Греку, видите ли, такой груз как я не нужен был. Я ее даже не помню.
Что-то сексом тут и не пахнет, сплошная передача «Жди меня». Я почувствовал себя ущербным, в моей жизни таких лихих поворотов не было, не о чем поплакаться.
– Мое детство сплошной кошмар, – тем временем продолжала Жанна.
– Что, папа пил?
– Нет, хуже.
– А что может быть хуже?
– Ладно, проехали.
– Знаешь, почему люди с теплотой вспоминают детство? – меня потянуло на философию.
– Нет.
– Потому что это самое беззаботное время. Там проблем не было. Несчастной любви не было, ненависти тоже. Время тянулось, день бесконечен. Впереди вечность.
– У меня не было беззаботного детства.
– У меня тоже.
– А у тебя то что?
– Были проблемы. Папа хотел, чтобы я стал вундеркиндом. Он сам учитель и водил меня ко всем знакомым репетиторам. Английский, французский, немецкий и т.д. Тогда было модно оканчивать школу за пять лет, всякие там дети-поэты, художники и математики. Но, из меня вундеркинда не получилось.
– Почему?
– Я во всем преуспел кроме математики. Не давалась она мне, хоть убей. Не то, что впереди идти, я даже школьную программу не тянул. Мне в основном папу было жалко. Мечта всей его жизни рушилась. Я так старался, переживал. Папа говорил, что мозг – это мышца, его нужно тренировать. Он заставлял меня считать все подряд, все свободное время. Фонари, ступеньки, ворон, номера у машин. Я придумывал задачи, складывал в уме, потом умножал, делил.
– И что, помогло?
– Да, папа оказался прав. Я все-таки осилил эту науку. С легкостью оперирую в уме любыми четырехзначными числами. Складываю, вычитаю, делю, умножаю.
– Здорово.
– Но есть побочный эффект. Я до сих пор считаю ступеньки, столбы, этажи и все что можно посчитать. Я все еще придумываю задачи.
– Ну, это ерунда. Ты ведь не наркоман. А где теперь твой папа?
– Родители умерли.
– Извини.
Я рассказал, что именно из-за своей способности считать в уме я попал в эту командировку. Ее взгляд на эту проблему был для меня неожиданным:
– Если бы тебя не послали сюда, то мы бы с тобой не встретились. А ты такой здоровский!
Она посмотрела на меня влюблено.
Мы допили мартини, и она сказала, что пора спать. Это очень ответственный момент. Сейчас все решится. Жанна пошла в ванную. Она пробыла там минут пятнадцать и вышла в одном полотенце. Полотенце, хоть и большое, но ничего не прикрывало. На меня напало непривычно сильное возбуждение. Я тоже побежал в ванную. Почистил зубы и принял душ, но возбуждение не спадало. Тогда я надел презерватив и тоже обмотался полотенцем.
Жанна сидела на диване. Я опустился рядом, близко-близко. Обнял ее за плечи и поцеловал в губы. В грудь мне уперлась ее стальная возмущенная рука.
– Ты хочешь сказать, что я блядь? – почти крикнула она.
Ну вот.
– Нет, я такими словами не разговариваю, я такими словами даже не думаю.
– Забудь, – сказала она и разрыдалась.
Я пошел в ванную, снял презерватив и надел трусы.
– Иди, ложись на кровать, – сказал я Жанне, – а я прикорну тут на диване.
– Нет, сам ложись на кровать, мне что-то расхотелось спать.
Мы оба были очень пьяны. Я неожиданно остро это почувствовал.
– Хорошо. А ты что будешь делать?
– Пойду, открою окно, положу титьки на подоконник и буду выть на луну.
3.
Каждый день начинается по-разному. Иногда ему радуешься, иногда, если впереди какая-то проблема, хочется, чтобы он быстрее закончился или подольше не начинался. Бывают никакие дни. Их большинство. Встал, что-то съел, куда-то пошел, что-то сделал, вернулся, лег, уснул. Все. Вспоминать нечего. Это будни. Сплошная серость. Хотя иногда неожиданно случаются такие будни, что лучше всякого праздника. В любом случае каждый день начинается со звуков. Вначале приходят шорохи, если нет будильника, и лишь потом, когда забываются сны, поднимаешь веки и появляется картинка. Проявитель, фиксаж и фото-нож, чтобы отрезать все лишнее.
