- Пиши внизу, - сказал Сократ Иванович.
Сережа написал внизу с края доски две огромных буквы.
- О - баранка. Сы - полбаранки, - бормотал он про себя, выводя буквы.
Как пишется буква "П", он вдруг позабыл.
- Ты что там шепчешь? - спросил Сократ Иванович.
- Сы - полбаранки, - повторил Сережа тихо, - пишется так.
- Молодец! Ну иди на место. А как твоя фамилия, "полбаранки"?
- Костриков, Сергей.
- Ну, иди, Костриков Сергей, на место.
В этот день Сережа узнал еще три новых буквы, но не вразброд, как показывал ему Санька, а по порядку: А, Б, В.
Так началось Сережино ученье.
Прошла первая школьная неделя, и опять наступило воскресенье.
На завтрак дали ненавистную кулагу. Сережа глотал ее с трудом - только бы поскорей доесть.
После завтрака, как обычно, начали читать молитву, а после молитвы к Юлии Константиновне подошел учитель закона божия, отец Константин. Они вышли оба в коридор, и батюшка, придерживая на груди крест, принялся что-то рассказывать начальнице. Медленно ходили они взад и вперед по длинному коридору, а позади, словно тень, шагал Сережа. Ему хотелось скорей домой, а без позволения уходить не разрешалось. Перебивать Юлию Константиновну, когда она с кем-нибудь разговаривала, тоже не полагалось. Хочешь не хочешь - жди, пока она кончит.
Наконец батюшка распрощался и пошел вниз.
Сережа опрометью бросился к Юлии Константиновне.
- Заждался, небось! Ну, иди домой, - сказала Юлия Константиновна.
Сережа поглубже нахлобучил картуз и пустился бежать. Он перевел дух только возле своего дома. Калитка была раскрыта. Двор пуст. Сережа вошел в дом. В кухне на полу сидела Лиза и укачивала куклу.
- Бабушка! Сережа пришел!
Бабушка выглянула из-за печки.
- Ты что это такой красный да потный? - удивилась она. - Уж не подрался ли с кем?
- Я теперь, бабушка, в школу хожу! - выпалил Сережа.
- Вот и хорошо. Грамотным человеком станешь, - сказала бабушка и перекрестилась. Сама она не умела ни читать, ни писать.
- Бабушка, я пойду к Сане!
- Иди, да с мальчишками не озоруй.
Но Сережа, уже не слушая ее, хлопнул дверью.
Саньки, как назло, не было дома, и Сереже добрых полчаса пришлось просидеть на камне у ворот.
Наконец Санька появился, - оказалось, что его посылали в лавочку. Сережа чуть увидел его, сразу же выпалил все свои новости:
- Уже вызывали... Сократ Иваныч каждый день нам по три новых буквы показывает. Скоро научит читать и писать и в уме складывать!..
В это время бабушка позвала их в дом.
- Ну, грамотеи, - крикнула она из окошка, - идите домой - оладьи есть!
Когда на улице стемнело, бабушка начала собираться провожать Сережу в приют. Надев на плечи старую шаль, она вышла на двор, посмотрела на высокую крапиву около сарая и сказала вздыхая:
- Ну, я собралась. Пойдем-ка в приют.
- Я сам нынче пойду, - ответил Сережа и подтянул за ушки сапоги.
- Ишь ты! - сказала бабушка. - Ну сам, так сам. - Она махнула рукой и пошла обратно в дом.
В этот вечер Сережа один, без провожатых, отправился в приют.
* * *
Всё больше и больше Сережа привыкал к приютской жизни. С тех пор как он начал ходить в школу, приют уже не казался ему таким постылым, как раньше. Начальница, Юлия Константиновна, была им очень довольна. С мальчиками он непрочь был подраться, но девочек и маленьких ребят не обижал, не щелкал их по стриженым затылкам, не драл за уши, как другие приютские. В школе он учился хорошо, а в приютской мастерской, где плели корзины и шляпы, старик-мастер Пал Палыч им нахвалиться не мог. Никто из ребят не умел так искусно плести донышки для соломенных шляп и ручки для корзин, как Сережа. У всех ребят донышки получались либо вытянутые наподобие колбасы, либо острые. А такие шляпы на рынке никто не хотел покупать.
Бабушка Маланья частенько рассказывала Саниной матери про Сережины успехи.
