Экономика. Спрос и предложение.
Через 10 минут, поддерживая друг друга в вертикальном положении, они пробирались сквозь сходящую с ума толпу -- к величайшей тоске Уинга, который терпеть не мог, когда от него сбегали пьяненькие клиенты хотя бы с парой долларов в кармане.
Наверное второй самый печальный в тот вечер момент для Эла Макки наступил, когда проходя мимо бедного старого Кэла Гринберга -- детектива с тридцатипятилетним стажем, работающего с ним в одном отделе, -- он услышал, как тот, пытаясь перекричать грохот всепроникающего тяжелого рока, отчаянно доказывал что-то флегматичному молодому копу из участка на Ньютон стрит, которому было абсолютно на все наплевать.
- Я бы не имел ничего против, - кричал бедный старый Кэл Гринберг, если бы это была музыка. Ты называешь это музыкой?
- Ты знаешь ту девицу из канцелярии? - отвечал ему молодой коп. Мэгги... забыл, как дальше. Сиськи у нее отсюда до Сан Диего. Знаешь?
- Ну? Ты называешь это музыкой?
- Сиськи у нее - отсюда до Техаса. По-моему, Мэгги...
- Сиськи! И это все, что ты хочешь взять от жизни? Тебе что больше нужно, мозги или сиськи? - потребовал ответа бедный старый Кэл Гринберг.
- Ерунда, - сухо сказал молодой коп. - Если бы у меня были мозги, я бы покупал сиськи.
- Но ты называешь это музыкой? - настаивал бедный старый Кэл Гринберг. - Это не музыка. Ты когда-нибудь слыхал про Глена Миллера? Вот он делал музыку. Глен Миллер. Ты хоть слыхал о нем?
Уинг остановил надвигавшуюся пьяную истерику бедного старого Кэла Гринберга, налив ему двойную порцию виски. Он украдкой провел изумрудным рукавом по стопке долларовых банкнот, лежавших перед старым детективом. Уингу удалось украсть два доллара, не считая цены за выпивку, и добавить их к шальным деньгам в шкатулке.
- Скажи ему, Уинг, - умолял бедный старый Кэл Гринберг. - Скажи этому мальчишке. Глен Миллер был герой!
- Герой! Расскажи это своей бабушке, - захихикал Уинг, прибавляя звук тяжелого рока еще на два децибела. - Он так и не выучился как следует летать!
Вероятно, осечка Эла Макки в чайнатаунском мотеле была неизбежной. Когда она сняла лифчик и колготы, ее тело осело и провисло. Она выпадала по частям: желеобразные бедра, зеленоватые варикозные икры, перекрещенный сетью морщин и складок живот. Серый живот старого тюленя.
- Черт бы тебя побрал! - сказала она наконец, потная и задыхающаяся, но не от желания, а от изнеможения. - Ты что, гомик что ли? Я отсосала себе все зубы. Ради чего?
- Извини, - отрыгнул он. Комбинация виски с внутренним напряжением вызвала у него невероятный приступ газообразования.
- Чтобы ловить большую рыбку, нужна крепкая удочка, малыш.
- Я знаю. Я знаю.
- Это просто какое-то невезение! В баре полно настоящих мужчин, а мне достался паршивый гомик.
- Может нам пора идти? - Он сделал попытку сесть, но потолок вдруг закружился. И не в том направлении, что кружился, когда он лег. Он впервые видел, чтобы потолок вращался в двух разных направлениях.
Изумительная Грейс. Ему нужна Спасительная Грейс!
- Ладно, ладно, - успокаивающе сказала она. - Я не хотела тебя обидеть. Мне не стоило так говорить. Боже, что со мной? У тебя маленькие неприятности, а я называю тебя гомиком. Боже, что со мной случилось? Мне надо помочь тебе.
- Это я виноват. Не ты.
- Нет, нет, радость моя. Вот так, иди к мамочке. - Она притянула костлявого детектива к мягкой, свисающей груди и засунула ему в рот сосок. - Вот так, вот так. Через минуту ты будешь в порядке. Мамочка была не права, когда ругала и обзывала тебя. Вот так, вот так.
Изо рта Эла Макки сочилась слюна. Его правый глаз был совсем закрыт, левый -- почти закрыт. Он не чувствовал, что она ласкает его.
Он не чувствовал, что засыпает. Она не чувствовала, что он уснул. Потом она почувствовала.
Эл Макки больно ударился локтем о тумбочку, когда упал на пол, как мешок с костями.
- Я отсосала себе все зубы! - визжала Изумительная Грейс. - Ради чего? Поганый гомик!
