Издали казалось, что бурундучки соревновались с кедровками - кто скорей завладеет остатками прошлогоднего урожая.
Павел сказал, что это маленький зверек припасает себе на зиму до шести килограммов полнехоньких, увесистых орешков!
Из-под корней выскочила рыженькая востроносая мышка, схватила кем-то оброненный орех. Озираясь настороженно, словно боялась, как бы не отняли находку, она шмыгнула в густую траву. Долго не показывалась. Но как только упал новый орех, воровато зашустрила из потайного укрытия. Подняв зубами желанный "подарок", мышка-малышка поспешно исчезла.
Прямо под нами яростно долбил заклеклую, янтарную шишку пестрый дятел. То ли жучков-червячков искал, то ли забавлялся, оттачивая клюв, то ли решил тоже подкрепить свое здоровье целебным душистым лакомством.
- Запасайся не запасайся - все равно скоро умрешь, - изрек Павел.
- Это почему же? - удивился я.
- От сотрясения мозга, - авторитетно заявил он.
Меня разобрал такой неудержимый смех, что даже бурундук испугался словно градом окатил нас орехами, вылетевшими изо рта. Юркнув под пень, он плутовато выглядывал оттуда блестящим глазком. Вероятно, изучал, какой же неведомый зверь издает непонятные хохочущие раскаты.
Павел вспылил от обиды. Он упрямо пытался убедить меня, что дятлы живут очень мало, не больше двух лет. Ведь им приходится от зари до зари трясти головой. Да не просто трясти, а с неимоверной силой барабанить клювом по стволам, чтоб достать короеда. Вот якобы и умирают они преждевременно от сотрясения мозга...
Отдохнув, мы снова пошли по избранному азимуту маршрута. Завидя нас, бурундуки-резвунки взмахивали хвостами, словно дирижерскими палочками. А пестрые певуньи-ореховки оглашали розовый таежный храм неистовой трескотней. Кругом цокали, цвирикали белки. Попискивали мышки-лесовики. Методично стучали дятлы. Жизнь в кедровой котловине бурлила - так осенью, во время жатвы шумят поля.
Всюду виднелись давнишние и свежие следы медведей. Они тоже собрались сюда на запоздалый пир в честь осеннего, прошлогоднего урожая.
Возле одного кедра я остановился: многие толстые суки на нем были обломаны. Неужели это работа браконьеров-промысловиков? Осмотрелся вокруг, но никаких признаков, указывающих на то, что сюда заходили люди, не обнаружил. Вопросительно взглянул на Павла. Тот вдруг ни с того ни с сего неудержимо захохотал.
- Ой, умора! Ой, не могу! Как вспомню, так щекотка под мышками одолевает... Прошлой осенью колотили мы шишки недалеко от Подкаменной Тунгуски. Урожай был на редкость отменный. Даже мешков не хватило под орехи. Так мы ссыпали их прямо на землю - горками. Ну, работаем себе с увлечением, шелушим шишки, просеваем, провеваем орехи от лузги. Вдруг слышим - треск, еще треск, сучья кто-то ломает поблизости. Побежал я узнать, что за тварюга завелся в нашем краю. Прямо скажу, смертельно ненавижу хищников-браконьеров. Смотрю, а это - медведь разбойничает. Кедр дербанит, подлец этакий. Обхватит лапой ветку, которая погуще шишками увешана, рванет с силой и бросит вниз. А сам все наверх морду задирает. Шишки там ядреные, тяжелые, гирляндами свешиваются. Потапа Потапыча жадность разобрала. Ну и покарабкался он к самой макушке. А здоровенный был. Макушка, конечно, не выдержала, согнулась от грузной туши. Гнулась, гнулась, да - хрясь пополам. Медведь так и шмякнулся о землю, будто куль с мукой. Полежал, полежал - и давай кататься. А сам то ли стонет, то ли ругается: "ух... ух... ух..." Я бы мог запросто пристрелить бурого, да пожалел. Очухался зверь, посидел, повздыхал, как старичок, потом орехи принялся лущить. Очень забавно это у него получается. Он зажимает шишку передними лапами и крутит между зубами. Шелуху пустую выплевывает, орехи же давит, жует, словно поросенок, - прямо со скорлупой вместе. Все-таки неприлично "генералу Топтыгину" белочку из себя изображать, ядрышки-козявочки выколупывать.
Из рассказа Павла я понял, что мне как раз и попался искореженный, обломанный кедр, на котором промышлял "хозяин тайги".
