– Я буду делать так, как мне нравится, черт возьми! – не слишком любезно ответил он, продолжая пожирать ее горящими глазами.
Он только что пришел из библиотеки, где Грег без конца восхищался Беренис вместо того, чтобы обсуждать проблему Дарби Модифорда. Кажется, она околдовывала всех мужчин, которых встречала. Его терзали мрачнейшие сомнения по поводу того, стоит ли позволять ей вращаться среди распутных отпрысков местной знати. Еще больше злило его то, что он безумно хотел ее, хотя каждое ее слово, адресованное ему, было, по существу, тонко завуалированным оскорблением. Это же смешно! Он всегда славился тем, что оставался свободным от привязанностей, не заходя слишком далеко в отношениях с женщинами, и вот теперь он по-настоящему мучается из-за этой ветреной, дерзкой девчонки!
Он резко повернул голову в сторону Далси, рявкнув:
– Поди прочь! Далси была возмущена.
– Но, сэр, мадам нуждается во мне, чтобы закончить одевание! – протестовала она, глядя на Беренис в ожидании поддержки.
Он повелительно махнул на нее рукой, повторяя:
– Прочь! Прочь, ты, девка, не то я отправлю тебя на рынок, как рабыню!
Взглянув последний раз на свою госпожу, Далси выскользнула за дверь. Беренис сидела в быстро остывающей воде, онемевшая от столь откровенного произвола. Придя в себя, она дала волю раздражению:
– Это возмутительно! Как вы смеете приказывать моей служанке? Бог мой, так вот как американцы относятся к своим женам! У меня что, нет никаких прав?
– Очень мало.
Он вскочил на ноги, и, казалось, заполнил всю комнату – высокий, в рубашке с широкими рукавами, бежевых бриджах и ботфортах. Он подошел и стал рядом с ванной, глядя на сидящую в ней мокрую, обнаженную девушку. Ее красота тревожила и волновала его, затрагивая те самые струны души, которые реагировали на все редкостное и прекрасное. Но это еще сильнее возбуждало страсть и желание – горючую взрывную смесь, которая брала верх над всеми его добрыми намерениями.
Он рассматривал лицо Беренис. Встретив ее вопросительный взгляд, скользнул по изящному изгибу шеи, голым плечам, блестящим от воды, по округлостям груди, едва виднеющейся из-под пышных хлопьев мыльной пены. Волосы были заколоты на макушке, и маленькие завитки соблазнительно топорщились у основания шеи на затылке. Он протянул руку и погладил пальцами это нежное чувствительное место. Ему хотелось продолжать ласкать ее мягкое женственное тело, прижать к себе и дать выход тому эмоциональному напряжению, которое больно сдавливало ему сердце. Но он знал, что сначала ему вновь придется спорить с ней. Неужели это единственный путь? Наступит ли когда-нибудь такое время, когда она сама придет в его объятия, прося прощения за свое поведение, признаваясь, что любит его? Только тогда он сможет изгнать демона, вселившегося в него, и познать покой. Но она отвергала его. Казалось, говорить с ней все равно, что разговаривать со статуей – она была такой холодной, такой замкнутой…
– Вы чудовище, сэр! Необузданный дикарь! Вы думаете, я позволю так со мной обращаться? – зашипела она.
Боль пронзила его, и понимая, что поступает грубо и жестоко, он, тем не менее, прорычал:
– Я здесь хозяин! Ты будешь делать то, что я прикажу!
Ярость и возмущение словно придали Беренис энергии. Она схватила со стула большое белое полотенце и, прикрываясь им, встала. Затем, быстро завернувшись в полотенце, вышла из ванны. Вода стекала по икрам, образуя лужи на ковре.
– Я никогда не встречала такого ужасного человека, как вы, – сказала она, царственно удаляясь, хотя колени ее дрожали.
Себастьян посмотрел ей вслед, на ее гордо выпрямленную спину, на покачивающиеся, манящие своей полнотой бедра.
– Ты не можешь даже представить, каким ужасным могу я быть, если потребуется! – выкрикнул он, в два прыжка настиг ее и развернул к себе лицом.
Беренис была стеснена в движениях, потому что приходилось крепко держать полотенце. Близость Себастьяна возбудила ее. Этот пьянящий мужской запах наполнил все ее существо и согревал кровь, пробуждая сильное желание, которое так и подталкивало ее броситься к нему в объятия, но Беренис не собиралась поступать подобным образом. Через двойной слой полотенца и его узкие бриджи она чувствовала его уже знакомое возбуждение, которое было красноречивее любых слов.
