– Эти джентльмены держат в секрете то, что собираются построить? – спросил Дикон своего учителя, удивленный атмосферой некоторой таинственности, которая ощущалась в комнате, и полагая, что коль скоро в этом деле участвует главный королевский строитель, речь может идти о каких-нибудь фортификационных сооружениях.
– Дело не столько в том, что мы будем строить, сколько в том, что нам сначала предстоит снести, – объяснил ему господин Уильям.
Продолжая говорить, он подошел к окну и пригласил Дикона подойти и встать рядом с ним.
– Вы видите церковь Богородицы?
– Да, конечно. Она построена в тринадцатом веке и является частью аббатства.
– Совершенно верно, – согласился господин Уильям. – Именно поэтому и будет такой шум, когда нам придется ее снести.
– Снести?! – как эхо, повторил Дикон в ужасе.
– Лондонцы будут в таком же ужасе, как и вы сами, Брум. И будут протестовать. Но король решил, что это будет сделано. Уже даже почти удалось уговорить настоятеля Вестминстерского аббатства после того, как он посмотрел этот прекрасный проект новой церкви.
Видя растерянность на лице Дикона, старший Вертье взял на себя труд объяснить юноше все так же подробно, как он стал бы объяснять любому другому строителю. Из немалого опыта ему хорошо было известно, что лучший способ заставить своих помощников работать с полной отдачей сил, это превратить их в своих единомышленников. А он возлагал очень большие надежды на этого юношу, который по наитию создал резьбу, достойную украсить подлинный шедевр.
– Я прекрасно понимаю ваши чувства, Брум, и чувства многих лондонцев, которые любили церковь Богородицы на протяжении многих лет. И никто лучше меня не понимает печали монахинь, которые в этой церкви служили. Но будет построена новая церковь, потому что Его Величество ассигновал на это крупную сумму денег. Дело заключается еще и в том, что нынешняя церковь требует такой серьезной реставрации, что проще и дешевле ее сломать и построить на ее месте новую. Ну и, конечно, нельзя не помнить о том, почему король так стремится, чтобы эта работа была выполнена, и настаивает на этом.
– Почему же, сэр? Может быть, Его Величеству зачем-то нужен именно этот участок земли? – спросил Дикон, постепенно освобождаясь от чувства неловкости и робости.
– Речь идет о перезахоронении короля, вернее – о его возвращении домой, если так можно выразиться.
– Короля? – едва выдохнул Дикон, боясь поверить в то, что спустя столько лет Генрих Тюдор, наконец, вспомнил о последнем Плантагенете.
– Да, короля. Убитого короля, нынешнее место погребения которого не достойно его.
Этот ответ еще больше заставил Дикона поверить в идею, которая пришла ему в голову, но казалась совершенно безумной. Его мысли обратились к прошлому, к монахам из монастыря на острове. Сад вокруг монастыря, где был ими похоронен Ричард Третий, – тихое и спокойное место, достойное последнее прибежище для любого, но не для короля, который сражался с такой отвагой. Возможно ли, что его несчастные, изувеченные останки будут с почестями похоронены в Вестминстере?
– Короля Генриха Шестого, последнего короля из ланкастерского дома. Кроткого, святого человека, который был убит в Тауэре Йоркскими злодеями, – поспешил объяснить ему Дэйл, который за долгие годы общения прекрасно узнал, кому симпатизирует Дикон.
И Дикон в ту же секунду понял, какой он наивный дурак. Ни один узурпатор не рискнет напомнить подданным об их прежнем короле. «Забудь все, что я говорил тебе», – сказал ему его отец. «Забудь, забудь», – он и сам постоянно твердил себе эти слова. Но забыть было нелегко. Усилием воли он заставил себя вернуться из Лестера в эту мрачноватую вестминстерскую комнату. Обсуждение предстоящего строительства приобрело для него исключительное значение как возможная будущая работа, а важные особы и их дискуссия стали символом неожиданной удачи.
Он внимательно слушал их обсуждение, время от времени задавая вопросы, на которые они отвечали терпеливо и доброжелательно. Конечно, было бы прекрасно работать с этими людьми, заниматься делом, в котором нет несущественных мелочей, неважных деталей и которое давало бы желанную и прекрасную возможность постоянного совершенствования.
