Ждали мы только одного: нужной фазы луны для совершения церемонии, подтверждающей нашу веру в существование Королевств Ночи… проще говоря, той магической церемонии, которая, как правило, ничего, кроме раздражения, не приносит. И от этого дня нас отделяли две недели.
Все-таки хорошо, что почти все требующееся нам мы взяли с собой, поскольку времена в Ирайе стояли смутные, опасные, и чужестранцам следовало находиться в безопасном месте. И в этом мы убедились лишний раз, когда выбрались из своего дворца на острове в один из торговых районов города. Откровенно говоря, я еще не был уверен в опасности такого предприятия – Ирайя по-прежнему оставалась одним из самых великолепных городов известной мне части мира, здесь даже самые бедные улицы были покрыты полированным порфиром, превращенным из обычных камней искусством магов Вакаана, а фасады домов декорированы драгоценными и полудрагоценными материалами.
Теперь же город казался запущенным, словно ухаживающим за ним людям надоело выполнять свои обязанности от души, и вот уже местами проступала ржавчина, темный налет, а кое-где треснувшие стекла ждали замены.
Изменились и люди. Они уже более откровенно недоброжелательно таращились на тех, кто был одет побогаче, и не стесняясь обсуждали такого господина.
Квотерволз объяснил это по-своему:
– Такое ощущение, что они чего-то ждут. Я не знаю, чего именно, но, когда дождутся, я бы не хотел находиться рядом с ними.
Мы передвигались группами, в крайнем случае парами, но никогда поодиночке. К. Джанеле, несмотря на ее протесты, мы прикрепили в качестве компаньона Чонса, который, судя по всему, забыл, что работал некогда садовником, и теперь любое металлическое изделие воспринимал только с точки зрения его военного применения. Однако девушка частенько ускользала от него, а когда я укоризненно выговаривал ей, лукаво оправдывалась:
– Один может пройти, где ему надо, незамеченным, а вот двое уже ни за что.
Она занималась какими-то своими секретными делами, и я вспомнил, как точно так же тайком отлучался ее прадед, готовясь к экспедиции моего открытия. Но тайные отлучки Яноша в Ликантии были объяснимы – в те времена магическими предметами мог обладать лишь человек с лицензией воскресителя, остальным же это было запрещено. Здесь же, в Ирайе, такое поведение казалось лишенным смысла. Наконец я выяснил, что на нее обрушился град приглашений от магов Ирайи. Поначалу я решил, что всем им не терпится услыхать, что нового она узнала в своих путешествиях из области магических наук, но я напомнил себе, что живущие здесь маги полагают, что вне Вакаана вообще ничего нельзя обнаружить, кроме варварства и невежества. Очевидно, первопричиною таких приглашений служила тоска, ведь здесь кудесники были обречены видеть надоевшие лица своих коллег и заниматься одними и теми же проблемами, и теперь их мучило обычное любопытство.
Джанела взяла за правило каждый раз после возвращения домой являться ко мне в комнату на стакан вина перед сном и разговаривать – иногда о том, что происходило, иногда о том, что ждет нас впереди, а иногда… просто поболтать. Она, подобно своему предку, оказалась хорошей рассказчицей и прекрасной слушательницей. Я обнаружил, что готов с ней разговаривать на любые темы, даже о том, о чем не говорил ни с кем, кроме Омери, и на те темы, что занимали мои мысли после ее смерти.
Однажды вечером Джанела вернулась с такого свидания немного выпивши и сильно рассерженная. Она отцепила сумку и кинжал, налила себе полный стакан бренди и плюхнулась в кресло.
– Только что провела самый тоскливый вечер в моей жизни… Даже хуже, чем в то время, когда я еще была ученицей и вынуждена была выслушивать нудные наставления учителя по поводу того, что звезды влияют на мою жизнь гораздо значительнее, чем я сама.
– У кого же ты гостила? – поинтересовался я.
– У великого колдуна Юбо, самого мудрого и уважаемого из всех магов. Сидела, тупея от его маразма, среди таких же тупых его учеников. Никто из них не знает ничего! Янош был прав, утверждая, что в этом королевстве нет смышленых парней. Все они действуют исходя из механического заучивания, как это было и во времена их дедов.
– Ты рассуждаешь как Серый Плащ, – сказал я усмехаясь.
