И только оказавшись в воде, Эмми издала радостный крик.
Дэвид обернулся и увидел ее руки, разбивающие сверкающую серебряную гладь, и ее тело, легко скользящее по воде.
Ополоснув лицо, тело и грудь холодной водой, Дэвид вытерся и бросил полотенце на одежду Эмми под ивами. Затем пошел прочь, неся в руке котелок с водой.
Когда Эмми вернулась к палатке, он раздувал угасающее пламя. Вода в котелке бурлила, и пока он заваривал, чай, Эмми поджарила кусок бекона.
Больше ничего из еды не осталось, поэтому она заставила Шредера съесть бекон, а сама ела хлеб, запивая его горячим чаем. Волосы Эмми были распущены по плечам, и, когда они покончили со своим скудным завтраком, она достала из чемодана щетку с серебряной накладкой и стала расчесываться, позволяя спадать волосам черным водопадом. Высушив волосы, Эмми скрутила их в такой же тугой узел, как и вчера, и с вызывающим видом натянула чулки.
– Твой отец будет сегодня на бегах? – спросил Дэвид.
Синие глаза Эмми широко раскрылись.
– Я помню тебя, – сказал он, – а ты меня нет. И если твой отец узнает, что сегодняшнюю ночь ты провела в моей палатке, мне от него достанется на орехи, да и тебе, думаю, тоже.
Немного подумав, Шредер добавил:
– Он великий человек, хотя и маленького роста!
– Бог спаси его душу! – Эмми набожно перекрестилась, а затем ее пальцы прикоснулись к висевшему на шее крестику. – Вот уже шесть месяцев, как его нет в живых: он умер после того, как лошадь ударила его копытом.
Дэвид тяжело вздохнул:
– Мне очень грустно слышать об этом. Я видел его на бегах в Тарпорли год назад, и ты была с ним. А когда мы с ним подружились, тебя уже не было…
– Я ездила с отцом в Тарпорли в течение пяти лет, – глаза Эмми наполнились слезами. – Хотя он и был всего лишь конюхом, из него мог бы выйти великий тренер!
Она украдкой смахнула слезу тыльной стороной ладони.
– Я рисовал тогда в Тарпорли лошадей, – заговорил Дэвид после непродолжительного молчания, – и мы договорились встретиться с ним сегодня.
– Святой Боже! – воскликнула Эмми. – Как будто его дух послал меня сдержать обещание.
– Даже если это так, – грустно отметил Дэвид, – мне очень жаль, что я не встретил его самого.
– Сэр Джордж Гроули – его бич, – сказала Эмми со вздохом. – Сэр Джордж держал собственных лошадей: у него их было несколько, и без отца он ничего не мог с ними сделать.
Эмми обвела грустным взглядом окрестности и стала вспоминать.
– Это было прекрасное время. Мой отец имел собственный маленький коттедж. А потом сэр Джордж купил эту бестию, лягнувшую отца в живот, шесть месяцев тому…
Дэвид достал портсигар и закурил.
– И что было потом? – спросил он.
Некоторое время Эмми молчала, потом продолжила:
– О, кругом преобладала всеобщая доброта, и как только они не превозносили моего отца!
Эмми поднялась и нервно заходила вокруг сидящего на бревне Дэвида. Тот не спускал с нее пристального взгляда своих черных, как угли, глаз.
– Представляешь, они только и говорили о том, что им необходимо позаботиться о дочери такого человека, о том, что она не должна ни в чем нуждаться и так далее… – Эмми зло плюнула на землю. – И все это закончилось тем, что из меня собрались сделать прислугу!
Девушка с размаху шлепнулась на край бревна рядом с Дэвидом. Он едва удержался, чтобы не свалиться в кострище.
– Не так резво, Эмми! – попробовал пошутить Шредер.
Девушка, не слушая его, заговорила опять, словно кому-то пыталась в который раз доказать свою правоту:
– Я, как только поняла к чему идет дело, сказала себе: все, стоп, спасибо! Вот пережду, когда кончится зима, а затем уйду!
Эмми пытливо глянула на Шредера:
– Знаешь ты этих Гроули?
– Слышал о них, – ответил Дэвид. – Древний род.
– Слышал о молодом Тоби? Будущем лорде? – лицо девушки покрылось красными пятнами.
С нескрываемым интересом Дэвид ответил:
– Да. А что?
Эмми хлопнула себя по коленям, как заправский жокей:
– Все, забудь о нем!
Потом, словно навсегда оставив прошлое, девушка встала с бревна и, оправив юбку, подошла вплотную к Дэвиду. Он слегка попятился, стряхивая пепел сигареты на свою куртку.
– Что мы собираемся сегодня делать?
Эмми уперлась в свои бока обеими руками и стала похожа на яркую деревенскую куклу. Дэвид отметил это про себя, как художник.