Я открыл глаза и увидел тумбочку с большим коричневым ожогом от окурка, пошевелил глазами и заметил, что ожогов множество и еще, снизу под столешницу приклеена жвачка. Я не дома! Это вначале удивило. Где-то внизу шумел город, визжал тормозами, гудел и разговаривал. Рядом, кто-то сопел. Я перевернулся на спину и увидел в окно кусок неба. По синей субстанции башкастыми сперматозоидами хаотично двигались стрижи. Дождя не будет.
Впритык, чуть касаясь спала Жанна. Одеяло сбилось набок, бесстыдно выставив на мое обозрение большую куполообразную грудь. Мне захотелось ее потрогать, чтобы выяснить, не силиконовая ли она. Это я так себе подумал, хотя причина была совсем в ином. Я уже было протянул руку, но вовремя спохватился, встал и вышел в другую комнату.
– Это всего лишь большие молочные железы, необходимые для выработки молока будущему потомству, – попытался я сам себя убедить, но не смог. Вернулся, приоткрыл дверь и снова вылупился. Пока я любовался, прошло какое-то длительное время. Кончилось все тем, что я подошел к кровати, натянул одеяло и скрыл все это приданое от солнечного света. Кругом одни соблазны.
Жанна спала красиво. Закинув руку за голову. Раньше мне приходилось видеть такие позы только на картинах. Чтобы отвлечься от высокохудожественного зрелища я пошел чистить зубы.
Как ни странно, голова почти не болела, зато нестерпимо хотелось есть. Несмотря на голод, я заставил себя не спешить, сел, положил перед собой чистый лист бумаги и составил план работы на день. Под номером один у меня значилось купить брюки. Прежде чем спуститься вниз я окинул взглядом комнату. Подумалось, что Жанна, в общем-то, мне не жена, не любовница и даже не сестра. Я вообще ее не знаю. Было бы неплохо, чтобы она ушла раньше меня. Я опять приоткрыл дверь в спальню. Слишком красиво спит. Не этично выгонять даму. Я решил, что пока завтракаю и покупаю брюки, она придет в себя и можно будет культурно попрощаться.
Часы показывали половину десятого. Не люблю затягивать начало работы.
Я сложил в портфель все свои ценности: ноутбук, кошелек с деньгами и документы для работы. Береженого бог бережет, кто знает, что на уме у этой девицы. Пиджак я не одел, дабы не позориться лишний раз перед аборигенами. На ручку двери повесил табличку «Не беспокоить».
В холле с удивлением встретил своего старого знакомого – Спартака. Вид он имел помятый, глаза красные.
– Стахановская вахта? – поинтересовался я.
– Сменщик попросил подменить, – зло сказал он, – заболел.
На стойке портье валялись ситовки с портретами Захарова. Он обещал достойную жизнь.
Я взял в руки одну бумажку и присмотрелся. Вроде он. Хотя не на все сто.
– Не знаешь, какой он институт оканчивал? – спросил я у дружбана.
– Да на хер надо?
– Че так?
– Да козел он.
Я не стал уточнять, в чем проявляется эта козловость, как и не стал распространяться о том, что по всем параметрам это мой институтский друг.
– Там у меня дама, – напомнил я.
– Да без проблем. Если хочешь, – он почему-то перешел на «ты», – я ей карту гостя сделаю. Легко.
– Я скоро вернусь. Где тут у вас еда?
Он показал в конец коридора. Там светилась надпись «буфет».
– Сколько штук использовал? – вдогон поинтересовался он.
– Чего?
– Презервативов.
– Один, – честно ответил я.
– Хило, – сокрушенно вздохнул Спартак.
Перекусив яичницей и бутербродами, я расспросил буфетчицу о ближайших магазинах готовой одежды. Оказалось, что все под рукой, один за углом, другой через квартал, а на следующей остановке большой универмаг.
– Только там все дорого, – сообщила дородная продавщица.
Искать вьетнамские рынки ради экономии средств, у меня не было времени, пришлось отправиться по ближайшему адресу. Вначале шел медленно, потому что считал тротуарные плитки, потом выяснилось, что средний мой шаг равен трем плиткам, если ступать с черты на черту. Шаги считать привычнее, только движения получаются неестественными.
Позвонила жена. Все нормально? Все нормально. Интересовалась как-то вяло, жизни не учила. Потом объявился Аркашка.
– Ну, как? Получилось с той чувихой? – первым делом спросил он.
– Не совсем.
– Как это?
– Долго рассказывать.
– Во сколько подъехать?
– Я позвоню.
– Это номер моего сотового. Сохрани в памяти.
Я уже забыл, что мы на «ты». Было неудобно разговаривать по мобильному, портфель оттягивал руку.
