Малыш Иисус только родился в этой сцене. Как же он успел обделать четыре пеленки?
– Оставь их, – в бешенстве закричала Рэчел. – Ведь у вас такой шанс сказать миллионам зрителей, может быть, даже двенадцати миллионам, если задействуют всю сеть, что такие пеленки разлагаются через пятьсот лет, в то время как хлопковые могут быть...
– Да заткнись же ты, – в голос заорали Мериголд и Мередит.
Китти, которая, как обычно, занималась всем, сейчас уединилась на кухне и перепечатывала на машинке сценарий Джорджии, к которому каждый приложил руку.
Но уже через десять минут на кухню ворвался разъяренный Лизандер, наполовину скрытый костюмом осла, с Джекки и Мегги на руках.
– О Китти, Китти, – ревел он в отчаянии из своей меховой глубины, – священник, Мередит и Наташа – все хотят поиграть с моим хвостом. А я не хочу, чтобы кто-нибудь из них меня щупал.
Сдернув голову осла, он стал шарить по карманам в поисках сигарет. Розовый от возмущения, с всклокоченными волосами, он выглядел восхитительно.
– Не расстраивайся, – и Китти, как он ее сам научил, протянула ему кусочек сахара на ладони. – Раннальдини должен вернуться сегодня вечером, и он все устроит.
– Ох, дорогая, – Лизандер изменился в лице, – тогда это не так уж забавно.
Затем последовало яростное столкновение из-за распределения ролей между всеми леди Парадайза, претендующими на то, чтобы в роли девственницы Марии привести в восторг Руперта Кемпбелл-Блэка. Роль, естественно, получила Гермиона и тут же настояла на четырех изменениях в голубом шелковом наряде и на том, чтобы причитающийся нимб был сделан Дэвидом Шиллингом. В течение всех репетиций Гермиона только один раз согласилась с Рэчел – они решили, что Мария должна кормить ребенка грудью. В роли малыша Иисуса выступала кукла, купленная, как и рождественская икра, в магазине «Херродз».
– Охотно верю, что эта старая шлюха использует любой шанс, лишь бы показать свои громадные сиськи на публике, – проворчал Мередит.
Раннальдини отверг предложенную роль Ирода, а дирижирование оркестром (специально подобранным из членов лондонского «Мет») оставил Бобу. Вместо этого он настоял на роли Первого из Трех Царей, разъезжающего по ходу действия на порочно-капризном Князе Тьмы.
В товарищи он выбрал Рэчел на роль Второго Царя, поскольку у нее были длинные ноги и манящая сексуальность, подчеркиваемая нарисованными жженой пробкой усами и бородой, но наложил вето на ее предложение держать в руке готовую к запеканию индейку вместо благовоний.
Лизандер даже временно простил Раннальдини, когда тот на роль Третьего Царя выбрал Мериголд, также из-за ее длинных ног, а потом, поскольку она слишком нервничала, разрешил Артуру играть роль ее лошади.
Гай, обладавший сильным басом и не раз певший в церковных хорах, получил роль Святого Иосифа, что дало ему законное право не брить бороду, а значит, и не пользоваться лезвиями, пластик от которых разлагался еще дольше, чем пеленки.
По настоянию Гермионы роль Иосифа была переписана с учетом «его глубокой любви к юной женушке» и теперь включала несколько продолжительных объятий под белой омелой, ну а Гаю не приходилось особо репетировать, чтобы профессионально принимать дары по поводу рождения.
– Почему бы тогда еще и не поставить в натуре процесс траханья? – ворчала Джорджия, которой надоело переделывать сценарий и которая играла старшего пастуха. – Уж если, как утверждала Гермиона после церковного праздника, Гай совершенно не в ее вкусе, тогда она чрезвычайно хорошо скрывает свое предубеждение против него.
Ларри, которому досталась ключевая роль хозяина постоялого двора, репетировал мало, ссылаясь на занятость на работе, что на самом деле объяснялось усиливающимися конвульсиями Мериголд.
Роль, предложенная священнику, довела Мередита до еще большей истерики.
– Вы на самом деле полагаете, что этот толстяк сыграет Гавриила? Да отдайте эту роль Лизандеру. Ведь у него же лицо ангела.
– У Лизандера нет слуха, и актер из него никакой, – добродушно сказала Джорджия.
– Ну тогда он мог бы сыграть одного из твоих пастухов, – предложила Гермиона подчеркнуто. – Ведь вы с ним такие друзья.
– Больше нет, – отрезал Лизандер, пристально глядя на Джорджию.
