Два человека стояли на остановке, мужчина и женщина. Они старались спрятаться от дождя, который лил под углом, навес не спасал их от этой напасти. Возле них остановилась машина скорой помощи, оттуда высунулась голова и предложила подвезти, сколько сможет. Отчего-то они согласились, наверное, соблазнил вид белой машины с красным крестом.
Они сели рядом с водителем. Он врубил передачу, взял что-то с пола и пригвоздил женщину ломиком к стенке кабины, резко отворил дверь и выпрыгнул. Неуправляемая машина дёрнулась, наскочила на бордюр и перевернулась. Номер двести.
Он ждал в трёх метрах от машины. Он ждал проявления тяги к жизни, что самец вылезет из гроба на колёсах. Никого не было, он устал ждать. Мужик в машине лежал без сознания, окровавленный с разбитым лбом. Он похоже спал, положив голову на грудь своей спутнице. Как прекрасно, когда вот так признаются в любви.
Спящему легко отрезать голову, нужно просто сразу отрезать артерии, а потом спокойно отрезать всё остальное. Получалось вообще красиво, такие ровные куски мяса плавно обрамляли кости. Номер двести один.
Голова возлюбленного была положена в мусорку.
Дальше нужно было идти пешком без помощи. Около книжного магазина вертаемся направо вдоль элитных домов. За углом два качка раскуривали одну сигарету на двоих.
«Я не люблю, когда мне напоминают о том, чего никогда не было. Ещё больше я не люблю, когда это выдают за правду, а потом заявляют, что я всё равно им не докажу своей правоты. Но это моя жизнь, и я не буду им ничего доказывать. Пускай живут и подыхают в неведении.»
Одного качка он знал – Ванька, они учились вместе до девятого класса, а потом он сам бросил школу прежде, чем она бросила его.
Подойдя к ним сзади, он размозжил одному голову ломом. Номер двести два.
Ванька оставался жив. Хорошая вещь – отвёртка; можно починить чего или прирезать кого. Он сунул ему отвёртку в шею и пошёл дальше. Прощай, друг детства, номер двести три.

–= 15:00, 9 часов назад =-
«А если я вам спою, вы не сильно обидитесь?»
Смачные шлепки по воде провоцировали на обман, испарения асфальта убивали, но это будет после дождя, когда поднимется солнце, припечёт.
«Маленькие тела носятся по земле, решают какие-то свои проблемы, а тут Родину водой затопляет.»
Одинокие машины летали по пустому шоссе: гаишников не было, людей тоже, значит, можно нарушать.
Водитель-таксист с десятилетним стажем и длительной наработкой на отказ выехал на заработки. Многие пользуются в такую погоду попутками. Из-за дерева выпрыгнул человек, повалился на дорогу. В последний момент он ударил по тормозам, грязная и мокрая дорога взяла своё. Его развернуло, повело и ударило об стенку. Сработала подушка безопасности.
Кто-то разбил стекло в двери, схватил его за голову, стал вытаскивать наружу. На выходе его прислонили шеей к разбитому стеклу, провели вправо. Он сопротивлялся. Заливая всё кровью из шеи, он открыл дверь и вывалился. Номер двести четыре.
На месте аварии остановился ещё один водитель с другом. Два крепыша в спортивных костюмах вывалились из горбатого. Горбатый, несмотря на свой возраст и раритетность, имел две выхлопные трубы, мощные фары, блестящую покраску и винилы по бокам. Единственное, чего не хватало – антикрыла и воздухозаборников для полного ажура.
Из-за дерева вышла фигура в плаще и направилась к ним.
«Помните, голова офицеру дана не только для того, чтобы носить фуражку. Сегодня вечером вы могли заработать сержантские погоны: рядом с вами стоял убийца, а вы его не задержали.»
Он воткнул одному из них ломик в почку сантиметров на десять-двадцать, тут же вырвал, вбил в шею и дёрнул, как рычаг. Голова отломилась и безвольно повисла. Номер двести пять.
Второй представлял собой настоящего делового человека: большой живот, тонкие ноги. При таком положении вещей центр тяжести высоко, человека легко сбить с ног. Собственно, он сам это сделал, попятившись назад, наткнувшись на труп и повалившись на землю. В прыжке Легион протаранил его голову подошвой, вырубая.
–Милиция, где вас черти носят! Тут три трупа на улице, а вы спите! Юбилейный, на дороге. Я – Скворцов, шёл из магазина, смотрю, они тут. Нет, скорую им уже не надо... Да, блин, они без голов, йопт! – он вырубил мобилу и разбил её об асфальт.
«Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе.»
Там были магазины на той стороне дороги. Он сел в горбатого, поставил его колесом на вырубленного качка. Номер двести шесть.
Магазин цветов был закрыт напрочь уже дня два. В продуктовом был выключен свет, закрыты шторы, но замка не было. Он дёрнул. Дверь не шла, но внутри кто-то явно был, ибо не было антивандальных заслонов. Прикладом он высадил стекло, зажёг фонарик и впрыгнул.
Сзади что-то свистнуло, он спиной ощутил ветерок, резко пригнулся. Сзади стояла женщина с каким-то поленом в руках и плакала. Удар прикладом в дыхалку, она роняет полено, ещё удар, только сильнее, она обмякла. Легион бросил автомат на пол, поднял её и бросил на стойку. Дикий хруст и крик раздался, когда она переломилась надвое об железяку. Номер двести семь.
Оставался охотничий магазин. Его редко кто посещал, но тут было всё, о чём может мечтать десятилетний пацан, но не было ничего серьёзного. Кто-то, говорят, покупал из-под полы оружие и боеприпасы, но то были только слухи. У входа стоял парень лет двадцати в косухе и бандане.
– Заходи, – сказал он и исчез внутри.
«И снова поклонники?»
Сквозь залежи военной одежды он пробирался за своим проводником. Где-то в подсобке сидели ещё два таких же, на столе перед ними лежала куча тряпья.
– Приветствую тебя, боец, – насмешливо сказал один из них, вставая, – нам понравилось твоё выступление здесь. Мы считаем тебя достойным присоединиться к нашей братии, работать вместе. Знаешь, мы ведь все работаем в одном направлении: очистить Русь от гадов пришлых. Ты сделал свой вклад в это дело, чем заслужил наше одобрение. С Серым ты уже знаком, он поможет тебе. Серый, будь на улице. А ты выбирай.
Серый вышел, они откинули в сторону тряпьё. Тут был целый арсенал: гранаты, шашки, боевые ножи, пистолеты и даже фауст-патрон. Молча он взял себе немного из этого богатства.
– И помни, ты добился нашего доверия, не обломай его, мы за тобой наблюдаем.
«Оппа, нацисты, однако.»
Повёртывая в руке пистолет с глушителем, он сделал какое-то мимолётное движение, и выстрелил в голову говорящему. Тот застыл на пару секунд с пулей в голове, а потом упал. Номер двести восемь.
Второй от неожиданности замешкался, как-то испугано заёрзал по стульчику. Легион приставил ему пистолет ко лбу.
– Ну, как? Красиво ведь. И, обрати внимание, сегодня Русь избавится от тебя.
Аккуратная дырочка во лбу, почти без крови и звука. Чисто так, чпок и умер. Номер двести девять.
Серый, как и положено, стоял на улице. Одинокая фигура, вжавшаяся в стенку, чтобы лишний раз не светиться. Легион вышел и немного махнул ему рукой. Через минуту они были на той стороне, спрятались в кустах. Менты в такие дни шастают быстро, в этот раз они резво прилетели. Как обычно, двое. Это уже становится скучным.
«А теперь мы будем эту книжку сшивать и пугать ею детей по ночам. Не так ли, мои маленькие пожиратели детей?»
Обыденным взглядом они осматривали место бойни. Прогрохотал выстрел, пуля пришлась офицеру в голову. Стреляли с близкого расстояния, всего с пяти метров. Они и не думали замечать опасность в кустах. Номер двести десять.
– За Сталина! – из кустов выскочил Серый и бросился на мента, который рефлекторно выхватил табельное оружие. Как умалишённый Серый стал волтузить его по голове, разбивая лицо в мясо. Просвистел выстрел.
На чёрном гудронном асфальте лежало два тела. Издалека их можно было принять за пьяных, но это было не так. Легион резко сделал надрез менту по диаметру шеи. Номер двести одиннадцать.
Серый лежал на спине, хлюпая носом.
– Мама, мама, мама, я не... не...
– Во имя отца и сына и святого духа, аминь. – раздался последний выстрел на этой улице. Номер двести двенадцать.
Мало кому удаётся окончить жизнь именно так, быстро, общаясь с мамой. Особенно это сложно для них. Каждому своё, партия сделала выбор.
Я люблю запах сирени по утрам.
С некоторым недовольством он вдруг сообразил, что отрезает себе путь к отступлению, ибо идёт вдоль своего первоначального маршрута.
«Суки демократы! До чего страну довели.»