Чтобы попасть на соседнюю улицу пришлось сойти с тротуарной плитки и ненадолго свернуть в проулок. Запахло бедностью – щами и стираными простынями. Пот катился градом. Неплохо было бы договориться с Аркашкой и вечером съездить куда-нибудь на пляж вместе с Жанной искупаться. Оказывается, я вижу эту девушку в своем недалеком будущем.
Магазин назывался «Бутик Париж» там было полно некачественной турецкой одежды. Я не стал привередничать, купил брюки, которые висели на мне более или менее сносно, и отправился в обратный путь. Новые портки я снимать не стал, а старые попросил выкинуть.
В переулке на меня напали. Кто-то сильно ударил кулаком в спину и выхватил из рук портфель. Удар был такой тяжелый, что я пролетел метра два и со всего размаху плюхнулся на грязный асфальт. По инерции я пробороздил метр, содрал кожу с подбородка и клюнул носом. Подняв голову, схватил последние кадры сцены ограбления. Мужчина в черных джинсах, в черной водолазке и черном берете уматывал во все лопатки в сторону центра. Прежде чем скрыться за углом он споткнулся, выронил портфель, и сам чуть не упал. Какой неуклюжий. Подняв с земли ворованное, он побежал дальше прижав ношу к груди.
– Ноутбук разбился, – злорадно подумал я. И еще, – в этой одежде он потный, вонючий и очень заметный на фоне безмятежного лета. Его найдут.
Я даже не делал попыток его догнать. У меня все болело, казалось, что сломана нога. Поднявшись, смог оценить масштаб разрушений. Из носа и подбородка текла кровь, на локтях, предплечьях и пальцах кожа содрана. На новых брюках зияли две огромные дыры в области колен. Сотовый телефон валялся в метре от батареи, его дисплей покрылся морщинами. Очки улетели еще дальше. Правое стекло в трещинах. Но, самое главное и обидное это, конечно пропажа ноутбука и кошелька с деньгами. И еще – паспорт. Надо же! Вот дела! Я машинально пошарил в карманах. Из всей наличности осталось пятьсот рублей.
Это не город, а какая-то криминальная столица! Не ровен час, что меня изнасилуют или убьют.
Мое повторное появление в магазине «Бутик Париж» вызвало нездоровый ажиотаж. Продавщицы меня вначале не узнали, а когда поняли, с кем имеют дело, запричитали, забегали и предложили вызвать скорую. Я отказался, рассказал им о том, что произошло, и попросил позвонить в милицию. Сердобольные девушки обработали мои раны отвратительными китайскими духами, сочувственно охали, когда я орал от боли, и пояснили, что милицию вызывать не надо, лучше сходить туда пешком, вон райотдел напротив, видно из окна. В прошлом году, когда у них наркоманы украли пиджак, им пришлось ждать наряд целый час после вызова, теперь они предпочитают ходить туда пешком, быстрее получается. Но, если мне трудно идти, то они могут вызвать вневедомственную охрану, потому что недавно хозяин установил в магазине тревожную кнопку.
Я сказал, что идти могу, и попросил вернуть мне мои старые брюки, если их еще не выкинули на помойку. Брюки мне вернули, они почему-то были в пуху, но надевать не посоветовали.
– Лучше вам идти в дырах, – сказала одна из девчонок. – Так вид жалобнее, может, мусора быстрее шевелиться начнут.
Я внял совету торговки и похромал к служителям закона, как есть в пятнах крови, треснутых очках и рваных брюках.
За стеклом сидел дежурный, напротив, на стуле сержант с автоматом. Сержант спал, дежурный смотрел на дисплей компьютера. Бьюсь об заклад, что там разложен преферанс. Оба на меня рассердились, потому что одного я разбудил, а второго отвлек.
Дежурный никак не мог понять, что со мной стряслось. Он смотрел на меня так, как будто я сбежал из вытрезвителя. Когда, наконец, до него дошло, что случилось ограбление, он спросил:
– Вы ноль два звонили?
– Нет.
– Хорошо, – загадочно произнес он. – Просидите тут. Я позову опера.
Опера пришлось ждать полчаса. Сержант с автоматом опять начал похрапывать. Я не выдержал и высказал дежурному свое недовольство. Он встал, куда-то ушел и вернулся с пацаном, который представился младшим лейтенантом, фамилия неразборчиво. На вид парню было лет шестнадцать. Джинсы, белая футболка и модная прическа, когда волосы свисают на лоб игривыми сосульками.