На одно лишь короткое мгновение он вспомнил про Танзи, которая дома молится за его удачу, и про свое, не очень серьезное обещание вернуться к ней с хорошими новостями. Сейчас он был уверен, что его постигла удача, о которой они оба даже не смели и мечтать. Какое счастье! Они останутся жить в своем доме, и он будет обеспечен работой в Вестминстере на долгие годы. Работой, о которой станут говорить по всей Англии! Он сможет обеспечить семью, сможет заработать немало денег и даже – смелая, слишком смелая мысль! – эта работа принесет ему не только деньги, но признание и славу! Все свое умение, все свои силы он вложит в этот проект братьев Вертье!
Между тем, за столом продолжался разговор об архитектурных деталях и статуях. Все предстоящее строительство казалось слишком дорогим и грандиозным даже для надгробия короля. Более того, из разговора он понял, что Вестминстер и Виндзор спорят друг с другом о перезахоронении останков несчастного Генриха и что спор этот, возможно, придется решать самому Папе Римскому. Разрушать существующую церковь и возводить такое сооружение в надежде получить разрешение его преосвященства – эта идея показалась Дикону весьма сомнительной. И это в то время, как во всех других делах Генрих Тюдор показал себя достаточно практичным и трезво мыслящим человеком.
Пока он размышлял обо всем этом за столом продолжалась дискуссия о крышах и сводах. Речь шла о каком-то своде под полом, и этот свод должен был быть выложен мрамором.
Насколько Дикон знал, все важные персоны были погребены так, что их тела покоились не в земле, а на поверхности, в богато декорированных саркофагах, в которые помещали гробы с телами усопших.
– Новая идея заключается в том, чтобы ставить гробы под саркофаги, – объяснил Дикону мастер Дэйл, видя, как растерян его ученик.
– Но это так… так непривычно, – тихо возразил Дикон. – Когда человек смотрит на красивый саркофаг, он знает, что тело того, кого он не забыл и оплакивает, находится именно здесь, в этом саркофаге. И эта мысль утешает его.
Роберт Вертье наклонился вперед и стал показывать Дикону набросок большого надгробия с лестницей, ведущей вниз в огромное помещение.
– Вы понимаете, Брум, что саркофаг имеет очень ограниченный объем. В нем может быть место для мужа, жены и, возможно, для их детей. А если нам удастся реализовать свою идею, мы создадим усыпальницу, в которой хватит места для целой семьи или – смеем ли мы предположить? – для целой династии.
Дикон прекрасно понимал все, что ему объясняли, но ему было очень трудно с этим согласиться.
– Бедный Генрих Шестой! Его жена и сын умерли. Он сам был очень болезненным человеком. – Дикон показал на чертеж и посмотрел на присутствующих, улыбаясь своей открытой и доброй улыбкой. – Его тонкие кости едва ли заполнят все это пространство…
Наступило молчание, и Дикон впервые осознал, что его собеседники чего-то не договаривают. Однако Роберта Вертье то ли тронула улыбка юноши, то ли ему действительно нужен был помощник, полностью посвященный в его идеи и разделяющий их, который сможет заменить его, когда он сам уже не в силах будет работать, но только он решил рассказать Дикону все, что было известно ему самому об этом проекте.
– Мастер Дэйл считает вас надежным и благоразумным человеком, – сказал он, откидываясь в кресле. – Честь, которая будет оказана Генриху Шестому, это только начало. Это жест, назначение которого – заручиться согласием аббата и получить необходимые деньги. Ибо работа, которая нам предстоит, будет стоить очень дорого. Понадобятся сотни новых, блестящих соверенов, которые отчеканит король. Мы построим семейную усыпальницу Тюдоров, которой предстоит прославить в веках эту блестящую династию. И сейчас, когда у короля родился первый сын, он больше, чем когда-либо, хочет преодолеть все трудности, чтобы мы могли начать работу.
Дикон медленно положил на стол необыкновенный чертеж. Он постепенно начинал понимать и сознавать все происходящее.
– Вы хотите сказать, сэр, что это будет часовня Генриха Седьмого, усыпальница его семьи? – спросил он, слишком потрясенный, чтобы спрятать свои чувства и придать голосу деловой характер.
Роберт Вертье не мог не заметить волнение Дикона, но приписал его тому впечатлению, которое произвело на юношу величие поставленной цели.
