А теперь он покойник вдвойне, никто ему ничего не простит. Гнилой был почти на сто процентов уверен, что Корж выжил и уже ищет Геру. "Но мы найдем раньше", подумал он, поправив подушку и глядя в окно.
Евстафьев уже дал указания своим костоломам, и сейчас те уходили по аллее, покачивая плечами , потом оба, не сговариваясь, повернулись к больничной стене и издалека помахали ему. Гнилой ответил, высунувшись в окно. И тут взгляд его упал на укромную скамейку, где сидели двое - мальчик и девочка. Евстафьев чуть не вскрикнул от неожиданности, вцепившись пальцами в подоконник. В светловолосом пареньке он узнал Геру. А костоломы уже ушли, они не могли его ни слышать, ни видеть.
- Б-блин-н! - прошипел Гнилой, скрежеща зубами.
Больше всего он боялся опоздать и упустить мальчишку. Он и так зароется на самое дно, а то и вовсе уедет из города. Ищи тогда ветра в поле! Гнилой слез с кровати, всунул забинтованные ступни в тапочки, набросил на пижаму халат - не серый, больничный, а домашний, из китайского шелка, с вышитыми на спине золотыми драконами.
- Сейчас, сейчас! - пробормотал он в радостном возбуждении. - Ты только жди, никуда не дергайся. Мы с тобой ласково побеседуем...
Порыскав глазами, он прихватил свою палку, которую ему неадвно принесли из дома. Увесистая трость удобно легла в ладонь. Опираясь на нее, преодолевая боль в ступнях, Гнилой вышел из палаты, побрел по коридору и начал спускаться по лестнице вниз.
- Больной, вы куда? - всполошилась дежурившая в коридоре медсестра.
- Заткнись, сука! - буркнул Гнилой. Ему было не до этикета.
Выйдя из подъезда, Евстафьев огляделся. Надо подкрасться незаметно, подумал он, из-за деревьев. Если только спугнет - пиши пропало. Гоняться за парнишкой бессмысленно. Нужно подойти и размозжить голову набалдашником. Вот и весь сказ. И Гнилой, пригибаясь, пошел вдоль забора.
5
Прежде всего заехали в автомастерскую, где в "Жигули" вставили новое лобовое стекло. Сумку с механической игрушкой Драгуров сунул в багажник.
- Не пойму, что ты её с собой таскаешь? - спросила Снежана, когда они завтракали в кафе.
- Сам не знаю, - ответил Владислав, пожав плечами.
Он действительно не смог бы дать сейчас вразумительного ответа на этот вопрос. Просто чувствовал, что все в его жизни начало меняться с появлением этой куклы, которую принес дед Снежаны. А потом дед умер, вернее его убили. И возможно, именно из-за этой игрушки, если верить слабоумному старику из восьмой палаты. Все как-то очень запутанно и странно. Кто перерыл вещи в квартире Снежаны и что там искали? Опять же напрашивался простой ответ: эту куклу. Зачем оставили таинственные знаки на зеркале в ванной? Возможно, они убили бы и девушку, окажись она дома. Но её не было, и гости - мужчина с женщиной - поехали в больницу. Очевидно, они знали, что дед Караджанов там. Следили за ним и раньше? Но почему не забрали металлического мальчика тогда, когда это можно было сделать гораздо проще? Или дед не держал её дома? Или здесь что-то иное? Сказал ли он им перед смертью, где она находится, или они так и не смогли у него ничего выпытать? Много вопросов, а ответы придумывай какие хочешь...
Драгуров усмехнулся и чуть не расплескал кофе: идиот, может быть, в этой кукле спрятана какая-нибудь ценная вещь, редкий бриллиант или нечто подобное? Или древний свиток, письмо, послание, за которым они и охотятся? Игрушка за свою жизнь прошла через многие руки, кто-то мог устроить в ней тайник. Сам Бергер? Но где? Драгуров тщательно разбирал её, когда ремонтировал, и не обнаружил никакого тайника. Значит, плохо смотрел, решил он. Надо попытаться снова. Прощупать каждый миллиметр, развинтить полностью, до последней пружинки. Но в мастерскую возвращаться больше нельзя. Милиция ему ничего не сделает, а вот Яков... Подлечив плечико, он наверняка заявится вновь, на сей раз с полдюжиной Федоров. Может быть, уже сейчас они начали его искать. Черт с ними! И к Снежане нельзя ехать. Кто даст гарантию, что незваные гости не придут опять? Если бы был жив Белостоков, они бы могли пересидеть некоторое время в его нафталиновой берлоге. И он помог бы разобраться с куклой. Но кукла сама убила его.