– Кого тут грабанули? – поинтересовался парень. – Пройдемте, – когда я поднял руку и открыл рот. – Что у вас в пакете?
– Брюки.
– Покажите, – подозрительно сдвинул брови. Мимика лица чрезвычайная.
Убедившись, что у меня там всего лишь штаны, а не пояс шахида, малолеток открыл замок на решетке и пустил меня внутрь.
Мы прошли по коридору, миновали еще одну решетку и очутились в небольшой комнате. Посредине стул и стол. Младший лейтенант открыл ящик стола, достал несколько листов бумаги, ручку, положил все это передо мной и сказал:
– Пишите на имя начальника РОВД. Вот образец, – он достал еще один лист бумаги, упакованный в файл с перфорацией. – Я сейчас приду.
– А что писать?
– Заявление. Где, когда и что с вами случилось.
– А не лучше ли, – наивно предложил я. – Я вам все расскажу, вы побежите его ловить по горячим следам, а я пока попишу.
– Нет, не лучше. Я никуда не побегу. У меня дел по горло. Пишите.
Он вышел, а я принялся упражняться в эпистолярном жанре, добросовестно вспоминая все подробности происшествия. Через пятнадцать минут получилось две страницы мелким почерком. Из-за разбитых очков устал правый глаз.
В комнате висел неприятный запах, смесь ваксы и дешевых сигарет, еще пробивалась примесь чего-то сладкого, я не смог идентифицировать источник. Наверное, именно так пахнут преступления и человеческие страдания.
В правом углу столешницы чем-то острым было накарябано: менты – козлы. Приглядевшись я обнаружил, что подобных автографов оставлено немыслимое количество. Как только не склоняли бедных стражей порядка. Некоторые сравнения были почти гениальными, что-то меня позабавило. Характерно, что надписи эти пытались уничтожить, замазать, закрасить и даже срезать ножом, но они, как заговоренные восставали из небытия. На знакомство с остальными достопримечательностями этой комнатушки у меня ушло еще полчаса. За это время я успел придумать и решить три сложных примера на порядок действий. Для того чтобы превратить цифры в слова я вначале хотел использовать свое заявление, но потом подумал, что честнее будет пройтись по надписям. Два раза подряд мне выпало слово «обезьяны». Так называли Ментов аж в трех посланиях. Я подумал, что данное слово не может случиться в моей жизни, разве что в качестве метафоры.
Обо мне определенно забыли.
Когда терпение кончилось, я вышел в коридор и направился в сторону дежурки. Долго идти не пришлось: уперся в решетку, которая оказалась на замке. С той стороны прутьев сидел на корточках помятый парень, находившийся в нирване. От него пахло мочой.
Обратный путь тоже результатов не принес, все везде было наглухо заперто. Может быть, удастся уговорить этого типа, чтобы он сходил в дежурку и напомнил обо мне.
Мысль оказалась неудачной, парень на контакт не шел, мычал и закатывал глаза. Мало того, обнаружились наручники на его запястьях.
Такого развития ситуации я не ожидал, ничего не оставалось, как только стоять у решетки, как животное и смотреть в даль. Метрах в двадцати по коридору ходили люди. Кричать я стеснялся.
Младший лейтенант появился через час. Время не прошло даром, я посчитал количество кафельной плитки во всем коридоре, среднюю плотность людей в минуту на один квадратный метр площади и еще много всяких бессмысленных вещей.
– Пришлось выехать на задание, – сообщил милиционер, облизывая испачканные в чем-то жирном губы и ковыряясь во рту зубочисткой. – Ну, давай посмотрим, что тут у нас. – Он сел на единственный стул, нахмурился и углубился в чтение. Я встал перед ним, как нашкодивший школьник. Прочитав мою писанину два раза, опер спросил:
– А куда вы собирались идти после магазина?
– Обратно в отель.
– А вот тут в тексте после улицы и переулка пустые места. Это зачем?
– Я названий не знаю. Думал, вы мне подскажете и впишем.
Он почесал макушку.
– Значит, вы вышли из гостиницы с одной только целью – сходить в магазин и купить брюки?
– Да.
– И потом вернуться в гостиницу?
– Да.
Он сделал паузу, потом выпалил с напором:
– Получается, для того, чтобы сходить в магазин за брюками, вам необходимо было взять с собой, как тут написано, ноутбук за полторы тысячи долларов, тридцать тысяч рублей с копейками деньгами и документы по работе. Без этих вещей вы брюки купить не в состоянии?!