– Я собираюсь на бега, – медленно проговорил он. – Ты же можешь делать все, что тебе вздумается.
На такое предложение Эмми заявила с вызовом:
– Мне бы хотелось пойти с тобой!
Он глянул на нее с неожиданной свирепостью:
– Какого дьявола ты мне навязываешься?!
– Мне некуда идти, – Эмми опустила голову. – Некуда, совершенно некуда, – тихо добавила она.
Дэвид продолжил разговор довольно мирно:
– У тебя ведь есть место. Почему бы тебе там не остаться?
– Потому, что я сама выбираю себе место, даже если его у меня и нет!
С этими словами Эмми встала и нахлобучила на голову свое сомбреро. Затем она вытащила из палатки свой забрызганный макинтош.
– Я хотела бы заплатить вам за ночлег! – девушка сердито схватила свой розовый чемоданчик.
Дэвид сидел, оперев голову на руки, глядя на потухшие угольки и перебирая пальцами свои курчавые волосы.
Эмми напряженно ждала ответа:
– Ну, так как?!
– Я одинок! – послышалось в ответ.
Розовый чемодан мягко шлепнулся в заросли медуницы:
– И ты еще пытался прогнать меня…
Палатка была сложена и поместилась в старый армейский мешок времен Первой империалистической войны, со всем остальным имуществом Дэвида.
Эмми с облегчением вздохнула, когда он взгромоздил рюкзак на свои узкие плечи.
– Мне кажется, ты умеешь работать не только языком, – думая о чем-то своем, заговорил Шредер, и вышел на грунтовую дорогу. – Да, Эмми, в куске хлеба ты никогда не будешь нуждаться! Это ж так ловко упаковать мой вещмешок! – Дэвид восхищенно щелкнул языком.
Эмми, польщенная похвалой, весело защебетала:
– Ну, если о хлебе речь, – в данный момент я бы от него не отказалась! Если мы собираемся раздобыть себе еду, я могу кое-что предложить, – и она хитро подмигнула. – Я ведь могу заложить щетку для волос, которую украла у Гроули. И мы могли бы поставить потом эти деньги на лошадь.
– В принципе ты могла бы ее заложить, – немного подумав, ответил Дэвид, – если бы нам удалось найти ломбард в центре Чешира. А я сделаю несколько набросков лошадей, и, может быть, продам их, а вечером я буду рисовать портреты в пабе. Хорошее дело – быть художником в этих счастливых краях!
Они обсуждали все это, шагая по прекрасным цветущим полям, Дэвид, с оттягивающим плечи вещмешком, а Эмми, помахивая своим розовым чемоданчиком.
– Я внимательно тебя рассмотрела сегодня утром, – заговорила девушка, время от времени забегая вперед. – Так вот, на твоих костях ничего нет, кроме кожи. Тебе нужен кто-то, кто бы следил за твоим питанием.
– Я питаюсь нормально, когда есть чем питаться, – беззлобно пробурчал Дэвид. – И не надо обо мне заботиться. Я могу сам о себе позаботиться.
Увидев, что Эмми сразу как-то вся поникла, Дэвид вдруг предложил ей:
– Лучше давай споем!
– Я не знаю никаких светских гимнов, – Эмми очень оживилась. – Знаю песню «Хватит, миссис Мурт» Идет?
– Нет, под нее плохо маршировать. Давай лучше «Я – бродяга»!
– О'кей! Начинай!
Дэвид запел во все горло:
– «Я люблю своего хозяина, он мой лучший друг!
Вот почему я стою в очереди за куском хлеба,
Среди других, таких же безработных, как и я.
Аллилуйя! Я – бродяга!
Аллилуйя, аминь!
Аллилуйя! Возложи на нас свои руки!
Оживи нас вновь…»
Эмми присоединилась к припеву и научила Дэвида тем словам, которых он не знал. Их пение далеко разносилось по окрестности.
За поворотом дороги показались черно-белые домики и пруд.
Возле одного дома Эмми увидела скамейку. Уставшая, она присела на нее. Когда она оглянулась, то увидела стоящую на пороге молодую хозяйку.
Стараясь задобрить хозяйку и понравиться ей, Эмми поспешно заговорила ласковым голосом:
– Я думаю, вы не будете возражать, если мы немного передохнем здесь. Мы направляемся в Биркенхэд, ботинки моего мужа почти развалились, а там нас ждет работа, благодарение Господу…
Дэвид отупело смотрел на нее, а женщина смотрела на исхудалое лицо Дэвида и его измученные глаза. Эмми уловила ее взгляд.
– Садись, дорогой! Отдохни, пока есть возможность. И так тяжело идти на пустой желудок, – Эмми похлопала по скамейке рядом с собой.
Женщина ушла, но вскоре вернулась и поставила перед ними тарелки с хлебом и говядиной и горячий чай.