Драгуров вздрогнул, подумав об этом. Почему ему пришла в голову такая дурацкая мысль? Да ведь и сам он чудом избежал смерти, когда металлический мальчик натянул тетиву лука и пустил стрелу. Если бы не котенок... Чепуха, у Александра Юрьевича просто остановилось сердце. Может, он что-то увидел?
- Что с тобой происходит? - Снежана встревожено теребила его за рукав. - Положил в кофе две ложки соли, а потом вылил его, крошишь по всему столу хлеб... Ты не заболел?
- Заболел, - сказал Владислав. - Ты поела? Тогда поедем. На сей раз в тихую гавань, где нас никто не потревожит.
- А куда?
- У меня все-таки два старших брата. Один женат и у него куча детей, зато другой холост. К кому бы ты предпочла направиться?
- У кого много детей, - ответила Снежана, не раздумывая.
- Но мы отправимся к Леониду, - решил он. - Там гораздо спокойнее, к тому же он неделю как в отпуске. У меня есть ключи.
- И долго мы там пробудем?
- Пока не разберемся, - уклончиво сказал он.
До Ясенева добрались часа за полтора. Еще в машине Владислав несколько раз заводил разговор, пытаясь расспросить девушку поподробнее, откуда у деда появилась эта кукла. Где он её хранил? Почему так дорожил и что она вообще для него значила? Но Снежана или не знала, или не хотела говорить на эту тему. Да. Нет. Память о Маньчжурии. Не имею понятия.
- После смерти отца дед собрал эту куклу по частям, - наконец более-менее ясно сказала она. - Никто не брался её отремонтировать, пока он не нашел тебя. Вот, собственно, и все.
- А не лучше ли было выбросить её на помойку? - спросил Владислав. Все-таки, как ни крути, кукла всегда будет напоминать близким об аварии... Зачем он её оставил?
- Не знаю. Но у меня сейчас к ней двойственное отношение. А раньше нравилась, - призналась Снежана.
- Странно, мы говорим о "ней", хотя это "он", - заметил Драгуров. Словно заранее привносим женское и мужское начало. Бесполое существо, как ангел или демон. А человек не может стать ни тем ни другим, потому что он всецело принадлежит одному из этих начал. Он давит в себе другую половину, но и стремимся к ней, ищет всю жизнь.
Владислав ещё долго рассуждал, развивая свою мысль, пока не увидел в зеркальце, что Снежана давно спит. Он усмехнулся этой здоровой реакции на его философские изыски. И замолчал, чувствуя, что и сам смертельно устал после бессонной ночи и всех этих передряг.
- Приехали, - сообщил он, когда машина подкатила к нужному дому.
Драгуров вытащил из багажника сумку и помог девушке выбраться.
Они поднялись на второй этаж.
- Двухкомнатная квартира, все удобства, - сказал Владислав, отпирая дверь. - Хочешь сразу принять душ?
- Потом, потом, - пробормотала Снежана.
Драгуров пошел в ванную и включил воду, а когда вернулся, увидел, что девушка уже спит на диване, сняв только плащ и туфли. Он тихо сел рядом и осторожно погладил её по волосам.
6
К двенадцати часам дня на студию приехала Карина - её уже поджидал Алексей, чтобы кто-нибудь не перехватил и не начал агитировать за Клеточкина. Найдя укромное местечко за декорациями, он коротко объяснил суть происходящего. Не рассказав, правда, о предложении продюсера. Не хотелось торопить события.
- Значит, либо триллер, либо мелодрама, - подытожила Карина. - В принципе, твой сценарий можно повернуть и так, и этак, было бы желание.
- По-моему, у Клеточкина вообще иссякло всякое желание снимать картину, - отозвался Алексей. - Уперся, как козерог в камень. Кончится тем, что фильм вовсе прикроют. Ты бы с ним поговорила, чтобы не артачился.
- Он меня не послушает.
- И то верно. Его сейчас никто не убедит.
Они помолчали, глядя друг на друга. Потом Алексей притянул её за шею и поцеловал. Карина жарко прильнула к нему, а спустя некоторое время рядом раздался насмешливый голос:
- Быстро же вы, черт подери, спелись! Ну, он - понятно, а ты, матушка? - Коля Клеточкин раскачивался на пятках, сунув руки в карманы широченных брюк. - Я сейчас разговаривал с Ермиловым, - продолжал он хмуро, - и они готовы свернуть весь проект, лишь бы меня выжить. Ну не идиоты? Кто лучше меня может поставить этот фильм? Если только выпишут Спилберга.
- Я знаю о твоих проблемах, - сказала Карина.