Получалось именно так. Я опять попал впросак. Рука потянулась к очкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Что-то сексом тут и не пахнет, сплошная передача «Жди меня». Я почувствовал себя ущербным, в моей жизни таких лихих поворотов не было, не о чем поплакаться.
– Мое детство сплошной кошмар, – тем временем продолжала Жанна.
– Что, папа пил?
– Нет, хуже.
– А что может быть хуже?
– Ладно, проехали.
– Знаешь, почему люди с теплотой вспоминают детство? – меня потянуло на философию.
– Нет.
– Потому что это самое беззаботное время. Там проблем не было. Несчастной любви не было, ненависти тоже. Время тянулось, день бесконечен. Впереди вечность.
– У меня не было беззаботного детства.
– У меня тоже.
– А у тебя то что?
– Были проблемы. Папа хотел, чтобы я стал вундеркиндом. Он сам учитель и водил меня ко всем знакомым репетиторам. Английский, французский, немецкий и т.д. Тогда было модно оканчивать школу за пять лет, всякие там дети-поэты, художники и математики. Но, из меня вундеркинда не получилось.
– Почему?
– Я во всем преуспел кроме математики. Не давалась она мне, хоть убей. Не то, что впереди идти, я даже школьную программу не тянул. Мне в основном папу было жалко. Мечта всей его жизни рушилась. Я так старался, переживал. Папа говорил, что мозг – это мышца, его нужно тренировать. Он заставлял меня считать все подряд, все свободное время. Фонари, ступеньки, ворон, номера у машин. Я придумывал задачи, складывал в уме, потом умножал, делил.
– И что, помогло?
– Да, папа оказался прав. Я все-таки осилил эту науку. С легкостью оперирую в уме любыми четырехзначными числами. Складываю, вычитаю, делю, умножаю.
– Здорово.
– Но есть побочный эффект. Я до сих пор считаю ступеньки, столбы, этажи и все что можно посчитать. Я все еще придумываю задачи.
– Ну, это ерунда. Ты ведь не наркоман. А где теперь твой папа?
– Родители умерли.
– Извини.
Я рассказал, что именно из-за своей способности считать в уме я попал в эту командировку. Ее взгляд на эту проблему был для меня неожиданным:
– Если бы тебя не послали сюда, то мы бы с тобой не встретились. А ты такой здоровский!
Она посмотрела на меня влюблено.
Мы допили мартини, и она сказала, что пора спать. Это очень ответственный момент. Сейчас все решится. Жанна пошла в ванную. Она пробыла там минут пятнадцать и вышла в одном полотенце. Полотенце, хоть и большое, но ничего не прикрывало. На меня напало непривычно сильное возбуждение. Я тоже побежал в ванную. Почистил зубы и принял душ, но возбуждение не спадало. Тогда я надел презерватив и тоже обмотался полотенцем.
Жанна сидела на диване. Я опустился рядом, близко-близко. Обнял ее за плечи и поцеловал в губы. В грудь мне уперлась ее стальная возмущенная рука.
– Ты хочешь сказать, что я блядь? – почти крикнула она.
Ну вот.
– Нет, я такими словами не разговариваю, я такими словами даже не думаю.
– Забудь, – сказала она и разрыдалась.
Я пошел в ванную, снял презерватив и надел трусы.
– Иди, ложись на кровать, – сказал я Жанне, – а я прикорну тут на диване.
– Нет, сам ложись на кровать, мне что-то расхотелось спать.
Мы оба были очень пьяны. Я неожиданно остро это почувствовал.
– Хорошо. А ты что будешь делать?
– Пойду, открою окно, положу титьки на подоконник и буду выть на луну.
3.
Каждый день начинается по-разному. Иногда ему радуешься, иногда, если впереди какая-то проблема, хочется, чтобы он быстрее закончился или подольше не начинался. Бывают никакие дни. Их большинство. Встал, что-то съел, куда-то пошел, что-то сделал, вернулся, лег, уснул. Все. Вспоминать нечего. Это будни. Сплошная серость. Хотя иногда неожиданно случаются такие будни, что лучше всякого праздника. В любом случае каждый день начинается со звуков. Вначале приходят шорохи, если нет будильника, и лишь потом, когда забываются сны, поднимаешь веки и появляется картинка. Проявитель, фиксаж и фото-нож, чтобы отрезать все лишнее.
