..
- Кого?
- Очкастого. Подстерегу в лесу и убью.
- Этим отцу не поможешь. Навредишь. Самого арестуют.
- Пусть!
- Нельзя, и сыщик!
- Пусть!
- А я сказал нельзя. Дело есть.
Коля поднял синие глаза. Они быстро заплывали слезами.
- Какой ты голубоглазый! Вытрись-ка, возьми платок. Два человека отцу твоему помочь могут - я и ты. Если тебя задержат, мне вдвое труднее станет. Поэтому кровную месть отложим до лучших времен. Сейчас работать нужно. Как думаешь, отец уйдет или поблизости скрываться будет?
Николай нахмурился, заколебался.
- Нужно мне доверять. Иначе нельзя. А я - тебе. Далеко отец?
- Не уйдет он...
- Тогда договор такой, вернее - задание. Не теряя ни минуты, отправляешься на поиски отца. Найдешь, скажешь: пусть не паникует. За то, что натворил, ответить нужно. Лишнего я не допущу. Пусть посидит день-два в лесу. Важно, чтобы ты знал где. И будь под рукой, чтобы я мог с отцом связаться, когда потребуется. Все запомнил?
- Запомнил.
- Доверяешь? Если нет, можешь отказаться.
Мазин дотронулся до грубо сложенной летней печки.
- Ночью мороз был, а у вас тут тепло.
- Папка топил. Что-то делал в сарае.
- Да... вот еще. Возьми, отдай отцу.
Игорь Николаевич держал в руке гильзу.
- Это... та, да?
- Она. Передай в знак доверия. И возвращайся побыстрее!
Он проводил взглядом мальчика, побежавшего через поляну к речке, и направился в поселок.
- Игорь Николаевич!
Галя шла навстречу, ступая по непросохшей траве мокрыми синими кедами.
- Галочка, вы сегодня хорошо выглядите.
- Благодарю, товарищ подполковник!
- Вы решили обращаться со мной официально? А я-то мечтал побродить с вами по горам, поискать эдельвейсы.
Галя вынула увядший цветок из карманчика стеганой куртки.
- Пожалуйста.
- Что это?
- Эдельвейс.
- Такой невзрачный?
- Я вам тоже невзрачной покажусь, когда присмотритесь. Поэтому попросите вашего друга, майора, отпустить меня домой. Мама заждалась. Я ж собиралась туда и обратно, а застряла.
- Возможно, вы ему понадобитесь.
- Зачем? Матвея ловить?
- Вы уже знаете?
- А то! Говорят, из-за золота он рехнулся. Двух человек убить, это ж нужно! Психопат несчастный!
- Вы верите в эту историю?
- Так сбежал же он. Был бы не виноват, зачем бежать?
- Мысль ваша, Галочка, только кажется логичной.
- Что, не так?
- Не знаю. Много странного.
- Странное знаете что? Вот видишь человека, и в голову тебе не приходит, что видишь его в последний раз. Михаил Михайлович сказал: "Иду за лампой!" И не вернулся... Ужасно это! А вчера возвращаемся мы с Олегом, вечереет, снежок чуть срывается, Демьяныч навстречу. "Здравствуйте, говорю, - дедушка! Куда собрались на ночь?" А он ласково так, уважительно: "Матвея иду проведать, подарочек есть для него". Сверток под мышкой держит. И пошел... Навсегда...
- Демьяныч направлялся к Филипенко? Что было в свертке?
Галя покачала головой:
- Я вам, Игорь Николаевич, про то, что в душе возникло, рассказываю, а вы сразу на служебный лад переворачиваете. Сухой вы человек. Потому и эдельвейс вам не понравился. Не знаю я, что в свертке было.
- Да, Галочка, потерял я, видно, в ваших глазах. Кажется, опять гроза собирается.
Он посмотрел на тучи, утрамбовавшиеся на этот раз не на пути в долину, а сбоку, в понижении между горами.
- Это не наша. Сюда не доберется. Над Красной выльется.
