- Вот случай подвернулся, казалось бы - думай, дурак! Нет! Было - да прошло, а стало быть - и не было! Так, выходит?
Артем бережно стряхнул столбик белесого пепла, подальше выдвинул руку чтоб и пылинки на себя не уронить.
- Не ты один такой глупый, - утешил он своего компаньона. - Над подобными казусами считанные единицы голову себе ломали, да и то больше для смеху, для занимательности. Это сейчас экстрасенсов гуще осота развелось. А лет десять назад на все вопросы ответ был один: иллюзия.
- Большой тоже иллюзиями зовет...
- Сущностными иллюзиями, - поправил Артем. - Разница кардинальная. Следуя его теории, то, что с тобой приключилось, вполне объяснимо. Я тебе больше скажу: в сыщики я подался в результате чего-то подобного. После девятого класса ходили мы со школой в многодневный турпоход. Сейчас уж не помню, где это происходило: не то под Азовом, не то под Шунутом. Экспедицию на гору мы совершали налегке, оставив рюкзаки в какой-то деревне. Идти оказалось далековато, и назад шлепали, уже изрядно понурившись. Вдруг смотрим - на дороге "ГАЗ" цвета хаки. Из-под брезента на обочину автоматчики, как горох, сыплются. Двое с овчарками. Ну, мы сразу смекнули, что пришел конец нашим мытарствам. Наша руководительница географичка только глазенками в шофера стрельнула, и он уже задний борт порысил откидывать, чтоб залезать удобнее было. Ох и телка была первоклашки и те заглядывались! Но смышленая. Чтоб от домогательств благодетеля нашего удобней обороняться, меня с собой в кабину посадила. Я в пятнадцать лет иному взрослому мог хорошей трепки задать, так что охрана ей была обеспечена, и она могла всласть пофлиртовать безо всякой опаски. У водилы с той памятной поездки косина наверное на всю жизнь сохранилась: одним глазом за дорогой приглядывает, другим географичку нашу оглаживает. - Артем хохотнул и несколько длинных секунд рассеянно пускал дым в потолок, чему-то сладостно улыбаясь. - Она перед ним хвост распушила: то прическу обеими руками поправит, да так, что шерстяное трико на груди затрещит, то с коленки соринки сошкрябывать примется, то еще чего... этакий конкурс красоты для ограниченного круга лиц. А он, бедолага, соловьем заливается, чтобы интерес к себе вызвать, защемить хотя б струнку любопытства на худой случай. Вот так и узнал я, чем солдаты в лесу заняты.
В той деревеньке, где мы рюкзаки побросали, жил-поживал ослепший старичок - божий одуванчик. Отчего ослеп - ни один глазник определить не сумел. Старыми дорогими деньгами не одну тыщу на обследование ухлопали, к самому Федорову возили. Все без толку. По всем приметам, должен видеть, а он - ни в какую, слепее куриной слепоты. Вот тебе пример, Андрюха, пример способности мыслить задним умом: когда врачи отступились, когда уйму деньжищ на них угробили, так сразу вспомнили примету старую. Нет, не примету, а старый способ излечения слепоты. На той горе, куда мы экскурсию совершали, бьет "громовой ключ". Молния ударила в склон горы, и на этом месте отворился родник. Водичка ледяная, чистая, как первый снежок, сладкая, как сахар. И, по преданию, человек в течение семи лет умывающийся в подобном ключе, стопроцентно возвращает утерянное зрение. При условии, что ходит к нему на своих двоих.
Делать нечего, принялся старичок к горе той похаживать. Сначала в сопровождении сыновей, а на шестой год и в одиночку отважился, потому что стал уже отдельные предметы различать. После шестого года зрение практически восстановилось, осталось лишь эффект закрепить. Ну вот, за три дня до нашего появления отправился бывший слепец в свой последний поход. И исчез. Сперва родственники забеспокоились, потом вся деревня на уши встала. На четырех машинах рванули к роднику. А там пусто. Прочесали окрестности - нет никого. Что делать? Привлекли к делу участкового, тот угрозыск. Наехали криминалисты, навезли розыскных собак, да все без толку: по следу вернулись в деревню, ни одна псина по дороге даже не побеспокоилась... Это что получается? Ну, пришел. Ну, умылся. А потом-то куда подевался? Следов - нет как нет. Пригнали солдат, вторые сутки все окрестные леса прочесывают - ни следов, ни дедули...
Вот такая история, Андрюха. Сильно она меня задела. До такой степени зацепила, что после того, как школу закончил, сразу подал на юрфак. С тех пор и рыскаю, будто гончая, выискивая дела позаковыристей, вроде твоего.
- И повыгодней, - с невинным видом проговорил Андрей, но Артем не обиделся.
- Чем сложнее, тем выгодней, - подтвердил охотно. - А как же иначе? Ты не поймешь, Андрюха. Выгода - выгодой, а сыскной кураж - сам по себе.
Откуда-то сбоку донесся обрывок сердитого шепота, сухо и плавно щелкнул автоматный - судя по длительности звука - затвор. Артем, помимо собственной воли, упал набок и, перекатившись, залег сбоку от рюкзака, зажав в кулаке горсть песка. В следующую секунду он уже снова сидел на месте, как ни в чем не бывало, и невозмутимо смахивал с одежды желтые крупинки.
- Условный рефлекс, - объяснил он ухмыляющемуся Андрею. - Сколько там на твоих золотых?
- Двадцать восемь десятого, - ответил тот.
- Соображаешь?
- Более или менее...