- Ну и?
- Попробуй их обмануть, схитри. Согласись на триллер, а делай по-своему. В конце концов, все будет зависеть от внутренней интонации. И монтажа. Сколько примеров, когда задумывалось одно, а получалось совсем другое. Они ещё тебе спасибо скажут. Когда получишь "Оскара".
Режиссер задумался, не прекращая раскачиваться. Он выглядел до того багровым, что, казалось, ещё немного - и лопнет, брызнув на них инсультной кровью.
- Ты, матушка, не глупа, - ответил наконец он. - Только кончайте обниматься. Не мое это дело, но где-нибудь в другом месте. Через полчаса у нас будет маленькое производственное собрание. Юра Любомудров собирает подписи под петицией. В мою защиту. Вы как?
- Не глядя, - сказал Колычев. - О чем речь.
- И ты ещё спрашиваешь! - подтвердила Карина.
Клеточкин, довольно фыркнув, пошел сквозь декорации, что-то сбивая и роняя на своем пути.
- Как кабан в зарослях, - усмехнулся Алексей. - Жаль.
- Ты о чем? - спросила Карина.
- Конченый человек, - объяснил он. - Я знаю, что произойдет завтра.
- Что же? - Карина вдруг испугалась его взгляда, почти ледяного, замораживающего, черного, как беззвездная пустота неба.
- Его вышвырнут, как надувную куклу. Выпустят воздух, сдуют и положат вместо половика на улице.
- Что ты такое говоришь?
- Но пока с ним будут судиться-рядиться, съемки заморозятся. Павильон и аппаратуру передадут другой группе, временно, актеров распустят. Любомудров пойдет подрабатывать в кинохронику, девица-помреж станет с тоски нюхать кокаин и бегать за Клеточкиным, поджидая его возле клозета. И в конце концов своего добьется: вытеснит жену Коли с насиженного места, но это будет уже другая история, которая мне не интересна. А начать фильм заново, через полгода, даже если мне посулят золотые горы, будет очень сложно. Кто знает, какие у меня тогда будут планы?
- Почему тебе надо будет начинать заново? - недоумевая, спросила Карина.
- Ну а кому же еще? - холодно ответил он.
7
"...Довольно скучно путешествовать в пломбированном ящике, не зная, куда и зачем тебя везут по железной дороге. Но время - фикция, спасательный круг для глупцов, барахтающихся в океане, их жизнь настолько конкретна, что бессмысленно лишать её последних символик...
Лишь много позже, по ненавистному колокольному звону, я узнал, что вновь прибыл в Москву. Она стала для меня не конечным пунктом, а всего лишь промежуточной станцией, но пребывание здесь затянулось на несколько лет. И вовсе не по стечению обстоятельств, а исходя из продуманного плана. Те люди, что привезли меня сюда - мужчина и женщина, которые называли себя Дана и Велемир, - будто растворились в толпе, оставив в подарок своим кремлевским друзьям, супружеской паре, занимавшей слишком высокое положение, чтобы это могло оказаться случайным совпадением. Но сами постоянно находились где-то рядом, словно прячась за декорациями. Связь с ними и холодное дыхание их я уже привык ощущать как бы сквозь толщу стен и расстояние. Я понимал, что должен пройти через различные человеческие слои, нанизывая их на выпущенную из лука стрелу. Вся жизненная информация из людского материала впитывалась в меня, словно вода в губку, выдавливалась и поглощалась. Уже одно это стоило того, чтобы воздать мастеру Бергеру по его заслугам... А ведь где-то существовал ещё и Герман, мой брат во плоти! Впрочем, черт с ним, не о нем речь.
К наркомпромовской чете приходило много гостей, один раз даже сам Хозяин, о котором они постоянно шептались и тайно ненавидели; в другой раз на всеобщее обозрение выставили заспиртованную в сосуде голову последнего Удерживающего, как знак хаоса и разрушения, что вызвало презрительные насмешки и ликование. Собственно говоря, баварские мессы Хаусфишера, патронируемые тайными обществами "Вриль" и "Туле", мало чем отличались от тутошних. Уроборос, кусающий свой хвост, незримо присутствовал и здесь. Вдохновляемый безумными идеями и алчущий крови.