Одной рукой он касался ее затылка, другой скользнул вниз к бедрам, прижимая ее к себе. Беренис боялась собственных чувств и в то же время страстно желала раствориться в нем, раскрыться навстречу ему, обладать им и принадлежать ему. Жар желания загорелся внутри нее, и Себастьян почувствовал эту неожиданную податливость, которая сделала ее тело тяжелым в его руках.
– Как хорошо, что я женился на тебе, Беренис, – прошептал он, прильнув губами к ее уху. – Иначе я не смог бы сделать тебя своей наложницей. Ты создана для любви. Не отрицай этого… Дай выход своей страстной натуре! Поверь, я могу дать тебе больше счастья, чем ты можешь себе представить…
Эти слова неожиданно вывели ее из туманного, полубессознательного состояния, и ярость вспыхнула с новой силой.
– Женился! Ты называешь это браком? Несколько фраз, которые пробормотал священник над женщиной, у которой не было выбора! Прекрасный брак!
Себастьян знал только один способ заставить замолчать этот язвительный язык. Его рот сомкнулся на ее губах и, не прерывая этого глубокого поцелуя, он подхватил ее на руки, а затем бросил на кровать, растянувшись рядом. Но Беренис отвернулась от него.
Она лежала на боку, закинув руки за голову. Ее длинные темные волосы, мерцающие красноватыми отблесками света, рассыпались по плечам, наполовину скрывая лицо. Видя ее такой тихой, незащищенной, беспомощно, словно сломанная кукла, раскинувшей руки, Себастьян почти перестал испытывать влечение и, что было ему совершенно несвойственно, вдруг захотел коснуться ее щеки целомудренным поцелуем и на цыпочках выйти из комнаты. Он остановил это побуждение.
«Откуда ты знаешь, что она не притворяется? – гневно спрашивал он себя. – Ведь уже ясно, что под этой девственной оболочкой находится горячий котел кипящей страсти…» Он положил руку на ее плечо. Беренис застонала и покачала головой, прижав колени к груди. Только так могла она удержаться, чтобы не обхватить руками его шею и не притянуть его к себе. Она чувствовала, как рука Себастьяна скользила вниз по ее спине, исследуя нежные изгибы округлых ягодиц. Она уткнулась лицом в подушку, сжав кулаки. Она не сдастся, не примет это бремя, которое навяжут собственные чувства, если позволить себе предаться этому невыразимому безрассудству – наслаждаться им, хотеть его! Он погубит ее, если она даст ему такую власть. У нее не будет ни минуты покоя, никаких желаний, кроме одного: всегда быть рядом с ним, мучаясь, ревнуя, сходя с ума от любви. Она не сможет вынести такую судьбу.
Прикосновения Себастьяна стали безгранично нежными, обезоруживая ее, соблазняя помимо ее воли. Он притянул ее к себе, невзирая на сопротивление, и на несколько минут они слились воедино. Беренис ощущала все его тело: мускулистую грудь, прижавшуюся к ее спине, плоский и твердый живот, длинные крепкие ноги, повторяющие линию ее согнутых ног. Одна его рука нашла ее грудь, дразня соски, в то время как Беренис мучительно пыталась разорвать сеть желания, которая настойчиво опутывала ее.
Его губы ласкали ее шею, плечо, и она словно падала, тонула в омуте страсти. Это началось снова – физическое желание брало верх, желание принадлежать ему. Она чуть не вскрикнула протестующе, когда он оставил ее на секунду, чтобы сбросить одежду. Но он быстро вернулся, снова начал ласкать ее, и ее бедра расслабились, раскрываясь навстречу его руке. Неукротимый огонь бушевал в ней, и она слышала собственный голос, умоляющий его не останавливаться. Он дал ей то, чего она хотела. Его пальцы создавали тот сумасшедший ритм, который поднимал ее на лихорадочную высоту, доводя до экстаза. Затем, все еще кружась в вихре наслаждения, она почувствовала, как он вошел в ее зовущее тело, крепко держа руками за бедра. Каждая клеточка ее существа, казалось, затрепетала от радости, когда она ощутила, что он достиг высшей точки.