– Но именно сейчас, когда мне до смерти надоели все эти пустоголовые, я начинаю изумляться прадеду. Если Янош был столь мудрым человеком, как он мог позволить себе с такой легкостью попасть в ловушку Равелина?
Я перестал улыбаться – я ощутил, что Джанела не просто выплескивает дурное настроение, а всерьез огорчена.
– Что это ты вдруг вспомнила? – спросил я по возможности спокойно.
Джанела посмотрела на меня, затем перевела взгляд на окно, где горели огни Ирайи. Мне показалось, что глаза ее увлажнились.
– Просто дело в том, что иногда я чувствую себя такой одинокой, – сказала она. – Иногда мне кажется, я чувствую те законы, о которых говорил Янош и которые пыталась познать ваша сестра Рали. И я чувствую, что эти законы вот-вот готовы сложиться в одну цельную картину, и тут же видение выскальзывает у меня из головы, как ртуть из пальцев. Как жаль, что здесь у меня нет смышленых людей. Может быть, мы встретим их там, где лежит цель нашего путешествия. И там же мы познаем все эти мудрые законы, когда доберемся до цели.
– Когда доберемся? – сказал я. – Ты не сомневаешься?
– Конечно, доберемся, – сказала она. – Вот только боюсь того же, что и Янош, когда он изучал заклинания старейшин, – того, что эти законы будут выполняться тоже путем механического обращения с ними, без познания первопричины, как и здесь, в Ирайе.
Чтобы успокоить ее, я сказал:
– Янош полагал, что не все старейшины так вот механически ходили по кругу, а некоторые пошли тем же путем, что и он.
– И что же с ними произошло? – спросила Джанела. – Где же наш благословенный богами Золотой век?
– Может быть, именно его нам и предстоит отыскать, – сказал я.
Джанела посмотрела на меня, и вся ее злость и тревоги исчезли так же быстро, как прекращается летний ливень, и она рассмеялась тем сверкающим смехом, который я так любил.
– Вот теперь, Амальрик, я окончательно поняла, почему вам так повезло как путешественнику. С вашей точки зрения, тьма – лишь промежуток между двумя полосами света. Между сумерками и рассветом.
Я рассмеялся и поднял бокал в ее честь. Она осушила свой и покачала головой, когда я приглашающе указал на графин. Она встала и зевнула – злость сменилась усталостью. Я тоже поднялся. Она обняла меня и прижалась головой к моей груди.
Мы так простояли долго, затем она пошла к двери.
– Вы правы. Все станет ясно. В настоящих Далеких Королевствах.
Мне предстояла нелегкая задача, и для ее выполнения требовалась помощь Квотерволза. Он ворчал, что гораздо важнее заниматься моей охраной, но я напомнил, что никогда не расстаюсь с оружием, да и спину мне прикроет своим мясницким топором Отави, внук Яна. Отави, может быть, и не обладал подготовкой и врожденной настороженностью бывших бойцов пограничной стражи, но одна его внешность могла бы заставить поостеречься любого наемного убийцу.
Квотерволзу надо было отыскать кого-нибудь из слуг Хебруса, чтобы я мог, как я всем заявлял, наградить их за службу моему другу. Он не справился с заданием, и сам этот факт сказал мне много.
– Никого не отыскал, – развел руками Квотерволз. – Ни судомойки, ни смотрителя дома, ни горничной, ни лодочника.
Я кивнул, нисколько не удивленный.
– Или им хорошенько заплатили, чтобы они убрались подальше, или… – Я не стал доканчивать мысль. – Квотерволз, сегодня ночью ты, Чонс и я совершим вылазку.
Так мы втроем плюс Джанела и сделали, совершив путешествие на спасательной лодке с одного из наших кораблей. Я попросил перед этим Джанелу покрыть мои апартаменты легким заклинанием. Она сделала это очень старательно. Взяв промокательную бумагу с письменного стола, она приложила ее к стенам и стульям, затем посыпала на промокашку травками – розмарином, горным маком, белладонной и другими. Затем смочила промокательную бумагу какой-то жидкостью. Я спросил, что это такое, и она ответила:
– Эликсир жизни. Можно сжечь бумажку и травы, но эликсир сохранит суть, и заклинание будет действовать долго. Разумеется, это заклинание не устоит против мага, ведущего за нами бдительное наблюдение, – сказала она. – Но я не думаю, чтобы мы находились под таким уж подозрением.
