Мне приятно, что ты ведешь себя умно.
— Я тут не при чем. — Его тонкое выразительное лицо залило румянцем. — Решение принадлежало Мари. Она решила во что бы то ни стало вернуться во Францию, а остальное было для нее неважным, она побеседовала с Шарлем и выдвинула собственные условия.
Он опустил голову, а когда поднял, мадам ле Мойн увидела выражение решимости на его лице.
— Раз со мной так случилось, я считаю, что теперь смогу сам решать собственную судьбу. Я хочу отправиться в залив Морт вместе с Пьером. Для меня это последний шанс принять участие в сражении. Все уже слышали о том, что король собирается заключить мир с англичанами. Я должен туда отправиться! Я должен!
Пока они разговаривали, невестка Жан-Батиста что-то рисовала на лежащем перед ней листочке бумаги. Ее поразила вспышка ярости юноши, и она внимательно взглянула на него своими темными глазами.
— Имеются две причины, по которым Шарль считает, что вам лучше туда не ездить, — сказала она. — Для меня они обе кажутся весьма вескими. Прежде всего, вы не очень сильный молодой человек. Сражаться под командой Пьера — непосильная нагрузка. И она не для юношей.
Восьмой братец начал отстаивать свою точку зрения:
— Я уже отслужил во флоте, и я гораздо сильнее, чем вы думаете. Весь год я старался закаляться — бегал, плавал, фехтовал. Я смогу все выдержать.
— Но Шарль считает, что вы предназначены для более важных задач. Жан-Батист, вы хорошо образованы, и вы сможете сделать то, что другим не под силу. Мне кажется, вы идеально подходите для администрирования, и ваши старшие братья не желают вами рисковать, Жан-Батист.
Юноша почувствовал, как робость, с которой он начал спор, вдруг его покинула. Он заговорил четко и энергично:
— Клод-Элизабет, наверное, вам приходилось слышать о человеке из Монреаля по имени Лоран Жиллет. Он торгует кожей и является самым несчастным человеком во всей Новой Франции. Я упомянул его, потому что не желаю стать еще одним Лораном Жиллетом.
А случилось с ним вот что. Когда Адам Доллард понял, что имеется возможность спасти Монреаль, встретившись с ирокезами на Лонг Солт, Лоран Жиллет первым записался в добровольцы. Но ему не удалось пойти в бой, потому что он заболел оспой и был без сознания. Когда он выздоровел, то узнал, что Адам Доллард и все остальные люди погибли. Но они спасли страну! Лоран Жиллет был вне себя от унижения и стал себя называть Человеком, Оставшимся Дома.
Всем было известно, что он собирался отправиться вместе с отрядом, и его никто не винил, но кличка к нему прилипла. Сейчас он уже старик, и его называют только так… Ни один из ле Мойнов не оставался дома! Они всегда шли в первых рядах во время сражений на суше и на море. Неужели я буду первым, кто останется дома?
Клод-Элизабет была чуткой женщиной и не стала с ним спорить. Она сочувственно взглянула на юношу, а потом пообещала поговорить с мужем:
— Ты поступил правильно с девушкой и проявляешь смелость, желая принять участие в сражениях! И тебе должны позволить идти вместе с Пьером. Я постараюсь помочь тебе. Тебе следует дать шанс прославиться. Я обязательно поговорю с Шарлем. А теперь ступай.
Жан-Батист поцеловал Клод-Элизабет руку.
— Клод-Элизабет, вы — удивительная женщина! Я вами всегда восхищался. Мне кажется, что я влюбился в Мари, потому что она напоминала вас… в молодости.
— Благодарю за комплимент, — улыбнулась Клод-Элизабет. — Мне приятно, что ты мне симпатизируешь. Так обстоит дело далеко не со всеми братьями. Габриэль, например, считает, что я ни на что не гожусь. Он еще слишком молод, но я его побаиваюсь. — Она потрепала юношу по плечу и вернулась к письму.
Когда Жан-Батист дошел до двери, она снова взглянула на него.
— Жан-Батист, ты сильно влюблен в Мари? Жан-Батист смутился, покраснел и, заикаясь, ответил:
— Да. Шарль говорит, что со временем это пройдет, но я в этом не уверен.
— Все пройдет, дорогой Жан-Батист. Так бывает со многими. В жизни есть немного людей, которым не приходилось отказываться от весьма важных для них вещей. Ты удивишься тому, как быстро рубцуются раны.
Габриэль все еще оставался внизу.