Эл Макки не знал, отвезла ли она его обратно в "Сверкающий купол". Он не знал, который час. Он не знал, где находится, он лишь знал, что ведет свой пятилетней давности "Пинто" по Голливудской автостраде. Следующее, что он узнал, было очень странной штукой: рядом с ним со стороны водителя ехал на мотоцикле полицейский из Калифорнийского дорожного патруля и делал ему знаки, чтобы Эл подъехал поближе.
Эл Макки подумал, что ехать так близко - очень опасно для дорожного копа, поэтому, крепко держа руль в правой руке, он тщетно попытался открыть левой окно. Он не мог понять, чего от него добивается дорожный коп. Может ему лучше остановиться? Затем случилось невероятное. Дорожный коп закричал на него так громко, что у Эла Макки заболели уши. Дорожный коп сказал, Вылезай из этих поганых обломков, жопа!
Эл Макки решил остановиться. Он едва видел дорогу перед машиной. И почему у него погасли фары? Он вдруг осознал, что другие машины обгоняли его так, словно он стоял на месте.
Он действительно стоял.
Разъяренный дорожник открыл дверцу, схватил детектива за порванный рукав и рывком вытащил из машины. Эл Макки стукнулся головой. Ему показалось, что крыша просела.
Крыша действительно просела.
Эл Макки стоял на автостраде. Позади него горели аварийные фонари, и некоторые любители поглазеть притормаживали, чтобы поинтересоваться, что произошло. Дорожный коп сигналил, чтобы они проезжали, и держал Эла Макки за шиворот, чтобы он не упал. Сзади остановилась патрульная машина полицейского управления. Двое полицейских с фонариками направились к ним.
- Помощь нужна? - спросил тот, что помоложе, дорожного копа, который, наконец отпустил Эла Макки, и тот обессилено опустился на покореженный "Пинто".
- Я себе еду и вдруг вижу, как вот этот алкаш наезжает на откос шоссе, - сказал дорожный коп. - Его "Пинто" наезжает на откос после того, как он пересек три полосы встречного движения. Потом он переворачивается на 360 градусов и опять встает на колеса. Когда я к нему подъехал, он думал, что ведет машину!
Эл Макки начал понемногу приходить в себя и почувствовал, что ему грозят неприятности. Он отошел от "Пинто" и осмотрел его. Вся крыша оказалась дюймов на шесть ниже. Машина осела на целый фут, поскольку все 4 колеса спустили. Стекла были разбиты, а ветровое вообще отсутствовало. Правая дверца лежала на густой траве рядом с шоссе. На Эле Макки не было ни единой царапины, если не считать шишки на голове, которую он заработал, когда дорожный коп вытаскивал его из машины.
- Эй, это же сержант Макки! - сказал коп помоложе. Он повернулся к своему напарнику. - Рон, это же Макки из отдела детективов!
- О черт! Полицейский! - Глаза дорожного копа закатились под шлем. Он здесь уже был. Дежа вю.
Эл Макки никак не мог сообразить, в чем дело. Это было похоже на первые секунды после сна. Окружающее что-то означало и в то же время не означало ничего. Реальность в такие моменты неуловима.
- Кажется, я могу объяснить, - начал Эл Макки, но вынужден был остановиться. Каждый его шаг отдавался, будто в погремушке. Он дребезжал, скрипел и звенел. Ветровое стекло сыпалось с него, словно снег. Его волосы были забиты разбитым стеклом. Оно попало даже в карманы.
- Слушай, - сказал молодой патрульный дорожному копу, - мы вызовем техпомощь и отвезем его домой. Он хороший парень. Отпусти его...
- Жопа! - сказал дорожный коп Элу Макки, устремляясь к своему мотоциклу и выбивая на ходу искры коваными подошвами. Он вогнал кулак в сидение, прежде чем вскочить на него и с грохотом умчаться.
Он снова его погладил. Это был его настоящий инструмент. Именно его он держал в руке, а не тот, что дал осечку в чайнатаунском мотеле. Смотреть стыдно: цилиндр настолько забит пороховой гарью, что едва вращается. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз чистил свой безотказный суррогат полового члена. И тем не менее этот малыш ни разу не давал осечку. Что было бы, если бы он так же обращался с тем, другим? Запаршивел бы до смерти? Скорее всего он лечился бы у вонючего китайского знахаря (исключительно благодаря Уингу -- после выплаты комиссионных), чтобы Управление не наложило на него взыскание за "поведение, недостойное полицейского", то есть за то, что он подхватил бы какую-нибудь венерическую заразу, вроде "красной смерти". Но этого быть не может. Он регулярно чистит, и смазывает, и прочищает тот, что дал осечку.
