Мы помолчали. На миг примолк и дождь.
- Выдыхается, - повторил я. На сей раз было отчетливо слышно, что шум сделался другим. Теперь капли барабанили по крыше не так рьяно. Я видел, как они набухают на листьях деревьев и падают на землю. - Говорят, в такую погоду самый лучший клев.
- Смотрите, не залейте в бак чистый бензин, - сказала Джоан. - Я не хочу потерять ещё одну моторку. А то взорветесь, как мистер Эдгар из усадьбы Вудворда. Зря я дала ему лодку напрокат.
- Так это была ваша посудина?
- Он возместил мне убытки, но вы все равно будьте поосторожнее.
- Почему же мотор взорвался? Неужели такое случается по халатности?
- Тут у меня всякий народ бывает, Бенни. И большинство ни бельмеса не смыслит в моторах. Но этот взрыв - первый на моей памяти. Должно быть, дело не только в топливе.
- Уж не хотите ли вы сказать, что это был вовсе не несчастный случай?
- Ну, так далеко, пожалуй, заходить не стоит. Что за дурацкая мысль. Зачем кому-то калечить мистера Эдгара? Джордж Маккорд - другое дело: этот носится по озеру с таким ревом, что кому-нибудь вполне может прийти охота подложить под него бомбу.
- Считайте, что эта мысль навеяна дождливым днем. Просто игра. Но если бы жизнь подбросила мне такую головоломку, кого я должен был бы заподозрить?
- Ха! Все ваши подозреваемые - мои постояльцы, которые платят мне деньги. Разумеется, вы имеете полное право подозревать Мэгги и Джорджа Маккордов, а я - Риммеров. На здоровье. Они живут бесплатно.
- Да нет, я ничего такого не говорю. Я почти никого из них и не видел.
- В таком случае, я пренебрегаю своими обязанностями хозяйки. Нынче же вечером устрою вам встречу во флигеле со всеми подозреваемыми.
- Прекрасно. Я прокрадусь туда, и вы незаметно расскажете мне о каждом из них.
Джоан положила на сосновый стол пригоршню мелочи, натянула сапоги, скорчила угрюмую мину человека, собравшегося чинить генератор, и, хлюпая по лужам, ушла в затихающий дождь. А я натянул свитер, точнее, дождевик на шерстяной подкладке, служивший мне накидкой, и собрал свое рыболовное снаряжение. Красная канистра стояла там, где я оставил её вчера. По утрам я обычно пользовался весельной лодкой, потому что совершенно не выносил рева мотора в первой половине дня. Вновь подсоединить бак к мотору было делом нескольких минут. Затем я отвязал мокрый фалинь, выгнал воду из вмятин пластмассового сиденья и принял стойку, приготовившись рвануть пусковой шнур.
3.
- "Их девять человек, но полностью спокойным можно быть только за Манфреда Ганнинга. Во всяком случае, он вынесет частное определение, которое войдет в историю правоведения".
Это был голос Пэттена; он звучал с кассеты магнитофона, спрятанного мною на острове поблизости от усадьбы Вудворда. Еще не ведая, что вытащу великого человека из воды и стану его закадычным приятелем, я одолжил у друзей подслушивающую аппаратуру, сунул её в два капроновых мешка для мусора и запрятал в куче листвы и сосновой хвои. На поиски тайника у меня ушло пять минут. Маленькие катушки медленно вращались.
"Меня волнует не Ганнинг, - напряженным шепотом продолжал Пэттен. Меня волнуют Харпер, Бартенбах и эта баба, как бишь ее? Маккриди.
- Потому что они демократы? Оно, конечно...
- Плевать мне на политику, Оззи. Или ты меня не слушаешь? Харпер и Бартенбах поддерживают решения судов низших уровней.
- Если суд вынесет решение не в твою пользу, это будет все равно что открыть жестянку с червяками. Все церковники поднимут хай. В каждой американской деревушке попы начнут вопить об этом с кафедр. Подумай головой, Норри.
- А я что, по-твоему, не думаю? Я уже и так прикидывал, и сяк. Диодати использовал дай бог треть тех доводов, которыми я его вооружил.
- Послушай, Норри...
- Ты мне говорил, что он лучший из лучших.
- Диодати? Так и есть. Он - в обойме. Он член клуба, а тебе нужен такой человек. Чужака в Вашингтон не зашлешь. Всем придется начинать с одной и той же точки, и Диодати запулил мяч так далеко, как не смог бы никто другой."