Она прошептала заклинание, и над бумагой вспыхнуло пламя, словно она воспользовалась настоящей жаровней и огнем. И мы бесшумно удалились, убедившись, что не встревожили Лиенора и других слуг.
Ночь стояла тихая, спокойная, ясная. В водах озера дрожали огоньки Ирайи, горящие всю ночь, и полумесяц, висящий в небе. Из различных мест доносились звуки музыки – Ирайя не принадлежала к тем городам, где рано ложились спать.
Чонс и Квотерволз гребли, поворачивая в лабиринте каналов согласно моим указаниям. Целью нашего путешествия являлся дом Хебруса. Моя память, несмотря на годы и странствия, работала надежно – в качестве ориентира я использовал освещенные окна дворца Гейята, и через час мы оказались на месте.
По меркам Ирайи, дом Хебруса не считался большим, хотя в Ориссе его сочли бы громадным. Хебрус занимал в нем лишь скромные апартаменты, будучи человеком, ненавидящим показуху, и согласившись поселиться в таком дворце лишь потому, что, по его мнению, подобная роскошь должна была подчеркивать величие дома Антеро. Дворец располагался на большом острове, с другой стороны которого ныне размещался торговый порт, и был отделан резным камнем.
Мы намеревались уже подгрести к дому, когда Квотерволз увидел большую лодку. Мы убрали весла и пригнулись, надеясь остаться незамеченными. Судно пересекало лунную дорожку ярдах в пятидесяти от нас, и я разглядел, что это патрульная лодка стражников. У лееров возвышались три фигуры – два впередсмотрящих и один рулевой. Даже стражники теряли от скуки бдительность, когда их назначали патрулировать этот район, где никогда ничего не происходило и надо было лишь следить, чтобы иностранцы и местные жители не общались.
Когда судно скрылось из виду, мы подгребли к причалу Хебруса и торопливо устремились к Дому. И вновь, как при вторжении в усадьбу Сенака, первой, со всеми своими обостренными чувствами мага, шла Джанела, за ней Квотерволз, я и Чонс. Никто из нас не взял оружия – в случае чего мы намеревались как-нибудь оправдаться.
Я видел фигуру Джанелы на фоне каменной стены дома. Через каждые несколько шагов она останавливалась, прислушиваясь к магическим полям, и кивала нам. Ничего. Никакой магической охраны. Ни я, ни Квотерволз тоже ничего странного не замечали и сохраняли молчание, как и Чонс. Мы взошли на каменную террасу и оказались перед дверью, сделанной из прозрачного стекла и искусно изукрашенной разноцветными стеклянными вставками. Хебрус, очевидно, не опасался никаких вторжений, мы не обнаружили ни засовов, ни надежных замков. Вряд ли так себя вел бы человек, предпочитающий в качестве сексуальных партнеров головорезов.
Квотерволз кивнул Чонсу, и они вдвоем навалились на дверь. Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Чонс расцвел в гордой улыбке. И вновь я заинтересовался, чем же занимался мой садовник в свободное время, – он явно выказывал далеко не садоводческие таланты.
Оказавшись внутри, Джанела прошептала слова заклинания над светящимся Ожерельем. Я повел отряд к той части дома, где, собственно, и жил Хебрус. Комнаты, мимо которых мы проходили, стояли почти пустыми, за исключением той немногочисленной мебели, которая не давала помещениям выглядеть уж совсем заброшенными.
Я без труда отыскал комнаты Хебруса. Джанела заставила ожерелье светиться ярче, и мы огляделись. Я увидел то, что и ожидал: большая часть тех сокровищ и драгоценных безделушек, которые коллекционировал Хебрус, собственно и превращавших помещение в дом, исчезли. Джанела открыла сумку и достала свой жезл, которым она заранее прикоснулась к книге, составленной Хебрусом для торговцев, представляющих Антеро, и повествующей об обычаях Вакаана. Эта книга, к сожалению, осталась у меня единственной: памятной вещью от моего верного слуги.
Джанела привела жезл в действие, и тот зашевелился, вытягиваясь и изгибаясь в стороны, как змеиный язык, ищущий, но так ничего и не находящий.
Спустя некоторое время она опустила жезл. Ничего. Мы обследовали остальные комнаты, включая и спальню Хебруса. По-прежнему ничего.