Они проходили мимо пруда. Вертолет стоял на лужайке, но в домике никого не было. На берегу на откосе маячила длинная фигура.
- Валерий осматривает место происшествия.
Художник заметил Мазина с Галиной, побежал через луг.
- Доктор, постойте! Вы искали меня вчера?
- Доброе утро, Валерий! Я не доктор.
- Если я вам нужен...
- Теперь делом занялась милиция.
- Плевал я на формалистику! Если я вам нужен...
- Может быть, я вам нужен, Валерий?
- Черт с вами! Вы мне нужны! Всегда поворачиваете по-своему.
- Успокойтесь. Я хитрю. Вы мне тоже очень нужны, однако я в двусмысленном положении. Вторжение в сферу чужих полномочий...
- Не будьте служакой! - перебил художник. - Знаю, что вы не доктор, но как-то не представляю вас в мундире.
- Спасибо за признание. Что ж... Поговорить стоит. Подождите меня здесь, а? Я провожу Галочку и вернусь.
- Ладно...
Когда Мазин возвратился, Валерий стоял почти там же, только прислонился плечом к сосне.
- Заждались?
- Нет. Знал, что наврете. Нужна вам эта колдунья! Какую-то мысль преследовали.
- Была и мысль. Спросил кое-что у Глеба. Перекинулся парой слов с майором. Но вашего пренебрежения к Гале разделить не могу. В хижину зайдем?
- Нет. Не хочу туда. Лучше на воздухе. Что вы хотели узнать?
- Боюсь, что теперь, после смерти Демьяныча, это не так значительно, чем то, что хочется рассказать вам.
- Мне не хочется. Я себя за шиворот тяну! Только не стройте глубокомысленную рожу, не надувайте щеки, не изображайте гениального сыщика, который все знает! Ни черта вы не знаете и не узнаете, если я вам не скажу. Но я скажу, потому что я идиот!
- Нельзя ли помягче, Валерий?
- Нельзя. Столько лет считать себя умником - и вдруг убедиться, что ты круглый дурак! Такие переходы мягко не даются.
- Что это вы ополчились на собственную порядочность? Зачем?
- Порядочность? Ха-ха-ха! Впрочем, так с дураками и обращаются. Примитивно! Голыми руками! Я разочарован, доктор. Нельзя меня так покупать! Я сам, понимаете, сам!
- Я сказал то, что думал, Валерий.
- Тем хуже. Хотя вы правы: дурак и порядочный - почти одно и то же. В моем случае особенно. Порядочный дурак! Незаурядный.
- Напрасно вы смешиваете эти понятия.
- А есть разница? Тонкие нюансы?
- Чтобы быть порядочным, требуется мужество.
- Как вы меня покупаете! - повторил Валерий. - Скажите еще, что любите меня, как родного, добра желаете!
- Зачем врать? Родных я люблю больше.
- И все же врете! Играете, как кошка с мышью, и ждете, ждете с вожделением, когда же сорвусь я, выболтаю. Признания добиваетесь.
- Признания мало, чтобы установить истину.
- Когда брешут. А если правда?
- В чем правда?
- В том, что не могу я, не могу вынести, чтобы вместо меня, за мою вину вы упрятали за решетку этого примитивнейшего дикаря, ничтожного живодера Филипенко!
- Он сбежал.
- Потому что идиот. Еще хуже меня. И с карабином наверняка. Пока вы его возьмете, половину перестреляет - и все ему! Вышка! Или как так у вас говорится?
Мазин не ответил.
- Молчите? Как удав, который ждет кролика? В одни ворота играете. Видите же, что у меня нервы сдали!
- Валерий, вы из тех людей, на которых после пьянки находят приступы покаяния и самобичевания. Я бы вам посоветовал опохмелиться. В хижине осталась бутылка.
- В хижину не пойду. И прекратите ложь! Ведь дрожите от нетерпения!
- От страха дрожу.
Художник широко раскрыл глаза.
- Боюсь, наплетете несуразного. Ну, лучше мне плетите, чем там, под протокол.