Если учесть, что микрофон был совсем маленький и стоял далеко от острова, оборудование работало великолепно. Магнитофон даже умел выключаться и включаться, когда нужно. Правда, иметь такое снаряжение в личной собственности я бы не хотел: нужда в нем возникает в среднем раз в десять лет. Я немного перемотал пленку. В записи прибавилось посторонних шумов.
"Мне надо поговорить с Вэном, - сказал Пэттен.
- Норри, прошу тебя, не впутывай его.
- Как я хочу, так и будет. Или, может, это он возглавил карательный поход против меня? Может, это по его милости мое имя склоняют в судах? Может, из-за него меня презирают друзья? Это будет первый шаг.
- Норри, сенатор с самого начала был верен тебе как никто другой. Даже ещё до начала. Пожалуйста, оставь его в покое. Он даже пустил тебя в эту усадьбу. Неужели это - не дружеский поступок?
- Ему ничего не стоило устроить взрыв мотора. Он был одним из тех немногих, кто знал, где я.
- Норри, ты мелешь чепуху. Сенатор тебя любит.
- В последний миг предать может любой. Я не доверяю ни Вэну, ни тебе, ни Лорке. Никому не доверяю. Все вы каждый за себя. Не думай же, что я вас не раскусил.
- Норри, мы все тебя любим, и ты это знаешь.
- Я знаю только одно: я - Норберт Пэттен. Им родился, им и помру. И это - мое дело, а вы все руки прочь от меня.
- Не дури, Норри.
- И ты туда же, Оззи?
- Норри!
- Заткнись, Лорка. Если Оззи хочет выйти из игры - скатертью дорога. Мы можем тотчас же рассчитать его. Мне уже приходилось бороться в одиночку. Для этого человек и рождается на свет. Все остальное - обман и видимость. Оззи, тебе решать. Если ты с нами, хорошо; если нет, Лорка выпишет тебе чек.
- Норри, я никогда не был подхалимом, и сейчас не собираюсь им становиться.
- Наши предки убивали гонцов, приносивших дурные вести. По-моему, это был неплохой обычай.
- Да, но вестей-то нет. Вэн, как и все мы, сидит на телефоне. Нам остается лишь ждать. В пятницу утром все выяснится.
- Через семь дней! Господь за это время успел сотворить вселенную и устроить себе выходной. Думаешь, семи дней не хватит, чтобы покончить с нами? Я сижу тут, в глухомани, а вся организация уже навострила уши и ждет условного знака. Если я вообще все это переживу, что меня ждет - круг почета или побег с тонущего корабля? Я знаю, они тоже задают себе этот вопрос. Ты скажи им, Оззи, скажи Пи-Джею и всем остальным: что бы ни случилось, я на них надеюсь.
- Они это знают. Тебе нет нужды...
- Скажи им, будь ты неладен! Сообщи через газеты. Выпусти дополнительные номера "Добрых вестей".
- Как тебе будет угодно.
- Что бы там ни решил Верховный суд, наше духовное движение должно продолжаться. Ты уразумел?
- Разумеется, это будет в "Добрых вестях", и я позабочусь о том, чтобы все попало в газеты. А насчет Вэна не суетись, Норри, с ним все в порядке."
Я услышал вздох Оззи. Было похоже, что он сдает.
"Мой самолет отправляется в шесть вечера, Норри, мне пора возвращаться в Торонто.
- Ладно, только замети следы. Я не хочу, чтобы весь мир узнал о моем приезде сюда. Достаточно того, что на озере окопались люди, которые норовят меня прикончить."
Подслушивание - занятная работа. Коль скоро я следил за людьми, которые собирались расторгнуть брак, мне приходилось проводить немало времени, навострив уши. Довольно скоро начинаешь досадовать на любителей помолоть языком. А если стоишь в грязи, и на тебя течет вода всякий раз, когда над головой колышется лист, так и подмывает сократить длинные паузы и всякое там молчание. Но последнее высказывание Пэттена пришлось мне по душе. Я перемотал немного назад и опять пустил пленку. "Достаточно того, что на озере окопались люди, которые норовят меня прикончить".
Мои ноги погружались в ил, к тому же, я не хотел сажать батарейки, проигрывая запись. В хижине у меня был ещё один магнитофон, и как только Джоан наладит генератор, я смогу прослушать всю запись этой встречи на высшем уровне. Заменив использованную ленту новой, я снял наушники, снова поставил магнитофон на запись и сунул его в тайник, а потом отправился к лодке. Грязь чавкала под башмаками. Привязанная к кустам лодка лежала на плоских камнях. Я столкнул её на воду и поплыл туда, где обычно рыбачил. Мое излюбленное место было в двух сотнях ярдов от причала Пэттена. Я бросил якорь и решил больше не считать червей. Пока я разглядывал хижину, несколько этих тварей пошло ко дну. Примерно полчаса все вокруг пребывало в неподвижности, только струйки пота текли по моей шее. "Бьюик" уехал, но "мерседес" стоял на своем обычном месте и уже начинал жариться в солнечных лучах, пробившихся сквозь тучи.
