А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


- Ну и ну! - пробормотал Жачек, все больше и больше преисполняясь уважением к Цесе, по мере того как его собственные спокойствие и самообладание испарялись, казалось, безвозвратно.
- С вас один злотый, - раздался голос от двери.
Шустрый вундеркинд преспокойно стоял на пороге и, громко грызя леденец, холодно глядел на Целестину. Из соседней комнаты доносилось гудение вновь включенного телевизора. Юный Новаковский явно был из тех людей, которые твердо знают, чего хотят.
- Ух, попался бы ты в мои руки, - пробормотала Цеся, направляясь к двери, - ты б у меня попрыгал! Скажи отцу, что я зайду утром, отдам злотый! крикнула она уже с лестницы, куда не спеша вышла вслед за Жачеком. - От таких типчиков, как ты, деньги лучше держать подальше! - Ей просто противно было смотреть на Новаковского, который, ухмыляясь из-под рыжей челки, стоял на пороге в своей тонкой пижамке и демонстративно помахивал пакетиком с монпансье.
Дома отец и Цеся застали напряженную ситуацию, хотя напряжение распределялось неравномерно. Мама, дрожащая и бледная, находилась в комнате у Кристины. Она только выглянула из-за двери и, не скрывая разочарования, тотчас скрылась. По коридору пробежала тетя Веся с пылающим лицом и кружкой горячего молока в руке. В большой комнате было поспокойнее: дедушка, потягивая липовый чай, читал Гюго, а Бобик, стоя на коленках, с крайне сосредоточенным видом обучал свою мышь сложному искусству хождения по канату, то бишь по нитке, протянутой между фикусом и ножкой стула. Для страховки он подставлял под мышку свой беретик: потеряй бедняжка равновесие, она бы прямо в него и свалилась. Несчастное животное висело на передних лапках, дрожа от страха, и возмущенная Цеся велела Бобику немедленно прекратить эти домашние пытки.
"Скорая помощь" все не приезжала.
Жачек, бледный как полотно, почувствовал себя вконец обессиленным. Открыв трясущимися руками дверцы дубового буфета и стараясь не слушать доносящиеся из соседней комнаты вскрикивания, он достал бутылку грузинского коньяка, налил золотистую жидкость в стакан от чая, отчаянно хлебнул и... поперхнулся.
Бобику только это и нужно было. Бросив свою жертву, он подошел к дяде и пронзил его голубым взором инквизитора.
- Почему ты пьешь спиртные напитки? Сам всегда говоришь, что в спиртных напитках ищут утешения только слабаки и слюнтяи!
Ошарашенный Жачек сокрушенно заморгал светлыми ресницами.
- Ну да, - согласился он. - Но, дорогой Бобик, ты должен понять, что обстоятельства сильней меня. Я никогда не умел мужественно переносить чужие страдания.
- Почему ты говоришь, что обстоятельства сильней тебя? - продолжал допрос Бобик своим ясным, чистым голосочком. - Сам же говорил, что у слюнтяев это главное оправдание.
Жачек закашлялся.
- Я не слюнтяй, - заявил он.
- А почему пьешь спиртные напитки? Сам же говорил...
- Бобик! Спать! - не выдержал Жачек.
- Мне еще не хочется, - сказал Бобик.
- Нет, ты пойдешь спать! Причем немедленно! Сдается мне, этот Новаковский оказывает на тебя очень дурное влияние!
- Иду, иду, причем немедленно, - мгновенно согласился Бобик.
Новаковский был его любимым другом и единственным непререкаемым авторитетом.
В эту минуту раздался звонок в дверь. Цеся бросилась открывать.
- "Скорая помощь"!
Врач оказался молоденьким толстячком; на его круглом лице отражались одновременно чувство собственного достоинства и раздражительность. Зубы у него росли вкривь и вкось, отчего дикция доктора отличалась большим своеобразием.
- Где ложенисла? - спросил он, взглядом одергивая Цесю и прерывая на полуслове ее объяснения.
Но тут в коридор высыпало все семейство в полном составе.
- Наконец-то! Почему так долго?!.
- Я сплашивлаю, где ложенисла?!
Доктора впустили к Кристине. Остальные столпились возле двери, взволнованно перешептываясь. В коридоре стояли два человека с носилками. Казалось, тяжесть этой минуты ощущается просто физически.
Скрипнула дверь, и появился врач во всем своем великолепии.
- Забилаем ложенислу, - распорядился он.
Пока двое дюжих молодцов выносили Кристину на носилках, доктор устремил возмущенный взгляд на папу Жака.
