Он мог бы повернуться к ним спиной, они бы всё равно ничего не сделали, они испугались.
«Страх – самое древнее и самое действенное средство.»
С прыжка, чуть не упав, он подскочил к длинноволосому пареньку в косухе, и врезал ему ногой по зубам. Крупная белая крошка вывалилась у того изо рта. Он упал, схватился за рот, замычал. Ещё два похожих на него человека, как только услышали крик, вскочили на ноги. Молниеносным движением он выхватил автомат и выпустил лежачему пулю в грудь. Номер сто семьдесят восемь.
«Нет, это – слабаки. У них даже нет оружия. Живут не по понятиям, это видно по лицам, воруют, пьянствуют. Я встречался с такими; некоторые желали их смерти, забавно, что сейчас эта роль выпала мне.»
Три девицы не самого тяжёлого поведения сидели молча, смотрели на действо.
Он взглянул на стоящих пареньков, улыбнулся, и кинул одному из них, левому, автомат. Тот замешкался, стал ловить, перехватывать поудобнее. Но он его всё равно выронил. Легион раздробил ему височную часть кастетом. Номер сто семьдесят девять.
Левой рукой он перехватил автомат за курок, не глядя, стрельнул в сидящих особей женского пола. Попал в самую правую, дальнюю. Пуля вошла ей чуть повыше сердца, почти в плечо. Отдачей её развернуло и отбросило назад. Она лежала на животе, из раны сочилась кровь. Мучительная смерть через пару минут. Номер сто восемьдесят.
«Не надо недооценивать важность крови для человека. Это только в фильмах герои теряют кровь литрами, сохраняя при этом всю свою мощь. На самом деле при потере всего лишь ста миллилитров крови (шприц) они бы начали терять равновесие, ухудшилась бы координация, их бы потянуло блевать. И чем дальше, тем более бы эти симптомы возрастали бы до полной смерти.»
В момент выстрела, потакая отдаче, он перевёл автомат назад, нанося не прицельный удар по противнику сзади. Он был прав – даже когда он стоял спиной, нападения не было. Даже со спины они его боялись.
Удар в грудь, за ним в лоб. Он падает. Наносим серию ударов прикладом по голове. Цельтесь в голову! Если не убьёте, так хоть вырубите. Номер сто восемьдесят один.
Оставались две девушки. Они сидели в обнимку, закрыв глаза. С удивлением он обнаружил их сходство, видать, сёстры. Вообще они были какие-то нерусские, узкоглазые немного, было в них что-то отдалённо напоминающее Кайли Миног. Наверное, рост.
Ему вдруг стало их жалко. Они были явно не из этой тусовки, ну или их только недавно затащили в неё. Лица у них были совершенно отрешённые, тела какие-то хрупкие, лица немного наивные, но проскакивала очкастость.
– Вы здесь случайно? – они мелко закивали.
Перед ним был выбор: убить или отпустить.
– Вы понимаете, что я не могу отпустить свидетелей? – они снова закивали, но так и не открыли глаз. – Одна из вас останется здесь навсегда, другая уйдёт и будет помнить этот день и молчать обо всём. Я посчитаю считалочку, выберу, кто из вас умрёт.
Закончив говорить, он выстрелил в ту, что была справа. Номер сто восемьдесят два. Её голова разорвалась от двух влетевших в неё пуль, забрызгала вторую девушку кровью вперемежку с мозгами. А она сидела и продолжала обнимать труп своей сестры.
– У тебя пять секунд и я стреляю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Она даже не шелохнулась от его слов, она ничего не слышала. Она спокойно умерла, когда пуля вошла ей в шею. Номер сто восемьдесят три.
Выстрелы гулко отдавались эхом в пустых стенах. Здесь были цеха когда-то давно, потом их переоборудовали под офисы, а потом всё это разорилось, пришли бомжи, и всё пришло в упадок.
Он отошёл на полкилометра. Тут были жилые дома старых построек, магазины, а вдалеке кинотеатр. Дальше было футбольное поле, а сразу за ним шли спальные районы. Здесь всегда было тихо и безлюдно.
«Детский сад, штаны на лямках.»
На входе в детский сад под листвой деревьев спрятались от дождя два уже порядочно промокших паренька на великах. Трусцой он добежал до них и встал рядом с ними. Они, казалось, не обращают на него внимания.
Одна рукой он схватил того, что был ближе, за голову, вырвал его из седла и уронил на асфальт. Тот охнул при приземлении, когда ударился согнутой спиной о твёрдый пол. Второй ногой он повалил велосипеды и пырнул второго паренька ножом в майку в районе груди. А потом ещё раз и провернул. Номер сто восемьдесят четыре.