Вэн был сенатором. Сенатор Вудворд, тот самый, что с самого начала, даже ещё до начала, стоял за Пэттена горой. Я складировал эти сведения в голове. Утром надо будет позвонить Рэю Торнтону и доложиться. Он требует, чтобы я отчитывался через день. Рэй уже знал о том, что я опознал Пэттена и геройски спас его. Теперь я был приманкой, нянькой и соглядатаем.
Я ломал голову над вопросом, достаточно ли хорошо изучил Пэттена, чтобы за следующей шахматной партией спросить его, чем он намерен заняться после того, как Верховный суд вынесет свое решение, когда удочка вдруг вырвалась у меня из рук и ударилась о борт лодки. Я услышал треск катушки и успел ухватиться за пробковую рукоять, прежде чем спиннинг вывалился за борт. Брызги воды полетели от натянувшейся лесы. Чертова рыбина, нашла время клюнуть! - подумал я. Катушка вертелась так быстро, что её белая ручка превратилась в размытую окружность, похожую на вихрь. Я знал по опыту, что сейчас лучше стравить лесу, и наблюдал, как вилка катушки шарахается из стороны в сторону. Я попытался легонько дотронуться до лесы большим пальцем, но только обжег его. Сердечник катушки быстро обнажился, а короткий спиннинг не отличался гибкостью, и мне пришлось вцепиться в него изо всех сил.
Но вот натяжение начало ослабевать. Рыбина не собиралась отплывать ещё дальше. А может, она развернулась и вознамерилась таранить меня? Господи, надеюсь, она не настолько громадна. Не успев опомниться, я принялся выбирать слабину. Каждое мгновение рыбина могла развернуться и снова пуститься наутек, и теперь я был к этому готов. Схватив фалинь, я запихнул его конец в катушку, чтобы защитить большой палец, когда она опять начнет крутиться. Я чувствовал, что рыбина где-то поблизости, и надеялся, что она не заберется под днище лодки. Дай этой твари волю, и она опутает меня лесой как кулек с рождественским подарком.
Намотав на катушку примерно три четверти лесы, я почувствовал, что рыбина предпринимает новую попытку уйти. Это было похоже на перетягивание каната. В кино такие сцены заканчиваются тем, что рыбина непременно попадает в садок, но у меня его не было. Леса натянулась как струна и уходила в воду под острым углом. Потом то ли я, то ли мой большой палец вспомнил, что сбоку катушки есть храповик, который облегчает выбирание лесы. Вскоре к топоту моих ног по раскаленному днищу лодки прибавился и приятный скрежет храпового механизма. На сей раз рыбине не удалось отойти далеко, и я опять принялся крутить катушку. Занятная выдалась рыбалка. .кое-что было мне в новинку, но руки мои, похоже, знали, что делать. Думать не приходилось вовсе. Достаточно было просто спокойно выжидать и не торопить событий. Никуда эта рыбина не денется. Я чувствовал ее: когда крючок просто за что-то зацепился, ощущения совсем другие, а нынешнее подобно электрическому разряду. Это тебе не бедных червяков топить.
Когда, наконец, я увидел свою добычу, то почти пожалел, что выловил её. Рыбина была длинная и толстая, как пирамида консервных банок в универсаме. Спиннинг мой был слишком короток, и мне не удалось не пустить рыбину под днище лодки. Но и рыбина не сумела пустить в ход этот козырь. Я видел её тень, она была все ближе и ближе к поверхности воды. В этот миг я растерялся, не зная, что делать дальше. Без сачка было не обойтись, но где его взять? Придется воспользоваться рубахой. Я намотал её на руку, и когда темно-серая морда рыбины показалась из воды, схватил свою добычу. Рыбина малость побила хвостом, но в конце концов сдалась и присоединилась ко мне на дне лодки.
Я упал навзничь и попытался перевести дух; рыбина (кажется, это была озерная форель, хотя с точностью утверждать не берусь) билась рядом. Я огрел её по голове маленьким ведерком, и она затихла. Зеленовато-бурая чешуя была испещрена светлыми пятнами. Протянув лесу сквозь жабры, я крепко привязал свою добычу к скамейке и бросил обратно в воду. Пройдя с полмили на север вдоль берега, я наклонил мотор. Теперь мне было видно почти все пространство длинного озера за двумя островами. Две гагарки завели было свою серенаду, но быстро умолкли. То ли были не в голосе, то ли всему виной кислотные дожди. Я дошел до середины озера, повернул к берегу и уставился на медленно приближавшуюся усадьбу.
