Ставили в пример своим недотепам мужьям.
То ли стукачей среди нас не оказалось нештатных, а штатные свой куш сорвали, то ли, удача его была такая, но пронесся замполит мимо всех неприятностей, словно слаломист по трассе меж красных флажков, ни одного не задел, не повалил. Ни одной проверки, ни одного запроса, ни одной комиссии...
Замполиты, видать все психологи попадались. Знали они душу нашу. Понимали ее лучше чем сами обладатели. Лазили по ней, где надо поправляя и перекраивая эту самую душу бестелесную на свой манер, подгоняя ее под стандарты ими придуманные, ими записанные, ими редко когда соблюдаемые, ими презираемые и, в конце концов, ими же и оплеванные.
***
Может раньше и были они другими, может и правду писали и пели о комиссарах. Кто знает? Те о ком пели, те кто эти песни слагали уже давно померли. Спросить не с кого .... Спросить не у кого. ... Разве у диназавра или мамонта спросишь - " Чего это вы братцы повымирать решили? С какого такого горя?"
Теперь в категорию счастливцев, ранее ограниченную на Русси дураками, пьяными и юродивыми, прочно поместились, растолкав, потеснив прошлых обитателей, замполиты и политработнички всех мастей, рангов и званий - все более-менее шустрые бывшие секретари всех Цеков КПССов, ВЛКСМов, профсоюзов и протчие, от Ельцина, чрез Шеварнадзе и Кавказкий хребет, вдоль Алиева, Назарбаева, и Среднюю Азию, дальше, дальше - до самого Тихого Океана, через журнал "Коммунист", скромнейших партай-генноссе и идеологов, сквозь кафедры марксизма-ленинзма с идейно-выдержанной профессурой... кончая, комсомольскими активистами с затуманненным КГБ прошлым, олигархами, главарями боевиков, авиационными генералами, полковниками-артиллеристами. ... тоже наверняка примерными партийцами в прошлом.
Сменили партай-генноссе вывески, партии, убеждения. Вчерашние верные Ленинцы, Сталинцы, ...- Горбачевцы - сегодня ... да кто угодно! Ну, просто День Чудес в Стране Непуганных Идиотов! Вчера еще главный идеолог социализма-коммунизма, пылкий оратор и стойкий борец, а сегодня поутру проснулись - и, здрастьи Вам, тот же петрушка, не сменив даже костюмчика и галстушка, уже первый зазывала в демократическом балаганчике. За другие фокусы агитирует обалдевшую публику. И не хочешь, а поверишь, что Партия - это цвет нации. Все первейшие прохиндеи - ее, родимой, центровые кадры, а значит "Ум" и, пардон, "Честь-Совесть". Чего же мне стыдиться, господа хорошие? Да мне до вас еще тянуться и тянуться... Но не стану. Хватит. Остановлюсь на достигнутом. И так тошно... Пошли вы все...
Вынырнул из зеркала в день сегодняшний. В котором нет замполита, Забайкалья, а есть брайтоновский бейсмент где чищу, любовно оглаживаю детали невинного в преступлениях пистолета.
Но чего терять время? Пока совершают пальцы обряд ритуального прощания с оружием, нырну-ка вновь в прошлое, пусть туманное, как покрытое патиной, местами засиженное мухами зеркало на стене.
Зеркало не старое вовсе, просто чиповое, дешевое, сделанное в Китае. Местами мутное... А местами, ничего, нормальное.
Вот опять пришло прошлое ... Другое. ... Дорогое. ... Заветное.
Глава 4. Вероника.
Вертолет медленно плыл над просторами казахстанской целины, могучим рокотом движков распугивал живность на берегах степных озер, поднимая в небо несчитанные стада жирнючих гусей. Птицы были настолько тяжелыми и ленивыми, что после долгого грузного разбега находили сил отлететь всего на несколько метров где и приземляись, устало переваливаясь с бока на бок. Гусаки демонстрировали полное презрение к шумному страннику и полное удовлетворение от жизни. С высоты полета кишащие птицей берега озер казались покрытыми грязно белой пеной, расплескивающейся все дальше и дальше от нашего курса.