— Почему ты был у нее так долго? — недовольно заметил он. — Если бы ты не был таким занудой, я бы подумал, что ты любезничал с женой собственного брата, — он оживился. — Мы устроим хороший прием Пьеру, наш повар готовит еду для сотни гостей. Этому скупцу Шарлю придется раскошелиться. У нас слишком маленькая часовня, поэтому служба состоится на общем выгоне. Шарлю давно пора построить большую церковь.
Жану-Батисту было приятно слышать эти новости.
— Как будет рад Пьер! Ему нравится, когда люди оказывают ему честь. Габриэль, как здорово, что он возвратился с победой и лавровым венком на голове!
— Господи, ты говоришь, как поэт! — возмутился Габриэль.
Жан-Батист был за завтраком грустным, но аппетит у него от этого не убавился. Ему подали свежую жареную рыбу, свежеиспеченный хлеб с хрустящей корочкой и разбавленное водой белое вино. Затем он отправился в кузницу, расположенную в деревянной пристройке внутри стен замка, и поговорил с Закопченным Жаком Дескари. Так называли кузнеца. С ним была связана какая-то тайна, но разгадать ее пока никому не удалось. Все думали, что он — человек благородного происхождения и служил офицером в королевской армии Фландрии, и что великая трагедия сломала ему жизнь. Закопченный Жак был молчаливым человеком, который жил весьма скромно и любил наблюдать за горизонтом.
Они сравнивали д'Ибервилля с королевскими маршалами, когда Жан-Батисту сообщили, что его ждет господин Шарль. Он поспешил домой.
«Наверно, Клод-Элизабет уже с ним поговорила», — решил юноша.
Покои господина Шарля располагались в северо-восточной башне, к ним вела винтовая лестница, проложенная в толще стены. Это давало множество преимуществ. Покои были светлые и просторные. Из окон можно было видеть большой крест на вершине горы и остров Св. Елены. Здесь Шарль ле Мойн собрал вещи, напоминавшие об их отце. Когда началось строительство, Шарль решил, что этот замок будет построен в память человека, заложившего основу величия их семейства. Отца до сих пор все в Лонгее называют Старый Господин Шарль. Глава семейства во многих отношениях был менее сентиментальным, чем остальные братья, но он боготворил отца, и ему было приятно, что его окружали безделушки старика.
Грубо вырубленные балки потолка из красной сосны были присланы из первого склада ле Мойнов в Монреале. В углу стоял комод из черного ореха с шестнадцатью небольшими стеклянными панелями, причем ни одна из них не треснула — предмет гордости всех членов семьи. На стене на серебряном шнуре висела сабля с серебряным эфесом, принадлежавшая старому господину Шарлю.
И рядом с саблей висела шляпа старика. Она была изготовлена из шкуры, правда, полностью потеряла форму. В этом не было ничего удивительного, потому что шляпа мокла в ледяной воде, и ее окуривал дым индейских костров. Ее потрепали ветра и бури. Старшие братья, глядя на старую шляпу, представляли себе лицо отца, а младшие его не помнили, поскольку дети появились на свет почти перед самой его смертью, что случилось двенадцать лет назад. Им даже казалось, что шляпа влияла на принятие решений во время совещаний, происходящих в этой комнате: она вроде как кивала, когда была согласна с их решением, или отрицательно покачивалась в моменты несогласия. Младшие сыновья со временем начали считать шляпу чем-то вроде семейного оракула.
Жан-Батист вошел в комнату, господин Шарль взглянул на него так, будто ему требовалась поддержка потрепанной шляпы старого господина Шарля.
— Жан-Батист, — сказал старший брат, — я думал о тебе и пришел к решению, о котором, надеюсь, пожалею.
Младший брат подумал про себя: «Он мне позволит отправиться с Пьером».
Шарль все уже решил, но не спешил об этом сказать Жан-Батисту. Он провел пальцем по горбинке носа и нахмурился.
— Я собираюсь позволить тебе отправиться вместе с Пьером, — наконец сказал он. — Тебе известно, что я был против этого. Но, Жан-Батист, ты уже становишься взрослым, и тебе хочется проявить свою смелость. Мой мальчик, пришло время доказать свои способности. — Он коснулся рукой плеча брата. — Сдаюсь, потому что не хочу тебя видеть несчастным, Жан-Батист.
Юноше показалось, что жаркие лучи солнца, освещающие их через восточное окно, залили все вокруг. Ему дают шанс! Он схватил руку брата и начал ее энергично трясти.