- Да прекратите ж вы под добряка работать! Глотайте кролика с потрохами, с ушками, с хвостиком пушистым Пусть правда торжествует на земле. Пасечника гнусного я убил, а не Филипенко.
- Попробуйте доказать! - вздохнул Мазин.
- До-ка-зать? - Валерий сжал кулаки. - Не жирно ли будет, товарищ подполковник?
- Валерий, я не понимаю, чем вы возмущены. Вы что, оваций ждали, букетов? Чем вы хвастаетесь? Какими заслугами? Кровопролитием? Зря! Признанием? Тоже не подвиг, между прочим. Майор Волоков - работник отличный. Если вы виноваты, докопается. Так что признание вам одному нужно. Чтобы на снисхождение и смягчение рассчитывать.
На лице Валерия появилась гримаса.
- Как вы со мной заговорили! Как заговорили!.. Впрочем, ждал.
- Не ждали Привыкли, что нянчатся с вами.
Валерий напрягся.
- Гражданин подполковник! А что, если я побегу? Стрелять будете?
- Мой пистолет остался в служебном сейфе. Да он и не понадобится. Никуда вы не побежите. Некуда бежать! Поэтому рассказывайте, что у вас произошло с Демьянычем.
- Произошло! Дал ему по морде - и все! Убивать не собирался.
- И он свалился в речку?
- Зачем в речку? На пол.
- Где вы его били?
- В хате. Не бил. Один раз ударил.
- За что?
- Заработал. Затрещина ему причиталась - это факт. А вот больше.
- Тут вы не уверены?
- Не уверен.
- По-вашему, убитый до берега сам добрался?
- Убитый? Смеетесь?..
- Кто смеется, Валерий? - Мазин перешел на "ты". - Одно из двух: либо ты убил старика - и тогда он не мог ходить по берегу, либо ты морочишь мне голову. Давай уточнять, что ты сделал после того, как ударил Демьяныча?
- Плюнул и ушел.
- И больше его не видел?
- Сегодня. В белых носках.
- Как же он попал в речку?
- Неужели не понимаете? Он очухался и решил сделать холодную примочку. Пришел на берег, но в голове-то кружилось. Споткнулся.
- И захлебнулся?
- Выпил лишнего.
- Сам виноват, выходит?
- Не знаю, как это по вашему кодексу рассматривать.
- А по-твоему, как?
- Если б я его не ударил, был бы жив. И Филипенко бы не сбежал.
- Филипенко-то в убийстве твоего отца обвиняют.
- Не может быть! Не убивал он отца.
- И это на себя возьмешь?
- Ну! Ну...
- Введи, пожалуйста, глаза в орбиты, Валерий, и не воображай себя ни жертвой, ни героем. Как родного я тебя не люблю, но помочь хочу Насколько это возможно для такого избалованного сумасброда.
- Вы, кажется, сочувствуете мне, подполковник?
- Называй меня по имени и отчеству.
- Нахально прозвучало?
- Неуместно.
- Ладно. Не буду. Вы мне насчет старика поверили? Что я ударил и ушел?
- Да.
- Это по-человечески. Службист бы усомнился. Решил бы, что убил, оттащил на берег и бросил: плыви по волнам, нынче - здесь, завтра - там, до самого синего в мире...
- Оттащил? - заинтересовался Мазин.
- Ну вот, теперь ухватитесь.
- Не бойся. Следы его, не твои. Но экспертиза, Валерий, утверждает, что пасечник не утонул. В воде он оказался уже мертвым.
- Лапкой гладите, а коготки наготове?
- А тебя только лапкой можно? Небось жалеешь уже, что правду рассказал?
- Да уж эксперты ваши того не скажут. А в самом деле, ну зачем я наговорил вам это? Филипенко пожалел? Ну кто этот Филипенко?
- Человек. Сынишка у него есть.
- Гомо полусапиенс. Черт с ним! Смотрите, Игорь Николаевич, какой дождь на Красной речке льет! А у нас солнце.