Мы покинули дом так же бесшумно, как и вошли в него, и вернулись в свой дворец, не будучи никем замеченными. Я отпустил Чонса, а Джанелу и Квотерволза пригласил к себе. Джанела уничтожила пламя, все еще горящее над бумагой, а затем исследовала ее. Ничья магия сюда не заглядывала, так что наша уловка удалась.
Я объяснил Квотерволзу, что мы искали, но не нашли, – кто-то не только ликвидировал физические следы пребывания Хебруса в доме, но стер и все свои следы, даже остававшиеся в воздухе. Словно невидимая метла прошлась по всему дому, стирая всю память о существовании Хебруса.
– Но зачем? – удивился Квотерволз. – Разве Хебрус знал что-то важное? Что-то связанное с нашей экспедицией?
– Не знаю, – сказал я. – Хотя я не писал ему об этом и ничем не намекал, зная, что письма просматривают королевские чиновники. И, насколько мне известно, он не предпринимал никакого поиска информации, касающейся восточных земель.
– Тогда, – сказал Квотерволз, – у него должен был быть враг, который опасался, что вы по прибытии начнете мстить за него.
Это говорил истинный сын пограничных земель. Я же так не считал.
– Более приемлемое объяснение заключается, на мой взгляд, в следующем, – сказала Джанела. – Хебрус являлся непосредственным свидетелем всех тех изменений, которые происходили в Вакаане за эти годы. И кому-то очень не хотелось, чтобы он рассказал Амальрику Антеро о чем-то.
Я тоже пришел к такому выводу, каким бы неопределенным он ни казался. Правда, в своих выводах я был смелее – подстрекателем являлся Модин. Ведь именно его стражники распространяли лживую историю о гибели Хебруса. Но с какой целью?
Я не знал… но понимал, что в лице этого королевского советника обрел врага. Но почему же он так легко одобрил наше путешествие?
Имелись вопросы, и не было ответов. И пора было спать.
Отави, Квотерволз и я вызвались приобрести для Джанелы необходимые предметы в предстоящей церемонии. Нужная нам лавка находилась в бедняцком районе, и мы, выйдя из лодки, двинулись по узким улочкам, следуя наставлениям Джанелы.
Мы отыскали лавку, получили небольшой сверток от очень старого человека, одетого в наряд кочевников, которых я встречал в пустынях во времена моей молодости, и выдали ему изрядную сумму в золоте, которую он потребовал.
Мы отправились обратно к лодке, но тут из переулка к нам устремилась разгневанно вопящая толпа. Мы инстинктивно прижались спинами к какой-то стене и уже начали вытаскивать сабли из ножен, когда я понял, что эти люди и не собираются на нас нападать. Гнев властвовал над ними сам по себе, и это было видно по поведению одного человека, который, выскочив из собственной маленькой бакалейной лавки, вдруг дико огляделся, схватил булыжник и швырнул его не целясь, просто чтобы бросить. Толпа все увеличивалась, обрастая пополнением из близлежащих переулков, грозя захватить в свой безумный водоворот и нас. Люди срывали шелковые занавеси с витрин, били стекла. Я огляделся, ища места, где можно было бы укрыться, и тут в толпу врезалась плотная красномундирная шеренга.
В фаланге стражников первая шеренга размахивала дубинками длиною в три фута, вторая шеренга несла копья. Слов приказа слышно не было, но солдаты, бросившись на толпу, начали размеренно махать дубинками. Раз или два блеснула сталь, и в руке одного из стражников я разглядел кинжал.
Толпе некуда было податься; но затем люди нашли какой-то проход, забурлили в нем, как вино в горлышке бутылки, и улица внезапно опустела.
Один из стражников заметил нас, нахмурился, но тут же кивнул успокоившись, словно мысленно связался со своим командующим и получил разъяснение, что эти чужеземцы не представляют опасности.
Послышались два отрывистых приказа, солдаты построились и удалились.
Я насчитал десяток тел, распростертых на бирюзовом тротуаре. Их кровь казалась столь же яркой, как и мундиры солдат, только что учинивших побоище.
Эта ночь ответила на многие вопросы. Я лег пораньше, чтобы выспаться наконец перед путешествием. Но вместо этого лишь ворочался, бесконечно размышляя о предстоящем нам, о том, есть ли у нас шансы выжить, о том, что сейчас происходит в Ориссе, и так далее, и так далее.
