Мариетта продолжала бушевать, поливая грязью свою дочь буквально за все: от внешности до скрытного характера, от вероломства до детских прегрешений, вроде ночного недержания в возрасте семи лет.– Думаешь, ты докопалась до всего, да? Все гадости выставила напоказ?– По мере своих способностей, мамочка.– Да откуда у тебя способности?! Тебе, милашка, неведомо самое главное: то, что связано с твоим родным отцом.– Ты сама не знаешь, кто мой отец. Им мог быть любой из преподавателей Калифорнийского университета, но кто именно – ты понятия не имеешь.– Напрасно ты так думаешь. – В глазах Мариетты блеснул злобный огонек. – Я нарочно скрыла истину. Посмотрим, что ты теперь запоешь. Его звали Уолтер Юрген, он читал нам философию. А знаешь, от чего он умер? От болезни Хантингтона.– Ну и что?– Ты, видно, не понимаешь, дорогуша, что такое болезнь Хантингтона. Она делает из человека развалину, а передается исключительно наследственным путем. Ты, как пить дать, носишь ее в себе, и она ждет своего часа. Вот так-то. – Мариетта мстительно улыбалась, не скрывая своего торжества. – Поэтому ты мне всегда была противна, я тебя никогда не любила. Я знала, что в тебе сидит гадкая зараза, с которой ты протянешь от силы годков до тридцати. Так что ждать осталось – сколько там? – лет десять, не более.Болезнь Хантингтона. Мэри-Ли застыла, словно пораженная громом, а Мариетта презрительно швырнула книгу на пол, гордо прошествовала к выходу и хлопнула дверью.Силы покинули Мэри-Ли. Она рухнула на кушетку, сотрясаясь от рыданий. Можно было ожидать чего угодно, но когда мать призналась, что всю жизнь ее ненавидела, Мэри-Ли не выдержала.Она совершила ошибку, чудовищную ошибку. Зачем было издавать «Леди Кобру»? Мэри-Ли не освободилась от пут. Наоборот, Мариетта получила над ней новую власть: ей как никому другому было известно, куда надо бить, чтобы сделать побольнее, и теперь она не остановится ни перед чем.Мать ее не любит.Не любила и никогда не будет любить.Да еще эта болезнь, которая калечит и убивает.От слабости держась за стену, Мэри-Ли с трудом поднялась и побрела в ванную. Ноги подогнулись, и она упала на колени, горько плача, как плачут заброшенные дети. * * * Мэри-Ли открыла глаза и огляделась. За окном уже было темно. В квартире горела одна-единственная тусклая лампа. Посреди комнаты поблескивали осколки стекла, а поверх них валялся экземпляр «Леди Кобры».Протянув руку, Мэри-Ли подняла книгу и бережно разгладила порванную суперобложку, с которой смотрело эффектное, запоминающееся, хищное лицо Мариетты.Она начала перелистывать страницы, выхватывая глазами отдельные фразы. Первые две главы были посвящены юности Мариетты. Мэри-Ли перечла их полностью. Она не включила в книгу имена соблазненных Мариеттой университетских преподавателей, чтобы грехи молодости не сломали их нынешнюю жизнь и карьеру. Но черновые записи хранили каждую мелочь.Мэри-Ли поднялась на ноги, достала старую шкатулку, в которой держала черновики, и принялась лихорадочно перерывать бумаги. Наконец она нашла то, что искала: имена трех преподавателей Калифорнийского университета, с которыми Мариетта (тогда ее звали Марикита Гуайярдо) вступала в интимные отношения.Мэри-Ли сняла трубку и набрала номер справочной службы. * * * Из динамиков неслась заводная и страстная песня Майкла Джексона.Бар, прокуренный и тесный, был похож на сотни таких же недорогих баров в деловом квартале Нью-Йорка. Толпы посетителей, забегающих сюда поодиночке, с трудом умещались на небольшом пятачке.Мэри-Ли протиснулась к стойке и заказала коктейль. Чтобы скрыть следы слез, она перед выходом из дому сделала себе холодный компресс с травяным экстрактом. Затем она заплела волосы в две косы и уложила их венком вокруг головы. На ней был модный комбинезон изумрудного цвета и подходящий по тону пиджак. Казалось, она сошла с обложки журнала «Вог».Она чувствовала себя измочаленной, но последние новости придали ей сил. Телефонный разговор с Калифорнией принес неожиданные результаты. Уолтер Юрген вовсе не умер от болезни Хантингтона. Он в добром здравии работал в университете до самой пенсии, а с прошлого года целиком посвятил себя работе над учебником. Отцовство – не исключено. Но маловероятно, иначе его вряд ли оставили бы в неведении.