Тот год начала семидесятых был славен невиданным целинным урожаем. Дорогой Леонид Ильич откликнувшись на призыв о помощи уважаемого кунака товарища Кунаева, послал на помощь Казахстану тысячи военных машин с водителями, десятки тысяч солдат и офицеров, сотни ремонтных летучек, бензовозов, походных кухонь, десятки вертолетов с экипажами. Все это воиство, снятое с боевых дежурств, оторванное от учебы, даже командированное из района полыхающей очагами перестрелок и провокаций китайской границы, частично призванное из запаса, лишенное дисциплины, жесткого распорядка дня, привычной военной среды, тихо спивалось и деградировало, упешно разнося после окончания страды бациллу разложения в места постоянной дислокации Армии и Флота.
Причины были множественны и взаимосвязаны. Но самая главная, Первопричина всего лежала на земле в грязи. В прямом смысле слова, валялась под ногами. Имя ее было - Хлеб.
От последнего солдата, призванного из неэлектрофицированной таежной заимки, до генерала все знали, что стране не хватало зерна, что пшеницу за золото покупали за границей. В воинских эшелонах, по мере следования к Казахстану, ежедневно проводились инструктажи личного состава об правильном уплотнении кузовов, о применении пологов, о десятках способов предотвращения потери даже одного зернышка. Зампотехи твердили о бережной эксплуатации техники, замполиты - о политической стороне кампании и поощрении отличившихся. Реальность быстро добила остаточные иллюзии.
Обочины дорог в Тургайской области колосились золотой пшеницей, никем никогда не сеянной, но проросшей после прошлогодней ударной битвы за урожай. Пшеница, потерянная людьми и развеянная ветром вдоль степных дорог, ничуть не отличалась от посеянной и взращенной на полях, тянущихся во все стороны света от горизонта до горизонта. Пшеница стояла золотой стеной, тяжело катя валы под порывами ласкового летнего ветра. Красивые колосья, полные крупных, одно в одно, как на подбор зерен радовали взгляд. Пшеничные поля, не прерываемые межами, дозревали под лучами щедрого казахстанского солнца. Казалось зерна одного только Тургая хватит для всей страны, больше не прийдется унижаться и покупать зерно за бугром.
Сверху видно многое. С горечью наблюдали хилую однопутку, сверкающую пустынными рельсами среди хлебных полей. Высмотрели только три более менее приличных шоссейных дороги на всю область. Всего один единственный небольшой элеватор в Аркалыке - столице пшеничного края. Даже мы, люди далекие от сельского хозяйства поняли, что зерна во много раз больше чем предполагалась для этого элеватора, узрели полное отсутствие возможностей вывезти собранное богатство в другие области. Набравшись смелости я задал этот вопрос полковнику Пагаряну, начальнику оперативной группы округа.
- Ты, наверное, первый раз на целине? Не знаешь еще - наше дело возить, а куда возить, зачем возить, это не наше дело. Это дело местных властей. Найдут, разберутся, не беспокойся. Ишь, государственный муж нашелся! Ты знай - летай. Понял, да?
- Так точно, товарищ полковник! - Ответил, разобрав из пылкой тирады только то, что лично полковнику все целинные дела давно и крупно "по сараю".
В первые дни жатвы, разогретые призывами, возможными поощрениями, обещанными отпусками и премиями, солдатики пахали на совесть, тщательно укутывая россыпи золотого зерна брезентами, стягивая тенты веревками, уплотняя кузова армейских "Газонов" и "Зилков". Они лихо подавали машины к красавцам комбайнам, идущим по полям и скрывающимся за горизонтом в сопровождении степных богатырей - "Кировцев". Действительно старались на совесть.
На пятый день страды жалкий Аркалыкский элеватор оказался забит под самую крышу и перестал принимать зерно свозимое армией по жутким, раздолбанным дорогам со всей области. Тогда по приказу свыше зерно начали "скирдовать" на бетонных площадках, прикрывая от дождя и ветра брезентами. Но зерно неумолимо набирало влагу и прело, тлело, вспыхивало. Все это происходило на виду у солдат, мотающихся взад-вперед с красными от недосыпа глазами. Потеряв цель люди начали сдавать.
Участились аварии, водители стали работать спустя рукава. Да и какой смысл уплотнять кузова, карячиться с брезентами и веревками, когда доставляемое зерно изначально обречено на медленное, но верное уничтожение. Видя пропадающую пшеницу, солдаты потихоньку начали приторговывать пшеницей. Ясное дело, левые деньги быстро пропивались. На дорогах появились пьяные, расхристанные, неуправляемые. Армейские автопоезда сменили отдельные, мотающиеся в разных направлениях, неизвестно для чего и зачем автомобили. Так зарождался и год от года наростал всесоюзный бардак.