Поев, Эмми собрала посуду и поставила ее у дверей дома.
– Благослови вас Бог, – сказала она, – и вашего малыша, когда он появится на свет.
Женщина покраснела от пронизывающего взгляда Эмми.
– Пойдем, дорогой, – ласково обратилась она к Дэвиду. – Нам следует поспешить, пока дорога не заполнилась людьми, спешащими на бега.
– Возьмите это, мадам, – сказал Дэвид, протягивая хозяйке дома забавный эскиз, который только что набросал. – Когда-нибудь это будет стоить больше, чем стоимость того, что мы съели у вас. Я подписал его.
Шредер догнал Эмми у остановки автобуса.
– Что это значит? – взревел он. – Ни разу в жизни я не попрошайничал, и не собираюсь этого делать. Если останешься со мной, запомни: мы должны зарабатывать себе на хлеб.
Эмми хладнокровно ответила:
– Возьми себе на заметку: иногда доброе слово может оказаться весьма кстати…
Кое-как втиснувшись в переполненный автобус, они, безусловно, бесплатно, добрались до Тарпорли.
Толпа хлынула в сторону ипподрома.
Шредер, крепко держа за руку Эмми, старался идти с краю дороги. Становилось все теплее и теплее.
Автомобили, фыркая и рыча, обгоняли всех, наполняя воздух дымом и пылью. И вдруг Эмми вырвалась и наперерез бросилась к желтому «бьюику». Раздался скрип тормозов. Из открытого окна машины посыпались проклятия, а потом один из сидящих в ней мужчин, закричал:
– Эгей! Эмми! Откуда это ты? – он, вытянув руки, потрепал по щеке подбежавшую к нему девушку. – Я не слышал о тебе с тех пор, как старик помер.
– Брожу по свету в поисках судьбы, – весело сказала Эмми, – и таскаю с собой своего голубка. Дэвид, подойди и познакомься с приятным джентльменом, букмекер Пигги Уайт.
Пигги ногой толкнул дверцу «бьюика» и буквально вывалился на зеленую обочину дороги.
Вслед за ним из машины выскочил маленький юркий еврей лет сорока. Он подбежал к Эмми и прижался к ее лбу своими мокрыми красными губами.
Дэвид ошарашено смотрел на них.
Эмми же обняла коротышку и потерлась головой, как кошка, о его небритое лицо.
– Вот так встреча! Дод! Я уже не видела тебя вечность!
Потом, сообразив, что Шредер впервые видит этого человека, взяла его за руку и подвела к Дэвиду.
– Это Дод Розинг, клерк Уайта, – больше ничего не объяснив, Эмми вдруг присела возле своего розового чемоданчика. Открыв его, она вынула серебряную щетку.
– Пигги! Есть товар для тебя. Сколько?
– Ты что, стащила ее? – Уайт распрямился и взялся за пояс, охватывающий, как экватор, внушительную сферу его живота.
– Должна же была я уйти от Гроули хоть с чем-то? – оправдываясь, ответила Эмми.
Пигги повертел щетку в руках:
– Монограммы нет. Достаточно безопасно. Десять шиллингов, – оценил он вещь.
– Идет, – кивнула Эмми.
Пигги достал банкноту. Эмили взяла ее и протянула Розингу.
– Для малышки, – сказала она.
Дод грустно кивнул.
– С нею все в порядке? – встревожилась Эмми.
– Да! – успокоил ее Дод. – Она – прелесть!
– Поцелуй ее за меня и скажи, что мама скоро обнимет свою Кэтрин!
Эмми приложила к своим губам указательный палец, поцеловала его, а потом провела им по пухлым устам Дода. Розинг сразу стал краснеть, но Уайт потянул его за полу пиджака.
– Все, растаял уже. Хватит, поехали. У нас сегодня полно работы! – Пигги чуть втиснулся в машину и, нажав на стартер, начал медленно выруливать на дорогу. – Увидимся к вечеру! – долетело до Эмми.
Шредер стоял в стороне под лиственницей и пристально рассматривал идущую к нему Эмми.
Девушка подошла к Дэвиду и, как будто ничего не случилось, поправив на голове сомбреро, проговорила:
– Пожалуйста, ничего сейчас не спрашивай. Пойдем, скоро первый заезд.
Шредер поправил лямку вещмешка, что врезалась в его плечо, и, достав из бокового кармана небольшой блокнот, молча пошел в толпу.
Они долго бродили среди людей. Здесь были «жучки», знавшие секреты успеха, но все еще носящие рванье, негритянские певицы, бренчащие на банджо, евангелисты и иудеи.
В маленьких буфетах продавалась закуска и танцевали цыганские девушки. Попрошайки клянчили милостыню, а там, где стояли ряды автомобилей, знать ела икру и пила шампанское.