Идем, регулярно, монотонно, как заведенные, черпаем металлометрические пробы. Повсюду темнеют какие-то странные ямы-воронки. Было ясно, что они вырыты дикими зверями. Но кем? Кабаны тут не водились. А больше никто, кроме бурых медведей, не способен на такие подвиги.
Павел подтвердил мои выводы. Он сказал, что старые топтыги не такие уж дураки, чтоб лазать по деревьям. Они предпочитают лакомиться чистенькими, отборными орешками из подземных кладовок запасливых бурундучков. Но для этого им нередко приходится вырывать глубокие, до полутора метров, "шурфы". Нелегкий "поисково-разведочный" труд хитрых дармоедов окупается с лихвой. Не надо трясти кедры, не надо ломать суки, не надо потом плеваться прилипчивой смолистой шелухой. Черпай себе из бурундучиных закромов увесистые орешки полными горстями и жуй со смачным хрустом, с наслаждением. Да еще, коли посчастливится, можно закусить и свежатинкой. А медведи, как и соболи, очень любят жирное, духовитое мясо бурундуков.
Дерзкий хищник
По тайге растекались призрачные сиреневые сумерки. Мы прошли уже больше двадцати километров. До лагеря осталось пустяки.
Вдруг раздались тонкие, торопливые трели: "цык-цык-цык". Мы насторожились. Странные, отрывистые звуки на мгновенье затихли. Потом, сменившись тихим, стонливым свистом, они перешли в быстрое верещание: "цурюк-цурюк-цурюк".
- Кто это?
- Постой! Не шуми! - погрозил пальцем Павел, глядя на косматую вершину кедра. - Почему она так ругается? На кого сердится? Или нас заметила? Или?..
Павел не успел договорить. С макушки высоченного кедра прыгнула на соседнюю березу красно-бурая белка. Едва коснувшись гладкого ствола, она точно прилипла к нему, но сразу же встрепенулась, порывисто замахала черным хвостом и снова разразилась невероятнейшей скороговоркой: "цурюк-цурюк-цурюк". Затем, рванувшись вверх, заметалась, точно пламя на ветру, средь пестрой белизны суков.
- Что с нею? Почему так суматошится?
И тут мы заметили, что по кедру быстро засновал какой-то проворный, вертлявый, словно горностай, темно-коричневый зверь.
Вот он вытянулся, зашипел, зафыркал. Пятнистая морда его оскалилась, блестя клыками. Щетинистые усы угрожающе откинулись назад. А узкие прищуренные глаза вспыхнули недобрым зеленоватым блеском. Хищник был похож на матерого облезлого кота (вероятно, линял), только более длинный и более гибкий.
- Батюшки мои! Да это же соболь! - возбужденно прошептал Павел.
Увидев так близко от себя страшного врага, пушистая краснушка-поскакушка растерянно съежилась... Однако соболь почему-то не решался нападать. Вздымая спину горбом, он принялся носиться как угорелый по толстым сукам. Бедняжка спряталась в развилку ствола, затаилась. Но соболь не спускал с намеченной жертвы узких злых глаз. Белка легко могла бы переметнуться на соседнее дерево, куда не допрыгнул бы грузный преследователь. Да панический страх помутил, видимо, рассудок шустрого зверька. Или, возможно, она выбилась из сил от длительной погони? Белка, глупенькая, соскочила на землю. Вслед за ней прыгнул и соболь. Белка помчалась в частокольный пихтач, чтоб спастись, но не успела. Раздался визг. Мы запоздало бросились на помощь.
А в сущности, что могли сделать мы? Подобные естественные трагедии испокон веков существуют в природе. Сильный всегда побеждает слабого, хитрый - простодушного, коварный - доверчивого. Стрелять соболя мы не стали, хотя у нас и было охотничье ружье. Неразумное вмешательство человека в жизнь диких животных и так уже обернулось для многих зверей, птиц, рыб бессмысленной гибелью.
- Вот, елки зеленые! - вздохнул Павел, держа в руках мертвую белку. - Ведь бегает и прыгает по деревьям проворней всех таежниц. А глядишь, то соболь сцапает, то куница, то горностай. То рысь не откажется от бельчатинки. И ястреб-тетеревятник. И медведь при случае не пропустит мимо лап. Полярная сова - крючкастая голова тоже поступает, как соболь. Заметит белку - и ну давай носиться вокруг, щелкать клювом, хлопать крыльями, пока не спугнет трусишку с дерева. Средь ветвей поймать ее трудно - изворотлива, быстра, не угонишься. А на земле она не дюже прыткая. Эх, что там говорить, - печально продолжал Павел. - Врагов у белки - по пальцам не перечтешь, а друзей нет.