На самом деле Лизандер чувствовал себя так, словно его жизнь была вся перевернута, как вспаханное поле. После всего того, что Джорджия наговорила о его матери, он не мог с ней находиться в одной комнате, но ему отчаянно хотелось, чтобы Руперт оценил Артура, к тому же должен был кто-нибудь защищать Китти.
Как и предсказывала Китти, налетевший вечером Раннальдини полностью переписал сценарий, переаранжировал музыку и, лишь бросив взгляд на меховых вола и осла, чьи передние ноги были наскоро сделаны из мягкой обувной кожи, заменил их настоящими животными для придания реалистичности представлению. К следующему дню уже и овец заменили настоящими. Мегги, Джек и Динсдейл были призваны как пастушьи собаки, и даже Таблетку отрядили охранять постоялый двор. Благодаря стараниям Рэчел в загоне бродили цыплята и грозные индюки.
– Не поставить ли нам заодно спектакль о святом Франциске Ассизском? – ворчал Мередит, вляпываясь в коровью лепешку.
Освобожденный от роли осла, Лизандер на первых репетициях переворачивал страницы партитуры для Рэчел, игравшей на рояле. Но он был настолько поглощен Китти, одетой в серо-зеленое, купленное им платье, что совершенно не обращал внимания на кивки Рэчел после окончания страницы, за что и был отправлен передвигать декорации.
Боб тоже оценил серо-зеленое платье.
– А Китти хорошеет, – заметил он.
– Разве? – удивилась Наташа, которой надоела ее крошечная роль в хоре ангелов.
Вдруг Джорджия сообразила, что у Китти нет роли.
– Я запишу тебя как жену владельца постоялого двора.
– Китти сильна в роли закулисной девушки, – твердо сказала Гермиона. – Кому бы тогда сыграть жену хозяина постоялого двора? Наташа слишком молодая и хорошенькая.
– А как насчет Мамаши Кураж? – предложила Джорджия. – Она достаточно высокая и будет хорошо смотреться по телевизору.
– Ни в коем случае, – Гермиона даже вздрогнула. – Давайте эту роль просто выкинем. Зачем нам жена хозяина постоялого двора? Так что пусть ваша приходящая прислуга посидит среди зрителей, тем более что спектакль ограничен во времени. Я надеюсь, что Руперт Кемпбелл-Блэк будет приглашен на ужин после представления, – добавила она, обращаясь к Бобу.
– Руперт не сможет отказаться, когда увидит, какое пиршество приготовила Молодчина, – Гай тепло улыбнулся Китти.
– Баю-бай , баю-бай , вот молочко , баю-бай , баю-бай , поскорее засыпай , – запела Гермиона, – давая ослепительную, в голубых венах грудь спящей кукле.
– А мне все же кажется, что Китти должна сыграть, – упрямо произнесла Джорджия.
– Китти нужна дома, – прошипел Раннальдини, примерявший давно вышедший из моды костюм из лилового вельвета. – И так там все запущено. Повсюду включен свет, деревья не политы. – Он ковырнул землю у огромного фикуса. – И кабинет у меня – самое подходящее место, чтобы ходить туда с туалетной бумагой.
Лицо Лизандера напряглось от злости.
– Поскольку от вас, сэр, исходит одно дерьмо, значит, действительно там подходящее место.
Раннальдини с таким изумлением посмотрел на Лизандера, словно с ним заговорили вот эти ясли.
– Кстати, о белой туалетной бумаге, – продолжил он. – Я же говорил вам, Китти, чтобы вы ее больше не покупали. Она загрязняет реки.
Слыша знакомые слова Рэчел из его уст, все обменялись незаметными взглядами. Китти от унижения стала кирпичного цвета.
– Извините, Раннальдини, – заикнулась она.
– Не оправдывайся, а учти на будущее, – холодно произнес Раннальдини.
– И ты не зашила мое платье там, где на него наступил вол, – проворчала Гермиона.
– А может быть, Цари предложат Деве Марии ежегодное вспомоществование на пеленки? – предложила Рэчел.
– А затем пожелают святому семейству новых пеленок на Рождество, – захихикал Мередит, – но вообще Богоявление для того и было, чтобы продемонстрировать эти пеленки.
– Прекратите же все опошлять, – взвыла Рэчел.
– Заткнись, Мередит, – приказал Раннальдини.
– Пусть кто-нибудь еще гарантирует заем, ради Христа, – вопил Ларри в соседней комнате.
– Очень мило, что ваш муж заходит ко мне, чтобы позвонить по моему телефону, – проворчал Раннальдини.
– Очень мило, как это вам удается оскорбить любого, сэр, – сказал Лизандер, обнимая всхлипывающую Мериголд.
Китти была удивлена тем, что гораздо меньше думала о придирках Раннальдини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37