Мариетта солгала. Болезнь Хантингтона оказалась чистейшей выдумкой, но материнская ненависть удручала Мэри-Ли. Наверно, у Мариетты просто отсутствовал родительский инстинкт – так сказать, врожденный порок душевного развития.Эта мысль не то чтобы успокоила Мэри-Ли, но как-то примирила ее с действительностью. Отныне надо считать Мариетту неизбежным злом, стихийным бедствием... как смерч или ураган, который обрушивается на всех сразу и не направлен против одного человека. Буря есть буря.Сбоку от нее возник незнакомый молодой человек.– Терпеть не могу толчею, а вы? Я сюда зашел только для того, чтобы передать приятелю документы, а его до сих пор нет.Мэри-Ли взглянула на него с интересом. Ему на лоб спадала прядь темно-русых волос. Крепкое телосложение говорило о регулярных занятиях спортом. Костюм-тройка безукоризненного покроя сидел как влитой.– Понимаю, – иронично заметила Мэри-Ли. – Бар – самое удобное место для передачи документов, особенно если в непосредственной близости находятся хорошенькие женщины.– Должен признаться, здешняя обстановка начинает мне нравиться, и больше всего то, что находится в непосредственной близости.Они перебросились несколькими шутливыми фразами, и Мэри-Ли почувствовала знакомое возбуждение. Но собеседник, похоже, зарабатывал больше, чем она, и это охлаждало ее пыл. Однако от него исходило редкостное обаяние. Когда он улыбался, на левой щеке появлялась трогательная ямочка, и Мэри-Ли поймала себя на том, что хочет до нее дотронуться.– Меня зовут Джейк Скотт, – представился он. – Полностью – Джон Эллисон Скотт. Я работаю в рекламном агентстве «Уолтер Томпсон» – это здесь, за углом. А вы? Ваше лицо мне знакомо. Могу поклясться, где-то я вас видел. Причем совсем недавно.Мэри-Ли вспыхнула. Обычно ее случайные знакомые предпочитали сохранять анонимность.– Вряд ли вы меня раньше видели.– Нет, я уверен. – Он внимательно изучал ее лицо. – Вас можно принять за манекенщицу, но это обманчивое впечатление: вы лишены самолюбования. Значит, что-то другое... Странно, что я не могу вспомнить: у меня хорошая память на лица... А, вот оно: телевизор! – воскликнул он, щелкнув пальцами. – Я вас видел на телеэкране.– Нет.– Точно! В программе «Доброе утро, Америка». Теперь я уверен. Вас зовут Мэри-Ли Уайлд, вы написали книгу о своей матери.Мэри-Ли сникла. Она оттолкнула от себя стакан и извинилась, поднимаясь со стула, но не смогла протиснуться к выходу сквозь плотную толпу.– Я проявил бестактность? – Джейк снова оказался рядом. – Послушайте, если вы хотите уйти, пропустите меня вперед, я буду прокладывать дорогу. Но это вас ни к чему не обяжет. Если не захотите со мной разговаривать, мы просто разойдемся в разные стороны.– Прошу вас... разрешите... – забормотала она.Он начал пробиваться сквозь толпу, и Мэри-Ли после некоторых колебаний последовала за ним. Через пару минут они уже стояли на тротуаре.– Вот черт, – досадливо сказала Мэри-Ли. – Терпеть не могу, когда в Нью-Йорке дождь. Тем более в марте.– Куда вы сейчас направляетесь? – поинтересовался Джейк.– Слушайте... спасибо, что помогли мне выбраться на улицу. Я сейчас поймаю такси и поеду домой.– Под дождем? Я этого не допущу. Сейчас я позвоню и вызову лимузин.– Лимузин?Он усмехнулся.– А почему бы и нет? Для прекрасной дамы, да к тому же известной писательницы? Выслушайте меня, Мэри-Ли. – Джейк заговорил серьезно. – Мы познакомились в дешевой забегаловке, и вы, наверно, думаете, что я завсегдатай таких мест. Но это не так. Когда я вижу изысканность, я способен ее оценить. Поэтому я хочу встретиться с вами снова. Я очень хочу с вами встретиться.– Мне... я не могу... прошу вас...Дождь полил сильнее; холодные серые струи превратились в сплошную пелену.– У вас кто-то есть? – не отступал Джейк. – Вы помолвлены? Или замужем?– Вообще-то... нет...– Клянусь вам, я буду выглядеть гораздо приличнее, когда обсохну и причешусь. Я домашний, как дети или кошки. После того как почищу зубы, не ем печенья в постели. Почти никогда. Не коплю в раковине грязную посуду.Он был в высшей степени привлекателен. Но с каждым словом он все больше открывал ей душу. Мэри-Ли пришла в смятение.