Он пошёл прямо мимо остановок троллейбуса, мимо жилых домов. Если пойти налево, повилять дворами, то можно будет выйти к могучему заводу. Однако ж, вот и милицейский участок. В своё время здесь хотели сделать отдел Къ, но что-то не заладилось, сделали просто участок.
Прямо за ним был большой жилой кирпичный дом, где на первом этаже базировалась какая-то социальная контора, постоянно выдерживающая осаду пенсионеров и других социально неимущих. Был дождь, было мало народу, никому не хотелось стоять под дождём, а внутри было очень мало места.
«А это вызов – устроить бойню в участке.»
Он отворил дверь. У оград стояло четыре машины, значит, минимум четыре человека. Кого-то из них он уже уложил некоторое время назад. Как говорится, рассчитывай на сотню. Будет меньше, обрадуешься.
– Я – Кукурузо!!!
С проворством ящерицы он вбежал внутрь. Человек в штатском стоял у противоположной стены, рядом со стойкой. Легион развернулся в прыжке и вгрызся ему локтём в горло. Человек упал, держась левой рукой за подоконник, правой за горло. Легион перехватил ломик поудобнее, махнул им как топором, упёрся коленкой ему в бедро, и вырвал голову. Номер двести тринадцать.
Молодой стражник, прятавшийся до этого за стеклом стойки, выскочил оттуда наружу, доставая на ходу пистолет.
– Руки!
Они стояли друг от друга в трёх метрах, у одного в руках был пистолет. Что же нам делать?
– Стреляй, но я не подниму рук, – сказал он и повернулся спиной.
Этот малец был тут один, иначе уже кто-нибудь пришёл бы на выручку. Но он держал оборону в одиночку. Это был простой приём – повернуться к милиционеру спиной: при этом нет агрессии, ты вроде и сдаёшься на его милость, но при этом и не выполняешь его указаний. Это нештатная ситуация, которая вводит их, особенно молодых бойцов, в ступор.
Вдруг он резко упал на колени. Пистолет выпал из его рук, что-то красное стало капать сверху. Он посмотрел на свои руки – они были в крови, ему стало трудно дышать. Что-то будто блокировало воздух в горле. Он схватился за горло руками, нащупал что-то твёрдое и закрыл глаза. Номер двести четырнадцать.
Здесь был всего один вход, но и всего один выход. Структура разрабатывалась специально, чтобы нападающие не могли так легко пройти внутрь. Но сейчас здесь не было тех, кто должен был защищать эту цитадель, не давая врагу пройти внутрь.
За решёткой вниз по лестнице сидело две разукрашенных под хохлому проституток.
«Самки!»
– Выходи, – сказал он той, что была ближе, отпирая дверь.
В момент, когда она неохотно подходила, он выбил ей почву из-под ног, резко притянул за волосы к себе и хлопнул дверью ей на шее. Она что-то взвизгнула, отлетела и повалилась на спину, содрогаясь в конвульсиях. Номер двести пятнадцать.
«Обидно, что не могу сказать, что ничего личного, чистый бизнес.»
Она бросилась на него, как кошка – грациозно и совсем не страшно. При этом она издала какой-то боевой клич. Однако, боевой клич пугает только издалека, а вблизи противник просто не успевает испугаться. Рефлекторно он отступил от траектории её полёта, схватил за волосы и трахнул об пол. В руках остался пук волос с кусками кожи. Очень быстро он выколол ей глаза, а в рот сунул её же волосы. Она схватилась за сердце. Номер двести шестнадцать.
Какой старый дом эта социальная контора. По стене в ней полз таракан, штукатурка местами отвалилась, оставив вместо себя зияющие дыры и угрожающие глыбы ещё не отпавшей штукатурки.
«Тяжело иметь силу – кто-то всё время пытается её отнять.»
На отходе он всё же забрал табельное оружие.

–= 16:00, 8 часов назад =-
«God bless yourself, you fuckin` rat.»
Занятно, достаточно снять один рубеж обороны, как сразу чувствуешь себя на голову выше оппонентов. Раз-два-три, прекрасные свиньи.
В приёмной толпился народ: три штуки пенсионеров и один здоровый мужик с жилистыми руками. Он был последним в очереди. Тут было три окошка, которые открывались, когда нужно было.
– Тихо, не шуми.
Мужику вошла отвёртка под лопатку, но он стоял на месте. Лицо только стало каменным и слегка позеленело. Он прислонился к стене. Он так и стоял впоследствии ещё минуты две, а потом тихо сполз. Номер двести семнадцать.