Стакан опустел. Он даже не помнил, как допил его. Он положил табельный длинноствольный "смит и вессон" на стол перед собой. Многие боятся своего члена. А он боялся только того, который недавно перестал работать. У Марти, наверное, все дело не в выпивке, а в религии. А может это одно и то же? Во всяком случае, он не боялся суррогата на столе. Он носил его слишком долго.
Эл Макки с трудом поднялся на ноги. Шишка на голове стала величиной с голубиное яйцо. Он, шатаясь, прошел через кухню и захламленную, похожую на стойло, гостиную. Он ногами расчистил дорогу через мусор: газеты, журналы, пустая бутылка из-под "Тул ламор Дью" на трехногом журнальном столике, который причудливо покосился, поддерживаемый с четвертой стороны стопкой ненужных книг по уголовному законодательству, криминалистике и праву. Книги, которые он так и смог заставить себя прочесть на протяжении тех многих лет, когда он так и не удосужился сдать экзамены на лейтенанта.
Он поглядел на все эти книги, впервые выполняющие полезное дело, поддерживая столик, который он сломал две недели назад, когда, еще пьянее, чем сегодня, споткнулся о проклятого кота.
Как он ненавидел этот проклятый стол! Как он ненавидел эти проклятые книги, которые никогда не читал! Как бы он ненавидел жизнь, если бы стал лейтенантом, и сидел бы за столом, и лизал какую-нибудь капитанскую задницу! Как бы он ненавидел себя, если бы провалился на экзаменах! Боже, как он ненавидел этого треклятого кота!
Кот, шипя, стоял на спинке дивана, такой же зловредный и сволочной, как обычно. Взгляд немигающий, неподвижный. Безымянный кот повернулся и стал точить когти о и без того уже ободранную спинку дивана, это действие он проделывал каждый день с того самого дождливого вечера пять месяцев назад, когда детектив подобрал этого паршивого, затаившегося в переулке кота в порыве пьяной сентиментальности.
Эл Макки наблюдал за котом и зло улыбался. Момент был идеальный. Он вполне подходил под его настроение: его раздражала эта высокомерная демонстрация наглого уничтожения.
- Может, ты хочешь уйти вместе со мной? - сказал Эл Макки коту, который все так же высокомерно взглянул на него и только глубже вонзил когти. Появились и начали выскакивать клочки ваты. Эл Макки повернулся и нетвердым шагом прошел на кухню. Когда он вернулся в растерзанную гостиную, он навел длинноствольный "смит и вессон" на горящие желтые глаза.
- Прям меж твоих поганых рогов,- сказал Эл Макки.
Полосатый жемчужный кот сузил желтый глаз и ответил тем, что еще глубже порвал обивку.
- Ты жалкая скотина, - сказал Эл Макки.
Кот зевнул. Это переполнило чашу.
Эл Макки ногой выбил книги из-под журнального столика. Кот изогнулся и заорал. Полетела бутылка из-под "Тулламор Дью". Эл Макки снова ударил ногой по сломанному столику, и полетел кот.
Эл Макки смотрел, как остатки ирландского виски капают на запятнанный, грязный восточный ковер, принадлежащий, как и все в этой холостяцкой квартирке, хозяйке дома. Эл Макки услышал, как шипит кот, отступая в свой угол с подстилкой в ванне.
Эл Макки был готов всем показать, кто он такой и чего он стоит. Он направился прямо к стенному шкафу. Он вынул футболку и пару кроссовок и кинул их на пол. Он не бегал вот уже два года. Он отшвырнул кроссовки в другой конец комнаты. Он нащупал кожу. Он снял с полки сверток и кинулся обратно на кухню к пластиковому столу.
Это член был ничей. Он вытащил из черной кожаной кобуры короткоствольный "кольт".
Личное оружие. Это было первое, что они сделали 22 года назад, эти отглаженные, надраенные новички-стажеры с широко раскрытыми глазами, и стрижкой "полубокс", и мечтами, исполненными надеждой. Они побежали покупать личное оружие. Додж-сити1. Синдром Джона Уэйна. Они и в продуктовую лавку-то не заходили без личного оружия в кармане, или подмышкой, или на голени, где его крепили пластырем, или, по крайней мере, оставленным в машине под сидением. Никогда не знаешь, а вдруг придется встретиться с мелким воришкой, вырывающим сумки у престарелых леди. Или взломщиком, вылезающим из соседского окна. Или (о, мечты!) с бандитом, держащим на мушке кассира местного банка, в то время как они в штатском стоят в очереди к соседнему окошку, чтобы обменять на наличные чек с зарплатой, полученной от города Лос-Анджелеса. А потом перестрелка! (Естественно, побеждают они). "Лос-Анджелес Таймс". Интервью по телевидению. Может быть, медаль за храбрость? Досрочное повышение из патруля в отдел. Слава. Синдром проходит. Личное оружие продано, или сменено на более практичный револьвер, или уложено в стенной шкаф вместе с юношескими фантазиями.