Я открыл глаза и увидел тумбочку с большим коричневым ожогом от окурка, пошевелил глазами и заметил, что ожогов множество и еще, снизу под столешницу приклеена жвачка. Я не дома! Это вначале удивило. Где-то внизу шумел город, визжал тормозами, гудел и разговаривал. Рядом, кто-то сопел. Я перевернулся на спину и увидел в окно кусок неба. По синей субстанции башкастыми сперматозоидами хаотично двигались стрижи. Дождя не будет.
Впритык, чуть касаясь спала Жанна. Одеяло сбилось набок, бесстыдно выставив на мое обозрение большую куполообразную грудь. Мне захотелось ее потрогать, чтобы выяснить, не силиконовая ли она. Это я так себе подумал, хотя причина была совсем в ином. Я уже было протянул руку, но вовремя спохватился, встал и вышел в другую комнату.
– Это всего лишь большие молочные железы, необходимые для выработки молока будущему потомству, – попытался я сам себя убедить, но не смог. Вернулся, приоткрыл дверь и снова вылупился. Пока я любовался, прошло какое-то длительное время. Кончилось все тем, что я подошел к кровати, натянул одеяло и скрыл все это приданое от солнечного света. Кругом одни соблазны.
Жанна спала красиво. Закинув руку за голову. Раньше мне приходилось видеть такие позы только на картинах. Чтобы отвлечься от высокохудожественного зрелища я пошел чистить зубы.
Как ни странно, голова почти не болела, зато нестерпимо хотелось есть. Несмотря на голод, я заставил себя не спешить, сел, положил перед собой чистый лист бумаги и составил план работы на день. Под номером один у меня значилось купить брюки. Прежде чем спуститься вниз я окинул взглядом комнату. Подумалось, что Жанна, в общем-то, мне не жена, не любовница и даже не сестра. Я вообще ее не знаю. Было бы неплохо, чтобы она ушла раньше меня. Я опять приоткрыл дверь в спальню. Слишком красиво спит. Не этично выгонять даму. Я решил, что пока завтракаю и покупаю брюки, она придет в себя и можно будет культурно попрощаться.
Часы показывали половину десятого. Не люблю затягивать начало работы.
Я сложил в портфель все свои ценности: ноутбук, кошелек с деньгами и документы для работы. Береженого бог бережет, кто знает, что на уме у этой девицы. Пиджак я не одел, дабы не позориться лишний раз перед аборигенами. На ручку двери повесил табличку «Не беспокоить».
В холле с удивлением встретил своего старого знакомого – Спартака. Вид он имел помятый, глаза красные.
– Стахановская вахта? – поинтересовался я.
– Сменщик попросил подменить, – зло сказал он, – заболел.
На стойке портье валялись ситовки с портретами Захарова. Он обещал достойную жизнь.
Я взял в руки одну бумажку и присмотрелся. Вроде он. Хотя не на все сто.
– Не знаешь, какой он институт оканчивал? – спросил я у дружбана.
– Да на хер надо?
– Че так?
– Да козел он.
Я не стал уточнять, в чем проявляется эта козловость, как и не стал распространяться о том, что по всем параметрам это мой институтский друг.
– Там у меня дама, – напомнил я.
– Да без проблем. Если хочешь, – он почему-то перешел на «ты», – я ей карту гостя сделаю. Легко.
– Я скоро вернусь. Где тут у вас еда?
Он показал в конец коридора. Там светилась надпись «буфет».
– Сколько штук использовал? – вдогон поинтересовался он.
– Чего?
– Презервативов.
– Один, – честно ответил я.
– Хило, – сокрушенно вздохнул Спартак.
Перекусив яичницей и бутербродами, я расспросил буфетчицу о ближайших магазинах готовой одежды. Оказалось, что все под рукой, один за углом, другой через квартал, а на следующей остановке большой универмаг.
– Только там все дорого, – сообщила дородная продавщица.
Искать вьетнамские рынки ради экономии средств, у меня не было времени, пришлось отправиться по ближайшему адресу. Вначале шел медленно, потому что считал тротуарные плитки, потом выяснилось, что средний мой шаг равен трем плиткам, если ступать с черты на черту. Шаги считать привычнее, только движения получаются неестественными.
Позвонила жена. Все нормально? Все нормально. Интересовалась как-то вяло, жизни не учила. Потом объявился Аркашка.
– Ну, как? Получилось с той чувихой? – первым делом спросил он.
– Не совсем.
– Как это?
– Долго рассказывать.
– Во сколько подъехать?
– Я позвоню.
– Это номер моего сотового. Сохрани в памяти.
Я уже забыл, что мы на «ты». Было неудобно разговаривать по мобильному, портфель оттягивал руку.