Кровь лилась всюду, но вдалеке от стен этого дома. Пока гости не стали собираться все реже и реже, напуганные исчезновениями. Исчезла и наркомпросовская чета, растворившись в пыль, а хоромы перешли следующим по очереди, но далеко не крайним в этом бесконечном ряду рвущихся к вершине... Как-то раз подвыпивший дирижер оркестра унес меня в другой дом - на Набережной, где в богемной среде нищих духом показалось ещё гаже и истеричнее. Голые актрисы, слоняющиеся по утрам из комнаты в комнату, придворные певцы и поэты, инженеры человеческих душ с голодным блеском в глазницах, не понимающие ни единого винтика в людских механизмах, воровато-наглая прислуга, вроде самих хозяев. Вся эта подлая мразь, величающая себя элитой, спустя полчаса проявляла свое нутро и превращалась даже не в соль, а в грязный песок, утекающий сквозь пальцы. Странно, но и здесь я ощущал своих наблюдателей - Дану и Велемира, а один раз они даже в открытую зашли к дирижеру на "огонек"...
Что говорить! Познай причины, загляни в исток - и направишь русло. Дирижер умер с бокалом шампанского в руке, не успев сказать тост, а пляска теней вокруг меня продолжалась, словно все они танцевали на костях предков... Полетели новые хозяева и новые головы - курчавые, лысые, седые, соломенные, стриженные бобриком, в кепках, шляпах, ермолках, тюбетейках и париках. Все они хотели стать богами, а превратились в конечном счете в ничто. Как и этот командарм-прапорщик, хвалившийся дружбой с Хозяином, но забитый на моих глазах, харкающий зубами и кровью, с пробитой молотком головой и засунутой в зад ножкой от табуретки. Кто был ничем - тот станет всем, так кажется, он любил попевать, играя на аккордеоне? Его молодая жена, редкая шлюха, тотчас же выскочила за дипломата в надежде укатить за границу. Она водила дружбу с Даной, а спала со всеми, включая Велемира, один раз использовала и меня, натирая промежность. Не брезговала догом дипломата, рассыльным, приносящим почту, прислугой обоего пола. Настоящая патологическая стерва. В конце концов её заклинило с догом, их вынесли на носилках, укрыв простыней, а дипломат вечером пустил себе пулю в лоб.
Велемир очень долго смеялся, обсуждая эту историю с моим новым хозяином - красным попом-обновленцем. Расстрига был готов продать душу кому угодно, лишь бы побольше вина и мальчиков... Глядя на меня, твердил: "Жаль, что он не из костей и мяса!" Так и хотелось пустить ему стрелу в глаз, но поп не знал, как заводится механизм. Никто не знал. Сдох за столом, подавившись куском говядины, и стал протухать прямо на глазах. Потому что стояла невыносимая жара... Рабочий и колхозница, пришедшие ему на смену, выбились из простого народа, но быстренько ожирели и душой, и телом. Капелька бронзы разъедает любую плоть. Так и стоят сейчас где-то на улицах Москвы, закусив удила от страха за содеянное. И если присмотритесь, увидите у одного из них на спине мой знак..."
8
- Света, что с тобой? Тебе плохо? - спрашивал он, поддерживая её за плечи и пытаясь заглянуть в глаза, но зрачки у неё вращались как на шарнирчиках у куклы, голова тоже свешивалась, точно тряпичная, набитая ватой. Гера беспомощно оглянулся. Только что они сидели и разговаривали - и вдруг! Обморок, что ли? Он положил девочку на скамейку и стал дуть в лицо.
- Ну очнись же, - повторял он, может быть, впервые испугавшись по-настоящему. Ударил по щекам. Один раз, второй.
Наконец Света открыла рот, глубоко вздохнула. Взгляд стал осмысленным. Она села и начала растирать ладонями виски. Гера поднял упавшую книгу, положил рядом на скамейку.
- И часто это с тобой бывает? - спросил он, пытаясь скрыть тревогу.
- Почти каждый день, - призналась она. - После того как меня стукнули... Врачи говорят - пройдет.
- А тут ещё я со своими рассказами! - нахмурился Герасим. - Ты... это... не верь, что я тут тебе наболтал. Просто врал со скуки. И Филипп Матвеевич здоров-живехонек, и квартира не сгорела, и все прочее. Пойдем, я тебя провожу в палату.
- Не надо, посидим еще, - слабым голосом возразила Света. - Почему ты пришел именно ко мне?
- Потому что ты... светлая, - после некоторой паузы ответил Гера. Вокруг все темное или серое, а у тебя - другой цвет. Я чувствую. Ты, наверное, и в Бога веришь?
- Верю, - сказала она. - И когда я поправлюсь, мы пойдем в церковь. Обещаешь?
- Не знаю. Как честный пионер не имею права.
- Не дурачься. И все, что ты мне рассказал, повторишь там, священнику.
- А это ещё зачем?