Эл Макки стрелял так плохо, что ходил в тир только с длинноствольным револьвером. И хотя тот был громоздким, Эл Макки не расставался с ним на протяжении всех лет работы детективом. Не то, чтобы он до сих пор ждал воображаемых перестрелок -- просто он ненавидел эти короткоствольные, с дулом, похожим на свиное рыло, личные револьверы, пули из которых разлетались, как вода из лейки. Из-за этих личных револьверов множество лосанджелесских полицейских попадали во множество неприятных ситуаций в барах и спальнях от Санленда до Сан-Педро.
Вдруг он наставил его себе в лицо. Это ничейный член. Не пытайся играться с этой малышкой. Она тебе незнакома. Это не шутка. Это вызывающая страх машина, которая, если нужно, выбьет из тебя трехдюймовый осколок черепа и бросит его через всю кухню на подоконник. Интересно, этот мерзкий кот вылижет твою кровь?
Рука задрожала. Именно поэтому те, кто настроен серьезно, их "жуют". Едят. Жуют. Берут его в рот, потому что рука трясется слишком сильно, чтобы нацелить его в глаз или висок. Но дуло должно быть направлено вверх. Он помнил много неудавшихся случаев: пули, застрявшие в мягком небе, в челюстной кости, в шее, в ухе. В любом вонючем месте, кроме мозга, куда их посылали. А затем: агония, паралич, деградация. Абсолютная и окончательная неудача.
Он открыл рот. Он придвинул револьвер поближе. Жуй эту малышку. Но патроны 22-летней давности. Он так и не удосужился перезарядить его. Он никогда не стрелял из этого револьвера. Он запылился. Барабан могло заклинить. Он протирал его время от времени, но никогда не стрелял. Патронам 22 года! Они, наверное, дадут осечку. Ударник проделает в капсюле прекрасную огромную дыру. Патрон ни за что не выстрелит. Он лишь играл.
Ладно, проверь. Нажми на курок. Он взмок. По щекам тек пот. Элу Макки было всего 43 года, но его щеки были седыми, ввалившимися и морщинистыми. Густые струйки текли по преждевременным складкам на лице. Рука стала чуть тверже. Он подумал, что надо взвести курок. Нет, стреляй самовзводом, как в тире, на линии огня. Это всего лишь несколько фунтов нагрузки на курок. Он помогал себе большим пальцем. Эти старые патроны не выстрелят. Наверное.
Жуй! Жри! Пощади!
И вот тогда он почувствовал это. Револьвер выскользнул из разжавшихся пальцев и со стуком упал на пластик стола. Под его задом образовалась теплая лужа. Он в ужасе вскочил.
- Я обмочился! - взвыл он.
Зашипел кот. Зазвонил телефон.
- Я обмочился! - воскликнул он со стыдом, унижением, неверием.
Телефон звонил и звонил. Постепенно звук дошел до него. Он бросился в ванную. Кот на подстилке лизался под хвостом. Это заставило Эла Макки взглянуть на свой вымокший пах.
Он направился в спальню к неумолкающему телефону походкой Франкенштейна. Как человек, обмочивший штаны. Как в замедленной съемке.
- Сержант Макки! - завизжала в его ухо хозяйка. - Сейчас 4 часа утра!
- Миссис Донателло, прошу вас. - Он мог говорить только с монотонной размеренностью.
- Я думала, хоть полицейские будут бережливо относиться к моему имуществу!
- Миссис Донателло, прошу вас.
- Не было бы так обидно, если бы вы водили к себе женщин или хотя бы мужчин, но вы!.. Вы устраиваете этот погром и ломаете мое имущество, когда вы совсем один! Я такого никогда не видела! Вы устраиваете эти ужасные драки сам с собой!
- Миссис Донателло, прошу вас.
- Я вас предупреждаю, сержант Макки. Мне жаль вас. Я умоляла вас обратиться в общество "Анонимных алкоголиков". Они помогают таким, как вы.
- Мне не кажется, что я алкоголик, миссис Донателло.
- Вы алкоголик, сержант Макки. Вы четвертый детектив, который снимает у меня квартиру. Трое из вас были алкоголиками. Хватит с меня копов!
- Да, миссис Донателло.
- Что вы сломали на этот раз?
- Я только еще раз сломал журнальный столик.
- Хоть за это спасибо. Вы опять упали?