– Убирайтесь! – закричала она. – Какое мне дело, едите вы печенье в постели или нет. В моей постели вы его есть не будете.Он тряхнул головой и рассмеялся, не замечая ее отповеди.– Хорошо, обещаю! Ни крошки.– В конце концов...– Но давайте не будем опережать события, ладно? Я пока не собираюсь прыгать к вам в постель. Такая девушка, как вы, конечно, не обделена мужским вниманием, однако я абсолютно добропорядочен. Ваша мама была бы довольна, если бы узнала, что вы встречаетесь с таким молодым человеком, как я.Мэри-Ли бросила на него уничтожающий взгляд.– Ну, допустим, ваша мама другого мнения.– Сколько можно... – начала было Мэри-Ли, но почувствовала, что оттаивает. Она не могла противиться его обаянию.Он продолжал, как ни в чем не бывало:– Мэри-Ли, позвольте, я вызову лимузин и приглашу вас куда-нибудь поужинать, а потом провожу домой. Если вы не голодны, я просто отвезу вас домой. Вы можете на меня положиться.Она согласилась, чтобы он вызвал лимузин, и пригласила зайти на чашку кофе.Мэри-Ли нехотя разрешила ему заехать за ней на следующий день. Они поужинали в «Лютеции». На третий день он пригласил ее в крошечный китайский ресторанчик, где над стойкой висели копченые утки, а меню пестрело одними иероглифами. Все блюда оказались восхитительными на вкус. Потом они бродили по улицам Чайнатауна, разглядывали китайские лавки древностей и ели имбирное мороженое.Джейк не позволял себе никаких вольностей, только временами брал ее за руку. Его отношение было теплым и естественным, без тени фамильярности. Он придумал для нее прозвище «Девушка-Косичка». Несколько раз Мэри-Ли получала от него цветы. Он помог ей выбрать настольный компьютер и обучал игре в рэкетбол.Прошел месяц, прежде чем они вместе легли в постель. Джейк Скотт отнюдь не был случайным знакомым на одну ночь. * * * – Не могу поверить, что это Александра Уинтроп собственной персоной приобретает у меня в магазине кассеты, словно обыкновенная покупательница, – засуетилась владелица магазина грамзаписи в Покипси, увидев на чеке ее имя. – Я была в восторге, когда услышала «Ласковую женщину».Александра застенчиво улыбнулась. Когда ее узнавали, ей становилось и приятно, и тревожно.– Вы сейчас что-нибудь сочиняете? – без умолку тараторила женщина. – Не могу дождаться, когда прозвучит ваша следующая песня.Покраснев, Александра забрала покупки и поспешила выйти на улицу, глотая слезы. Не далее как вчера тот же вопрос задал ей по телефону Дерек.– Неужели ты всерьез думаешь чего-то добиться в музыкальном бизнесе? – говорил он. – Учти, что «Ласковая женщина» всего-навсего появилась в нужное время в нужном месте. Почему бы тебе после окончания колледжа не поступить ко мне в штат на постоянную работу? У тебя будут интересные, серьезные дела, четкие перспективы, а не какие-то призрачные грезы.– Но я хочу писать песни. Меня привлекает именно это занятие. Оно...– Одна пластинка карьеры не делает. Ты сама мне говорила, что не можешь угодить Оливии Ньютон-Джон. А если ты согласишься работать на меня, тебе не придется никому угождать. Кроме того, ты будешь жить полнокровной жизнью, познакомишься с интересными людьми.– Я подумаю, – коротко ответила Александра. Сейчас она с тяжелым сердцем брела к студенческому городку. Наверно, это правда – «Ласковая женщина» появилась как ослепительная искра, но другой такой песни ей сочинить не суждено.Боже, неужели она исчерпала все свои возможности? Неужели ее звезда закатилась, не успев взойти?Александра вошла в здание музыкального факультета поднялась в свой любимый класс и с тяжелым вздохом села за рояль.Она сосредоточенно работала над новой песней, которую собиралась назвать «Страстная женщина». Пока у песни было только название. Музыка и слова носились в воздухе, но в последний момент как назло ускользали.После десятой попытки отшлифовать одну-единственную фразу Александра закрыла крышку рояля. Сегодня ей не работалось.В тот же вечер Александра позвонила Джетте в Лос-Анджелес, надеясь, что жизнерадостность и энтузиазм подруги помогут ей развеять хандру. Издатель Мэри-Ли устраивал в ее честь банкет в нью-йоркском отеле «Фитцджеральд», и Александра с Джеттой собирались непременно там быть. Сама леди Кобра, конечно же, бойкотировала это мероприятие. Она сделала заявление для прессы: «Моя дочь поставила своей целью причинить мне боль и добилась своего. Я не буду подавать на нее в суд, хотя имею для этого все основания».