- Так надо, не спорь. Это называется - исповедь, покаяние. Ты смоешь с себя всю грязь и станешь лучше. Сам почувствуешь такую легкость, будто выросли крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Евстафьев уже дал указания своим костоломам, и сейчас те уходили по аллее, покачивая плечами , потом оба, не сговариваясь, повернулись к больничной стене и издалека помахали ему. Гнилой ответил, высунувшись в окно. И тут взгляд его упал на укромную скамейку, где сидели двое - мальчик и девочка. Евстафьев чуть не вскрикнул от неожиданности, вцепившись пальцами в подоконник. В светловолосом пареньке он узнал Геру. А костоломы уже ушли, они не могли его ни слышать, ни видеть.
- Б-блин-н! - прошипел Гнилой, скрежеща зубами.
Больше всего он боялся опоздать и упустить мальчишку. Он и так зароется на самое дно, а то и вовсе уедет из города. Ищи тогда ветра в поле! Гнилой слез с кровати, всунул забинтованные ступни в тапочки, набросил на пижаму халат - не серый, больничный, а домашний, из китайского шелка, с вышитыми на спине золотыми драконами.
- Сейчас, сейчас! - пробормотал он в радостном возбуждении. - Ты только жди, никуда не дергайся. Мы с тобой ласково побеседуем...
Порыскав глазами, он прихватил свою палку, которую ему неадвно принесли из дома. Увесистая трость удобно легла в ладонь. Опираясь на нее, преодолевая боль в ступнях, Гнилой вышел из палаты, побрел по коридору и начал спускаться по лестнице вниз.
- Больной, вы куда? - всполошилась дежурившая в коридоре медсестра.
- Заткнись, сука! - буркнул Гнилой. Ему было не до этикета.
Выйдя из подъезда, Евстафьев огляделся. Надо подкрасться незаметно, подумал он, из-за деревьев. Если только спугнет - пиши пропало. Гоняться за парнишкой бессмысленно. Нужно подойти и размозжить голову набалдашником. Вот и весь сказ. И Гнилой, пригибаясь, пошел вдоль забора.
5
Прежде всего заехали в автомастерскую, где в "Жигули" вставили новое лобовое стекло. Сумку с механической игрушкой Драгуров сунул в багажник.
- Не пойму, что ты её с собой таскаешь? - спросила Снежана, когда они завтракали в кафе.
- Сам не знаю, - ответил Владислав, пожав плечами.
Он действительно не смог бы дать сейчас вразумительного ответа на этот вопрос. Просто чувствовал, что все в его жизни начало меняться с появлением этой куклы, которую принес дед Снежаны. А потом дед умер, вернее его убили. И возможно, именно из-за этой игрушки, если верить слабоумному старику из восьмой палаты. Все как-то очень запутанно и странно. Кто перерыл вещи в квартире Снежаны и что там искали? Опять же напрашивался простой ответ: эту куклу. Зачем оставили таинственные знаки на зеркале в ванной? Возможно, они убили бы и девушку, окажись она дома. Но её не было, и гости - мужчина с женщиной - поехали в больницу. Очевидно, они знали, что дед Караджанов там. Следили за ним и раньше? Но почему не забрали металлического мальчика тогда, когда это можно было сделать гораздо проще? Или дед не держал её дома? Или здесь что-то иное? Сказал ли он им перед смертью, где она находится, или они так и не смогли у него ничего выпытать? Много вопросов, а ответы придумывай какие хочешь...
Драгуров усмехнулся и чуть не расплескал кофе: идиот, может быть, в этой кукле спрятана какая-нибудь ценная вещь, редкий бриллиант или нечто подобное? Или древний свиток, письмо, послание, за которым они и охотятся? Игрушка за свою жизнь прошла через многие руки, кто-то мог устроить в ней тайник. Сам Бергер? Но где? Драгуров тщательно разбирал её, когда ремонтировал, и не обнаружил никакого тайника. Значит, плохо смотрел, решил он. Надо попытаться снова. Прощупать каждый миллиметр, развинтить полностью, до последней пружинки. Но в мастерскую возвращаться больше нельзя. Милиция ему ничего не сделает, а вот Яков... Подлечив плечико, он наверняка заявится вновь, на сей раз с полдюжиной Федоров. Может быть, уже сейчас они начали его искать. Черт с ними! И к Снежане нельзя ехать. Кто даст гарантию, что незваные гости не придут опять? Если бы был жив Белостоков, они бы могли пересидеть некоторое время в его нафталиновой берлоге. И он помог бы разобраться с куклой. Но кукла сама убила его.