- Да, я упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Через 10 минут, поддерживая друг друга в вертикальном положении, они пробирались сквозь сходящую с ума толпу -- к величайшей тоске Уинга, который терпеть не мог, когда от него сбегали пьяненькие клиенты хотя бы с парой долларов в кармане.
Наверное второй самый печальный в тот вечер момент для Эла Макки наступил, когда проходя мимо бедного старого Кэла Гринберга -- детектива с тридцатипятилетним стажем, работающего с ним в одном отделе, -- он услышал, как тот, пытаясь перекричать грохот всепроникающего тяжелого рока, отчаянно доказывал что-то флегматичному молодому копу из участка на Ньютон стрит, которому было абсолютно на все наплевать.
- Я бы не имел ничего против, - кричал бедный старый Кэл Гринберг, если бы это была музыка. Ты называешь это музыкой?
- Ты знаешь ту девицу из канцелярии? - отвечал ему молодой коп. Мэгги... забыл, как дальше. Сиськи у нее отсюда до Сан Диего. Знаешь?
- Ну? Ты называешь это музыкой?
- Сиськи у нее - отсюда до Техаса. По-моему, Мэгги...
- Сиськи! И это все, что ты хочешь взять от жизни? Тебе что больше нужно, мозги или сиськи? - потребовал ответа бедный старый Кэл Гринберг.
- Ерунда, - сухо сказал молодой коп. - Если бы у меня были мозги, я бы покупал сиськи.
- Но ты называешь это музыкой? - настаивал бедный старый Кэл Гринберг. - Это не музыка. Ты когда-нибудь слыхал про Глена Миллера? Вот он делал музыку. Глен Миллер. Ты хоть слыхал о нем?
Уинг остановил надвигавшуюся пьяную истерику бедного старого Кэла Гринберга, налив ему двойную порцию виски. Он украдкой провел изумрудным рукавом по стопке долларовых банкнот, лежавших перед старым детективом. Уингу удалось украсть два доллара, не считая цены за выпивку, и добавить их к шальным деньгам в шкатулке.
- Скажи ему, Уинг, - умолял бедный старый Кэл Гринберг. - Скажи этому мальчишке. Глен Миллер был герой!
- Герой! Расскажи это своей бабушке, - захихикал Уинг, прибавляя звук тяжелого рока еще на два децибела. - Он так и не выучился как следует летать!
Вероятно, осечка Эла Макки в чайнатаунском мотеле была неизбежной. Когда она сняла лифчик и колготы, ее тело осело и провисло. Она выпадала по частям: желеобразные бедра, зеленоватые варикозные икры, перекрещенный сетью морщин и складок живот. Серый живот старого тюленя.
- Черт бы тебя побрал! - сказала она наконец, потная и задыхающаяся, но не от желания, а от изнеможения. - Ты что, гомик что ли? Я отсосала себе все зубы. Ради чего?
- Извини, - отрыгнул он. Комбинация виски с внутренним напряжением вызвала у него невероятный приступ газообразования.
- Чтобы ловить большую рыбку, нужна крепкая удочка, малыш.
- Я знаю. Я знаю.
- Это просто какое-то невезение! В баре полно настоящих мужчин, а мне достался паршивый гомик.
- Может нам пора идти? - Он сделал попытку сесть, но потолок вдруг закружился. И не в том направлении, что кружился, когда он лег. Он впервые видел, чтобы потолок вращался в двух разных направлениях.
Изумительная Грейс. Ему нужна Спасительная Грейс!
- Ладно, ладно, - успокаивающе сказала она. - Я не хотела тебя обидеть. Мне не стоило так говорить. Боже, что со мной? У тебя маленькие неприятности, а я называю тебя гомиком. Боже, что со мной случилось? Мне надо помочь тебе.
- Это я виноват. Не ты.
- Нет, нет, радость моя. Вот так, иди к мамочке. - Она притянула костлявого детектива к мягкой, свисающей груди и засунула ему в рот сосок. - Вот так, вот так. Через минуту ты будешь в порядке. Мамочка была не права, когда ругала и обзывала тебя. Вот так, вот так.
Изо рта Эла Макки сочилась слюна. Его правый глаз был совсем закрыт, левый -- почти закрыт. Он не чувствовал, что она ласкает его.
Он не чувствовал, что засыпает. Она не чувствовала, что он уснул. Потом она почувствовала.
Эл Макки больно ударился локтем о тумбочку, когда упал на пол, как мешок с костями.
- Я отсосала себе все зубы! - визжала Изумительная Грейс. - Ради чего? Поганый гомик!