На причале никого не было. Воздух гудел от зноя, будто трансформатор, и мало что напоминало о недавнем ливне. Я лихо бросил свою добычу на причал, но все население усадьбы то ли балдело под крышей, то ли спало, и зрителей не нашлось. Тогда я сунул рыбину в холодильник. Сидя за своим сосновым столом и поглощая соленое печенье, я думал о том, что в Петавава-Лодж живет человек, которому чертовски много известно о моем партнере по шахматам и который, возможно, сейчас вынашивает замысел сокращения поголовья религиозных деятелей в Северной Америке.
4.
Главное здание усадьбы называлось флигелем, хотя соседствовало только с кромкой воды. Это было длинное прямоугольное одноэтажное бревенчатое строение с большим каменным камином в одном торце; в другом располагалась контора и лавчонка. Некрашеные бревенчатые стены были кое-где покрыты гипсом, дабы заткнуть щели, и завешены медвежьими шкурами. В комнате стояло несколько мягких диванов и кресел, сдвинутых к камину, в котором пылали дрова, мало-помалу превращавшиеся в белую золу. Справа от камина стояло древнее пианино, казавшееся совсем крошечным рядом с очагом. Сквозь дыру на месте отвалившейся передней панели виднелись молоточки и струны.
Едва приехав сюда, я спросил Джоан, почему дом называется флигелем. Вместо ответа она указала на южный край участка, где виднелся закопченный и заросший кустарником остов каменного здания.
- Тут была лесопилка, - сказала Джоан. - Ее построили в восьмидесятых годах прошлого века, а лет пятнадцать назад она сгорела дотла. Тут, в кустах, ржавое оборудование. Дети вечно сдирают о него коленки и приносят мне разные детали. Во флигеле размещалось правление. По-моему, глупо до сих пор называть его флигелем.
Ллойд Пирси склонился над старым граммофоном "виктрола", стоявшим возле стола для пинг-понга. Вытаращив глаза, он внимал зычным раскатистым звукам, вырывавшимся из затянутого рваной тряпкой громкоговорителя. Ллойд стоял в той же позе в первый вечер, когда я приехал из Грэнтэма, и на следующий вечер тоже. Я видел, как он садится в лодку и выбирается на причал, но это было днем, а вечером Ллойд старался держаться поближе к граммофону. В моей грэнтэмской конторе мне казалось, что здесь, в парке Алгонкин, разумнее всего было бы подделаться под рыболова. Поэтому я приобрел щуку средних размеров, велел очистить её и привез сюда вместе с оборудованием для прослушивания. Ллойд застал меня за разделкой этой щуки и сразу же понял, что я за рыболов. Он сообщил мне, что двадцать пять лет проработал в Садбери, в комиссии по управлению национальными парками, и поэтому был в усадьбе завсегдатаем. Сейчас он пытался списать с пластинки слова песни. Кажется, это был Пол Робсон. Ллойд то и дело снимал иголку с древнего диска, делавшего 78 оборотов в минуту, и снова ставил её.
"Линди-Лу, Линди-Лу,
Боже мой, сейчас помру!"
У очага играли в карты. За два последних дня я начал узнавать некоторые лица, но нескольких картежников видел впервые. И знакомые, и незнакомые физиономии дружно повернулись ко мне, как только я шагнул в сторону карточного стола.
"Моя крошка Линди-Лууууу..."
На углу стола для пинг-понга стоял бачок с кофе. Я нацедил себе чашку, добавил молока и, по обыкновению, всыпал две ложки сахарного песку, после чего приступил к изучению имеющихся в наличии физиономий. Джордж Маккорд был поглощен игрой. Обладание мощным глиссером делало его главным источником шума во всем озерном крае. Он гонял на своей лодке туда-сюда и бороздил воды озера с таким видом, будто выполнял задания горных спасателей и смотрителей национальных парков. Сейчас Джордж сидел, уткнувшись подбородком в собственную грудь, и изучал карты, а голова его лоснилась от пота. Он исподлобья поглядывал на партнеров и, похоже, делал арифметические выкладки, записывая их кончиком языка на внутренней поверхности щек. Сисси, жена Ллойда, сидела рядом с Джорджем и хмуро пялилась на свои карты, как будто они были слишком маленькими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27