- В приюте, Степановна, говорят: толк из Сережи выйдет. К ученью способности обнаружил. И характер у него настойчивый. Другой ребенок попишет, попишет и бросит, если у него что не выходит. А наш вспотеет весь, а уж своего добьется. Я упорная, а он еще упорнее. Прошлой осенью какой с ним случай вышел. Играл он во дворе, дом из песка строил. Так занялся, что ничего кругом не слышит и не видит. Вдруг дождь как хлынет. Я за Сергеем: "Иди домой!" кричу, а он и ухом не ведет. Выскочила я под дождь, схватила его за руку и в сени втащила. Только отвернулась - он опять на двор. А дождь так и хлещет, словно из ведра. Я ему из окошка кулаком грожу: иди, мол, озорник, в дом. А он сидит на корточках, весь мокрый, грязный, и кричит: "Дом дострою и приду!" Я только рукой махнула. Весь в меня характером вышел!
Глава XII
ПРИЮТСКИЕ И ГОРОДСКИЕ
Наступила зима. Начались первые заморозки. По утрам лужи около крыльца затягивались тоненькой, прозрачной корочкой льда. Стены, забор, калитка и даже старая бочка возле сарая - всё побелело от инея.
- Зима, зима! - кричали ребята и бежали на двор пробовать первый лед.
Хрупкий и прозрачный, он сразу же ломался под ногами, и темная вода заливала сапоги. К полудню от инея на крыше не оставалось и следа. Иней быстро таял.
- А вдруг зима совсем не придет? - горевали ребята.
Но зима пришла.
Однажды утром в воскресенье приютские проснулись в восемь часов, поглядели в окошко - и ахнули. За окошком падал снег, и не какими-нибудь мелкими снежинками, а целыми хлопьями.
Снегом засыпало весь приютский двор. Снег лежал на крышах и на деревьях. Даже небо, казалось, стало какого-то белого цвета.
После завтрака приютским роздали зимнюю одежду. Мальчики и девочки получили теплые ватные пальто серого цвета. Рукава пальто были вшиты сборками и походили на фонари. Кроме пальто, ребятам выдали рукавицы и валенки. На каждом валенке чернела круглая печать уржумского приюта. Девочки повязали стриженые головы большими шерстяными платками, а мальчики надели круглые, стеганые на вате шапки. Пальто были сшиты на рост. Полы путались в ногах, а рукава были так длинны, что из них виднелись только кончики пальцев.
- Поп! поп! - дразнили друг друга мальчишки.
На дворе дворник Палладий разгребал сугробы большой деревянной лопатой. Сережа подбежал к нему.
- Ну, помощник! Вот и зима пришла, - сказал Палладий и похлопал себя по бокам.
"Помощником" дворник стал называть Сережу недавно, после того, как во дворе рассыпалась целая поленница дров и Сережа помог ему собрать дрова.
- Дай мне, Палладий, лопату! Гору пойду строить, - попросил Сережа.
- Возьми, только потом на место поставь!
Сережа отправился за ворота на берег Уржумки. В длинном ватном пальто, маленький и широкоплечий, он шел по двору, переваливаясь с ноги на ногу и таща по снегу за собой огромную лопату.
- Эй, катышок! Возьми лопату на плечо, ловчей будет! - закричал вслед Палладий.
Сережа вскинул лопату, как ружье, на плечо и не спеша вышел из калитки.
В это воскресенье приютские насыпали на берегу замерзшей Уржумки большую снежную гору. Работы всем было по горло. А больше всех старался Сережа. Он сгребал снег, утаптывал его валенками и придумал такую штуку: чтобы скорее насыпать гору, таскать снег на рогожке. Даже дворник Палладий пришел помогать ребятам и, когда гора была готова, вылил на нее три ведра воды.
К вечеру гора подмерзла, и приютские начали кататься. Но кататься было не очень-то удобно. Санок в приюте не было, и приходилось съезжать с горы на пальтишках или подстилать рогожу.
Васька Новогодов с вечера облил свою рогожу водой и оставил ее на ночь во дворе. Рогожа замерзла и стала точно лубяная. Но не успел Васька съехать с горы, как лед на его рогоже стал трескаться и осыпаться, словно стекло. Только пальто сзади подмокло, а толку никакого.
Как-то вечером, когда приютские вышли на улицу поиграть в снежки, они заметили, что с высокого крутого берега Уржумки катится вниз прямо на лед какой-то темный комок. Подошли поближе, пригляделись и узнали в этом темном комке Ваську Новогодова.
- Эй, ребята, давайте-ка и мы с берега кататься! - крикнул Пашка. Здесь покруче, чем на нашей горке, будет! До самой середины реки катить можно.
Он разостлал свою рогожу и только было хотел съехать с берега, как внизу из-за сугроба вынырнул запыхавшийся Васька Новогодов.
- Ты еще чего выдумал, рыжий петух? С моей горы кататься собрался? Вот как дам - полетишь вверх тормашками!