Эл Макки не знал, отвезла ли она его обратно в "Сверкающий купол". Он не знал, который час. Он не знал, где находится, он лишь знал, что ведет свой пятилетней давности "Пинто" по Голливудской автостраде. Следующее, что он узнал, было очень странной штукой: рядом с ним со стороны водителя ехал на мотоцикле полицейский из Калифорнийского дорожного патруля и делал ему знаки, чтобы Эл подъехал поближе.
Эл Макки подумал, что ехать так близко - очень опасно для дорожного копа, поэтому, крепко держа руль в правой руке, он тщетно попытался открыть левой окно. Он не мог понять, чего от него добивается дорожный коп. Может ему лучше остановиться? Затем случилось невероятное. Дорожный коп закричал на него так громко, что у Эла Макки заболели уши. Дорожный коп сказал, Вылезай из этих поганых обломков, жопа!
Эл Макки решил остановиться. Он едва видел дорогу перед машиной. И почему у него погасли фары? Он вдруг осознал, что другие машины обгоняли его так, словно он стоял на месте.
Он действительно стоял.
Разъяренный дорожник открыл дверцу, схватил детектива за порванный рукав и рывком вытащил из машины. Эл Макки стукнулся головой. Ему показалось, что крыша просела.
Крыша действительно просела.
Эл Макки стоял на автостраде. Позади него горели аварийные фонари, и некоторые любители поглазеть притормаживали, чтобы поинтересоваться, что произошло. Дорожный коп сигналил, чтобы они проезжали, и держал Эла Макки за шиворот, чтобы он не упал. Сзади остановилась патрульная машина полицейского управления. Двое полицейских с фонариками направились к ним.
- Помощь нужна? - спросил тот, что помоложе, дорожного копа, который, наконец отпустил Эла Макки, и тот обессилено опустился на покореженный "Пинто".
- Я себе еду и вдруг вижу, как вот этот алкаш наезжает на откос шоссе, - сказал дорожный коп. - Его "Пинто" наезжает на откос после того, как он пересек три полосы встречного движения. Потом он переворачивается на 360 градусов и опять встает на колеса. Когда я к нему подъехал, он думал, что ведет машину!
Эл Макки начал понемногу приходить в себя и почувствовал, что ему грозят неприятности. Он отошел от "Пинто" и осмотрел его. Вся крыша оказалась дюймов на шесть ниже. Машина осела на целый фут, поскольку все 4 колеса спустили. Стекла были разбиты, а ветровое вообще отсутствовало. Правая дверца лежала на густой траве рядом с шоссе. На Эле Макки не было ни единой царапины, если не считать шишки на голове, которую он заработал, когда дорожный коп вытаскивал его из машины.
- Эй, это же сержант Макки! - сказал коп помоложе. Он повернулся к своему напарнику. - Рон, это же Макки из отдела детективов!
- О черт! Полицейский! - Глаза дорожного копа закатились под шлем. Он здесь уже был. Дежа вю.
Эл Макки никак не мог сообразить, в чем дело. Это было похоже на первые секунды после сна. Окружающее что-то означало и в то же время не означало ничего. Реальность в такие моменты неуловима.
- Кажется, я могу объяснить, - начал Эл Макки, но вынужден был остановиться. Каждый его шаг отдавался, будто в погремушке. Он дребезжал, скрипел и звенел. Ветровое стекло сыпалось с него, словно снег. Его волосы были забиты разбитым стеклом. Оно попало даже в карманы.
- Слушай, - сказал молодой патрульный дорожному копу, - мы вызовем техпомощь и отвезем его домой. Он хороший парень. Отпусти его...
- Жопа! - сказал дорожный коп Элу Макки, устремляясь к своему мотоциклу и выбивая на ходу искры коваными подошвами. Он вогнал кулак в сидение, прежде чем вскочить на него и с грохотом умчаться.
Он снова его погладил. Это был его настоящий инструмент. Именно его он держал в руке, а не тот, что дал осечку в чайнатаунском мотеле. Смотреть стыдно: цилиндр настолько забит пороховой гарью, что едва вращается. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз чистил свой безотказный суррогат полового члена. И тем не менее этот малыш ни разу не давал осечку. Что было бы, если бы он так же обращался с тем, другим? Запаршивел бы до смерти? Скорее всего он лечился бы у вонючего китайского знахаря (исключительно благодаря Уингу -- после выплаты комиссионных), чтобы Управление не наложило на него взыскание за "поведение, недостойное полицейского", то есть за то, что он подхватил бы какую-нибудь венерическую заразу, вроде "красной смерти". Но этого быть не может. Он регулярно чистит, и смазывает, и прочищает тот, что дал осечку.