- Туман у нас, Валерий. Как в твоей голове. О чем жалеешь? Чего мечешься? С собой воюешь. Хорошего в себе стыдишься. В маске щеголяешь. Приоткрыл чуть и перепугался! Да чего? Не суда даже, а того, что дураком сочтут. Почему? Человека всякая низость, хоть случайно совершенная, хоть по обстоятельствам, тяготить должна, покоя не давать. Кто нас строже осудит, чем сами мы? Зачем совесть свою суду передоверять, прокурору, уголовному розыску? Ошибся - не наказания бойся, а новых ошибок! Наказание перенести можно. И не тюрьма тебе грозит, а сам ты себе мешаешь, лучшим в себе не дорожишь, между трех сосен крутишься, как слепой, да с гонором, со штучками! Порядочность заговорила дураком обозвался! Удалилась опасность сразу фан фаронить! Развязность напустил. "Подполковник!.." Будто ты гусарский ротмистр на балу в дворянском собрании. И там старшим хамить не полагалось. А ты-то не ротмистр, а младший лейтенант запаса небось!
Ведешь себя глупо. Запутался, когда узнал, что на егеря вина пала. Не его ты спасать кинулся! Порядочность тут фундамент, а над ним здание большое, запутанное, с ходами, переходами, лестницами вниз, вверх, да все внутрь, вглубь, а наружу дверей не видно. Вдруг мелькнуло где-то на четвертом этаже. Ты туда - прыгать решил, а тебе трап подкатывают, как к межконтинентальному лайнеру. Пожалуйте! Ты и обрадовался. Интервью давать собрался. А мне не интервью, мне факты нужны. Все факты. Кое-что сказал спасибо. Пояснил. Но главный-то нарыв остался. Не вскрыт. Кто отца убил? Говоришь, не егерь? Почему? Олег уверен, что он.
- Олег - самоуверенный болван.
- Всех разругал. А сам?
- Про меня вы уже сказали.
- Правильно сказал?
- Почти. Особенно про здание. Вниз да вглубь - и на месте. Филипенко не виноват, точно.
- Кто ж виноват?
- Кушнарев отца убил.
Мазин положил руку на плечо Валерия.
- Ты отдаешь себе отчет в таком обвинении?
- Отдаю.
Валерий сказал серьезно, глядя мимо Мазина, как туча смещается к югу, оставляя над Красной речкой чистое, вымытое небо.
- Доказать можешь?
- Это вы сами... Соберете по кирпичику. Зачем вы меня искали вчера?
- Я долго разговаривал с Кушнаревым.
- И он вас охмурил? Слезу пустил? Рассказал, как пострадал невинно?
- Об этом я узнал от Марины Викторовны.
- А что он об отце говорил?
- Он сказал, что Михаил Михайлович сидел в тюрьме.
- Мерзавец!
- Ты знал об этом?
- Узнал. Накануне смерти отца. И понял многое.
- Что он успел тебе рассказать?
- Все.
- И про побег?
- Вы знаете про побег? От Кушнарева?
- Да.
- Тогда он сам себе яму выкопал. Понимаете, что меня сдерживало?
- Догадываюсь.
- Растерялся я. Сообразить не мог, как поступить, что делать. А он решил, что в безопасности, что не знает никто... Что он говорил?
- Михаил Михайлович скрывал, что был осужден. Он пытался бежать, но неудачно. Получил дополнительный срок. Освободился в годы войны, воевал, но прошлого стыдился и сменил фамилию.
- Не понимаю, зачем ему понадобился такой вариант.
- Вариант?
- Смягченный.
- Валерий, давай присядем на то поваленное дерево.
- Что, в ногах правды нет?
Солнце постепенно прогревало лес, лучи его подсушивали отсыревшие ветки. Воздух наполнялся хвойным ароматом. Мазин достал из кармана портсигар, повертел в руках, постучал пальцем по крышке.
- Я думал, вы не курите, - сказал Валерий.
- Не курю. Эта штука попала ко мне случайно Портсигар пуст.