Первый кадр до сих пор валялся на полу. Дождь его немного приободрил. Легион склонился над ним.
– Ты знаешь, надо обновлять ассортимент. Пожалуй, выброшу трубу.
Левой рукой он прижал его руку к полу, а правой размахнулся и раздробил ему пальцы. Дикий вопль озарил спальный район. Этого нельзя было допускать. Одним ударом он переломил ему позвоночник, вторым прикончил. Номер сто восемьдесят пять. Труба торчала у него из глазницы, как выхлопная труба у машин. Капли затекали туда, потихоньку наполняя.
«Итак, прекрасная Брунгильда, молилась ли ты на ночь? Зараза, сука, сволочь! Пауза, ха-ха три раза.»
Он застыл около двери в подъезд. Он решал, бежать или остаться.
– Помогите! Человек ранен! – застучал он в стекло к консьержке. Женщина лет пятидесяти с заспанным лицом оторвалась от просмотра чёрно-белого телевизора и чуть не свалилась.
– Что?!
Порывшись где-то под кроватью, она выудила аптечку, что-то сказала в трубку и выскочила наружу. Тяжёлая металлическая дверь запищала, она открывала её с трудом. Кто-то ударил ей по ногам больно, она упала. При этом что-то стало сдавливать её шею, нечем дышать. Она кашляла, что-то резало шею. Пошла кровь, повсюду стало темно.
Номер сто восемьдесят шесть.
Через минуту или две из соседнего подъезда вышла её ровесница с седым мужчиной. На них были жёлтые плащи из какой-то блестящей дряни, в руках открытые зонты. Они сразу увидели два трупа, из одного торчала металлическая труба. А потом они увидели убийцу.
Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.
– Ты что... – старик было попытался испугать его, но каким-то неуловимым движением он очутился перед ними, и одним ударом кастета разломил старику челюсть.
«При борьбе с толпой нужно вырубить самого сильного. Никто из этой толпы не ожидает агрессии от единого человека, поэтому неожиданное вырубание самого сильного очень поколебёт их мораль.»
Без особой изобретательности он раздробил челюсть и ей. Вот, теперь они с травмами, но живы; живы, но дезориентированы и совершенно не могут продолжать бой.
Тут рядом была полуметровая ограда с заострёнными концами. Ещё один удар кастетом в живот, забираем старика.
«Нет, всё это противно и скучно, нужно торопиться.»
Преданный взгляд в глаза, и резко двумя руками вдавливаем его головой на штырь. Номер сто восемьдесят семь. Прошла секунда или две. Его тело дёргалось в конвульсиях, но мозг уже умер. Ему было больно только в самом начале; смерть была приятной.
Нож мелькнул на свету, такой блестящий из благородного металла. Из металла, на счету которого добрая половина всех насильственных смертей в мире. Это – железо. Нож вошёл ей точно между глазом и глазницей, рывок и глаз вывалился наружу. Что-то просвистело в воздухе, нож вернулся и вошёл ей в шею сзади около позвоночника.
Номер сто восемьдесят восемь.
На спине у старика он вырезал ножом свастику. Это был ложный след для тех, кто будет пытаться его искать. Они будут его прорабатывать, и зайдут в тупик. Это позволит выиграть некоторое время.
Машина скорой остановилась на обочине. Некоторое время назад им поступил сигнал о том, что человек ранен. Естественно, как нормальным людям, им не хотелось сейчас куда-то ехать и с кем-то возиться. С гораздо большим удовольствием они бы посидели сейчас на базе. Но, как врач и водитель скорой, они не имели права даже на подобные мысли.
Бегом они вошли во двор.
«Буддисты лечатся мыслью, все остальные – таблетками.»
Водитель больно упал лицом об бордюр. Обо что-то споткнулся. Он не был готов к такому, он слишком быстро бежал, стараясь поспеть за врачём-стажёром, поэтому даже не подставил руки. Конечно, сила у молодых есть, вот и носятся.
Молодой врач сразу заметил трупы, лежащие неподалёку, и обернулся позвать водителя. Над трупом водителя сидел на корточках человек в плаще, и методично делал надрезы на отделённой от тела руке. Номер сто восемьдесят девять.
– Вы не туда попали, сударь, – услышал он тихую фразу. Он хотел что-то ответить, только ноги у него тряслись, и голос не слушался.
Человек в плаще шёл к нему развальной походкой, будто делал это всегда.