Пашка послушно подобрал свою рогожу и, озираясь, пошел к приютской горке.
После этого случая ребята боялись даже близко подходить к "Васькиной горе".
Так прошло несколько дней. Но вот как-то под вечер приютские снова забрели на "Васькин берег". Уже темнело. Снег голубел, словно кто-то облил всю землю слабым раствором синьки. На реке у берега пухлой периной лежал снег. Так и хотелось разбежаться и броситься сверху плашмя в пышные, мягкие сугробы.
Ребята подошли к самому краю и заглянули вниз. Там внизу, почти на середине Уржумки, топтался Васька Новогодов, стряхивая с себя снег.
Сережа постоял с минуту на горе и вдруг не спеша начал расстилать свою рогожку.
- От Васьки попадет, не езди! - закричали хором приютские.
Сережа, не слушая их, молча уселся на рогожу.
- Ой, смотрите, поехал, поехал! - завизжала Зинка.
И верно, Сережа уже катился вниз с высокого обледенелого берега, взметая за собой снежное облако. Долго глядели ребята, как мелькала среди сугробов его большая круглая шапка.
А минут через десять с речки мимо приютских пробежал Васька Новогодов. Подмышкой у него торчала свернутая в трубку рогожа. На бегу он оборачивался и грозил кому-то кулаком.
Дворник Палладий рассказывал потом, что, вбежав во двор, Васька перво-наперво принялся изо всех сил колотить ногами в бочку, а потом бросил рогожку на землю и заревел во всё горло.
А на другой день на "Васькину гору" отправились вместе с Сережей еще несколько мальчиков.
- Поехали, ребята! Чего бояться? - звал их с собой Сережа.
- Боязно. Тут больно берег крутой.
- Нет, не страшно, - уговаривал Сережа, - только в ушах здорово свистит, и снег в лицо бьет. Глаза крепче зажмурить надо! Только и всего!
Сережа съехал с берега первым, а за ним и все остальные.
* * *
Недели через две после этого произошло событие, о котором долго говорили приютские.
В приходской школе, кроме приютских, учились также и дети уржумских купцов и зажиточных мещан. Между приютскими и городскими издавна была вражда. Стоило приютским выйти со школьного двора на улицу, как их начинали дразнить:
- Приютская вошь, куда ползешь?
Приютские молчали, потому что боялись связываться с городскими. Те были и покрупнее и покрепче, - как-никак дома жили, а не на приютских хлебах. И главным коноводом у городских был краснощекий Лешка, сын приказчика с Воскресенской улицы. Был он одним классом старше Сережи.
Однажды во время большой перемены подставил он Сереже ногу. Сережа растянулся на полу и больно ушиб колено. А приказчиков сын, довольный своей шуткой, убежал в класс.
Прозвенел звонок. Сережа прихрамывая пошел на свое место.
Весь урок сидел он хмурый, глядел в угол и раздумывал: как бы это показать городским, что приютские тоже за себя постоять могут? Неужели же так и сносить от них щелчки, пинки и обидные слова? Да и за что? Ведь он не сам пошел в приют - его бабушка туда отдала.
Урок окончился, учитель вышел из класса. Сережа, насупившись, продолжал сидеть на парте.
- Пошли, Костриков, домой, - сказал ему Пашка.
Сережа встал и начал укладывать в полотняную сумку пенал и книжки.
В маленькой темной раздевалке осталось к этому времени всего только четыре пальто. Уже все ученики разошлись по домам.
Сережа оделся и вышел с товарищами на двор. Он шел, всё еще прихрамывая.
- Больно?
- А то нет! - сердито буркнул Сережа.
На школьном дворе было пусто.
- Ну, сегодня нас не тронут. Все домой ушли! - обрадовался Пашка.
Но только он это сказал, как из ворот соседнего дома с криком вылетели городские. Впереди бежал Лешка в большой беличьей шапке, надетой набекрень.
- Бей приютских! - закричал он.
Пашка и еще двое приютских пустились наутек. Сережа остался один посредине улицы. Лешка подскочил к нему и сбил с него шапку.
- Дай ему еще, дай! Мало! - закричали городские, подбрасывая Сережину шапку ногами.
Сережа и не думал ее отнимать у них. Он стоял на месте, наклонив большую, коротко остриженную голову, и тяжело дышал. Лешка развернулся и хватил его кулаком в грудь. Сережа шагнул назад, потом вперед. Коленки у него подогнулись.
- Прощения просит! - заорали городские.
Но в эту самую минуту Сережа с размаху ударил Лешку головой в живот. Тот раскинул руки и упал навзничь. Сережа, не давая ему опомниться, навалился на него всем телом. Лешка дергался, пробовал вырваться, но Сережа держал его крепко.