– Да. И Его Величество сам посвящает этому плану каждую свободную минуту. Король сам делает эскизы и наброски, хотя могут пройти месяцы прежде, чем мы сможем приступить к работе. Король более деловой человек, чем многие клерки в его Казначействе, и лучше, чем они, понимает, откуда можно будет взять деньги. Его Величество гордится своим уэльским происхождением и своим родством с герцогом Ланкастером, третьим сыном короля Эдуарда Третьего. Эта часовня и эта усыпальница навсегда сохранят память о нем, как об основателе великой династии Тюдоров.
А в это время истерзанные останки последнего Плантагенета в забвении покоятся в монастырском саду, подумал Дикон. Он вдруг заметил, что, как и Танзи с мачехой в свое время, ведет два диалога – один молча, а второй – вслух.
– Сам аббат постепенно начинает склоняться на нашу сторону и разделяет наши намерения и планы, – продолжал Роберт Вертье. – А ведь он не имеет никакого отношения к строительству. Слава об этой усыпальнице дойдет до Рима. Вам предстоит работать с лучшими архитекторами, строителями и мастерами. Его Величество собирается пригласить из Италии самого мастера Ториджиано, чтобы он сделал портреты на саркофагах. И непременно предполагается выбрать какой-то символ, который будет многократно повторен на оградах, решетках и в нишах.
– Какой символ? Эмблема? – запинаясь, произнес Дикон, привыкший только к эмблеме Плантагенетов – щит, на котором шкура леопарда, и геральдические лилии.
– Золотая корона на ветке терновника, в память о Босворте, – пояснил Уильям Вертье, не подозревая, что именно эти его слова сыграли решающую роль в намерениях Дикона, к осуществлению которых он уже был близок.
Корона моего отца, которую предательски похитили, – эта мысль, не переставая, звучала в его голове. И я должен украшать этой эмблемой Тюдоровский мемориал! Множество изображений с отцовской короны!
– На строительстве будут работать не только признанные мастера. Кроме вас, будут и другие молодые люди, – доброжелательно добавил Роберт Вертье, видя смущение и растерянность Дикона. – Такие же талантливые и многообещающие, как вы, потому что мы обязаны сохранить строительное искусство и мастерство в Англии. Мне самому осталось немного, но прежде, чем уйти, я надеюсь увидеть, как создается это чудо. После того, как не станет ни меня, ни моего брата, – кто знает? – может быть, именно вам выпадет честь стать королевским мастером, архитектором Генриха Седьмого?
Дикон видел, что и мастер Уильям, и Орланд Дэйл начали рассматривать его с новым интересом, почти с восторгом.
Я скорее умру, чем стану мастером Генриха Седьмого, подумал он.
Между тем, за столом продолжалась дискуссия, в которой обсуждались различные технические детали и то, насколько трудоемким будет само строительство.
Дикон, молча и неподвижно, стоял, как одна из тех статуй, о которых они говорили.
Мастер Дэйл поблагодарил братьев за то, что они пригласили его и познакомили с проектом, и поскольку казалось, что беседа подходит к концу, собрался откланяться с видимым облегчением.
– Прекрасно, Брум, с вами все в порядке, – сказал он весело, похлопывая Дикона по плечу. – И вряд ли кто-нибудь рад этому больше, чем я.
– Подождите, Дэйл, вы нужны мне, – сказал Уильям Вертье деловым тоном, поскольку он слышал все, что мастер говорил юноше. – Мне едва ли следует предупреждать вас, Брум, что пройдут недели прежде, чем мы начнем работать. Конечно, мы предупредим вас. Я знаю, что вы живете в Ричмонде, недалеко от дома моего брата. Но вам следует подписать контракт, включающий и обещание держать в тайне все, о чем вы сегодня от нас узнали, до тех пор, пока об этом не будет сообщено всем. Вам надо подписать его сейчас, пока мастер Дэйл еще здесь и может быть свидетелем.
Мастер Уильям одной рукой протягивал Дикону перо, а другой придерживал пергаментный свиток.
– Подойдите, дружище, и подпишите. И мы все разойдемся по домам, где нас ждут к обеду, – добавил он нетерпеливо, ибо было похоже, что он устал держать перо.