— Спасибо, Шарль! Я этого не забуду. Ты — самый лучший из братьев!
Шарль внимательно посмотрел на улыбающееся лицо младшего брата.
— Ты должен мне кое-что обещать. Не смей зря рисковать. Я хочу быть уверен, что ты зря не пожертвуешь жизнью, как это сделали Луи в битве при заливе, а Франсуа — в Репентини. Нашим чудесным парням не стоило расставаться с жизнью, подобным образом доказывая храбрость. Они считали, что смерть им не страшна, но тебе не стоит с ней играть, как это делали они. Ты — член семейства ле Мойн. Ни один из сынов Старого Господина Шарля не может оказаться трусом.
Жан-Батист поколебался, прежде чем ответить брату:
— Я никогда не стану прятаться от опасности и уклоняться от выполнения долга. Я могу обещать, что не буду делать глупости…, как это сделали Луи и Франсуа…
Шарль быстро промолвил:
— Я прошу у тебя только этого. Повинуйся приказам, но не лезь зря в самое пекло и не стой под огнем. Умереть — всегда почетно, но побеждают выжившие солдаты и офицеры. — Он энергично покачал головой. — Мой мальчик, я тебя очень люблю! И всегда относился к тебе как к сыну. Я не хочу тебя потерять!
— Шарль, я обязательно выполню свое обещание.
— Ты не должен об этом забывать, — продолжил старший брат, — ты мне понадобишься в мирной жизни, это будет очень важная работа, Жан-Батист. Из младших братьев ты единственный сможешь с ней справиться. У тебя есть задатки великого человека, и тебе не следует их зарывать в землю. Я уже говорил тебе об этом, но сейчас хочу повторить все до того, как ты отправишься с Пьером. Перед тобой грядет блестящее будущее. Кто знает, возможно, ты когда-нибудь станешь губернатором Новой Франции!
— Если кто-то из нас будет губернатором, так это ты, Шарль!
Шарль покачала головой.
— В Версале не так скоро меняют свои решения. Король не желает давать высокие посты людям канадского происхождения. Конечно, политика со временем изменится, но это наверняка случится в твое, а не в мое время. — Он откинулся назад в кресле. — Мой мальчик, я хочу поговорить с тобой еще кое о чем. Ты мне дал обещание по поводу этой девушки, и я уверен, что ты его выполнишь. Никогда не забывай, что тебе предстоит заключить подходящий брак, и ты породнишься с одним из славных семейств Франции. Это вполне возможно! Имя ле Мойн становится весьма известным. А твоя жена должна принести тебе богатство и связи.
— Шарль, я никогда не женюсь, — сказал он и твердо кивнул головой, — мы можем заключить между нами сделку… никогда больше не возвращаться к этой теме. Сейчас я могу думать только о предстоящих сражениях.
Из-за жары старик Киркинхед не начал работу, как обычно, в ранний час. Он завтракал в том же грязном халате и в шапочке из бархата. Филипп тоже еще не начал работу, потому что надо было помочь Селесте по хозяйству. Он уже принес воду из колодца и дрова на растопку. Доносился его голос, — он ругал козу и требовал, чтобы она отправлялась на пастбище вместе с козлятами.
— Упрямица ты эдакая, я тебе сейчас угощу плетью! — говорил он. — А то еще хуже, пройдусь по спине палкой, чтобы ты знала свое место!
Старик Киркинхед встал из-за стола и провел рукой по губам.
— Вот болван! — бормотал он. — Мальчишке было почти год, а он ничего не помнит и даже не может мне сказать, кто у него были родители. Бестолковый балбес!
— Никто из детей не может вспомнить, что с ними было в год, — возразила Сесиль, у которой руки были в муке.
— Я все помню! — возмутился отец. Карие глаза у него, казалось, были готовы выскочить из орбит. — Могу тебе рассказать о тысяче вещей, случившихся со мной до того, как мне исполнился год. Рассказать о моей первой ванне.
Дочь тихо проворчала:
— Он может рассказывать обо всех ваннах, которые он принимал, это не займет у него много времени.
Старик отправился в другую комнату, продолжая ворчать:
— Разве он не может вспомнить имя? Или описать какое-нибудь лицо? Этот парень просто балда, ему все равно, будет у него земля или нет.
В соседней комнате находились доказательства безрассудства, которым старик был одержим всю жизнь.