- Пусти! - завопил Лешка на всю улицу и стал пинаться ногами.
- А будешь драться?
- Пусти!
- А будешь?..
- Пу-у-у-сти! Слышишь - пу-сти!..
Лешка вертел головой, ища глазами товарищей. Но они стояли у забора и даже не собирались итти ему на выручку.
- Говори, будешь? Будешь? - спрашивал Сережа, сопя и пыхтя.
- Не буду, - наконец ответил Лешка, но так тихо, чтобы приятели его не слышали.
- Смотри у меня, - сказал Сергей и поднялся с земли.
Он не торопясь отряхнул снег с пальто и валенок и оглянулся по сторонам. С другого конца улицы бежали приютские. Они всё видели из-за угла. Лица у них сияли, как новые гривенники. Пашка поднял с земли Сережину шапку, ударил ею о колено и подал Сереже. А в это время Лешка у забора ругался со своей командой.
- Чего же вы смотрели, когда он на меня накинулся? - говорил Лешка сквозь зубы и сжимал кулаки.
- Один на одного всегда дерется, - оправдывались его приятели.
Весь вечер в приюте только и было разговоров, что о Сереже.
- А Костриков ему как даст!.. Как даст!.. - захлебываясь рассказывал Пашка.
- Теперь мы городским покажем! - засмеялся один из приютских.
Первый раз за всё время городским не удалось поколотить приютского.
Глава XIII
У.Г.У.
Сереже исполнилось одиннадцать лет, когда он окончил приходскую школу. Тех, кто учился хорошо в школе, отдавали учиться дальше, в Уржумское городское училище, которое ребята называли по первым буквам: УГУ.
Но попасть в УГУ было дело трудное. Это не то, что из класса в класс перейти - здесь отбирают самых лучших учеников.
- Кострикову что? Его сразу же примут в УГУ! - завидовали одноклассники Сереже.
- Еще бы не приняли, когда у него всё пятерки да четверки.
И верно, Сережа был первый, кого назвал Сократ Иванович, когда объявлял о переводе школьников в УГУ.
Училище помещалось на Полстоваловской улице, в белом двухэтажном доме с парадным крыльцом под железным зеленым навесом. Рядом с деревянными сутулыми домиками дом казался нарядным и большим.
Через парадную дверь ходили только учителя, а ученики, чтобы не запачкать сапогами каменной лестницы, бегали с черного хода, мимо кухни директора.
Здесь всегда пахло вкусными жирными щами и жареным мясом. А в дни стирки густой белый пар клубился и плавал по кухне, словно туман над болотом.
Во дворе школы был разбит маленький садик, где росли две сутулые елки да несколько тополей, обглоданных козами.
В глубине двора возвышались столбы с перекладиной, похожие на виселицу, и "гиганты" - гигантские шаги, на которых запрещалось бегать, такие они были гнилые и старые.
Ученики Уржумского городского училища задирали носы перед ребятами из приходского. Их училище помещалось в большом каменном доме.
Учились в нем одни только мальчики, не то что в приходском, где и девчонки и мальчишки сидели вместе. А главное - ученики Уржумского городского училища носили форму: серые брюки и курточки такого же серого, мышиного цвета, подпоясанные кожаным ремнем с медной пряжкой, на которой стояли три буквы: У.Г.У.
Пряжку ученики начищали мелом до ослепительного блеска и любили ходить нараспашку, чтобы лишний раз щегольнуть перед приходскими своей формой. Правда, у многих из них форменные курточки и штаны были сшиты из такого грубого сукна, что ворсинки торчали из него, точно щетина. Но всё-таки это была форма.
Санька Самарцев щеголял в ней уже целых два года. А теперь и Сережин черед пришел. Будут они ходить по улице одинаковые, и никто не догадается, кто из них приютский, а кто нет.
Хоть они и в разных классах, но всё же можно встречаться на переменках, а после уроков возвращаться вместе из школы. Да еще домой можно будет иной раз забежать, благо бабушкин дом здесь же на Полстоваловской.
Но всё вышло по-иному. Как-то в воскресенье Саня встретил Сережу, чем-то озабоченный.
- А у меня новость, - заявил он с важностью, - в УГУ я больше учиться не буду, а осенью поеду в Вятку, в реальное училище.
И он сказал Сереже, что ему больше не придется гулять с ним по воскресеньям, потому что он должен всё лето заниматься, чтобы подготовиться в реальное. Если он выдержит экзамен, то будет называться "реалист" и станет носить форму не хуже, чем у студентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20