Опергруппа попыталась принять решительные меры и навести порядок. Естественно, была назначена инспекция под руководством полковника. Попал под нее и гарнизонный автобат. Случилось, что за два дня до проверки вертолет пошел туда с грузом запчастей и деталей электрооборудования для автомобилей, износившихся от суетного мотания по дорогам.
Батальон, собранный с миру по нитке, из солдат разных частей и подразделенй стоял в казахской деревеньке с гордым интернациональным названием "Коммунизм жолы!" и занимался в основном уничтожением гусей, разводимых местными невдалыми хлеборобами в свободное от страды время. Хлеборобы из местных казахов были, прямо скажем, неважнецкие, поэтому им все время помогали "старшие братья". Представители одной российской области пахали, другой сеяли, третьи приезжали боронить. Однажды не доглядели заезжие помощники, не учли местного колорита. Овцы залезли в тучные хлеба, обожрались, потравили зеленое зерно. Результат был весьма печален, раздуло бедных животных так, что полопалась кожа. В итоге - ни овечек, ни пшеницы. После этого случая и овец и казахов держали от греха, то-есть от посевной-уборочной, подальше. Земля была щедра и все прощала, давая богатые урожаи. Казахи благосклонно принимали помощь не отвлекаясь по пустякам от привычных дел, под осень получали призы, грамоты, переходящие знамена, ордена и медали.
Аборигены жили счастливо и мирно выращивали гусей. Не для еды, не на мясо. Упаси Бог! Гусей ощипывали на пух! Причем ощипывался не весь гусь - в этом случае это был бы уже не пух, а некондиционное перо. Ощипывалась только его нежная шейка. Производилась сия операция, естественно, без наркоза вот почему крики и вопли были первое, что мы услышали после остановки винтов вертолета. Бедные гуси после экзекуции не узнавали друг дружку, шипели на весь мир, шарахались от соплеменников как от приведений. Так сквозь море гусей и океан горестных стенаний экипаж прошел к штабному помещению.
В столовой нас угостили контрабадной гусятинкой, запеченной в глине. Мясцо оказалось нежным и ароматным. История гусиной охоты - романтичной и разбойной.
Птиц в округе наблюдалось много, очень много, тысячи. Только раньше было больше, до прибытия неголодного, но истосковавшегося по вкусненькому, здорового пожрать воинства. Правда гуси находились под мощной охраной местного населения, да и сами были созданиями крупными, способными за себя постоять. Первые схватки окончились позорным бегством солдатиков под совместным напором цивильных граждан и свирепо шипящих гусей.
Гуси отчаянно щипались, а казахи кидались первым, что попадалось под руки. Иногда попадались кизяки, иногда - камни и палки. В первом случае здорово пахло, во втором здорово болело. Надо отдать должное победителям, ни гуси ни казахи не жаловались на солдатиков начальству. По причине не способности изъясняться на великом и могучем русском языке.
Победив в первых сражениях местные жители зазнались и перестали обращать внимание на пришлых разбойничков. Как оказалось - зря. Русский солдат - самый непобедимый солдат в мире, а его сноровка и настойчивость в достижении поставленной цели навечно вошла в скрижали мирового военного-кухонного искусства. Как-то - "Солдат и из топора суп сварит", "Солдат и из табуретки самогон нагонит", а уж из гуся...
На кухне в автобате служил Алик, армянин из Карабаха. Великий кухонный кудесник. Даже из казенного припаса умудрялся готовить так, что все ели с удовольствием да похваливали. Алик повадился набирать в карманы камешков-голышей и идти себе, в телогреечке нараспашку, посвистывая тихонько армянскую народную песенку, вечерком мимо гусей. Гуси его конечно в упор не замечали, игнорировали, не уважали вобщем, посему горько расплачивались за грубый просчет. Подойдя на растояние прямого броска Алик резким, неуловимым движением бросал камень в голову ближайшего общипанного гордеца. Если бросок оказывался удачным, то гусек испускал короткий стон, обреченно закатывал глаза и брякался наземь. После чего скрывался под телогреечкой.
Гусь пойман. Все тихо. На месте преступления ни крови ни перьев. Это хорошо. Но как ощипать тушку? Где спрятать следы убийства? И тут советский солдат находит единственно возможное, правильное решение - закатывает гуська в глину, которой везде навалом, и жарит в костре не гусика а этакую славную глинянную чурку. Как только глиняная корочка зарумянится, глина раскалывается и отходит вместе с перьями. Деликатесс готов к немедленному употреблению.