Он напоминал сороку, только в человеческом облике, собирающую всякие старые и бесполезные вещи. Никогда не возвращался домой с пустыми руками, нес в дом осколок камня, кусок старого паруса, ржавые петли или кучку погнутых гвоздей. Когда в Монреале проводился аукцион, старик постоянно сидел на передней скамье, прищелкивал пальцами и спорил с аукционером, набавляя по одному су. После аукционов он возвращался с повозкой, полной порванными кнутами, вилами без зубьев, колокольчиками без языка. Старик был уверен, что сможет продать подобную ерунду и здорово на этом заработать. Даже не стоит упоминать о том, что этого никогда не происходило.
В одной части комнаты, от угла до угла и вверх к черным березовым балкам потолка, все пространство было забито его приобретениями. Там от стены к стене была протянута веревка, на которой висели старые шляпы — потрепанные шапки из енота и выдры, треугольные шляпы, когда-то украшавшие гордые благородные головы. Но в данный момент ими побрезговали бы даже городские нищие. Там же были сильно потрепанные фетровые шляпы с обвисшими плюмажами. Рядом стояли сундуки с открытыми крышками, из которых на пол вываливались лохмотья. Старик Киркинхед всегда заявлял, что желает на тряпье заработать, но надо отметить, что ему становилось дурно, когда кто-либо выражал желание купить у него что-нибудь или просто желал посмотреть его барахло. Многие это замечали и пришли к выводу, что старик прятал вещи, не принадлежавшие ему.
Старик собирался одеться и идти на работу, когда услышал женский голос, звавший Сесиль.
— Это опять пришла жена Карре! — возмутился он.
— Почему ей не сидится дома, и она не занимается работой? Если бы она была моей женой, я бы учил ее каждый день!
Снова послышался пронзительный голос мадам Карре.
— Хватит работать, Сесиль, и побыстрее одевайся! Пьер возвращается в Лонгей утром и все должны быть в замке, чтобы его приветствовать. Да, да, возвращается господин Д'Ибервилль. Наш великий герой приедет с поля сражений. Я его так люблю! Он умеет пошутить, и его красивые голубые глаза завораживают тебя. Сесиль, надень самый лучший наряд, а я собираюсь одеть…
Старик Киркинхед появился в дверях комнаты.
— В чем дело? Действительно приезжает господин Пьер? Мадам Карре была пухленькой и живой женщиной, и она подмигнула Сесиль.
— Ничего себе старикашка! Неужели он надевает эту шапку в постель? Наверное, потом его мучают… страшные сны… — И она подмигнула старику. — Поторопись, сосед, вы должны меня проводить, потому что Жюль будет занят работой еще целый час.
— А я буду занят целый день, — ответил ей старик Киркинхед. — Я должен пойти на мельницу и проследить, чтобы никто из моих лентяев-работничков не помчался глазеть на героя битвы. Я им этого не позволю! Я не стану им платить, если они отправятся в замок, чтобы полюбоваться на самого господина Пьера!
Он начал быстро одеваться. Когда старик вышел в кухню, соседская жена уже испарилась.
— Лентяйка, болтушка и дурочка, — возмущался старик, — бродит по соседям и сбивает людей с толку. «Одевайся в лучшее платье, Сесиль, и поторопись!» Ее мужу следует выпороть лентяйку!
Он взглянул на дочь, занятую готовкой.
— Ты никуда не пойдешь! Слышишь? У тебя полно дел. Он помолчал, потому что в голову ему пришла ужасная догадка.
— Ты готовишь пирог и положила в него яйцо?
— Да, отец, ты прав. Мой Проспер любит пироги, я готовлю пирог ему к ужину. Если хочешь знать, то я положила в пирог два яйца!
— Дура! — завопил старик. — Неужели тебе не ясно — все, что у меня есть, потом перейдет к тебе? Гусыня несчастная, ты сама крадешь у себя деньги из кармана, когда кладешь яйца в тесто!
Дочь тихонько захихикала.
— Отец, я взяла яйца из куриного гнезда!
— Господи, ну что мне с вами делать? — продолжал орать старик, потрясая над головой руками. — Моя дочь сорит деньгами. После моей смерти мое ремесло достанется ее мужу, но у него корявые руки. А тут еще мальчишка, который и пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне получить клочок земли!