Наконец я задремал и даже увидел сон, который не запомнился. А проснулся от стука в дверь. Выскользнув из постели, я отыскал саблю, ощущая легкую гордость оттого, что мои старые навыки предосторожности возвращаются ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Все-таки хорошо, что почти все требующееся нам мы взяли с собой, поскольку времена в Ирайе стояли смутные, опасные, и чужестранцам следовало находиться в безопасном месте. И в этом мы убедились лишний раз, когда выбрались из своего дворца на острове в один из торговых районов города. Откровенно говоря, я еще не был уверен в опасности такого предприятия – Ирайя по-прежнему оставалась одним из самых великолепных городов известной мне части мира, здесь даже самые бедные улицы были покрыты полированным порфиром, превращенным из обычных камней искусством магов Вакаана, а фасады домов декорированы драгоценными и полудрагоценными материалами.
Теперь же город казался запущенным, словно ухаживающим за ним людям надоело выполнять свои обязанности от души, и вот уже местами проступала ржавчина, темный налет, а кое-где треснувшие стекла ждали замены.
Изменились и люди. Они уже более откровенно недоброжелательно таращились на тех, кто был одет побогаче, и не стесняясь обсуждали такого господина.
Квотерволз объяснил это по-своему:
– Такое ощущение, что они чего-то ждут. Я не знаю, чего именно, но, когда дождутся, я бы не хотел находиться рядом с ними.
Мы передвигались группами, в крайнем случае парами, но никогда поодиночке. К. Джанеле, несмотря на ее протесты, мы прикрепили в качестве компаньона Чонса, который, судя по всему, забыл, что работал некогда садовником, и теперь любое металлическое изделие воспринимал только с точки зрения его военного применения. Однако девушка частенько ускользала от него, а когда я укоризненно выговаривал ей, лукаво оправдывалась:
– Один может пройти, где ему надо, незамеченным, а вот двое уже ни за что.
Она занималась какими-то своими секретными делами, и я вспомнил, как точно так же тайком отлучался ее прадед, готовясь к экспедиции моего открытия. Но тайные отлучки Яноша в Ликантии были объяснимы – в те времена магическими предметами мог обладать лишь человек с лицензией воскресителя, остальным же это было запрещено. Здесь же, в Ирайе, такое поведение казалось лишенным смысла. Наконец я выяснил, что на нее обрушился град приглашений от магов Ирайи. Поначалу я решил, что всем им не терпится услыхать, что нового она узнала в своих путешествиях из области магических наук, но я напомнил себе, что живущие здесь маги полагают, что вне Вакаана вообще ничего нельзя обнаружить, кроме варварства и невежества. Очевидно, первопричиною таких приглашений служила тоска, ведь здесь кудесники были обречены видеть надоевшие лица своих коллег и заниматься одними и теми же проблемами, и теперь их мучило обычное любопытство.
Джанела взяла за правило каждый раз после возвращения домой являться ко мне в комнату на стакан вина перед сном и разговаривать – иногда о том, что происходило, иногда о том, что ждет нас впереди, а иногда… просто поболтать. Она, подобно своему предку, оказалась хорошей рассказчицей и прекрасной слушательницей. Я обнаружил, что готов с ней разговаривать на любые темы, даже о том, о чем не говорил ни с кем, кроме Омери, и на те темы, что занимали мои мысли после ее смерти.
Однажды вечером Джанела вернулась с такого свидания немного выпивши и сильно рассерженная. Она отцепила сумку и кинжал, налила себе полный стакан бренди и плюхнулась в кресло.
– Только что провела самый тоскливый вечер в моей жизни… Даже хуже, чем в то время, когда я еще была ученицей и вынуждена была выслушивать нудные наставления учителя по поводу того, что звезды влияют на мою жизнь гораздо значительнее, чем я сама.
– У кого же ты гостила? – поинтересовался я.
– У великого колдуна Юбо, самого мудрого и уважаемого из всех магов. Сидела, тупея от его маразма, среди таких же тупых его учеников. Никто из них не знает ничего! Янош был прав, утверждая, что в этом королевстве нет смышленых парней. Все они действуют исходя из механического заучивания, как это было и во времена их дедов.
– Ты рассуждаешь как Серый Плащ, – сказал я усмехаясь.
– Но именно сейчас, когда мне до смерти надоели все эти пустоголовые, я начинаю изумляться прадеду. Если Янош был столь мудрым человеком, как он мог позволить себе с такой легкостью попасть в ловушку Равелина?