- Есть, Павел! Есть! И у белки есть друзья! И у белки есть верные помощники!
- Кто же это? - искренне удивился всезнающий напарник.
- Клесты, Павел! Обыкновенные клесты! - ответил я.
- Что-то не слышал про таких зверей, - откровенно признался он. Где они водятся? У нас в Сибири нет.
- Есть, Павел.
И я рассказал все, что слышал про этих птиц. О том, что в синих еловых лесах живут клесты: самка - зелененькая, а самец - красный, будто малиновым соком облитый. Что у клестов-еловиков клюв, как ножницы, то есть острые, загнутые концы перекрещены дугами. Благодаря этому, они легко достают крылатые семена, отрывая чешуйки шишек.
В глухих розовых борах живут клесты-сосновики, нос у которых подобен тонко заточенному клину. Ведь сосновые шишки более крепкие, более клеклые, чем еловые. Их не щипать надо, а долбить.
В хвойной северной тайге Сибири живут белокрылые клесты, похожие на полосатых зебрят.
Я рассказал далее, что клесты выводят птенцов даже зимой. Но у этих удивительных морозолюбов тоже все-таки зябнут лапки, потому они часто роняют еловые, сосновые и лиственничные шишки в снег. В голодную пору белки отыскивают под глубокими сугробами птичьи подачки. Тем и кормятся до лучших времен...
- Вы сами все это видели? - спросил Павел.
- Нет, читал.
- Ну, мало ли что выдумают всякие сочинители, - разочарованно протянул "Фома неверующий".
- Почему выдумывают? Ну, а если, например, взять да написать про наш сегодняшний маршрут - ты тоже скажешь, что все выдумано, а? А ведь ребятам, поди, будет интересно знать, что мы видели в походе.
Павел недоуменно пожал плечами, с удивлением взглянул на меня:
- Да что же мы особенного повстречали?! Обыкновенная сибирская тайга, и только. Вот ежели б мы по другой планете путешествовали, тогда иное дело. Тогда всем интересно было б читать про это.
В мертвой тайге
Место, где мы устроили очередной лагерь, оказалось неуютным. Всюду, как корабельные мачты, уныло дыбились засохшие, обгорелые деревья. Они то вздымались вверх, то резко клонились, готовые рухнуть при первом же прикосновении. И многие стволы уже валялись, покореженные бурями. Жидкий подлесок бессилен был пока одолеть мертвые, обугленные стояки. Всюду лишайники. Тонкие, жесткие, словно конские волосы, длинные суховатые нити их свешивались с уцелевших от пожара лиственниц растрепанными черно-коричневыми космами.
Из-под этих бород уныло проглядывали чахлые блеклые иголки.
Напрасно Чернушка забиралась к нам после маршрутов в карманы, надеясь отыскать там, как всегда, что-нибудь вкусное. Ведь белочка давно уже привыкла к тому, что мы приносили из тайги "гостинцы". Однако на сей раз мы ничего не могли раздобыть в больном лесу - ни грибов, ни кедровых орехов, ни лиственничных шишек. Озабоченный Сашка хмуро сунул в рот Чернушке сухую макаронину.
Белочка решила, что это "бутылочка" со сливками. Она возбужденно засопела в трубку, но ничего сладкого, приятного на язычок не попало. Ах, значит обманули! Чернушка раздраженно стиснула зубками пустую "пипетку". От хрупкой, твердой трубки отлетел конец. Голодная белочка попробовала кусочек, второй - очень понравилось! Аппетитно, жадно захрустела макарониной. Мы радовались - проблема с ее питанием была решена. Решена-то решена, да не совсем. Чернушка долго не могла приспособиться к длинным неудобным трубкам. Когда ей дали новую макаронину, она крутила, вертела ею и так и сяк: то вверх задирала, как пипетку, то сжимала культяпками, как ягоды. Но круглая неуклюжая макаронина упиралась в грудь, выскальзывала из ручонок. И все же малышка наловчилась: обхватывала макаронину сразу за оба конца и, держа горизонтально, быстро крутила середину между резцами. Перепилив длинную "палку" на короткие "чурбанчики", она расправлялась теперь с ними не хуже, чем с орехами.
Окзирия
Мы ничего не могли раздобыть в мертвой тайге - ни ягод, ни грибов, ни дичи. Постная перловая каша комом застревала в горле. Товарищи мои размечтались:
- Эх, картошки б вареной сейчас...
- Щец бы из свежей капусты...
- Салата из красных помидорчиков...
- Компота из натуральных яблок...