– Ну ладно, не волнуйся, – человек погладил его по намокшей голове, – не волнуйся. Там всё решат точно. Знаешь, как в старину определяли, кто ведьма, а кто нет? Сжигали всех подозрительных. Если ведьма, то гореть ей в аду, а если нет, то быть ей в раю.
Он поднял этого немощного человечка за грудки, встряхнул и бросил на землю. Рука с ножом прошелестела в воздухе, проткнула его в сердце. Он выдохнул. Номер сто девяносто.
«Люди – неблагодарные скотины. Всегда толкают права, требуют всего и побольше, не хотят не то, что платить, но и сказать спасибо. Хорошо, если не обосрут. Ради них стараться не стоит.»
Он сел в машину скорой. Мигалки и сирена – это хорошо, хоть и привлекает внимание. Пересекать границу города он будет на этой машине, ибо там есть пост ментов.
–= 14:00, 10 часов назад =-
Справа за высоким кирпичным забором пряталась приватная стоянка для жителей дома. Иногда ею пользовались. Над ней со времён постройки шли толстые трубы.
Грузная женщина в плаще выгуливала огромного сембернара. Тот шёл без поводка и без намордника, но шёл рядом. Однако ж, закон запрещает выгуливать больших собак без поводка и намордника. Мы не являемся судьями, но правосудие вынуждены совершать иногда по нашему усмотрению. На скорости около шестидесяти километров в час он сшиб собачку, а женщину лишь задел боком. От удара она отлетела. Ногой она выбила окно на первом этаже.
Скрип тормозов, перелом с одного удара трахеи. Номер сто девяносто один.
Повсюду валялись осколки разбитого стекла. По трупу, как по уступу, он влез в окно. Маленький человек с большой лысой головой и в очках выскочил на него с пневматическим пистолетом в руках. Началась Матрица. Легион наугад бросил вперёд два куска стекла, которые он только что подобрал. Послышался хлопок. Он резко прогнулся назад, выгибая голову как можно ниже.
– А-А-А!!!
Номер сто девяносто два. Первый кусок пролетел мимо, второй как фреза вырвал добрый кусок мяса с его шеи. Жертва развернулась, бросила пистолет вверх и упала.
Послышался топот и стрекот ключа в замке.
«Ха! Жертвенная овца пытается сбежать!»
Размазывая его разорванную шею подошвой в кровавое месиво, он бросился напролом через шкафы и прочую утварь к выходу. Стандартная планировка квартир позволяла перехватить убегающего человека у двери. Никогда ещё квартира не являлась столь уязвимой для её обитателей.
«Мир растворяется серебряными красками, когда ты понимаешь, что это твоя любовь, с которой ты пойдёшь в могилу, до конца.»
Сын убитого не успел закрыть дверь. От удара она распахнулась, ударяя его по лбу, отбрасывая к лифту. Подобно взбешённому быку Легион впечатал его в стенку и стал жестоко избивать кастетом прицельно в челюсть и висок. Номер сто девяносто три.
Дверь рядом открывалась внутрь. На том же запале, с разгоном из квартиры он вынес её плечом, придавив тем самым кого-то.
«Кто-то приходит, кто-то уходит, камни остаются на своём месте.»
С громким стоном, переходящим в рык, он поднял с десятилетней девочки дверь. Он дьявольски улыбался, на него вдруг наскочило удовольствие. Он никогда так не развлекался. Он был на ногах столько времени, за которое обычный человек уже давно бы устал и захотел спать. Но спать не хотелось, он чувствовал в себе силы продолжать эпопею.
Сколько в этом городе жителей? Двадцать тысяч? Тогда он убил целый процент. Это было просто. Ногой он вжал её грудь в пол, а руками развернул ей голову на полный оборот. Номер сто девяносто четыре.
«Это только в фильмах всё легко и просто. Только в фильмах герои расстаются с жизнью легко. Но я прожил на этом свете не один десяток лет, я работал, трудился, учился, старался. И только благодаря всем этим усилиям я стал тем, кто я есть сейчас. И я не позволю каким-то уродам вырвать мою жизнь!»
В коридоре послышался плач ребёнка.
В комнате справа сидела женщина в халате, прижимая к груди грудного ребёнка в пелёнках. Её в свою очередь крепко обнимал ещё один ребёнок лет десяти. Идиллия, как прекрасно.
Он смотрел на них, улыбался и тяжело дышал. Ему казалось, что тут мало крови.
Надо всегда слушать окружающую действительность. Это правило редко его подводило. Он услышал над ухом дыхание, значит, они хотят напасть сзади. Одним прыжком он оказался рядом с женщиной, удар в глаз кастетом, в руках оказался грудной ребёнок.