И, подтверждая свои слова, Мазин открыл портсигар, показал художнику и снова спрятал в карман.
- Очередной прием? - спросил Валерий.
- Вроде этого.
- Темп сбиваете?
- Если хочешь... Для себя главным образом Чтобы без внутренней суеты осознать то, что ты мне скажешь.
- Могу и ничего не сказать.
Мазин посмотрел мягко, заботливо:
- Лучше скажи.
- Ладно. Побег оказался удачным. Наврал, мерзавец. Но лучше б такой удачи не было...
- Пожалуй.
- Не понимаете вы! Не в побеге соль. И страшное не это. Человека убили - вот где тайна.
Большой неповоротливый комар пытался прокусить куртку Валерия, но только зря натужился, перебирая тонкими ножками.
- Кто убил?
- Сволочь эта. Но доказать, что отец непричастен, невозможно! Понимаете? Вдвоем они были, а свидетелей йет.
Валерий взмахнул рукой, и комар, оторвавшись от куртки, закружился над ним, выбирая новое место.
- Кого убили?
- Не знаю. Не спросил, а отец не успел. Как в бреду все получилось. Представить трудно. У нас так отношения складывались. Недружно. Несправедливо. С моей стороны. Я его консерватором считал и все прочее. А тут узнал, что неродной. Мальчишеские комплексы одолели. И еще... Но об этом не стоит. Это лишнее. Одно поймите: я его далеким считал, непонимающим, чужим, благополучным, удачливым, самодовольным. Деньги, дача, хвалы газетные, жена молодая... А он совсем другой жизнью жил. И вы поймите, поймите! - Валерий схватил Мазина за рукав и дергал, то притягивая, то отталкивая от себя. - Меня-то он любил! Ценил, уважал, а я ничего не видел. Почему так говорю? Со мной ведь он решился поделиться, мне рассказать! Довериться! Мое мнение ему важным оказалось! То есть подлинным сыном он меня признавал, а не пасынком, не воспитанником, не чужим! А я...
- Спокойнее, Валерий. Хорошо, что ты так говоришь, но спокойнее. Нужно спокойнее!
- Ладно. Отец позвал меня. Ну, я в уверенности, что очередная нотация... И вдруг обухом. "Сын! Хочу, чтоб стал ты моим судьей. Виноват я. Совершил ошибку, осудили меня справедливо, но я не выдержал, молодость подвела. Бежал. Думал, повезло, а оказалось... Бежали мы вдвоем. И так получилось, что погиб при этом человек. Клянусь, не я убил. Тот, другой. Запомни и поверь! Не я. Но и я виновен. Не помешал! Не предотвратил. Не спас. Всю жизнь вину эту загладить хотел. В твоих глазах особенно. Что мог, все сделал. Но выхода нет. Жив убийца, и сначала все... Откроется все. Не страшно. Одного боюсь: чтоб ты не осудил".
Валерий низко опустил голову, так что Мазин не видел его лица, видел один заросший затылок.
- Михаил Михайлович назвал Кушнарева?
- Да.
- Передайте его слова по возможности точно.
- Я хорошо запомнил. Я спросил: "Он тебе угрожает?" Отец кивнул. "Где он?" - "Здесь". О ком еще он мог говорить? Кушнарев знал отца много лет Он сидел в тюрьме. Он жил у нас, ел, спал, брал деньги... Шантажировал.
- Чего же он захотел еще?
- Не знаю. Может быть, ничего. Может быть, у отца истекло терпение. Годы терпения.
- Но имя Кушнарева не прозвучало?
- Как же! Я не договорил. Я подумал о нем и спросил "Это Кушнарев?" Отец заколебался на мгновенье, посмотрел на меня и ответил... Я ручаюсь за точность фразы. Он сказал: "Кушнарев? Не Кушнарев, а Паташон". Понимаете?
- А вы?
- Это же ясно! Кущнарев - не Кушнарев, а Паташон Преступник Паташон. Убийца.
- Однако у него убедительная биография.
- Легенда, а не биография. Которая вся шита белыми нитками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17