Я перестал улыбаться – я ощутил, что Джанела не просто выплескивает дурное настроение, а всерьез огорчена.
– Что это ты вдруг вспомнила? – спросил я по возможности спокойно.
Джанела посмотрела на меня, затем перевела взгляд на окно, где горели огни Ирайи. Мне показалось, что глаза ее увлажнились.
– Просто дело в том, что иногда я чувствую себя такой одинокой, – сказала она. – Иногда мне кажется, я чувствую те законы, о которых говорил Янош и которые пыталась познать ваша сестра Рали. И я чувствую, что эти законы вот-вот готовы сложиться в одну цельную картину, и тут же видение выскальзывает у меня из головы, как ртуть из пальцев. Как жаль, что здесь у меня нет смышленых людей. Может быть, мы встретим их там, где лежит цель нашего путешествия. И там же мы познаем все эти мудрые законы, когда доберемся до цели.
– Когда доберемся? – сказал я. – Ты не сомневаешься?
– Конечно, доберемся, – сказала она. – Вот только боюсь того же, что и Янош, когда он изучал заклинания старейшин, – того, что эти законы будут выполняться тоже путем механического обращения с ними, без познания первопричины, как и здесь, в Ирайе.
Чтобы успокоить ее, я сказал:
– Янош полагал, что не все старейшины так вот механически ходили по кругу, а некоторые пошли тем же путем, что и он.
– И что же с ними произошло? – спросила Джанела. – Где же наш благословенный богами Золотой век?
– Может быть, именно его нам и предстоит отыскать, – сказал я.
Джанела посмотрела на меня, и вся ее злость и тревоги исчезли так же быстро, как прекращается летний ливень, и она рассмеялась тем сверкающим смехом, который я так любил.
– Вот теперь, Амальрик, я окончательно поняла, почему вам так повезло как путешественнику. С вашей точки зрения, тьма – лишь промежуток между двумя полосами света. Между сумерками и рассветом.
Я рассмеялся и поднял бокал в ее честь. Она осушила свой и покачала головой, когда я приглашающе указал на графин. Она встала и зевнула – злость сменилась усталостью. Я тоже поднялся. Она обняла меня и прижалась головой к моей груди.
Мы так простояли долго, затем она пошла к двери.
– Вы правы. Все станет ясно. В настоящих Далеких Королевствах.
Мне предстояла нелегкая задача, и для ее выполнения требовалась помощь Квотерволза. Он ворчал, что гораздо важнее заниматься моей охраной, но я напомнил, что никогда не расстаюсь с оружием, да и спину мне прикроет своим мясницким топором Отави, внук Яна. Отави, может быть, и не обладал подготовкой и врожденной настороженностью бывших бойцов пограничной стражи, но одна его внешность могла бы заставить поостеречься любого наемного убийцу.
Квотерволзу надо было отыскать кого-нибудь из слуг Хебруса, чтобы я мог, как я всем заявлял, наградить их за службу моему другу. Он не справился с заданием, и сам этот факт сказал мне много.
– Никого не отыскал, – развел руками Квотерволз. – Ни судомойки, ни смотрителя дома, ни горничной, ни лодочника.
Я кивнул, нисколько не удивленный.
– Или им хорошенько заплатили, чтобы они убрались подальше, или… – Я не стал доканчивать мысль. – Квотерволз, сегодня ночью ты, Чонс и я совершим вылазку.
Так мы втроем плюс Джанела и сделали, совершив путешествие на спасательной лодке с одного из наших кораблей. Я попросил перед этим Джанелу покрыть мои апартаменты легким заклинанием. Она сделала это очень старательно. Взяв промокательную бумагу с письменного стола, она приложила ее к стенам и стульям, затем посыпала на промокашку травками – розмарином, горным маком, белладонной и другими. Затем смочила промокательную бумагу какой-то жидкостью. Я спросил, что это такое, и она ответила:
– Эликсир жизни. Можно сжечь бумажку и травы, но эликсир сохранит суть, и заклинание будет действовать долго. Разумеется, это заклинание не устоит против мага, ведущего за нами бдительное наблюдение, – сказала она. – Но я не думаю, чтобы мы находились под таким уж подозрением.
Она прошептала заклинание, и над бумагой вспыхнуло пламя, словно она воспользовалась настоящей жаровней и огнем. И мы бесшумно удалились, убедившись, что не встревожили Лиенора и других слуг.