Стакан опустел. Он даже не помнил, как допил его. Он положил табельный длинноствольный "смит и вессон" на стол перед собой. Многие боятся своего члена. А он боялся только того, который недавно перестал работать. У Марти, наверное, все дело не в выпивке, а в религии. А может это одно и то же? Во всяком случае, он не боялся суррогата на столе. Он носил его слишком долго.
Эл Макки с трудом поднялся на ноги. Шишка на голове стала величиной с голубиное яйцо. Он, шатаясь, прошел через кухню и захламленную, похожую на стойло, гостиную. Он ногами расчистил дорогу через мусор: газеты, журналы, пустая бутылка из-под "Тул ламор Дью" на трехногом журнальном столике, который причудливо покосился, поддерживаемый с четвертой стороны стопкой ненужных книг по уголовному законодательству, криминалистике и праву. Книги, которые он так и смог заставить себя прочесть на протяжении тех многих лет, когда он так и не удосужился сдать экзамены на лейтенанта.
Он поглядел на все эти книги, впервые выполняющие полезное дело, поддерживая столик, который он сломал две недели назад, когда, еще пьянее, чем сегодня, споткнулся о проклятого кота.
Как он ненавидел этот проклятый стол! Как он ненавидел эти проклятые книги, которые никогда не читал! Как бы он ненавидел жизнь, если бы стал лейтенантом, и сидел бы за столом, и лизал какую-нибудь капитанскую задницу! Как бы он ненавидел себя, если бы провалился на экзаменах! Боже, как он ненавидел этого треклятого кота!
Кот, шипя, стоял на спинке дивана, такой же зловредный и сволочной, как обычно. Взгляд немигающий, неподвижный. Безымянный кот повернулся и стал точить когти о и без того уже ободранную спинку дивана, это действие он проделывал каждый день с того самого дождливого вечера пять месяцев назад, когда детектив подобрал этого паршивого, затаившегося в переулке кота в порыве пьяной сентиментальности.
Эл Макки наблюдал за котом и зло улыбался. Момент был идеальный. Он вполне подходил под его настроение: его раздражала эта высокомерная демонстрация наглого уничтожения.
- Может, ты хочешь уйти вместе со мной? - сказал Эл Макки коту, который все так же высокомерно взглянул на него и только глубже вонзил когти. Появились и начали выскакивать клочки ваты. Эл Макки повернулся и нетвердым шагом прошел на кухню. Когда он вернулся в растерзанную гостиную, он навел длинноствольный "смит и вессон" на горящие желтые глаза.
- Прям меж твоих поганых рогов,- сказал Эл Макки.
Полосатый жемчужный кот сузил желтый глаз и ответил тем, что еще глубже порвал обивку.
- Ты жалкая скотина, - сказал Эл Макки.
Кот зевнул. Это переполнило чашу.
Эл Макки ногой выбил книги из-под журнального столика. Кот изогнулся и заорал. Полетела бутылка из-под "Тулламор Дью". Эл Макки снова ударил ногой по сломанному столику, и полетел кот.
Эл Макки смотрел, как остатки ирландского виски капают на запятнанный, грязный восточный ковер, принадлежащий, как и все в этой холостяцкой квартирке, хозяйке дома. Эл Макки услышал, как шипит кот, отступая в свой угол с подстилкой в ванне.
Эл Макки был готов всем показать, кто он такой и чего он стоит. Он направился прямо к стенному шкафу. Он вынул футболку и пару кроссовок и кинул их на пол. Он не бегал вот уже два года. Он отшвырнул кроссовки в другой конец комнаты. Он нащупал кожу. Он снял с полки сверток и кинулся обратно на кухню к пластиковому столу.
Это член был ничей. Он вытащил из черной кожаной кобуры короткоствольный "кольт".
Личное оружие. Это было первое, что они сделали 22 года назад, эти отглаженные, надраенные новички-стажеры с широко раскрытыми глазами, и стрижкой "полубокс", и мечтами, исполненными надеждой. Они побежали покупать личное оружие. Додж-сити1. Синдром Джона Уэйна. Они и в продуктовую лавку-то не заходили без личного оружия в кармане, или подмышкой, или на голени, где его крепили пластырем, или, по крайней мере, оставленным в машине под сидением. Никогда не знаешь, а вдруг придется встретиться с мелким воришкой, вырывающим сумки у престарелых леди. Или взломщиком, вылезающим из соседского окна. Или (о, мечты!) с бандитом, держащим на мушке кассира местного банка, в то время как они в штатском стоят в очереди к соседнему окошку, чтобы обменять на наличные чек с зарплатой, полученной от города Лос-Анджелеса. А потом перестрелка! (Естественно, побеждают они). "Лос-Анджелес Таймс". Интервью по телевидению. Может быть, медаль за храбрость? Досрочное повышение из патруля в отдел. Слава. Синдром проходит. Личное оружие продано, или сменено на более практичный револьвер, или уложено в стенной шкаф вместе с юношескими фантазиями.