– Надо же, какая негодяйка, – бушевала Джетта. – Неудивительно, что Мэри-Ли ее терпеть не может. Ну ладно, Александра, скажи, как подвигаются твои музыкальные дела? Что-нибудь пишешь?Александра чуть не расплакалась.– Ничего не выходит, – призналась она. – Не понимаю, Джетта, что со мной случилось. Не могу поверить, что я больше ни на что не способна... Чем больше работаю, тем хуже получается.– Это как оргазм, правда?– В каком смысле?– Ну, чем больше стараешься, тем труднее его достичь. Начинаешь стараться еще больше. Только об этом и думаешь... «Правильно ли я лежу?» и так далее. А все тело ломит, и любовь уже не в радость.Александра смахнула слезинку. Она не знала, смеяться или плакать. Как ни странно, в этих словах была изрядная доля истины.– Помнишь, что ты мне в свое время посоветовала? – коротко засмеялась Джетта. – Ты сказала, чтобы я перестала об этом думать и не изводила себя. А потом еще ты говорила, что кончить – то же самое, что чихнуть: сначала едва чувствуешь, потом сильнее и сильнее, потом уже не можешь сдерживаться и – апчхи! Взрыв!– А ведь верно! – Александра расхохоталась. – Ох, Джетта, ты просто уникум! Не представляю, что бы я без тебя делала.Ближе к ночи Александра снова села за рояль, но уже не в музыкальном классе, а на своем этаже жилого корпуса. Ее руки свободно летали над клавишами. Она больше не старалась во что бы то ни стало сосредоточиться на мелодии. Пальцы словно по наитию сами извлекали нужную ноту.По коридору шла девушка, утопающая в безразмерной студенческой футболке и пушистых комнатных тапках. Она остановилась и прислушалась. Александра, ободренная ее вниманием, слегка ускорила темп. Почему-то у нее перед глазами возник Джанкарло, но не такой, какого она видела в день их последней встречи, а другой, каким он запомнился ей ярче всего: поднявшийся над ней, обнаженный, сгорающий от страсти.Александра забыла, что рядом кто-то есть. Воспоминания захватили ее целиком. Через некоторое время, подняв глаза, она увидела, что вокруг рояля собрались студентки, которые слушают ее как зачарованные и раскачиваются в такт музыке. Она заиграла чувственный свинговый припев и повторила его в разных тональностях.Да, песня будет называться «Страстная женщина». Александра ощущала в себе страсть. IXАЛЕКСАНДРА И РИЧАРД, 1982 Банкет в честь Мэри-Ли был устроен во вращающемся ресторане на крыше восьмидесятиэтажного отеля «Фитцджеральд» в Нью-Йорке. Виновница торжества появилась в смело декольтированном шелковом костюме цвета морской волны и на невероятно высоких каблуках-шпильках, сообщавших ее облику точно выверенный налет легкомыслия. Две косы, уложенные короной вокруг головы, делали ее похожей на деву-воительницу из скандинавской саги.Тонкий стан, нежная персиковая кожа и редкого оттенка волосы придавали ей особую прелесть. Модный фотограф сделал серию ее снимков для журнала «Вог».Александра с гордостью любовалась подругой. Она не смогла бы ответить, когда Мэри-Ли так разительно переменилась, но понимала, что выход в свет «Леди Кобры» сыграл здесь не последнюю роль. Видимо, сказалось и то, что Мэри-Ли наконец выплеснула наболевшие чувства. Помимо всего прочего, она прибавила пять килограммов, что бесспорно пошло ей на пользу.Когда из Калифорнии прилетела Джетта, подруги ненадолго собрались в номере Александры. Они обнимались, с восторгом разглядывали друг друга и болтали без умолку. Посетовав, что с ними нет Дианы, которая вышла замуж за принца Чарлза, они заказали разговор с Лондоном. В то утро Мэри-Ли получила от Дианы огромный букет цветов.– Господи, не могу поверить! – восклицала Джетта. – Неужели мы снова вместе? Мэри-Ли, ты всех сразишь наповал. А ты, Александра, – вылитая Грейс Келли, и даже лучше!Весь вечер вокруг них вились фоторепортеры. Сериал «Кэньон-Драйв» сделал Джетту звездой телеэкрана; светская хроника и иллюстрированные журналы проявляли к ней самый живой интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51