- Стланно, - заявил он, - весьма легкомыслесло.
Бобик глядел на него как завороженный.
- Вы мумми-тролль? - робко спросил он, осторожно дотрагиваясь до толстячка пальцем.
- Вы должны были отплавить дочь в больнислу еще час назад!
- Но мои дочери... - Жачек от волнения совсем потерял голову. - Скажите, доктор, Кристине что-нибудь угрожает?
- Я спрашиваю, потому что вы говорите, как Тофсла и Вифсла, - сказал Бобик с величайшим почтением.
- Нет, не тлевожтесль, ей ничегло не угложает... Все идет как положено, ответил доктор Жачеку.
- Ну надо же! - в ярости воскликнула Юлия. - Зачем тогда пугаете!
- Я не пугаю, я пледостелеглаю, - обиделся маленький доктор. - До свидания. Ложенисла будет в клинике на Польной, сплавки можно навести по телефослу, - и исчез.
Десять минут спустя Жачек помчался в телефонную будку на углу улицы Кохановского, чтобы навести справки. Потом он наводил справки каждые пятнадцать минут, пока около полуночи не услышал сногсшибательную новость. Когда Жачек ворвался в дом, на его лице можно было увидеть выражение безоблачного счастья.
- Девочка! - крикнул он. - Господи, какая радость! Три с половиной кило, представьте себе, и голубые глазки!
Глава 4
1
Через неделю Кристина с дочуркой вернулись из роддома. Новоявленная гражданка ПНР пока представляла собой белый сверток, из которого торчала мордашка величиной с апельсин. С первой минуты она проявила энергию, решительность и своеволие и вообще в глазах семейства Жак была законченным чудом. Собственная семья младенца состояла из одной Кристины, ибо ее супруг, отец новорожденной, в результате рокового стечения обстоятельств в это время находился в Бельско-Подлясском воеводстве, где ему подвернулась халтура, и никто не знал, каким способом его отыскать.
Кристина была настолько переполнена счастьем, что не ощущала никаких неудобств в своем новом положении. Дочку она назвала Иренкой, в честь мамы Жак, а других забот у нее, собственно, не было. Пока не наступил вечер... Вечером ожидалось появление специалиста, то бишь медсестры, которая по существующим правилам должна была приходить ежедневно и купать новорожденную.
Когда до восьми часов никто не явился, Кристину охватила паника.
- Я боюсь! Я боюсь до нее дотронуться! - жалобно восклицала она, отвергая предложения, которыми засыпали ее мама, Юлия и Веся.
Она требовала, чтобы ей немедленно доставили квалифицированного специалиста, и никак не хотела понять, что Юлию обуревают лучшие намерения, что маме Жак в жизни довелось купать двоих детишек, а тете Весе, правда, на одного меньше, но зато недавно. Положение с минуты на минуту обострялось: приближался священный час кормления, и маленькая Иренка принялась демонстрировать силу своих ненатруженных легких. Это, в свою очередь, по принципу обратной связи довело молодую мамашу до слез: от волнения она не в состоянии была справиться с самым простым делом.
- Да это ж истерия, того-этого, - бормотал дедушка, который тоже обладал кое-каким опытом по уходу за грудными младенцами, но которому тем не менее не позволили даже выставить свою кандидатуру. Семейство пререкалось у постели Кристины, маленькая Иренка ревела, как тур, Бобик, слегка завидуя ее успеху в обществе, пытался перещеголять малютку и тоже выл, хотя, в отличие от нее, весело.
Поистине можно было потерять голову.
Однако Целестина, как всегда в ситуациях, требующих решительных действий, проявила спокойствие и хладнокровие. Не поддаваясь панике, она отыскала книжку под названием "Маленький ребенок". Книжечка эта до недавнего времени была для Кристины чем-то вроде Корана, но теперь оказалась бесполезной: Кристина не могла прочесть ни строчки.
Цеся спокойно раскрыла "Маленького ребенка", прочла соответствующий раздел и прокралась в ванную, чтобы подготовить там все к церемонии купания. Задача была не из легких. Цеся трижды примеривалась, пока наконец не убедилась, что готова приступить к делу и что все необходимые принадлежности разложены по местам в соответствии с предписаниями Института матери и ребенка. Только тогда она пошла за Иренкой. Малышка тем временем перестала кричать и, открыв припухшие глазки, казалось, прислушивалась к бурным дебатам, которые велись в противоположном конце комнаты. Цеся осторожно вынула младенца из кроватки и, по всем правилам поддерживая головку, понесла в ванную.