Из автобусов выгружались все новые партии прибывающих из города людей, нагруженных свертками с едой и бутылками пива.
В маленьком загоне водили по кругу лошадей. Робкие и красивые существа, они, казалось, презирали толпу, собравшуюся вокруг.
Дэвид ходил среди этой веселой суеты, и его рука быстро и легко летала над блокнотом. Лошади, люди, собаки, богачи и бедняки, адвокаты и продавцы – все ложилось на бумагу.
Шредер сбросил с плеч рюкзак, и Эмми, молча ходившая за ним, понесла его в одной руке, а свой чемоданчик в другой.
Дэвид зарисовал и ее в блокноте, в сомбреро со сломанным пером и макинтоше, подпоясанным вокруг тонкой талии.
– Бог мой! – воскликнул Шредер. – Ни одна женщина здесь не может сравниться с тобой! Я только что разглядел тебя. Рядом с тобой все эти дамы из «роллс-ройсов» выглядят как торты. Ты и лошади – единственное, на что здесь стоит посмотреть.
Он прикрепил булавками свои наброски к лежащему рюкзаку и начал выспрашивать свою цену, предлагая каждый за шесть пенсов.
– Если мы продадим четыре, – сказал Дэвид, – нам уже хватит на день. Шиллинг на еду и шиллинг, чтобы поставить на лошадь.
– Ты не подписал их, – заметила Эмми, рассматривая рисунки.
– Я знаю, – ответил, улыбнувшись, Шредер, – это, конечно, небольшое надувательство, но дураки не знают об этом.
– Ты, кажется, обольщаешься, – заметила Эмми. – С каких пор твой автограф является ценностью?
– Может, с послезавтрашнего дня, – подумав, сказал Дэвид. – Или около того.
– Ты не приколол мой портрет! – Эмми осмотрела эту маленькую выставку.
– А я и не собирался этого делать, потому… – Шредер внезапно умолк.
Стройный юноша, от которого пахло хорошими духами, остановился перед рисунками. Он был чисто выбрит, хорошо одет. Золотые кудри вились на его голове, а голубые глаза внимательно рассматривали экспозицию работ Шредера.
– Я хочу взять несколько, – наконец заговорил он, а потом добавил: – Что за фокус?
– Никаких фокусов, – буркнул Дэвид.
– Я понимаю, что вы не хотите их подписывать.
– Почему я должен это делать? – с вызовом ответил художник.
Покупатель спокойно пояснил:
– Они будут тогда более ценными.
Дэвид недовольно пробурчал:
– С чего это вы взяли?
– Проклятье, у меня есть глаза! – внезапно закричал юноша. – Сколько вы хотите за подписанный?
Дэвид задумался.
– Фунт за каждый! – дерзко предложил он.
– Немного крутовато, – покупатель несколько раз подходил к рисункам и приглядывался. – Шесть фунтов вместо трех шиллингов, – предложил он мастеру.
Дэвид отвернулся от юноши.
– Это даром!
– Я возьму одну – вот эту – подписанную, – и покупатель протянул Шредеру банкноту и шиллинг. Потом, помахав картинкой, он сказал Дэвиду. – Эта лошадь на вашем рисунке – Ройстерер. Она принадлежит моему отцу – сэру Джорджу Гроули. Она всегда приносит нам удачу!
С этими словами Тоби Гроули чинно удалился.
Дэвид оглянулся в поисках Эмми, чтобы рассказать ей о покупателе. Девушка выскользнула из-за стоящей неподалеку повозки.
– Он ушел? – испуганно проговорила Эмми. – Фу, чуть не попалась!
Толпа собралась вокруг будущей знаменитости, многие хотели купить рисунки по шесть пенсов, но Дэвид больше ничего не продавал. Он сложил рисунки, поднял рюкзак, и они пошли к буфету.
Эмми дожевывала свой бутерброд, когда Дэвид, осушив уже третий бокал пива, спросил у нее:
– Ты слышала когда-нибудь о такой лошади – Ройстерер?
– Ах, Святые Ангелы Господни, если бы моего отца не пнули в живот, какую лошадь он бы сделал из этого Ройстерера! Эта лошадь может бежать весь день и перепрыгивать через дома. Это птица, Пегас! – глаза Эмми подернулись слезой.
– Тоби Гроули купил у меня рисунок с Ройстерером, – задумчиво проговорил Шредер. – Еще он сказал, что эта лошадь приносит Гроули удачу.
– Конечно, у кого есть деньги, тому и конь их копытами высекает, – недовольно пробурчала Эмми.
– Может, все-таки объяснишь мне, что ты имела с этим красавчиком Гроули?
Дэвид не скрывал своего раздражения. Эмми откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза, тихонько заговорила:
– Дело было так. Я была доверчивым ребенком и родила, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Здесь нечем гордиться, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33