– Подойдите, подойдите, – заторопил Дикона Дэйл, смущенный нерешительность своего протеже. – Ничего сложного в этом нет, не бойтесь. Строительные контракты теперь не пишутся по-латыни…
Да, подумал Дикон, мой отец отменил все это, впрочем, меня не затруднил бы и контракт, написанный по-латыни. Но мой отец прекрасно знал своих подданных и не хотел создавать им дополнительные трудности.
– Все, что от вас требуется, – это поставить свою подпись вот здесь, – продолжал Дэйл, держа указательный палец на пергаменте. «Я, Ричард Брум, даю свое согласие на участие в строительстве часовни Генриха Седьмого за такое-то жалование» или что-то в этом роде…
– А поскольку вам будет платить сам король, это будет немало! – сухо отреагировал мастер Уильям.
Чтобы прославлять Тюдоров и получать за это деньги, надо быть вторым Иудой, подумал Дикон.
– В чем дело, молодой человек? Вы что, онемели? – спросил Роберт Вертье с раздражением.
Услышав эти слова, Дикон подошел к столу. Он смотрел на почтенного мастера, и в его взгляде было и восхищение, и уважение.
– Сэр, даже если бы я прожил сто лет, я не смог бы выразить свою благодарность – нет, восторг! – по поводу того, что вы сочли меня достойным такого предложения. Но я не могу ни принять его, ни подписать контракт.
И он бессознательно подкрепил свои слова жестом, означающим отказ от чего-то не менее священного и ценного, чем Кубок Грааля.
Дэйл уставился на него в недоумении.
– Господа, – начал он. – Этот юноша иногда ведет себя так странно… Эта неуверенность в себе, нервозность… Бог знает, что еще… Вы ведь помните, господин Вертье, как он волновался перед экзаменом.
– Да, помню. И мне это понятно. Скромность художника, который не уверен, что справится с работой, даже если отдаст ей все свои силы.
Он смотрел на юношу, не понимая, как такой неуверенный в себе человек может держаться с подобным достоинством.
– Однако сейчас я ничего не понимаю. Дело не в том, что он боится не справиться с работой. Он просто не хочет за нее браться по какой-то… сентиментальной причине.
Не скрывая презрения, Дикон поднялся со своего кресла и направился к выходу, считая вопрос исчерпанным.
– Вы хотите сказать, что вы отказываетесь? – воскликнули в один голос двое оставшихся.
Дикон повернулся к Орланду Дэйлу, и во всем его облике была мольба.
– Это нечто такое, чего я не могу сделать, – начал он, но Дэйл прервал его с гневом и ненавистью.
– Да за такую работу любой, подобный вам выскочка, был бы рад отдать голову!
– Лучше я буду делать то, что в моих силах, на что я гожусь, – через силу проговорил Дикон.
Но Орланд Дэйл не мог справиться со своим гневом.
– Клянусь небом, у вас не будет никакой работы! – рычал он. – Вы неблагодарны, но это еще не все. Вы поставили меня в идиотское положение и оскорбили двух самых уважаемых и признанных мастеров в нашем деле. Я умываю руки и не хочу больше иметь с вами ничего общего!
– Время покажет, кто был прав, а кто и проиграл, отказываясь от своего шанса. Есть много других желающих. Но не из числа ваших учеников, друг Орланд!
И склонившись над списком имен, они начали обсуждать их, вычеркивая одно за другим. Дикон повернулся и пошел к двери, не разбирая дороги. Подойдя к выходу, он обернулся и вновь осмотрел просторную комнату, сравнивая свои чувства – восторг и ожидание, с которыми он совсем недавно входил сюда, с отчаянием и горечью своего нынешнего состояния. Оно было несравненно хуже, чем если бы ему вообще не довелось побывать здесь. Для этих троих, самых прославленных и могущественных людей в его ремесле, он перестал существовать. Отныне у него не будет работы, и он навсегда лишился надежды создать себе имя и прославиться.
Глава 23
– После того, как Орланд Дэйл уволил меня, ни один человек в Лондоне не даст мне работу. Для тебя это ужасно. Но все-таки, Танзи, скажи, что ты понимаешь меня! – умолял Дикон. – Ведь ты знаешь, что я не мог участвовать в создании усыпальницы Тюдоров!
– Мне кажется, я перестала бы уважать тебя, если бы ты согласился, – медленно ответила Танзи. – Хотя, наверное, многие предпочли бы деньги и хорошие перспективы, окажись они на твоем месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28