На морщинистом лице полыхали яростью неприятные маленькие глазки. Но, казалось, дочь его не испугалась. Старик натянул на себя сюртук, который когда-то был сшит из хорошего материала, но сейчас пошел по швам, и под мышками у него расплылись желтые потеки от пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Я тут не при чем. — Его тонкое выразительное лицо залило румянцем. — Решение принадлежало Мари. Она решила во что бы то ни стало вернуться во Францию, а остальное было для нее неважным, она побеседовала с Шарлем и выдвинула собственные условия.
Он опустил голову, а когда поднял, мадам ле Мойн увидела выражение решимости на его лице.
— Раз со мной так случилось, я считаю, что теперь смогу сам решать собственную судьбу. Я хочу отправиться в залив Морт вместе с Пьером. Для меня это последний шанс принять участие в сражении. Все уже слышали о том, что король собирается заключить мир с англичанами. Я должен туда отправиться! Я должен!
Пока они разговаривали, невестка Жан-Батиста что-то рисовала на лежащем перед ней листочке бумаги. Ее поразила вспышка ярости юноши, и она внимательно взглянула на него своими темными глазами.
— Имеются две причины, по которым Шарль считает, что вам лучше туда не ездить, — сказала она. — Для меня они обе кажутся весьма вескими. Прежде всего, вы не очень сильный молодой человек. Сражаться под командой Пьера — непосильная нагрузка. И она не для юношей.
Восьмой братец начал отстаивать свою точку зрения:
— Я уже отслужил во флоте, и я гораздо сильнее, чем вы думаете. Весь год я старался закаляться — бегал, плавал, фехтовал. Я смогу все выдержать.
— Но Шарль считает, что вы предназначены для более важных задач. Жан-Батист, вы хорошо образованы, и вы сможете сделать то, что другим не под силу. Мне кажется, вы идеально подходите для администрирования, и ваши старшие братья не желают вами рисковать, Жан-Батист.
Юноша почувствовал, как робость, с которой он начал спор, вдруг его покинула. Он заговорил четко и энергично:
— Клод-Элизабет, наверное, вам приходилось слышать о человеке из Монреаля по имени Лоран Жиллет. Он торгует кожей и является самым несчастным человеком во всей Новой Франции. Я упомянул его, потому что не желаю стать еще одним Лораном Жиллетом.
А случилось с ним вот что. Когда Адам Доллард понял, что имеется возможность спасти Монреаль, встретившись с ирокезами на Лонг Солт, Лоран Жиллет первым записался в добровольцы. Но ему не удалось пойти в бой, потому что он заболел оспой и был без сознания. Когда он выздоровел, то узнал, что Адам Доллард и все остальные люди погибли. Но они спасли страну! Лоран Жиллет был вне себя от унижения и стал себя называть Человеком, Оставшимся Дома.
Всем было известно, что он собирался отправиться вместе с отрядом, и его никто не винил, но кличка к нему прилипла. Сейчас он уже старик, и его называют только так… Ни один из ле Мойнов не оставался дома! Они всегда шли в первых рядах во время сражений на суше и на море. Неужели я буду первым, кто останется дома?
Клод-Элизабет была чуткой женщиной и не стала с ним спорить. Она сочувственно взглянула на юношу, а потом пообещала поговорить с мужем:
— Ты поступил правильно с девушкой и проявляешь смелость, желая принять участие в сражениях! И тебе должны позволить идти вместе с Пьером. Я постараюсь помочь тебе. Тебе следует дать шанс прославиться. Я обязательно поговорю с Шарлем. А теперь ступай.
Жан-Батист поцеловал Клод-Элизабет руку.
— Клод-Элизабет, вы — удивительная женщина! Я вами всегда восхищался. Мне кажется, что я влюбился в Мари, потому что она напоминала вас… в молодости.
— Благодарю за комплимент, — улыбнулась Клод-Элизабет. — Мне приятно, что ты мне симпатизируешь. Так обстоит дело далеко не со всеми братьями. Габриэль, например, считает, что я ни на что не гожусь. Он еще слишком молод, но я его побаиваюсь. — Она потрепала юношу по плечу и вернулась к письму.
Когда Жан-Батист дошел до двери, она снова взглянула на него.
— Жан-Батист, ты сильно влюблен в Мари? Жан-Батист смутился, покраснел и, заикаясь, ответил:
— Да. Шарль говорит, что со временем это пройдет, но я в этом не уверен.
— Все пройдет, дорогой Жан-Батист. Так бывает со многими. В жизни есть немного людей, которым не приходилось отказываться от весьма важных для них вещей. Ты удивишься тому, как быстро рубцуются раны.
Габриэль все еще оставался внизу.