Себастьян осознавал, что в этот раз все было по-другому. Казалось, их души соприкоснулись. Он лежал рядом с ней абсолютно расслабленный, ошеломленный тем, как она предлагала себя в ответ на его желание. О Боже, это было потрясающе! Неужели это правда? Дрожащими пальцами он ласкал ее шею, желая ощутить каждую клеточку, понимая, что живи он хоть тысячу лет, все равно никогда не исчерпает всю нежность ее тела, ее лица. Это казалось каким-то волшебством – каждое прикосновение, каждая ласка открывали новые сокровища. Но почему это так много значило для него? Он занимался любовью со столькими женщинами. Почему же его рука дрожала сейчас, словно от страха?
Он приподнялся на локте и посмотрел на нее, распростертую на спине. Она дышала медленно и глубоко, губы ее слегка приоткрылись в блаженной улыбке. Казалось, она мурлыкала от удовольствия под его ласкающими пальцами. И все же в глубине его сознания постоянно не давала покоя одна и та же настойчивая и неизбежная мысль – не притворяется ли она? Была ли ее капитуляция подлинной? У него стало тяжело на сердце. Может ли он позволить себе снова запутаться в сетях любви?
По мере того как спадало сладкое напряжение, Беренис медленно возвращалась к реальности. Что-то было не так. Она открыла глаза и вдруг увидела парящее высоко вверху канапе. Мгновение спустя она поняла, что это – зеркало. Краска бросилась ей в лицо, когда она увидела в нем их отражение: пресыщенная пара смотрела на нее. Их руки и ноги переплелись, словно виноградные лозы. Белая, цвета магнолии, кожа сливалась с бронзовой. Ее волосы были беспорядочно спутаны, и Себастьян смотрел на нее с чувственной улыбкой, тронувшей его губы.
Он еще шире улыбнулся, заметив выражение смятения на ее лице.
– Зеркало шокирует тебя, mon amour? Со временем ты научишься наслаждаться, наблюдая за тем, как мы занимаемся любовью!
– Прекрати говорить такие ужасные вещи! – Она резко встала, радуясь тому, что в комнате был полумрак, скрывающий ее смущение.
Себастьян откинулся на подушку и захохотал:
– Ну и лицемерка же ты! Разыгрываешь из себя такую скромницу…
Она набросила пеньюар и сунула ноги в домашние туфли. Ей хотелось, чтобы он ушел. Присев на пуф возле туалетного столика, она начала резкими движениями расчесывать волосы, словно была уверена, что, приведя себя в порядок, она сможет взять себя в руки и сделать вид, что ничего не произошло.
– Могу я послать за Далси? – бросила она через плечо. Что говорят мужчине после такой бури страсти?
– Пока нет, – Себастьян отбросил одеяло, встал и потянулся за своими бриджами. – У меня есть для тебя кое-что.
Выдвинув ящик прикроватной тумбочки, он достал оттуда плоскую бархатную коробочку и подошел к Беренис. Она видела его отражение и заметила, как всего лишь на мгновение какой-то странный, необъяснимый блеск мелькнул в его глазах и затем также быстро исчез.
Улыбаясь, он вложил коробочку ей в руки. Удивленная и озадаченная, Беренис нажала на защелку и приподняла крышку. У нее перехватило дыхание от восхищения, когда свет свечей заиграл на сапфирах и бриллиантах, лежавших на атласной подкладке. Себастьян был тронут ее искренней радостью, наблюдая, как она благоговейно взяла тяжелые серьги в золотой оправе, вставила их в дырочки в мочках ушей и, повернув голову к зеркалу, стала изучать свое отражение. Даже в небрежно наброшенном пеньюаре Беренис выглядела потрясающе. Себастьян, стоявший у нее за спиной, взял ожерелье, надел ей на шею и застегнул. Затем притянул ее к себе, его руки скользнули под пеньюар.
– Я знал, что эти драгоценности созданы для тебя, mon coeur, – пробормотал он. – Они предназначены для королевы, и они того же цвета, что и твои глаза…
Беренис не могла говорить, потому что спазм сжал ее горло. Она была глубоко тронута этим неожиданным подарком и тем, насколько милым, даже очаровательным, мог быть Себастьян – тем мужчиной, которого так легко любить. Его нежность поколебала ее обычную решимость, и она почти хотела, чтобы он по-прежнему оставался грубым, холодным незнакомцем. Желание бороться исчезло, когда она чувствовала на своей коже его дыхание, когда его губы касались ее шеи, посылая по телу волны дрожи.
Наконец, она обрела дар речи:
– Спасибо, сэр! Это большая честь, и я благодарна вам…
Эти высокопарные слова были совсем не тем, что она хотела сказать. Но она укрылась за этикетной формальностью, не в силах выразить то огромное чувство, которое сжимало ей сердце.