Извлеченное из пеленок существо было таким крошечным, трогательным и беззащитным, что Цесино сердце растаяло. Маленькая красная ручка с неожиданной силой ухватила Цесю за палец своими пальчиками толщиной со спичку, а тоненькие ножки, высвободившись из пут, несколько раз энергично ее лягнули. То и дело заглядывая в книжку, Цеся на удивление ловко помыла Иренку, смазала пупок зеленкой, сменила наклейку и дрожащими руками надела на хрупкое тельце свежую pаспашонку. Зато с пеленкой пришлось повозиться - Цесе все время казалось, что она не расправила какие-то складки и у бедного ребенка немедленно появятся пролежни. Однако крошка была чрезвычайно довольна: стихла, закрыла глазки и начала блаженно посапывать. Целестина пригладила рыжеватые Иренкины волосики и, принаряженную, снова завернутую в одеяльце, отнесла обратно в кроватку. Осталось только покормить ребенка. Цесе в голову не пришло, что она поступила в высшей степени неосмотрительно и что отныне честь купать Иренку будет принадлежать преимущественно ей, поскольку у нее это лучше всего получается.
2
Ночь была тяжелая. Младенец спал до двух часов, после чего проснулся и кричал до пяти утра. Цеся и Кристина, ужасно взволнованные, до рассвета не сомкнули глаз, теряясь в догадках, что могло послужить причиной этой отчаянной демонстрации. Кристина склонялась к мысли, что ее дочка просто-напросто чертовски голодна. Несмотря на Цесины советы, а также вопреки строжайшим запретам медицины она пыталась доказать, что, если малышка плачет от голода, нужно ее накормить пренебрегая чьими-то дурацкими выдумками насчет ночного перерыва.
Юлия, которая пыталась спать в той же комнате на диване, в три часа утра сдалась.
- Цеся, ведь твоя кровать пропадает зря, - пробормотала она не открывая глаз. - Пожалуй, я туда переберусь, пусть хоть кто-нибудь в этом доме выспится. - И, сунув под мышку свою любимую думку, пошла в большую комнату в надежде урвать хотя бы несколько часов сна на раскладушке, по соседству с Бобиком и его мышкой.
В шесть утра Иренка внезапно утихла и, вероятно для восстановление сил, задремала. Исстрадавшаяся Кристина и едва живая от усталости Цеся немедленно свалились каждая на свой диван и заснули мертвым сном. Через четверть часа у маленькой Иренки наступил новый день. Ее бодрый крик поднял на ноги всех обитателей квартиры, за исключением Бобика, которого в такую рань не могли пробудить никакие силы. Юлия, чертыхаясь сквозь сон, положила себе на голову Бобикину подушку, свою думку и диванный валик, но это не очень-то помогло: пронзительные звуки высокой частоты без труда проникали даже сквозь толстые стены. Оставался единственно разумный выход: встать и позавтракать.
К счастью, было воскресенье, и каждый в душе надеялся еще немного вздремнуть, когда Иренка угомонится. А пока что был сварен кофе, и семейство, дрожа и позевывая, собралось за столом. В эту самую секунду ребенок смолк. Жачек на цыпочках подошел к двери комнаты девочек и заглянул в щелку. Иренка спала. Везде ее кроватки, положив голову на спинку стула, дремала Цеся. Кристина, державшая в одной руке пустую молочную бутылочку, а в другой мокрую пеленку, скаля зубы и тряся рыжей головой, пыталась беззвучно втолковать Жачеку, что ему надлежит удалиться, не производя шума. Сама она сидела на краешке дивана и боялась пошевелиться, чтобы, упаси бог, не заскрипели пружины.
Жачек отошел, стараясь не дышать. Как легкий зефир, он впорхнул в столовую и плюхнулся на свое место за столом.
- Ну что? - спросила мама, у которой даже бессонная ночь не стерла с лица великолепного румянца. Она в непринужденной позе сидела за столом в желтом пончо, испачканном керамической глиной, и грызла соленые палочки.
- Нужно что-то придумать, - сказал отец, широко зевая, и тюкнул ложечкой по яйцу всмятку.
- Это ты насчет чего? Опять яйца... - ворчал дедушка. - Ветчиной и не пахнет, того-этого.
- Из всей нашей семейки люблю одну корейку, - опередил его Бобик, который был в превосходном настроении, поскольку хорошо выспался.
- У этого ребенка нет ни капли уважения к старшим! - взорвался дедушка, который был не в духе, - Даже любимую шутку не даст сказать!