Дегустировали гуська в избранном обществе комбата, замполита и зампотеха под водочку, дымя душанбинским "Беломором", неведомо как забредшим в глушь Тургайских степей, под музыку, льющуюся из зеленого чрева армейского переносного приемника, выставленного местным замполитом на стол в качестве посильного вклада в застолье.
Комбат и его боевые замы глушили водку под безутешные причитания наступают, мол, последние их денечки. Плакала их премия, а после прибытия комиссии, ждет их всех капитальный втык. Полетят бедные-несчастные, с целины словно те гуси, с выговорами в клювиках, это - верняк. А самое страшное слетят у кой кого и звездочки с погон.
- Пагарян, зараза, проверяет технику как на смотру. Все ему беленькие ободки подавай, черненькие скаты, красочку гладенькую, колодочки целенькие, чистенькие, грибочки, повязочки, а где мы ему гаду найдем целенькие, да чистенькие? У нас все больше грязненькие да битенькие, да бойцы расхристанные и пьяненькие. Капец нам приходит.
- Да ведь два дня впереди, - удивился наш командир, - хорошо взяться, так можно подготовиться, проскочить проверку на ура, со свистом. Ну залейте комиссии глаза водярой, запудрите мозги показателями, вотрите очки наглядной агитацией, на худой конец. Объявите бойцам отпуск не после возвращения в часть, а сразу после проверки, скажем по одному из взвода, кто проскочит без замечаний, можно и по два для верности, а там видно будет. Сколько у вас побитых машин?
- Да штук пятнадцать с помятыми кабинами, крыльями, с побитыми бортами.
- Так поставь их на колодки в задних рядах, а в первых - те что на ходу, целые. Посыпь песком дорожки. Разведи мел - намалюй белые ободки на скатах, хэбе бойцов в бензинчике простирни, самих в баню - вот и порядок. Дай ножницы - они сами себя без парикмахера постригут.
- Ты, что полковника не знаешь? Он с заднего ряда начнет смотреть, еще больший втык даст. - Грустно промолвил зампотех.
- Слушай, что ты нам ставишь, если проскочишь проверку? - спросил я.
- Если проскочим, - ставлю ящик пива, трех жареных гусей и показываю райский уголок для пикника - озеро, чистое как слеза, трава, роща. На пол-пути между Аркалыком и Тургаем. Мало кто знает. Заповедные места.
- Годится капитан, заметано. Замполит, тащи сюда весь ватман, клей, ножницы, а ты, зампотех выбери по одной абсолютно целой машине каждой марки, ну там "ГАЗ-66", "ЗИЛ-130" , что там у тебя еще побито. Поставь солдатиков тщательно их вымыть. Затем растащи тягачом, если не на ходу, своих битых инвалидов в центр парка - будем их лечить. Тащи сюда изоленту, краску, кисти...
- Знаешь, ведь у нас краскопульт есть, - оживился зампотех.
- Давай, давай, - поддержали меня пилоты, поняв гениальность идеи. Таким образом я чинил желающим автолюбителям "Жигули", ввиду абсолютного отсутствия запасных кузовных деталей.
Через час нас торжественно пригласили к первым отмытым жертвам дорог. В основном это были "Шестьдесят-шестые" газоны, с вмятинами на крышах, крыльях и кабинах. Рядом стоял, блестя краской, отдраенный и высушенный образец - целехонький, на удивление ухоженный автомобиль, лобовое стекло которого украшала алая звездочка отличника жатвы. Водитель был под стать авто, в хорошо подогнанной по фигуре форме, с подшитым подворотничком, в начищенных сапогах, с комсомольским значком на груди. Парень разительно отличался от остальной солдатской массы, облаченной в замызганное обмундирование, с грязными, забывшими о щетке сапогами. Я назначил бравого молодца помощником. И не ошибся, сибиряк из Усть-Катава оказался на редкость старательным, аккуратным и понятливым человеком. Да к тому же женатым и страстно желающим смотаться домой в отпуск.
Вдвоем мы осматривали очередного инвалида и определяли наиболее побитое место, а затем, брали лист ватмана, мочили в корытце с водой и плотно прикладывали к соответствующей чистой и целой поверхности образцового автомобиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30