Чтобы попасть на соседнюю улицу пришлось сойти с тротуарной плитки и ненадолго свернуть в проулок. Запахло бедностью – щами и стираными простынями. Пот катился градом. Неплохо было бы договориться с Аркашкой и вечером съездить куда-нибудь на пляж вместе с Жанной искупаться. Оказывается, я вижу эту девушку в своем недалеком будущем.
Магазин назывался «Бутик Париж» там было полно некачественной турецкой одежды. Я не стал привередничать, купил брюки, которые висели на мне более или менее сносно, и отправился в обратный путь. Новые портки я снимать не стал, а старые попросил выкинуть.
В переулке на меня напали. Кто-то сильно ударил кулаком в спину и выхватил из рук портфель. Удар был такой тяжелый, что я пролетел метра два и со всего размаху плюхнулся на грязный асфальт. По инерции я пробороздил метр, содрал кожу с подбородка и клюнул носом. Подняв голову, схватил последние кадры сцены ограбления. Мужчина в черных джинсах, в черной водолазке и черном берете уматывал во все лопатки в сторону центра. Прежде чем скрыться за углом он споткнулся, выронил портфель, и сам чуть не упал. Какой неуклюжий. Подняв с земли ворованное, он побежал дальше прижав ношу к груди.
– Ноутбук разбился, – злорадно подумал я. И еще, – в этой одежде он потный, вонючий и очень заметный на фоне безмятежного лета. Его найдут.
Я даже не делал попыток его догнать. У меня все болело, казалось, что сломана нога. Поднявшись, смог оценить масштаб разрушений. Из носа и подбородка текла кровь, на локтях, предплечьях и пальцах кожа содрана. На новых брюках зияли две огромные дыры в области колен. Сотовый телефон валялся в метре от батареи, его дисплей покрылся морщинами. Очки улетели еще дальше. Правое стекло в трещинах. Но, самое главное и обидное это, конечно пропажа ноутбука и кошелька с деньгами. И еще – паспорт. Надо же! Вот дела! Я машинально пошарил в карманах. Из всей наличности осталось пятьсот рублей.
Это не город, а какая-то криминальная столица! Не ровен час, что меня изнасилуют или убьют.
Мое повторное появление в магазине «Бутик Париж» вызвало нездоровый ажиотаж. Продавщицы меня вначале не узнали, а когда поняли, с кем имеют дело, запричитали, забегали и предложили вызвать скорую. Я отказался, рассказал им о том, что произошло, и попросил позвонить в милицию. Сердобольные девушки обработали мои раны отвратительными китайскими духами, сочувственно охали, когда я орал от боли, и пояснили, что милицию вызывать не надо, лучше сходить туда пешком, вон райотдел напротив, видно из окна. В прошлом году, когда у них наркоманы украли пиджак, им пришлось ждать наряд целый час после вызова, теперь они предпочитают ходить туда пешком, быстрее получается. Но, если мне трудно идти, то они могут вызвать вневедомственную охрану, потому что недавно хозяин установил в магазине тревожную кнопку.
Я сказал, что идти могу, и попросил вернуть мне мои старые брюки, если их еще не выкинули на помойку. Брюки мне вернули, они почему-то были в пуху, но надевать не посоветовали.
– Лучше вам идти в дырах, – сказала одна из девчонок. – Так вид жалобнее, может, мусора быстрее шевелиться начнут.
Я внял совету торговки и похромал к служителям закона, как есть в пятнах крови, треснутых очках и рваных брюках.
За стеклом сидел дежурный, напротив, на стуле сержант с автоматом. Сержант спал, дежурный смотрел на дисплей компьютера. Бьюсь об заклад, что там разложен преферанс. Оба на меня рассердились, потому что одного я разбудил, а второго отвлек.
Дежурный никак не мог понять, что со мной стряслось. Он смотрел на меня так, как будто я сбежал из вытрезвителя. Когда, наконец, до него дошло, что случилось ограбление, он спросил:
– Вы ноль два звонили?
– Нет.
– Хорошо, – загадочно произнес он. – Просидите тут. Я позову опера.
Опера пришлось ждать полчаса. Сержант с автоматом опять начал похрапывать. Я не выдержал и высказал дежурному свое недовольство. Он встал, куда-то ушел и вернулся с пацаном, который представился младшим лейтенантом, фамилия неразборчиво. На вид парню было лет шестнадцать. Джинсы, белая футболка и модная прическа, когда волосы свисают на лоб игривыми сосульками.