- Я предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию, - пояснил свою мысль Жачек.
- Никто не против, - буркнула Юлия.
- Яйца и яйца, того-этого, вперемешку с гречневой кашей. Сколько раз просил не давать мне яиц. И каши.
Тете Весе пришла в голову гениальная идея.
- А Кристинин муж? - сказала она.
- Мне яйца противопоказаны. Впрочем, не знаю, возможно не яйца, а каша. Что-то одно, во всяком случае, вредно, это точно, - недовольно бурчал дедушка.
- Кристинин муж, Кристинин муж! Войтек зарабатывает деньги на содержание семьи, - вступилась за друзей Юлия. - А кстати, - добавила она, - мог бы уже вернуться, стервец.
Бобика заинтересовало новое слово.
- Стервец, - шепнул он в порядке эксперимента.
- В самом деле, Кристине здорово достается, - заметил Жачек.
- И Цесе тоже, - не преминула добавить мама.
- Именно.
- Стервец, - с наслаждением повторил Бобик. - Сопляк. Слюнтяй.
- Я бы все-таки советовала его разыскать, - робко сказала тетя Веся и крепко сжала бескровнье губы. - Можно дать сообщение по радио.
- Во вторник, папа, во вторник, - сказала мама Жак. - Во вторник пойду в мясной и куплю тебе целый круг колбасы.
- Скотина, - все уверенней бормотал Бобик. - Скупердяй. Свинья.
- Слава богу, - сказал дедушка, сменяя гнев на милость. - В моем возрасте не рекомендуется питаться одними яйцами. И кашей. Из в нашей семейки люблю одну корейку, того-этого.
- Тетя, это тебе попался неудачный экземпляр, - раздраженно сказала Юлия. - Войтек - человек другого поколения. Он любит Кристину и, если б знал, что его ребенок уже появился на свет... Не сомневаюсь, что он скоро вернется.
- Однако до тех пор... мне бы, разумеется, не хотелось прослыть скрягой... - пробормотал Жачек.
- Ты и так уже прослыл, - не упустила случая уколоть его жена.
- Просто я не очень себе представляю, как мы сможем содержать еще двух человек...
- Ой, папа! Не понимаю, почему надо заранее впадать в панику! - вскипела Юлия. - Есть в тебе все-таки что-то мещанское. Интересно, как бы ты себя чувствовал, если б у тебя родился ребенок и ты сидел без гроша в кармане на шее у чужих людей.
- Да уж, наверно, я бы чувствовал себя не в своей тарелке, - признался Жачек.
- Я буду тебе отдавать каждую заработанную копейку! - самоотверженно заявила Юлия.
- Но-но-но! - выступил в роли миротворца дедушка. - Никто не собирается выкидывать эту кроху на улицу! Если не найдется другого выхода, я готов взять на себя содержание этих несчастных жертв юношеского легкомыслия, - изрек он тоном, не терпящим возражений, и откашлялся. - Мне и так платят слишком большую пенсию. Я, пpaвда, собирался, по стариковскому обычаю, откладывать понемножку себе на похороны, но сейчас только рад, что нашлись расходы поважнее. - Увидев, что взоры всех сидящих за столом обращены на него, дедушка смутился. - Где, черт возьми, моя книжка?! - сердито воскликнул oн. - Ходят туда-сюда, мусорят, в доме все вверх дном, того-этого, со мной, естественно, никто не считается. Где книжка, в последний раз спрашиваю!
- А какая? - стали озираться по сторонам домашние.
Дедушка прикусил язык. В его любимой библиотеке Дворца культуры, где он по-прежнему брал книги в алфавитном порядке, в последний раз ему попался Дюма-отец. Заведующая любезно отложила для своего постоянного читателя затрепанную "Королеву Марго", и теперь патриарх семейства Жак самозабвенно поглощал страницу за страницей сего кровавого исторического романа. Он был в восторге и стеснялся в этом признаться даже самому себе.
- А вам-то что? - буркнул он.
- У нас сегодня гости, - как бы невзначай, бросила Юлия. Она старалась говорить вполголоса, но мама расслышала.
- Что, что? Что ты сказала?
- Юлины друзья, верно, придут, - объяснила тетя Веся, запахивая полы цветастого халата и поднимая брови. - Надо думать, захотят поглядеть на сиротку.
- Какую еще сиротку? Скажешь тоже, тетя!..
- Они всегда ужасно голодные, - озабоченно проговорила мама. Дедушка фыркнул.
- Завели моду, того-этого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21