А вот, собственно, и тот, кто хотел напасть. Отец ребёнка вышел с мощным ножом в руках.
Резким движением он перехватил ребёнка за ноги, размахнулся и разбил его голову об стенку.
Женщина завизжала, сжалась и задрыгала ногами. Мужчина не успел ничего сказать, ребёнок летел в него, заливая всё вокруг мягкой кровью. Номер сто девяносто пять.
Стены содрогнулись, когда отец под действием непреодолимой силы ударился о стенку. Кто-то в тот же момент сильно ударил его в грудь ногой, от чего перехватило дыхание. Прошла секунда. От второго удара остановилось сердце. Номер сто девяносто шесть.
«Интересно, когда же они, наконец, выйдут на меня?»
Перед бедной женщиной упало два трупа: её новорожденного ребёнка и его отца. Столь хрупкая жизнь. Не уберегла.
Она ничего не видела больше. Куда бы она не перевела взгляд, повсюду было темно и тихо, только лежали трупы. Их было много, они плакали и просили помочь, но она ничего не могла сделать. Она тянула к ним руки, пыталась достать, но руки её оторвались вдруг. Кто-то рядом закричал, но ей было всё равно. Ей захотелось спать. Она уснула. Номер сто девяносто семь.
Маленький мальчик, её сын, вряд ли был в силах противостоять прущему на него товарняку. Прекрасная тактика: сшибать противника с разбегу. Они меньше всего ожидают атаки в лоб, чисто по бокам куда-нибудь, сильно мешкаются, не знают, куда свернуть, как лучше отразить атаку. Это тот случай, когда выбираешь инь или янь.
Он заорал ему в ухо, прижав его к стене и разрывая на нём одежду. В сторону полетели пуговицы и клочки разорванной клетчатой рубашки.
Ещё на живом дрыгающемся тельце он сделал надрез от горла до солнечного сплетения, а оттуда два надреза по линии рёбер вправо и влево, эдакие лопасти получились. Делать надрез надо мягко, чтобы не повредить внутренние органы и кровопроводы. Кстати, дети частенько дохнут от болевого шока, а этот не умирал. Он просто потерял сознание.
Легион аккуратно очистил рёбра от всякой мишуры, подвинул сосуды. Всё было чисто, опрятно и даже красиво. Он видел, как бьётся маленькое сердечко недоразвитой жизни, как подёргиваются кровеносные сосудики. Собственно, вот и аорта собственной персоной. Отворачиваемся и режем. Номер сто девяносто восемь.
Остатки крови он зачерпнул пальцем мальчика, поднял его и вывел на стене: «Сегодня утром бог умер, аминь, товарищи».
Оппаньки, а это что за хрень? Через вентиляционную решётку у самого потолка что-то тихо проблёскивало, такое полукруглое. Как будто камера. Кто бы мог подумать, что здесь кто-то будет следить за ним, а точнее за ними. Влезши на стул, он вырвал заслонку с мясом, взял камеру и потянул. Провод шёл куда-то вверх, там что-то гулко упало.
Через секунду или две на лестнице послышался скрип и грохот. Нет, всё не так, мы будем сидеть здесь. Если этот человек настолько умён, что всунул камеру в воздуховод, то не будет уходить примитивно по лестнице. Прошло ещё несколько секунд, в окне замаячили чьи-то ноги в тапках. Сверху спрыгнул аккуратно толстый человек в майке, трусах и тапочках.
Дождь разломился, когда из окна вылетел убийца с удавкой в руке.
– Стоять! – прошипел он, обвивая жертву струной. Он попал неудачно, прямо в рот. Пилящим движением он распорол ему рот, такая лыба от уха до уха, отпустил. Изо рта жертвы вывалился кусочек мяса, брызнула кровь. Он откусил собственный язык. Нет, язык должен быть во рту. – Во рту, я сказал.
Булькающим движением он всунул язык ему в горло и перевернул на спину, чтоб задохнулся. Минуту он держал его на коленях неподвижно. Он видел, как тот не мог дышать, как беспомощно хватал ртом воздух, как мучался, как умирал молодым. Номер сто девяносто девять.
Надпись на стене: «Fuck Jesus».
«Я люблю большие машины с мощными моторами и мигалками. Поэтому скорая – лучше всего, ибо везде пропускают без вопросов.»
– Я не люблю тебя, я не люблю тебя, я не люблю тебя! Нет! Стоп.
Всего в полукилометре отсюда он наткнулся на автобусную остановку. Откуда-то запахло палёной резиной, кто-то ещё мог жечь в этом дожде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
«Страх – самое древнее и самое действенное средство.»