Эл Макки стрелял так плохо, что ходил в тир только с длинноствольным револьвером. И хотя тот был громоздким, Эл Макки не расставался с ним на протяжении всех лет работы детективом. Не то, чтобы он до сих пор ждал воображаемых перестрелок -- просто он ненавидел эти короткоствольные, с дулом, похожим на свиное рыло, личные револьверы, пули из которых разлетались, как вода из лейки. Из-за этих личных револьверов множество лосанджелесских полицейских попадали во множество неприятных ситуаций в барах и спальнях от Санленда до Сан-Педро.
Вдруг он наставил его себе в лицо. Это ничейный член. Не пытайся играться с этой малышкой. Она тебе незнакома. Это не шутка. Это вызывающая страх машина, которая, если нужно, выбьет из тебя трехдюймовый осколок черепа и бросит его через всю кухню на подоконник. Интересно, этот мерзкий кот вылижет твою кровь?
Рука задрожала. Именно поэтому те, кто настроен серьезно, их "жуют". Едят. Жуют. Берут его в рот, потому что рука трясется слишком сильно, чтобы нацелить его в глаз или висок. Но дуло должно быть направлено вверх. Он помнил много неудавшихся случаев: пули, застрявшие в мягком небе, в челюстной кости, в шее, в ухе. В любом вонючем месте, кроме мозга, куда их посылали. А затем: агония, паралич, деградация. Абсолютная и окончательная неудача.
Он открыл рот. Он придвинул револьвер поближе. Жуй эту малышку. Но патроны 22-летней давности. Он так и не удосужился перезарядить его. Он никогда не стрелял из этого револьвера. Он запылился. Барабан могло заклинить. Он протирал его время от времени, но никогда не стрелял. Патронам 22 года! Они, наверное, дадут осечку. Ударник проделает в капсюле прекрасную огромную дыру. Патрон ни за что не выстрелит. Он лишь играл.
Ладно, проверь. Нажми на курок. Он взмок. По щекам тек пот. Элу Макки было всего 43 года, но его щеки были седыми, ввалившимися и морщинистыми. Густые струйки текли по преждевременным складкам на лице. Рука стала чуть тверже. Он подумал, что надо взвести курок. Нет, стреляй самовзводом, как в тире, на линии огня. Это всего лишь несколько фунтов нагрузки на курок. Он помогал себе большим пальцем. Эти старые патроны не выстрелят. Наверное.
Жуй! Жри! Пощади!
И вот тогда он почувствовал это. Револьвер выскользнул из разжавшихся пальцев и со стуком упал на пластик стола. Под его задом образовалась теплая лужа. Он в ужасе вскочил.
- Я обмочился! - взвыл он.
Зашипел кот. Зазвонил телефон.
- Я обмочился! - воскликнул он со стыдом, унижением, неверием.
Телефон звонил и звонил. Постепенно звук дошел до него. Он бросился в ванную. Кот на подстилке лизался под хвостом. Это заставило Эла Макки взглянуть на свой вымокший пах.
Он направился в спальню к неумолкающему телефону походкой Франкенштейна. Как человек, обмочивший штаны. Как в замедленной съемке.
- Сержант Макки! - завизжала в его ухо хозяйка. - Сейчас 4 часа утра!
- Миссис Донателло, прошу вас. - Он мог говорить только с монотонной размеренностью.
- Я думала, хоть полицейские будут бережливо относиться к моему имуществу!
- Миссис Донателло, прошу вас.
- Не было бы так обидно, если бы вы водили к себе женщин или хотя бы мужчин, но вы!.. Вы устраиваете этот погром и ломаете мое имущество, когда вы совсем один! Я такого никогда не видела! Вы устраиваете эти ужасные драки сам с собой!
- Миссис Донателло, прошу вас.
- Я вас предупреждаю, сержант Макки. Мне жаль вас. Я умоляла вас обратиться в общество "Анонимных алкоголиков". Они помогают таким, как вы.
- Мне не кажется, что я алкоголик, миссис Донателло.
- Вы алкоголик, сержант Макки. Вы четвертый детектив, который снимает у меня квартиру. Трое из вас были алкоголиками. Хватит с меня копов!
- Да, миссис Донателло.
- Что вы сломали на этот раз?
- Я только еще раз сломал журнальный столик.
- Хоть за это спасибо. Вы опять упали?
- Да, я упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24