Себастьян неверно истолковал ее холодность, заподозрив, что она снова притворяется. Он отпустил ее; взгляд его зеленых глаз был весьма озадаченным.
– Вы наденете их к обеду. Я также хочу, чтобы позже вы сыграли для моих гостей. В музыкальной комнате есть фортепьяно. Я слышал вашу игру на клавесине и знаю, что вы это делаете превосходно.
Когда позднее Беренис вошла в гостиную, все разговоры внезапно прекратились. Она не ошиблась: ее появление произвело впечатление. Полдюжины джентльменов, собравшихся там, вдруг замолчали, застыв со стаканами в руках. Все взгляды были устремлены на нее. Беренис шла с высоко поднятой головой. Она выглядела восхитительно и знала это, находя определенное удовольствие в тех страстях, которые возбуждала. Себастьян хочет, чтобы она была его красивой игрушкой, вызывающей зависть вещью. Что ж, пусть будет так! Но ему придется страдать, видя, что другие мужчины тоже хотят ее!
Она уделила особое внимание своей внешности, надев голубое газовое платье поверх тончайшей шелковой сорочки. Следуя современной дерзкой моде, под ней она оставалась обнаженной. Платье, она знала это, было весьма вызывающим, оставляя голыми плечи и верхнюю часть груди. Линия талии была высокой, что привлекало внимание к ее груди, а вместо рукавов – бретельки; юбка длинная, развевающаяся сзади. Весь ансамбль отличался классической простотой в греческом стиле, что подчеркивала прическа – высоко заколотые волосы, ниспадающие свободными пышными локонами с вплетенной в них лентой.
Казалось, Беренис скользит, бесшумно двигаясь в кожаных сандалиях, стягивающих ремешками ее ноги. Легкая и изящная, она плыла по комнате, словно только что сошедшая с Олимпа прелестная богиня любви.
Себастьян почувствовал предательскую дрожь во всем теле, когда он подошел, чтобы предложить ей руку и представить гостям. Ее аромат напоминал о тех минутах, которые они совсем недавно провели вместе. Это так сильно возбуждало Себастьяна, что ему с трудом удавалось не выдать свою страсть, когда он смотрел на ее красивое, своенравное лицо. Ее широкие брови скрывались под волной локонов, мягкие колечки вились вокруг ушей, и драгоценности, которые он подарил ей, сверкали в свете свечей. Нежная, словно цветок, кожа оттеняла ее лазурные глаза, и они казались еще огромнее под длинными, слегка подкрашенными ресницами.
Его взгляд задержался на ее полных, чувственных губах, созданных для поцелуев. Нижняя слегка выдавалась вперед, придавая лицу слегка презрительное выражение, как у капризного, избалованного ребенка. Ее тонкая шея и совершенные плечи казались такими белыми, почти прозрачными, и такими нежными, что он жаждал прикоснуться к ним – не со страстью, но с чистейшим изумлением перед их идеальной красотой.
Смущенный терзающими его чувствами, Себастьян проводил Беренис к столу и представил друзьям. Затем убедился, что все удобно расположились. Тут был Дэмиан, который чувствовал себя совсем как дома, оживленно беседуя с полковником Джорджем Перкинсом, отставным военным, живущим воспоминаниями о стычках с индейцами. Это был большой неуклюжий человек с красным носом и щеками, испещренными множеством прожилок, что свидетельствовало о злоупотреблении спиртным. Он по-прежнему щеголял прекрасными пышными усами и носил красочный сюртук, сшитый на манер военной формы.
– Вот это были деньки, а, Лажуниссе? – обратился он к Себастьяну, вовлекая его в разговор.
– Да, бывали довольно интересные кампании, надо признать, – медленно ответил Себастьян. – Но теперь я склонен думать, что нам следует оставить индейцев в покое. Это их страна, в конце концов, и они любят ее, понимая природу так, как не способны понять ее мы, цивилизованные люди.
– Возможно, вы и правы, – уступил полковник, хотя и довольно неохотно. – Жизнь – загадочная штука, не так ли?
– Действительно, загадочная. Как это верно сказано, полковник! Вы не согласны, сэр Перегрин? – вступил в разговор Грег.
Веселый и довольно непредсказуемый собеседник, доктор решил поупражняться в остроумии на Перегрине, испытывая его терпение и вовлекая в словесные перепалки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43