С прыжка, чуть не упав, он подскочил к длинноволосому пареньку в косухе, и врезал ему ногой по зубам. Крупная белая крошка вывалилась у того изо рта. Он упал, схватился за рот, замычал. Ещё два похожих на него человека, как только услышали крик, вскочили на ноги. Молниеносным движением он выхватил автомат и выпустил лежачему пулю в грудь. Номер сто семьдесят восемь.
«Нет, это – слабаки. У них даже нет оружия. Живут не по понятиям, это видно по лицам, воруют, пьянствуют. Я встречался с такими; некоторые желали их смерти, забавно, что сейчас эта роль выпала мне.»
Три девицы не самого тяжёлого поведения сидели молча, смотрели на действо.
Он взглянул на стоящих пареньков, улыбнулся, и кинул одному из них, левому, автомат. Тот замешкался, стал ловить, перехватывать поудобнее. Но он его всё равно выронил. Легион раздробил ему височную часть кастетом. Номер сто семьдесят девять.
Левой рукой он перехватил автомат за курок, не глядя, стрельнул в сидящих особей женского пола. Попал в самую правую, дальнюю. Пуля вошла ей чуть повыше сердца, почти в плечо. Отдачей её развернуло и отбросило назад. Она лежала на животе, из раны сочилась кровь. Мучительная смерть через пару минут. Номер сто восемьдесят.
«Не надо недооценивать важность крови для человека. Это только в фильмах герои теряют кровь литрами, сохраняя при этом всю свою мощь. На самом деле при потере всего лишь ста миллилитров крови (шприц) они бы начали терять равновесие, ухудшилась бы координация, их бы потянуло блевать. И чем дальше, тем более бы эти симптомы возрастали бы до полной смерти.»
В момент выстрела, потакая отдаче, он перевёл автомат назад, нанося не прицельный удар по противнику сзади. Он был прав – даже когда он стоял спиной, нападения не было. Даже со спины они его боялись.
Удар в грудь, за ним в лоб. Он падает. Наносим серию ударов прикладом по голове. Цельтесь в голову! Если не убьёте, так хоть вырубите. Номер сто восемьдесят один.
Оставались две девушки. Они сидели в обнимку, закрыв глаза. С удивлением он обнаружил их сходство, видать, сёстры. Вообще они были какие-то нерусские, узкоглазые немного, было в них что-то отдалённо напоминающее Кайли Миног. Наверное, рост.
Ему вдруг стало их жалко. Они были явно не из этой тусовки, ну или их только недавно затащили в неё. Лица у них были совершенно отрешённые, тела какие-то хрупкие, лица немного наивные, но проскакивала очкастость.
– Вы здесь случайно? – они мелко закивали.
Перед ним был выбор: убить или отпустить.
– Вы понимаете, что я не могу отпустить свидетелей? – они снова закивали, но так и не открыли глаз. – Одна из вас останется здесь навсегда, другая уйдёт и будет помнить этот день и молчать обо всём. Я посчитаю считалочку, выберу, кто из вас умрёт.
Закончив говорить, он выстрелил в ту, что была справа. Номер сто восемьдесят два. Её голова разорвалась от двух влетевших в неё пуль, забрызгала вторую девушку кровью вперемежку с мозгами. А она сидела и продолжала обнимать труп своей сестры.
– У тебя пять секунд и я стреляю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Она даже не шелохнулась от его слов, она ничего не слышала. Она спокойно умерла, когда пуля вошла ей в шею. Номер сто восемьдесят три.
Выстрелы гулко отдавались эхом в пустых стенах. Здесь были цеха когда-то давно, потом их переоборудовали под офисы, а потом всё это разорилось, пришли бомжи, и всё пришло в упадок.
Он отошёл на полкилометра. Тут были жилые дома старых построек, магазины, а вдалеке кинотеатр. Дальше было футбольное поле, а сразу за ним шли спальные районы. Здесь всегда было тихо и безлюдно.
«Детский сад, штаны на лямках.»
На входе в детский сад под листвой деревьев спрятались от дождя два уже порядочно промокших паренька на великах. Трусцой он добежал до них и встал рядом с ними. Они, казалось, не обращают на него внимания.
Одна рукой он схватил того, что был ближе, за голову, вырвал его из седла и уронил на асфальт. Тот охнул при приземлении, когда ударился согнутой спиной о твёрдый пол. Второй ногой он повалил велосипеды и пырнул второго паренька ножом в майку в районе груди. А потом ещё раз и провернул. Номер сто восемьдесят четыре.