Драгуров вздрогнул, подумав об этом. Почему ему пришла в голову такая дурацкая мысль? Да ведь и сам он чудом избежал смерти, когда металлический мальчик натянул тетиву лука и пустил стрелу. Если бы не котенок... Чепуха, у Александра Юрьевича просто остановилось сердце. Может, он что-то увидел?
- Что с тобой происходит? - Снежана встревожено теребила его за рукав. - Положил в кофе две ложки соли, а потом вылил его, крошишь по всему столу хлеб... Ты не заболел?
- Заболел, - сказал Владислав. - Ты поела? Тогда поедем. На сей раз в тихую гавань, где нас никто не потревожит.
- А куда?
- У меня все-таки два старших брата. Один женат и у него куча детей, зато другой холост. К кому бы ты предпочла направиться?
- У кого много детей, - ответила Снежана, не раздумывая.
- Но мы отправимся к Леониду, - решил он. - Там гораздо спокойнее, к тому же он неделю как в отпуске. У меня есть ключи.
- И долго мы там пробудем?
- Пока не разберемся, - уклончиво сказал он.
До Ясенева добрались часа за полтора. Еще в машине Владислав несколько раз заводил разговор, пытаясь расспросить девушку поподробнее, откуда у деда появилась эта кукла. Где он её хранил? Почему так дорожил и что она вообще для него значила? Но Снежана или не знала, или не хотела говорить на эту тему. Да. Нет. Память о Маньчжурии. Не имею понятия.
- После смерти отца дед собрал эту куклу по частям, - наконец более-менее ясно сказала она. - Никто не брался её отремонтировать, пока он не нашел тебя. Вот, собственно, и все.
- А не лучше ли было выбросить её на помойку? - спросил Владислав. Все-таки, как ни крути, кукла всегда будет напоминать близким об аварии... Зачем он её оставил?
- Не знаю. Но у меня сейчас к ней двойственное отношение. А раньше нравилась, - призналась Снежана.
- Странно, мы говорим о "ней", хотя это "он", - заметил Драгуров. Словно заранее привносим женское и мужское начало. Бесполое существо, как ангел или демон. А человек не может стать ни тем ни другим, потому что он всецело принадлежит одному из этих начал. Он давит в себе другую половину, но и стремимся к ней, ищет всю жизнь.
Владислав ещё долго рассуждал, развивая свою мысль, пока не увидел в зеркальце, что Снежана давно спит. Он усмехнулся этой здоровой реакции на его философские изыски. И замолчал, чувствуя, что и сам смертельно устал после бессонной ночи и всех этих передряг.
- Приехали, - сообщил он, когда машина подкатила к нужному дому.
Драгуров вытащил из багажника сумку и помог девушке выбраться.
Они поднялись на второй этаж.
- Двухкомнатная квартира, все удобства, - сказал Владислав, отпирая дверь. - Хочешь сразу принять душ?
- Потом, потом, - пробормотала Снежана.
Драгуров пошел в ванную и включил воду, а когда вернулся, увидел, что девушка уже спит на диване, сняв только плащ и туфли. Он тихо сел рядом и осторожно погладил её по волосам.
6
К двенадцати часам дня на студию приехала Карина - её уже поджидал Алексей, чтобы кто-нибудь не перехватил и не начал агитировать за Клеточкина. Найдя укромное местечко за декорациями, он коротко объяснил суть происходящего. Не рассказав, правда, о предложении продюсера. Не хотелось торопить события.
- Значит, либо триллер, либо мелодрама, - подытожила Карина. - В принципе, твой сценарий можно повернуть и так, и этак, было бы желание.
- По-моему, у Клеточкина вообще иссякло всякое желание снимать картину, - отозвался Алексей. - Уперся, как козерог в камень. Кончится тем, что фильм вовсе прикроют. Ты бы с ним поговорила, чтобы не артачился.
- Он меня не послушает.
- И то верно. Его сейчас никто не убедит.
Они помолчали, глядя друг на друга. Потом Алексей притянул её за шею и поцеловал. Карина жарко прильнула к нему, а спустя некоторое время рядом раздался насмешливый голос:
- Быстро же вы, черт подери, спелись! Ну, он - понятно, а ты, матушка? - Коля Клеточкин раскачивался на пятках, сунув руки в карманы широченных брюк. - Я сейчас разговаривал с Ермиловым, - продолжал он хмуро, - и они готовы свернуть весь проект, лишь бы меня выжить. Ну не идиоты? Кто лучше меня может поставить этот фильм? Если только выпишут Спилберга.
- Я знаю о твоих проблемах, - сказала Карина.
- Ну и?