Ночь стояла тихая, спокойная, ясная. В водах озера дрожали огоньки Ирайи, горящие всю ночь, и полумесяц, висящий в небе. Из различных мест доносились звуки музыки – Ирайя не принадлежала к тем городам, где рано ложились спать.
Чонс и Квотерволз гребли, поворачивая в лабиринте каналов согласно моим указаниям. Целью нашего путешествия являлся дом Хебруса. Моя память, несмотря на годы и странствия, работала надежно – в качестве ориентира я использовал освещенные окна дворца Гейята, и через час мы оказались на месте.
По меркам Ирайи, дом Хебруса не считался большим, хотя в Ориссе его сочли бы громадным. Хебрус занимал в нем лишь скромные апартаменты, будучи человеком, ненавидящим показуху, и согласившись поселиться в таком дворце лишь потому, что, по его мнению, подобная роскошь должна была подчеркивать величие дома Антеро. Дворец располагался на большом острове, с другой стороны которого ныне размещался торговый порт, и был отделан резным камнем.
Мы намеревались уже подгрести к дому, когда Квотерволз увидел большую лодку. Мы убрали весла и пригнулись, надеясь остаться незамеченными. Судно пересекало лунную дорожку ярдах в пятидесяти от нас, и я разглядел, что это патрульная лодка стражников. У лееров возвышались три фигуры – два впередсмотрящих и один рулевой. Даже стражники теряли от скуки бдительность, когда их назначали патрулировать этот район, где никогда ничего не происходило и надо было лишь следить, чтобы иностранцы и местные жители не общались.
Когда судно скрылось из виду, мы подгребли к причалу Хебруса и торопливо устремились к Дому. И вновь, как при вторжении в усадьбу Сенака, первой, со всеми своими обостренными чувствами мага, шла Джанела, за ней Квотерволз, я и Чонс. Никто из нас не взял оружия – в случае чего мы намеревались как-нибудь оправдаться.
Я видел фигуру Джанелы на фоне каменной стены дома. Через каждые несколько шагов она останавливалась, прислушиваясь к магическим полям, и кивала нам. Ничего. Никакой магической охраны. Ни я, ни Квотерволз тоже ничего странного не замечали и сохраняли молчание, как и Чонс. Мы взошли на каменную террасу и оказались перед дверью, сделанной из прозрачного стекла и искусно изукрашенной разноцветными стеклянными вставками. Хебрус, очевидно, не опасался никаких вторжений, мы не обнаружили ни засовов, ни надежных замков. Вряд ли так себя вел бы человек, предпочитающий в качестве сексуальных партнеров головорезов.
Квотерволз кивнул Чонсу, и они вдвоем навалились на дверь. Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Чонс расцвел в гордой улыбке. И вновь я заинтересовался, чем же занимался мой садовник в свободное время, – он явно выказывал далеко не садоводческие таланты.
Оказавшись внутри, Джанела прошептала слова заклинания над светящимся Ожерельем. Я повел отряд к той части дома, где, собственно, и жил Хебрус. Комнаты, мимо которых мы проходили, стояли почти пустыми, за исключением той немногочисленной мебели, которая не давала помещениям выглядеть уж совсем заброшенными.
Я без труда отыскал комнаты Хебруса. Джанела заставила ожерелье светиться ярче, и мы огляделись. Я увидел то, что и ожидал: большая часть тех сокровищ и драгоценных безделушек, которые коллекционировал Хебрус, собственно и превращавших помещение в дом, исчезли. Джанела открыла сумку и достала свой жезл, которым она заранее прикоснулась к книге, составленной Хебрусом для торговцев, представляющих Антеро, и повествующей об обычаях Вакаана. Эта книга, к сожалению, осталась у меня единственной: памятной вещью от моего верного слуги.
Джанела привела жезл в действие, и тот зашевелился, вытягиваясь и изгибаясь в стороны, как змеиный язык, ищущий, но так ничего и не находящий.
Спустя некоторое время она опустила жезл. Ничего. Мы обследовали остальные комнаты, включая и спальню Хебруса. По-прежнему ничего.
Мы покинули дом так же бесшумно, как и вошли в него, и вернулись в свой дворец, не будучи никем замеченными. Я отпустил Чонса, а Джанелу и Квотерволза пригласил к себе. Джанела уничтожила пламя, все еще горящее над бумагой, а затем исследовала ее. Ничья магия сюда не заглядывала, так что наша уловка удалась.