Первый кадр до сих пор валялся на полу. Дождь его немного приободрил. Легион склонился над ним.
– Ты знаешь, надо обновлять ассортимент. Пожалуй, выброшу трубу.
Левой рукой он прижал его руку к полу, а правой размахнулся и раздробил ему пальцы. Дикий вопль озарил спальный район. Этого нельзя было допускать. Одним ударом он переломил ему позвоночник, вторым прикончил. Номер сто восемьдесят пять. Труба торчала у него из глазницы, как выхлопная труба у машин. Капли затекали туда, потихоньку наполняя.
«Итак, прекрасная Брунгильда, молилась ли ты на ночь? Зараза, сука, сволочь! Пауза, ха-ха три раза.»
Он застыл около двери в подъезд. Он решал, бежать или остаться.
– Помогите! Человек ранен! – застучал он в стекло к консьержке. Женщина лет пятидесяти с заспанным лицом оторвалась от просмотра чёрно-белого телевизора и чуть не свалилась.
– Что?!
Порывшись где-то под кроватью, она выудила аптечку, что-то сказала в трубку и выскочила наружу. Тяжёлая металлическая дверь запищала, она открывала её с трудом. Кто-то ударил ей по ногам больно, она упала. При этом что-то стало сдавливать её шею, нечем дышать. Она кашляла, что-то резало шею. Пошла кровь, повсюду стало темно.
Номер сто восемьдесят шесть.
Через минуту или две из соседнего подъезда вышла её ровесница с седым мужчиной. На них были жёлтые плащи из какой-то блестящей дряни, в руках открытые зонты. Они сразу увидели два трупа, из одного торчала металлическая труба. А потом они увидели убийцу.
Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.
– Ты что... – старик было попытался испугать его, но каким-то неуловимым движением он очутился перед ними, и одним ударом кастета разломил старику челюсть.
«При борьбе с толпой нужно вырубить самого сильного. Никто из этой толпы не ожидает агрессии от единого человека, поэтому неожиданное вырубание самого сильного очень поколебёт их мораль.»
Без особой изобретательности он раздробил челюсть и ей. Вот, теперь они с травмами, но живы; живы, но дезориентированы и совершенно не могут продолжать бой.
Тут рядом была полуметровая ограда с заострёнными концами. Ещё один удар кастетом в живот, забираем старика.
«Нет, всё это противно и скучно, нужно торопиться.»
Преданный взгляд в глаза, и резко двумя руками вдавливаем его головой на штырь. Номер сто восемьдесят семь. Прошла секунда или две. Его тело дёргалось в конвульсиях, но мозг уже умер. Ему было больно только в самом начале; смерть была приятной.
Нож мелькнул на свету, такой блестящий из благородного металла. Из металла, на счету которого добрая половина всех насильственных смертей в мире. Это – железо. Нож вошёл ей точно между глазом и глазницей, рывок и глаз вывалился наружу. Что-то просвистело в воздухе, нож вернулся и вошёл ей в шею сзади около позвоночника.
Номер сто восемьдесят восемь.
На спине у старика он вырезал ножом свастику. Это был ложный след для тех, кто будет пытаться его искать. Они будут его прорабатывать, и зайдут в тупик. Это позволит выиграть некоторое время.
Машина скорой остановилась на обочине. Некоторое время назад им поступил сигнал о том, что человек ранен. Естественно, как нормальным людям, им не хотелось сейчас куда-то ехать и с кем-то возиться. С гораздо большим удовольствием они бы посидели сейчас на базе. Но, как врач и водитель скорой, они не имели права даже на подобные мысли.
Бегом они вошли во двор.
«Буддисты лечатся мыслью, все остальные – таблетками.»
Водитель больно упал лицом об бордюр. Обо что-то споткнулся. Он не был готов к такому, он слишком быстро бежал, стараясь поспеть за врачём-стажёром, поэтому даже не подставил руки. Конечно, сила у молодых есть, вот и носятся.
Молодой врач сразу заметил трупы, лежащие неподалёку, и обернулся позвать водителя. Над трупом водителя сидел на корточках человек в плаще, и методично делал надрезы на отделённой от тела руке. Номер сто восемьдесят девять.
– Вы не туда попали, сударь, – услышал он тихую фразу. Он хотел что-то ответить, только ноги у него тряслись, и голос не слушался.
Человек в плаще шёл к нему развальной походкой, будто делал это всегда.