- Попробуй их обмануть, схитри. Согласись на триллер, а делай по-своему. В конце концов, все будет зависеть от внутренней интонации. И монтажа. Сколько примеров, когда задумывалось одно, а получалось совсем другое. Они ещё тебе спасибо скажут. Когда получишь "Оскара".
Режиссер задумался, не прекращая раскачиваться. Он выглядел до того багровым, что, казалось, ещё немного - и лопнет, брызнув на них инсультной кровью.
- Ты, матушка, не глупа, - ответил наконец он. - Только кончайте обниматься. Не мое это дело, но где-нибудь в другом месте. Через полчаса у нас будет маленькое производственное собрание. Юра Любомудров собирает подписи под петицией. В мою защиту. Вы как?
- Не глядя, - сказал Колычев. - О чем речь.
- И ты ещё спрашиваешь! - подтвердила Карина.
Клеточкин, довольно фыркнув, пошел сквозь декорации, что-то сбивая и роняя на своем пути.
- Как кабан в зарослях, - усмехнулся Алексей. - Жаль.
- Ты о чем? - спросила Карина.
- Конченый человек, - объяснил он. - Я знаю, что произойдет завтра.
- Что же? - Карина вдруг испугалась его взгляда, почти ледяного, замораживающего, черного, как беззвездная пустота неба.
- Его вышвырнут, как надувную куклу. Выпустят воздух, сдуют и положат вместо половика на улице.
- Что ты такое говоришь?
- Но пока с ним будут судиться-рядиться, съемки заморозятся. Павильон и аппаратуру передадут другой группе, временно, актеров распустят. Любомудров пойдет подрабатывать в кинохронику, девица-помреж станет с тоски нюхать кокаин и бегать за Клеточкиным, поджидая его возле клозета. И в конце концов своего добьется: вытеснит жену Коли с насиженного места, но это будет уже другая история, которая мне не интересна. А начать фильм заново, через полгода, даже если мне посулят золотые горы, будет очень сложно. Кто знает, какие у меня тогда будут планы?
- Почему тебе надо будет начинать заново? - недоумевая, спросила Карина.
- Ну а кому же еще? - холодно ответил он.
7
"...Довольно скучно путешествовать в пломбированном ящике, не зная, куда и зачем тебя везут по железной дороге. Но время - фикция, спасательный круг для глупцов, барахтающихся в океане, их жизнь настолько конкретна, что бессмысленно лишать её последних символик...
Лишь много позже, по ненавистному колокольному звону, я узнал, что вновь прибыл в Москву. Она стала для меня не конечным пунктом, а всего лишь промежуточной станцией, но пребывание здесь затянулось на несколько лет. И вовсе не по стечению обстоятельств, а исходя из продуманного плана. Те люди, что привезли меня сюда - мужчина и женщина, которые называли себя Дана и Велемир, - будто растворились в толпе, оставив в подарок своим кремлевским друзьям, супружеской паре, занимавшей слишком высокое положение, чтобы это могло оказаться случайным совпадением. Но сами постоянно находились где-то рядом, словно прячась за декорациями. Связь с ними и холодное дыхание их я уже привык ощущать как бы сквозь толщу стен и расстояние. Я понимал, что должен пройти через различные человеческие слои, нанизывая их на выпущенную из лука стрелу. Вся жизненная информация из людского материала впитывалась в меня, словно вода в губку, выдавливалась и поглощалась. Уже одно это стоило того, чтобы воздать мастеру Бергеру по его заслугам... А ведь где-то существовал ещё и Герман, мой брат во плоти! Впрочем, черт с ним, не о нем речь.
К наркомпромовской чете приходило много гостей, один раз даже сам Хозяин, о котором они постоянно шептались и тайно ненавидели; в другой раз на всеобщее обозрение выставили заспиртованную в сосуде голову последнего Удерживающего, как знак хаоса и разрушения, что вызвало презрительные насмешки и ликование. Собственно говоря, баварские мессы Хаусфишера, патронируемые тайными обществами "Вриль" и "Туле", мало чем отличались от тутошних. Уроборос, кусающий свой хвост, незримо присутствовал и здесь. Вдохновляемый безумными идеями и алчущий крови.