– Кого тут грабанули? – поинтересовался парень. – Пройдемте, – когда я поднял руку и открыл рот. – Что у вас в пакете?
– Брюки.
– Покажите, – подозрительно сдвинул брови. Мимика лица чрезвычайная.
Убедившись, что у меня там всего лишь штаны, а не пояс шахида, малолеток открыл замок на решетке и пустил меня внутрь.
Мы прошли по коридору, миновали еще одну решетку и очутились в небольшой комнате. Посредине стул и стол. Младший лейтенант открыл ящик стола, достал несколько листов бумаги, ручку, положил все это передо мной и сказал:
– Пишите на имя начальника РОВД. Вот образец, – он достал еще один лист бумаги, упакованный в файл с перфорацией. – Я сейчас приду.
– А что писать?
– Заявление. Где, когда и что с вами случилось.
– А не лучше ли, – наивно предложил я. – Я вам все расскажу, вы побежите его ловить по горячим следам, а я пока попишу.
– Нет, не лучше. Я никуда не побегу. У меня дел по горло. Пишите.
Он вышел, а я принялся упражняться в эпистолярном жанре, добросовестно вспоминая все подробности происшествия. Через пятнадцать минут получилось две страницы мелким почерком. Из-за разбитых очков устал правый глаз.
В комнате висел неприятный запах, смесь ваксы и дешевых сигарет, еще пробивалась примесь чего-то сладкого, я не смог идентифицировать источник. Наверное, именно так пахнут преступления и человеческие страдания.
В правом углу столешницы чем-то острым было накарябано: менты – козлы. Приглядевшись я обнаружил, что подобных автографов оставлено немыслимое количество. Как только не склоняли бедных стражей порядка. Некоторые сравнения были почти гениальными, что-то меня позабавило. Характерно, что надписи эти пытались уничтожить, замазать, закрасить и даже срезать ножом, но они, как заговоренные восставали из небытия. На знакомство с остальными достопримечательностями этой комнатушки у меня ушло еще полчаса. За это время я успел придумать и решить три сложных примера на порядок действий. Для того чтобы превратить цифры в слова я вначале хотел использовать свое заявление, но потом подумал, что честнее будет пройтись по надписям. Два раза подряд мне выпало слово «обезьяны». Так называли Ментов аж в трех посланиях. Я подумал, что данное слово не может случиться в моей жизни, разве что в качестве метафоры.
Обо мне определенно забыли.
Когда терпение кончилось, я вышел в коридор и направился в сторону дежурки. Долго идти не пришлось: уперся в решетку, которая оказалась на замке. С той стороны прутьев сидел на корточках помятый парень, находившийся в нирване. От него пахло мочой.
Обратный путь тоже результатов не принес, все везде было наглухо заперто. Может быть, удастся уговорить этого типа, чтобы он сходил в дежурку и напомнил обо мне.
Мысль оказалась неудачной, парень на контакт не шел, мычал и закатывал глаза. Мало того, обнаружились наручники на его запястьях.
Такого развития ситуации я не ожидал, ничего не оставалось, как только стоять у решетки, как животное и смотреть в даль. Метрах в двадцати по коридору ходили люди. Кричать я стеснялся.
Младший лейтенант появился через час. Время не прошло даром, я посчитал количество кафельной плитки во всем коридоре, среднюю плотность людей в минуту на один квадратный метр площади и еще много всяких бессмысленных вещей.
– Пришлось выехать на задание, – сообщил милиционер, облизывая испачканные в чем-то жирном губы и ковыряясь во рту зубочисткой. – Ну, давай посмотрим, что тут у нас. – Он сел на единственный стул, нахмурился и углубился в чтение. Я встал перед ним, как нашкодивший школьник. Прочитав мою писанину два раза, опер спросил:
– А куда вы собирались идти после магазина?
– Обратно в отель.
– А вот тут в тексте после улицы и переулка пустые места. Это зачем?
– Я названий не знаю. Думал, вы мне подскажете и впишем.
Он почесал макушку.
– Значит, вы вышли из гостиницы с одной только целью – сходить в магазин и купить брюки?
– Да.
– И потом вернуться в гостиницу?
– Да.
Он сделал паузу, потом выпалил с напором:
– Получается, для того, чтобы сходить в магазин за брюками, вам необходимо было взять с собой, как тут написано, ноутбук за полторы тысячи долларов, тридцать тысяч рублей с копейками деньгами и документы по работе. Без этих вещей вы брюки купить не в состоянии?!
Получалось именно так. Я опять попал впросак. Рука потянулась к очкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31