«Старики строят себе каждый день лестницу в рай, готовясь к смерти.»
Он встал позади мужика, приставил пистолет к затылку, и выстрелил. Пуля переломила кости, прошла внутрь в мозг. От удара он вылетел головой вперёд. Номер двести семнадцать.
Пенсионеры задёргались от грохота.
«Жизнь человека коротка. В первое время он пытается обеспечить себе жизнь, он действует с огромным кпд, он работает не просто так. Со временем он начинает умирать, начинает работать только на себя, да ещё и требует помощи.»
Они попадали как подкошенные. Я вас ненавижу. С громким дыханием он бил старика по голове пистолетом. Каждый удар оставлял на нём глубокие кровоточащие раны. Старик умирал, он истекал кровью. Легион пнул его в почку и оставил умирать. Номер двести восемнадцать.
«Старики – язва на теле общества.»
Вторая пуля из шести вошла бабульке чуть пониже шеи в крестовину. Кровь полилась, но времени на цацканье нету. Номер двести девятнадцать.
Используя оставшегося старика, как таран, он вынес ближайшую дверь. Двери деревянные, открываются внутрь, замки старые. В большинстве случаев замки посажены изнутри на винт снаружи двери, то есть их легко снести.
«Государство следит за тобой. Всегда.»
Под взором местной работницы он размозжил голову старика о батарею. Номер двести двадцать.
Перехватил её за шею, и бросил через себя. Она ударилась о большую стойку состоящим на ней сейфом. Тяжёлый бронированный сейф качнулся и упал на неё. Рёбра хрустнули, как сухие ветки, она вдавилась внутрь себя, кожа по бортам продралась, брызнула смесь крови и внутренностей. Номер двести двадцать один.
Кто-то в коридоре побежал на улицу. Крысы бегут с тонущего корабля. Молодая женщина бежала в панике, падала и поднималась, порвав на себе одежду. Да уж, бежать с задранной юбкой легче, чем со спущенными штанами. Горячая пуля пробуравила ей ногу в районе коленки.
«Суставы, в частности колени и локти, очень больно и легко ломаются, а потом их сложно лечить. Для полома достаточно как следует ударить по коленкам сзади.»
Мордой в асфальт, он возил её мордой по асфальту. С лица сдиралась кожа, оставляя под собой окровавленные кости. На асфальте оставалась эта маска, волосы и кровь. Номер двести двадцать два.
Он встал и отряхнулся. Немного запачкался, но не особо заметно.
«Первое чувство – это страх. Потом уже идёт всё остальное. Но никогда у человека не возникает агрессии к тому, что он испугался.»
Из-за угла выскочил человек с монтировкой. Весь мокрый в рваной и грязной одежде. Волосы у него были длинными и спутанными.
«На обдумывание ситуации уходит в среднем секунда, если ничего не происходит. Если же события развиваются, то сроки не ограничены.»
Прошло три секунды, за которые Легион преодолел около пятнадцати метров до него и отпрыгнул в сторону.
«Человек будет махать в первую очередь перед собой. Ну, быть может, чуть по бортам. Слепую зону он защищать не будет. Если атака производится сзади, он, скорее всего, просто побежит, прикрыв голову.»
Человек даже не успел махнуть. Но собирался. Он замахнулся заранее, он был готов обрушить монтировку на обидчика, но не разобрался, откуда исходит опасность. Его проблемы.
Погода была прекрасная. Было уже темно, хоть и не вечер. Тучи бродили, словно дикие кошки по ночам, завывая и порываясь. Кто-то сказал: пой, как будто никто не слышит, танцуй, как будто никто не видит. Он убивал, как будто никого никто его не накажет.
Любимый складной нож плавно пронзил мясо в плече, повернулся и выскочил. Мужик шагнул вперёд, чтобы не упасть, схватился за плечо. Кто-то крутанул его за больное плечо. Легион взглянул ему прямо в глаза, улыбнулся и выстрелил. Номер двести двадцать три.
Маленький человек на фоне большой вселенной являет собой смешное зрелище. И тем более одна смерть на фоне многих миллиардов жизней – блажь. Единственное, что может быть – слишком важная персона. Обидно, когда тебя убивают, ибо жизнь всего одна. Но, что поделать. Есть и бессмертные, являющие собой целую отрасль. Это редкость. В большинстве случаев они к такому не стремятся, стараясь в начале выжить, а потом заставить других жить лучше. Те, кто изначально делают всё только ради славы, обречены на провал.
А вот и остановка, дальше мост и там по нему можно дойти до города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15