Кровь лилась всюду, но вдалеке от стен этого дома. Пока гости не стали собираться все реже и реже, напуганные исчезновениями. Исчезла и наркомпросовская чета, растворившись в пыль, а хоромы перешли следующим по очереди, но далеко не крайним в этом бесконечном ряду рвущихся к вершине... Как-то раз подвыпивший дирижер оркестра унес меня в другой дом - на Набережной, где в богемной среде нищих духом показалось ещё гаже и истеричнее. Голые актрисы, слоняющиеся по утрам из комнаты в комнату, придворные певцы и поэты, инженеры человеческих душ с голодным блеском в глазницах, не понимающие ни единого винтика в людских механизмах, воровато-наглая прислуга, вроде самих хозяев. Вся эта подлая мразь, величающая себя элитой, спустя полчаса проявляла свое нутро и превращалась даже не в соль, а в грязный песок, утекающий сквозь пальцы. Странно, но и здесь я ощущал своих наблюдателей - Дану и Велемира, а один раз они даже в открытую зашли к дирижеру на "огонек"...
Что говорить! Познай причины, загляни в исток - и направишь русло. Дирижер умер с бокалом шампанского в руке, не успев сказать тост, а пляска теней вокруг меня продолжалась, словно все они танцевали на костях предков... Полетели новые хозяева и новые головы - курчавые, лысые, седые, соломенные, стриженные бобриком, в кепках, шляпах, ермолках, тюбетейках и париках. Все они хотели стать богами, а превратились в конечном счете в ничто. Как и этот командарм-прапорщик, хвалившийся дружбой с Хозяином, но забитый на моих глазах, харкающий зубами и кровью, с пробитой молотком головой и засунутой в зад ножкой от табуретки. Кто был ничем - тот станет всем, так кажется, он любил попевать, играя на аккордеоне? Его молодая жена, редкая шлюха, тотчас же выскочила за дипломата в надежде укатить за границу. Она водила дружбу с Даной, а спала со всеми, включая Велемира, один раз использовала и меня, натирая промежность. Не брезговала догом дипломата, рассыльным, приносящим почту, прислугой обоего пола. Настоящая патологическая стерва. В конце концов её заклинило с догом, их вынесли на носилках, укрыв простыней, а дипломат вечером пустил себе пулю в лоб.
Велемир очень долго смеялся, обсуждая эту историю с моим новым хозяином - красным попом-обновленцем. Расстрига был готов продать душу кому угодно, лишь бы побольше вина и мальчиков... Глядя на меня, твердил: "Жаль, что он не из костей и мяса!" Так и хотелось пустить ему стрелу в глаз, но поп не знал, как заводится механизм. Никто не знал. Сдох за столом, подавившись куском говядины, и стал протухать прямо на глазах. Потому что стояла невыносимая жара... Рабочий и колхозница, пришедшие ему на смену, выбились из простого народа, но быстренько ожирели и душой, и телом. Капелька бронзы разъедает любую плоть. Так и стоят сейчас где-то на улицах Москвы, закусив удила от страха за содеянное. И если присмотритесь, увидите у одного из них на спине мой знак..."
8
- Света, что с тобой? Тебе плохо? - спрашивал он, поддерживая её за плечи и пытаясь заглянуть в глаза, но зрачки у неё вращались как на шарнирчиках у куклы, голова тоже свешивалась, точно тряпичная, набитая ватой. Гера беспомощно оглянулся. Только что они сидели и разговаривали - и вдруг! Обморок, что ли? Он положил девочку на скамейку и стал дуть в лицо.
- Ну очнись же, - повторял он, может быть, впервые испугавшись по-настоящему. Ударил по щекам. Один раз, второй.
Наконец Света открыла рот, глубоко вздохнула. Взгляд стал осмысленным. Она села и начала растирать ладонями виски. Гера поднял упавшую книгу, положил рядом на скамейку.
- И часто это с тобой бывает? - спросил он, пытаясь скрыть тревогу.
- Почти каждый день, - призналась она. - После того как меня стукнули... Врачи говорят - пройдет.
- А тут ещё я со своими рассказами! - нахмурился Герасим. - Ты... это... не верь, что я тут тебе наболтал. Просто врал со скуки. И Филипп Матвеевич здоров-живехонек, и квартира не сгорела, и все прочее. Пойдем, я тебя провожу в палату.
- Не надо, посидим еще, - слабым голосом возразила Света. - Почему ты пришел именно ко мне?
- Потому что ты... светлая, - после некоторой паузы ответил Гера. Вокруг все темное или серое, а у тебя - другой цвет. Я чувствую. Ты, наверное, и в Бога веришь?
- Верю, - сказала она. - И когда я поправлюсь, мы пойдем в церковь. Обещаешь?
- Не знаю. Как честный пионер не имею права.
- Не дурачься. И все, что ты мне рассказал, повторишь там, священнику.
- А это ещё зачем?
- Так надо, не спорь. Это называется - исповедь, покаяние. Ты смоешь с себя всю грязь и станешь лучше. Сам почувствуешь такую легкость, будто выросли крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35