– Ну ладно, не волнуйся, – человек погладил его по намокшей голове, – не волнуйся. Там всё решат точно. Знаешь, как в старину определяли, кто ведьма, а кто нет? Сжигали всех подозрительных. Если ведьма, то гореть ей в аду, а если нет, то быть ей в раю.
Он поднял этого немощного человечка за грудки, встряхнул и бросил на землю. Рука с ножом прошелестела в воздухе, проткнула его в сердце. Он выдохнул. Номер сто девяносто.
«Люди – неблагодарные скотины. Всегда толкают права, требуют всего и побольше, не хотят не то, что платить, но и сказать спасибо. Хорошо, если не обосрут. Ради них стараться не стоит.»
Он сел в машину скорой. Мигалки и сирена – это хорошо, хоть и привлекает внимание. Пересекать границу города он будет на этой машине, ибо там есть пост ментов.
–= 14:00, 10 часов назад =-
Справа за высоким кирпичным забором пряталась приватная стоянка для жителей дома. Иногда ею пользовались. Над ней со времён постройки шли толстые трубы.
Грузная женщина в плаще выгуливала огромного сембернара. Тот шёл без поводка и без намордника, но шёл рядом. Однако ж, закон запрещает выгуливать больших собак без поводка и намордника. Мы не являемся судьями, но правосудие вынуждены совершать иногда по нашему усмотрению. На скорости около шестидесяти километров в час он сшиб собачку, а женщину лишь задел боком. От удара она отлетела. Ногой она выбила окно на первом этаже.
Скрип тормозов, перелом с одного удара трахеи. Номер сто девяносто один.
Повсюду валялись осколки разбитого стекла. По трупу, как по уступу, он влез в окно. Маленький человек с большой лысой головой и в очках выскочил на него с пневматическим пистолетом в руках. Началась Матрица. Легион наугад бросил вперёд два куска стекла, которые он только что подобрал. Послышался хлопок. Он резко прогнулся назад, выгибая голову как можно ниже.
– А-А-А!!!
Номер сто девяносто два. Первый кусок пролетел мимо, второй как фреза вырвал добрый кусок мяса с его шеи. Жертва развернулась, бросила пистолет вверх и упала.
Послышался топот и стрекот ключа в замке.
«Ха! Жертвенная овца пытается сбежать!»
Размазывая его разорванную шею подошвой в кровавое месиво, он бросился напролом через шкафы и прочую утварь к выходу. Стандартная планировка квартир позволяла перехватить убегающего человека у двери. Никогда ещё квартира не являлась столь уязвимой для её обитателей.
«Мир растворяется серебряными красками, когда ты понимаешь, что это твоя любовь, с которой ты пойдёшь в могилу, до конца.»
Сын убитого не успел закрыть дверь. От удара она распахнулась, ударяя его по лбу, отбрасывая к лифту. Подобно взбешённому быку Легион впечатал его в стенку и стал жестоко избивать кастетом прицельно в челюсть и висок. Номер сто девяносто три.
Дверь рядом открывалась внутрь. На том же запале, с разгоном из квартиры он вынес её плечом, придавив тем самым кого-то.
«Кто-то приходит, кто-то уходит, камни остаются на своём месте.»
С громким стоном, переходящим в рык, он поднял с десятилетней девочки дверь. Он дьявольски улыбался, на него вдруг наскочило удовольствие. Он никогда так не развлекался. Он был на ногах столько времени, за которое обычный человек уже давно бы устал и захотел спать. Но спать не хотелось, он чувствовал в себе силы продолжать эпопею.
Сколько в этом городе жителей? Двадцать тысяч? Тогда он убил целый процент. Это было просто. Ногой он вжал её грудь в пол, а руками развернул ей голову на полный оборот. Номер сто девяносто четыре.
«Это только в фильмах всё легко и просто. Только в фильмах герои расстаются с жизнью легко. Но я прожил на этом свете не один десяток лет, я работал, трудился, учился, старался. И только благодаря всем этим усилиям я стал тем, кто я есть сейчас. И я не позволю каким-то уродам вырвать мою жизнь!»
В коридоре послышался плач ребёнка.
В комнате справа сидела женщина в халате, прижимая к груди грудного ребёнка в пелёнках. Её в свою очередь крепко обнимал ещё один ребёнок лет десяти. Идиллия, как прекрасно.
Он смотрел на них, улыбался и тяжело дышал. Ему казалось, что тут мало крови.
Надо всегда слушать окружающую действительность. Это правило редко его подводило. Он услышал над ухом дыхание, значит, они хотят напасть сзади. Одним прыжком он оказался рядом с женщиной, удар в глаз кастетом, в руках оказался грудной ребёнок.