— Почему ты был у нее так долго? — недовольно заметил он. — Если бы ты не был таким занудой, я бы подумал, что ты любезничал с женой собственного брата, — он оживился. — Мы устроим хороший прием Пьеру, наш повар готовит еду для сотни гостей. Этому скупцу Шарлю придется раскошелиться. У нас слишком маленькая часовня, поэтому служба состоится на общем выгоне. Шарлю давно пора построить большую церковь.
Жану-Батисту было приятно слышать эти новости.
— Как будет рад Пьер! Ему нравится, когда люди оказывают ему честь. Габриэль, как здорово, что он возвратился с победой и лавровым венком на голове!
— Господи, ты говоришь, как поэт! — возмутился Габриэль.
Жан-Батист был за завтраком грустным, но аппетит у него от этого не убавился. Ему подали свежую жареную рыбу, свежеиспеченный хлеб с хрустящей корочкой и разбавленное водой белое вино. Затем он отправился в кузницу, расположенную в деревянной пристройке внутри стен замка, и поговорил с Закопченным Жаком Дескари. Так называли кузнеца. С ним была связана какая-то тайна, но разгадать ее пока никому не удалось. Все думали, что он — человек благородного происхождения и служил офицером в королевской армии Фландрии, и что великая трагедия сломала ему жизнь. Закопченный Жак был молчаливым человеком, который жил весьма скромно и любил наблюдать за горизонтом.
Они сравнивали д'Ибервилля с королевскими маршалами, когда Жан-Батисту сообщили, что его ждет господин Шарль. Он поспешил домой.
«Наверно, Клод-Элизабет уже с ним поговорила», — решил юноша.
Покои господина Шарля располагались в северо-восточной башне, к ним вела винтовая лестница, проложенная в толще стены. Это давало множество преимуществ. Покои были светлые и просторные. Из окон можно было видеть большой крест на вершине горы и остров Св. Елены. Здесь Шарль ле Мойн собрал вещи, напоминавшие об их отце. Когда началось строительство, Шарль решил, что этот замок будет построен в память человека, заложившего основу величия их семейства. Отца до сих пор все в Лонгее называют Старый Господин Шарль. Глава семейства во многих отношениях был менее сентиментальным, чем остальные братья, но он боготворил отца, и ему было приятно, что его окружали безделушки старика.
Грубо вырубленные балки потолка из красной сосны были присланы из первого склада ле Мойнов в Монреале. В углу стоял комод из черного ореха с шестнадцатью небольшими стеклянными панелями, причем ни одна из них не треснула — предмет гордости всех членов семьи. На стене на серебряном шнуре висела сабля с серебряным эфесом, принадлежавшая старому господину Шарлю.
И рядом с саблей висела шляпа старика. Она была изготовлена из шкуры, правда, полностью потеряла форму. В этом не было ничего удивительного, потому что шляпа мокла в ледяной воде, и ее окуривал дым индейских костров. Ее потрепали ветра и бури. Старшие братья, глядя на старую шляпу, представляли себе лицо отца, а младшие его не помнили, поскольку дети появились на свет почти перед самой его смертью, что случилось двенадцать лет назад. Им даже казалось, что шляпа влияла на принятие решений во время совещаний, происходящих в этой комнате: она вроде как кивала, когда была согласна с их решением, или отрицательно покачивалась в моменты несогласия. Младшие сыновья со временем начали считать шляпу чем-то вроде семейного оракула.
Жан-Батист вошел в комнату, господин Шарль взглянул на него так, будто ему требовалась поддержка потрепанной шляпы старого господина Шарля.
— Жан-Батист, — сказал старший брат, — я думал о тебе и пришел к решению, о котором, надеюсь, пожалею.
Младший брат подумал про себя: «Он мне позволит отправиться с Пьером».
Шарль все уже решил, но не спешил об этом сказать Жан-Батисту. Он провел пальцем по горбинке носа и нахмурился.
— Я собираюсь позволить тебе отправиться вместе с Пьером, — наконец сказал он. — Тебе известно, что я был против этого. Но, Жан-Батист, ты уже становишься взрослым, и тебе хочется проявить свою смелость. Мой мальчик, пришло время доказать свои способности. — Он коснулся рукой плеча брата. — Сдаюсь, потому что не хочу тебя видеть несчастным, Жан-Батист.
Юноше показалось, что жаркие лучи солнца, освещающие их через восточное окно, залили все вокруг. Ему дают шанс! Он схватил руку брата и начал ее энергично трясти.