Я объяснил Квотерволзу, что мы искали, но не нашли, – кто-то не только ликвидировал физические следы пребывания Хебруса в доме, но стер и все свои следы, даже остававшиеся в воздухе. Словно невидимая метла прошлась по всему дому, стирая всю память о существовании Хебруса.
– Но зачем? – удивился Квотерволз. – Разве Хебрус знал что-то важное? Что-то связанное с нашей экспедицией?
– Не знаю, – сказал я. – Хотя я не писал ему об этом и ничем не намекал, зная, что письма просматривают королевские чиновники. И, насколько мне известно, он не предпринимал никакого поиска информации, касающейся восточных земель.
– Тогда, – сказал Квотерволз, – у него должен был быть враг, который опасался, что вы по прибытии начнете мстить за него.
Это говорил истинный сын пограничных земель. Я же так не считал.
– Более приемлемое объяснение заключается, на мой взгляд, в следующем, – сказала Джанела. – Хебрус являлся непосредственным свидетелем всех тех изменений, которые происходили в Вакаане за эти годы. И кому-то очень не хотелось, чтобы он рассказал Амальрику Антеро о чем-то.
Я тоже пришел к такому выводу, каким бы неопределенным он ни казался. Правда, в своих выводах я был смелее – подстрекателем являлся Модин. Ведь именно его стражники распространяли лживую историю о гибели Хебруса. Но с какой целью?
Я не знал… но понимал, что в лице этого королевского советника обрел врага. Но почему же он так легко одобрил наше путешествие?
Имелись вопросы, и не было ответов. И пора было спать.
Отави, Квотерволз и я вызвались приобрести для Джанелы необходимые предметы в предстоящей церемонии. Нужная нам лавка находилась в бедняцком районе, и мы, выйдя из лодки, двинулись по узким улочкам, следуя наставлениям Джанелы.
Мы отыскали лавку, получили небольшой сверток от очень старого человека, одетого в наряд кочевников, которых я встречал в пустынях во времена моей молодости, и выдали ему изрядную сумму в золоте, которую он потребовал.
Мы отправились обратно к лодке, но тут из переулка к нам устремилась разгневанно вопящая толпа. Мы инстинктивно прижались спинами к какой-то стене и уже начали вытаскивать сабли из ножен, когда я понял, что эти люди и не собираются на нас нападать. Гнев властвовал над ними сам по себе, и это было видно по поведению одного человека, который, выскочив из собственной маленькой бакалейной лавки, вдруг дико огляделся, схватил булыжник и швырнул его не целясь, просто чтобы бросить. Толпа все увеличивалась, обрастая пополнением из близлежащих переулков, грозя захватить в свой безумный водоворот и нас. Люди срывали шелковые занавеси с витрин, били стекла. Я огляделся, ища места, где можно было бы укрыться, и тут в толпу врезалась плотная красномундирная шеренга.
В фаланге стражников первая шеренга размахивала дубинками длиною в три фута, вторая шеренга несла копья. Слов приказа слышно не было, но солдаты, бросившись на толпу, начали размеренно махать дубинками. Раз или два блеснула сталь, и в руке одного из стражников я разглядел кинжал.
Толпе некуда было податься; но затем люди нашли какой-то проход, забурлили в нем, как вино в горлышке бутылки, и улица внезапно опустела.
Один из стражников заметил нас, нахмурился, но тут же кивнул успокоившись, словно мысленно связался со своим командующим и получил разъяснение, что эти чужеземцы не представляют опасности.
Послышались два отрывистых приказа, солдаты построились и удалились.
Я насчитал десяток тел, распростертых на бирюзовом тротуаре. Их кровь казалась столь же яркой, как и мундиры солдат, только что учинивших побоище.
Эта ночь ответила на многие вопросы. Я лег пораньше, чтобы выспаться наконец перед путешествием. Но вместо этого лишь ворочался, бесконечно размышляя о предстоящем нам, о том, есть ли у нас шансы выжить, о том, что сейчас происходит в Ориссе, и так далее, и так далее.
Наконец я задремал и даже увидел сон, который не запомнился. А проснулся от стука в дверь. Выскользнув из постели, я отыскал саблю, ощущая легкую гордость оттого, что мои старые навыки предосторожности возвращаются ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56