Я решил их порадовать, приготовить домашние кушанья, по которым они соскучились. Еще перед отъездом в бахтинскую тайгу я проштудировал ботанический справочник диких съедобных растений.
Начал со щей. В справочнике в качестве заменителей капусты рекомендовались щавель, крапива, лебеда. Таковых растений вблизи лагеря не нашлось. Преобладали мох и ягель.
Для салатов предлагали использовать молодые зеленые листья клевера, одуванчика, сурепки и особенно побеги пастушьей сумки, в которых, оказывается, содержится много аскорбиновой кислоты. Моим товарищам витамин этот был бы весьма полезен, потому что при виде перловой каши у них портилось настроение. К сожалению, поиски салатных растений тоже не увенчались успехом.
Не нашел я и заменителей картофеля. Правда, можно было бы приготовить питательное пюре из корней таежного пиона, но я побоялся, что не определю, когда оно упарится как следует. Сырые же корни пиона, предупреждал справочник, очень ядовиты.
Таким образом, на поприще приготовления салата, картошки и щей я потерпел полное фиаско. Оставались компоты, кисели, напитки. Тут для меня расстилалось необозримо широкое поле деятельности! Вокруг лагеря росло много брусники, голубики, жимолости, по мху цепочками стелились кустики шикши с круглыми вороными ягодами. Я слышал, что из плодов жимолости готовят ароматное целебное варенье. Но в справочнике указывалось, что если перепутаешь сорта жимолости, можно отравиться. О шикше говорилось, что сок ее приятен, однако при употреблении в больших количествах вызывает головокружение. Испытывать вторично такое неприятное состояние никому бы из нас не захотелось, потому что Курдюков с Николаем Панкратовичем и так достаточно покружились по тайге в поисках лагеря. А у нас у всех желтые колеса вертелись перед глазами от вчерашнего крика. Нет, меня не устраивали съедобные растения с оговоркой "но"!
И тут я чуть не заплясал от радости, узнав, что буйные заросли, среди которых стояла наша палатка, не что иное, как окзирия. Да, да, та самая, про которую в справочнике ясно сказано, что ее легко определить по широким листьям с сухим перепончатым раструбом, что она очень вкусна, а главное, абсолютно безвредна. Вот чем я удивлю свою братию! Состряпаю такой компот - в жизни не забудут!
Нарубив кинжалом вязанку широких сочных листьев, я начал священнодействовать у костра.
- Что вы делаете? - любопытствовали мои товарищи.
- Компот варю.
- Впервые слышу, чтоб из травы компот варили, - удивился Павел, откусывая для пробы сочный молодой черешок окзирии. - А ведь, кажись, ничего штука - приятная, кисленькая и освежает наподобие лимона. Интересно, как ваше поварство пройдет?
Все засмеялись, вспоминая, чем каждый из них прославился в первый день своего дежурства. Павел умудрился все пересолить, даже клюквенный кисель посолил. Сашка напек таких лепешек, что они, как замазка, прилипали к зубам. Курдюков окрестил их "марципанами", и с той поры даже хорошие лепешки все стали называть марципанами. Николай Панкратович угостил нас "доподлинной ухой". Мы с Курдюковым еще ничем не прославились, потому что были освобождены от дневальства - хватало и своей работы.
Весь вечер я провозился с окзирией. Надо было снять с черешков плотную лиловую кожу, нарезать их на куски, промыть и хорошенько прокипятить. Одним словом, хлопот немало, особенно когда за спиной семья из пяти мужчин со слоновыми аппетитами.
Наконец два ведра компота были готовы. Маловеры пробовали и облизывались. Все умоляли разделить компот сейчас же. Но я был неумолим. Я решил сначала остудить его в ключевой воде, ибо подавать компот в горячем виде, рассуждал я, все равно что угощать холодным чаем. А мне хотелось покорить всех своим блюдом.
Итак, несмотря на нетерпение моих голодающих коллег, я твердо заявил, что пить компот будем завтра - перед походом на речку Майгушаша.
Все с ворчанием легли спать, обозвав меня жмотом.
А ночью мы услышали стоны: "Ох, умираю... умираю... Помогите..." Перед палаткой корчился человек, лицо его было искажено страшной гримасой. Мы с трудом узнали в этом мученике Николая Панкратовича.
- Ох, умираю... умираю... - тянул он жалобным голосом.
Увидев меня, он запрокинул голову, скривил губы.
- Простите... - еле слышно прошептал он. - Горячего компота без вашего позволения выпил... Спасите...
Но мы не знали, чем помочь. Мы понимали, что он отравился, что немедленно нужно что-то предпринять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12