— Спасибо, Шарль! Я этого не забуду. Ты — самый лучший из братьев!
Шарль внимательно посмотрел на улыбающееся лицо младшего брата.
— Ты должен мне кое-что обещать. Не смей зря рисковать. Я хочу быть уверен, что ты зря не пожертвуешь жизнью, как это сделали Луи в битве при заливе, а Франсуа — в Репентини. Нашим чудесным парням не стоило расставаться с жизнью, подобным образом доказывая храбрость. Они считали, что смерть им не страшна, но тебе не стоит с ней играть, как это делали они. Ты — член семейства ле Мойн. Ни один из сынов Старого Господина Шарля не может оказаться трусом.
Жан-Батист поколебался, прежде чем ответить брату:
— Я никогда не стану прятаться от опасности и уклоняться от выполнения долга. Я могу обещать, что не буду делать глупости…, как это сделали Луи и Франсуа…
Шарль быстро промолвил:
— Я прошу у тебя только этого. Повинуйся приказам, но не лезь зря в самое пекло и не стой под огнем. Умереть — всегда почетно, но побеждают выжившие солдаты и офицеры. — Он энергично покачал головой. — Мой мальчик, я тебя очень люблю! И всегда относился к тебе как к сыну. Я не хочу тебя потерять!
— Шарль, я обязательно выполню свое обещание.
— Ты не должен об этом забывать, — продолжил старший брат, — ты мне понадобишься в мирной жизни, это будет очень важная работа, Жан-Батист. Из младших братьев ты единственный сможешь с ней справиться. У тебя есть задатки великого человека, и тебе не следует их зарывать в землю. Я уже говорил тебе об этом, но сейчас хочу повторить все до того, как ты отправишься с Пьером. Перед тобой грядет блестящее будущее. Кто знает, возможно, ты когда-нибудь станешь губернатором Новой Франции!
— Если кто-то из нас будет губернатором, так это ты, Шарль!
Шарль покачала головой.
— В Версале не так скоро меняют свои решения. Король не желает давать высокие посты людям канадского происхождения. Конечно, политика со временем изменится, но это наверняка случится в твое, а не в мое время. — Он откинулся назад в кресле. — Мой мальчик, я хочу поговорить с тобой еще кое о чем. Ты мне дал обещание по поводу этой девушки, и я уверен, что ты его выполнишь. Никогда не забывай, что тебе предстоит заключить подходящий брак, и ты породнишься с одним из славных семейств Франции. Это вполне возможно! Имя ле Мойн становится весьма известным. А твоя жена должна принести тебе богатство и связи.
— Шарль, я никогда не женюсь, — сказал он и твердо кивнул головой, — мы можем заключить между нами сделку… никогда больше не возвращаться к этой теме. Сейчас я могу думать только о предстоящих сражениях.
Из-за жары старик Киркинхед не начал работу, как обычно, в ранний час. Он завтракал в том же грязном халате и в шапочке из бархата. Филипп тоже еще не начал работу, потому что надо было помочь Селесте по хозяйству. Он уже принес воду из колодца и дрова на растопку. Доносился его голос, — он ругал козу и требовал, чтобы она отправлялась на пастбище вместе с козлятами.
— Упрямица ты эдакая, я тебе сейчас угощу плетью! — говорил он. — А то еще хуже, пройдусь по спине палкой, чтобы ты знала свое место!
Старик Киркинхед встал из-за стола и провел рукой по губам.
— Вот болван! — бормотал он. — Мальчишке было почти год, а он ничего не помнит и даже не может мне сказать, кто у него были родители. Бестолковый балбес!
— Никто из детей не может вспомнить, что с ними было в год, — возразила Сесиль, у которой руки были в муке.
— Я все помню! — возмутился отец. Карие глаза у него, казалось, были готовы выскочить из орбит. — Могу тебе рассказать о тысяче вещей, случившихся со мной до того, как мне исполнился год. Рассказать о моей первой ванне.
Дочь тихо проворчала:
— Он может рассказывать обо всех ваннах, которые он принимал, это не займет у него много времени.
Старик отправился в другую комнату, продолжая ворчать:
— Разве он не может вспомнить имя? Или описать какое-нибудь лицо? Этот парень просто балда, ему все равно, будет у него земля или нет.
В соседней комнате находились доказательства безрассудства, которым старик был одержим всю жизнь.