А вот, собственно, и тот, кто хотел напасть. Отец ребёнка вышел с мощным ножом в руках.
Резким движением он перехватил ребёнка за ноги, размахнулся и разбил его голову об стенку.
Женщина завизжала, сжалась и задрыгала ногами. Мужчина не успел ничего сказать, ребёнок летел в него, заливая всё вокруг мягкой кровью. Номер сто девяносто пять.
Стены содрогнулись, когда отец под действием непреодолимой силы ударился о стенку. Кто-то в тот же момент сильно ударил его в грудь ногой, от чего перехватило дыхание. Прошла секунда. От второго удара остановилось сердце. Номер сто девяносто шесть.
«Интересно, когда же они, наконец, выйдут на меня?»
Перед бедной женщиной упало два трупа: её новорожденного ребёнка и его отца. Столь хрупкая жизнь. Не уберегла.
Она ничего не видела больше. Куда бы она не перевела взгляд, повсюду было темно и тихо, только лежали трупы. Их было много, они плакали и просили помочь, но она ничего не могла сделать. Она тянула к ним руки, пыталась достать, но руки её оторвались вдруг. Кто-то рядом закричал, но ей было всё равно. Ей захотелось спать. Она уснула. Номер сто девяносто семь.
Маленький мальчик, её сын, вряд ли был в силах противостоять прущему на него товарняку. Прекрасная тактика: сшибать противника с разбегу. Они меньше всего ожидают атаки в лоб, чисто по бокам куда-нибудь, сильно мешкаются, не знают, куда свернуть, как лучше отразить атаку. Это тот случай, когда выбираешь инь или янь.
Он заорал ему в ухо, прижав его к стене и разрывая на нём одежду. В сторону полетели пуговицы и клочки разорванной клетчатой рубашки.
Ещё на живом дрыгающемся тельце он сделал надрез от горла до солнечного сплетения, а оттуда два надреза по линии рёбер вправо и влево, эдакие лопасти получились. Делать надрез надо мягко, чтобы не повредить внутренние органы и кровопроводы. Кстати, дети частенько дохнут от болевого шока, а этот не умирал. Он просто потерял сознание.
Легион аккуратно очистил рёбра от всякой мишуры, подвинул сосуды. Всё было чисто, опрятно и даже красиво. Он видел, как бьётся маленькое сердечко недоразвитой жизни, как подёргиваются кровеносные сосудики. Собственно, вот и аорта собственной персоной. Отворачиваемся и режем. Номер сто девяносто восемь.
Остатки крови он зачерпнул пальцем мальчика, поднял его и вывел на стене: «Сегодня утром бог умер, аминь, товарищи».
Оппаньки, а это что за хрень? Через вентиляционную решётку у самого потолка что-то тихо проблёскивало, такое полукруглое. Как будто камера. Кто бы мог подумать, что здесь кто-то будет следить за ним, а точнее за ними. Влезши на стул, он вырвал заслонку с мясом, взял камеру и потянул. Провод шёл куда-то вверх, там что-то гулко упало.
Через секунду или две на лестнице послышался скрип и грохот. Нет, всё не так, мы будем сидеть здесь. Если этот человек настолько умён, что всунул камеру в воздуховод, то не будет уходить примитивно по лестнице. Прошло ещё несколько секунд, в окне замаячили чьи-то ноги в тапках. Сверху спрыгнул аккуратно толстый человек в майке, трусах и тапочках.
Дождь разломился, когда из окна вылетел убийца с удавкой в руке.
– Стоять! – прошипел он, обвивая жертву струной. Он попал неудачно, прямо в рот. Пилящим движением он распорол ему рот, такая лыба от уха до уха, отпустил. Изо рта жертвы вывалился кусочек мяса, брызнула кровь. Он откусил собственный язык. Нет, язык должен быть во рту. – Во рту, я сказал.
Булькающим движением он всунул язык ему в горло и перевернул на спину, чтоб задохнулся. Минуту он держал его на коленях неподвижно. Он видел, как тот не мог дышать, как беспомощно хватал ртом воздух, как мучался, как умирал молодым. Номер сто девяносто девять.
Надпись на стене: «Fuck Jesus».
«Я люблю большие машины с мощными моторами и мигалками. Поэтому скорая – лучше всего, ибо везде пропускают без вопросов.»
– Я не люблю тебя, я не люблю тебя, я не люблю тебя! Нет! Стоп.
Всего в полукилометре отсюда он наткнулся на автобусную остановку. Откуда-то запахло палёной резиной, кто-то ещё мог жечь в этом дожде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15