Он напоминал сороку, только в человеческом облике, собирающую всякие старые и бесполезные вещи. Никогда не возвращался домой с пустыми руками, нес в дом осколок камня, кусок старого паруса, ржавые петли или кучку погнутых гвоздей. Когда в Монреале проводился аукцион, старик постоянно сидел на передней скамье, прищелкивал пальцами и спорил с аукционером, набавляя по одному су. После аукционов он возвращался с повозкой, полной порванными кнутами, вилами без зубьев, колокольчиками без языка. Старик был уверен, что сможет продать подобную ерунду и здорово на этом заработать. Даже не стоит упоминать о том, что этого никогда не происходило.
В одной части комнаты, от угла до угла и вверх к черным березовым балкам потолка, все пространство было забито его приобретениями. Там от стены к стене была протянута веревка, на которой висели старые шляпы — потрепанные шапки из енота и выдры, треугольные шляпы, когда-то украшавшие гордые благородные головы. Но в данный момент ими побрезговали бы даже городские нищие. Там же были сильно потрепанные фетровые шляпы с обвисшими плюмажами. Рядом стояли сундуки с открытыми крышками, из которых на пол вываливались лохмотья. Старик Киркинхед всегда заявлял, что желает на тряпье заработать, но надо отметить, что ему становилось дурно, когда кто-либо выражал желание купить у него что-нибудь или просто желал посмотреть его барахло. Многие это замечали и пришли к выводу, что старик прятал вещи, не принадлежавшие ему.
Старик собирался одеться и идти на работу, когда услышал женский голос, звавший Сесиль.
— Это опять пришла жена Карре! — возмутился он.
— Почему ей не сидится дома, и она не занимается работой? Если бы она была моей женой, я бы учил ее каждый день!
Снова послышался пронзительный голос мадам Карре.
— Хватит работать, Сесиль, и побыстрее одевайся! Пьер возвращается в Лонгей утром и все должны быть в замке, чтобы его приветствовать. Да, да, возвращается господин Д'Ибервилль. Наш великий герой приедет с поля сражений. Я его так люблю! Он умеет пошутить, и его красивые голубые глаза завораживают тебя. Сесиль, надень самый лучший наряд, а я собираюсь одеть…
Старик Киркинхед появился в дверях комнаты.
— В чем дело? Действительно приезжает господин Пьер? Мадам Карре была пухленькой и живой женщиной, и она подмигнула Сесиль.
— Ничего себе старикашка! Неужели он надевает эту шапку в постель? Наверное, потом его мучают… страшные сны… — И она подмигнула старику. — Поторопись, сосед, вы должны меня проводить, потому что Жюль будет занят работой еще целый час.
— А я буду занят целый день, — ответил ей старик Киркинхед. — Я должен пойти на мельницу и проследить, чтобы никто из моих лентяев-работничков не помчался глазеть на героя битвы. Я им этого не позволю! Я не стану им платить, если они отправятся в замок, чтобы полюбоваться на самого господина Пьера!
Он начал быстро одеваться. Когда старик вышел в кухню, соседская жена уже испарилась.
— Лентяйка, болтушка и дурочка, — возмущался старик, — бродит по соседям и сбивает людей с толку. «Одевайся в лучшее платье, Сесиль, и поторопись!» Ее мужу следует выпороть лентяйку!
Он взглянул на дочь, занятую готовкой.
— Ты никуда не пойдешь! Слышишь? У тебя полно дел. Он помолчал, потому что в голову ему пришла ужасная догадка.
— Ты готовишь пирог и положила в него яйцо?
— Да, отец, ты прав. Мой Проспер любит пироги, я готовлю пирог ему к ужину. Если хочешь знать, то я положила в пирог два яйца!
— Дура! — завопил старик. — Неужели тебе не ясно — все, что у меня есть, потом перейдет к тебе? Гусыня несчастная, ты сама крадешь у себя деньги из кармана, когда кладешь яйца в тесто!
Дочь тихонько захихикала.
— Отец, я взяла яйца из куриного гнезда!
— Господи, ну что мне с вами делать? — продолжал орать старик, потрясая над головой руками. — Моя дочь сорит деньгами. После моей смерти мое ремесло достанется ее мужу, но у него корявые руки. А тут еще мальчишка, который и пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне получить клочок земли!
На морщинистом лице полыхали яростью неприятные маленькие глазки. Но, казалось, дочь его не испугалась. Старик натянул на себя сюртук, который когда-то был сшит из хорошего материала, но сейчас пошел по швам, и под мышками у него расплылись желтые потеки от пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49