Слышал ли их переговоры Большой, или в графике звуковых "пугачей" временной дисбаланс был запрограммирован изначально, но факт остается фактом - бешеный, захлебывающийся от ярости собачий лай застиг их врасплох. Ночь вообще прошла - отвратительней не придумаешь. По первоначалу такой сыпучий, такой пушистый песочек с течением времени слежался в просто-таки бетонную плиту. Невидимые и поначалу неощутимые камешки-голыши пребольно врезались в расслабленное тело. Следом постепенно проникла и мельчайшая песчаная пыль... Да впридачу ко всем неудобствам еще и подлые проделки Большого! Как оказалось, звуковыми эффектами его тренажер отнюдь не ограничивался. Дважды спящие буквально взмывали над своим некомфортабельным ложем, бесцеремонно разбуженные вспышками багрового света, а напоследок - уже под утро - сильнейшей вибрацией всей обширной поверхности домашней песочницы, сопровождаемой предельно убедительным треском, исходившим от стен и потолка.
- Сволочь! - пробормотал Андрей, и этот эпитет, пожалуй, был наиболее ангельским из тех, каковыми они щедро осыпали отсутствующего "адопроходца".
Большой, тем не менее, прибыл ровно в шесть и бесцеремонно растолкал своих жильцов. Он уже переоделся в походную форму и смотрелся в ней еще внушительней, если такое вообще было возможно.
- Я гляжу, вы тут, как на курорте, расположились! - бросил он, извлекая из своего рюкзачищи "двухконфорочную" спиртовку и деловито вспарывая огромным ножом крышки консервных банок. - Щас, будет вам курорт! Настоящий, альпийский! Как у Суворова! Кофий заварите покруче. Воду не расплескивать, еще понадобиться! Умываться? Еще чего! Об этой роскоши до благополучного возвращения придется забыть! Берешь салфетку, смачиваешь, обтираешь морду, потом руки. Потом куда? На спиртовку: чего добру задарма пропадать?
Завтрак получился стремительным, но плотным, как и было объявлено еще накануне. Слопав банку лосося и полбанки гречневой каши с говядиной, Артем торопливо допил кофе, жгучий, словно хинин, и почувствовал себя почти человеком. Большой, несмотря на свой двойной паек, завтрак закончил раньше Андрея и взглянул на часы.
- У тебя в запасе две с половиной минуты, - сказал ему. - Учись глотать, а не пережевывать. Тем, курить будем по очереди, по пятнадцать затяжек.
Артем кивнул, жадно вдыхая крепкий ароматный дымок сигареты. Большой, покопавшись в "сидоре", вручил компаньонам по крепкому ремню с подвешенными к ним большими широколезвенными ножами.
- Для упражнения психики, - пояснил Большой. - Вооруженный человек смотрит на себя и окрест суровым взором завоевателя. Нам это - как соломинка утопающему: выбраться не поможет, а уверенность придаст. Сегодня домой вернемся к двадцати-ноль-ноль. Привалы: в одиннадцать - на перекур, в шестнадцать - на кофе. Пойдем!
На улице было свежо, с одуряющей силой пахло влажной хвоей и лесными цветами. У Артема на миг в голове все поплыло: и этот восхитительный запах, и стрекотанье птиц, и робкое скольжение первых солнечных бликов. Все слепилось в радостный и праздничный новогодний игрушечный шар. Хотелось смеяться и петь, и бежать, как в детстве, вприпрыжку. Судя по блаженной - от уха до уха - улыбке Андрея, он тоже испытывал нечто подобное.
- Экие вы впечатлительные! - неодобрительно промолвил Большой. - Еще и Аду не нюхали, а балдеете, как наркоманы! Вперед, салаги! Посмотрим, что через пару часов запоете!
11
Как в воду смотрел, пророк проклятый! Через два часа Андрей стер себе ногу, пришлось залеплять специально припасенным для этого пластырем. Артем продержался до первого перекура, но и он вынужден был признать, что прогулка под руководством беспощадного "адопроходца" - совсем не сахар. Абсолютно не сахар! Плечи ломило, спина онемела, ноги стали спотыкаться на каждом шагу, а в глазах то появлялись, то испарялись бесформенные темные пятна. Большой же невозмутимо топал впереди, словно матерый лось-пятилеток, разве что взопрел слегка. Пока выдохшиеся компаньоны, со стоном сбросив чугунные вещмешки, валялись, как мертвые, он выбрал себе местечко поудобнее и, закинув на пенек свои слоновьи ножищи, вынул из рюкзака тонкую тростинку сигары.
- Оставишь, - выдохнул Артем. - Первую очередь пропускаю.
Комариные шнобели сквозь "бамовские" комбинезоны действительно не проникали. Чего не скажешь о колючих стеблях сухостоя. Ну, казалось бы, откуда им было взяться в начале лета? Ан нет, нашлись и такие. Впрочем, по сравнению с блаженной неподвижностью, все эти мелочи, вроде уколов, ломоты в ногах и бесперебойного жужжания комаров над распаренным лицом, не стоили того, чтоб и языком ради них шевельнуть.
- Как самочувствие, ястребы Преисподней? - осведомился Большой, вкусно затягиваясь и выпуская сизый дымок сквозь полтины ноздрей.
- Как у покойников, - проворчал Андрей, не открывая глаз.
- И это правильно, - благодушно покивал Большой. - Умершим Ад не страшен, они свое отбоялись. Если сумеете это чувство на пару недель сохранить - очень хорошо.
- Сам-то как свои ходки переносишь? - полюбопытствовал Артем.
Большой равнодушно пожал плечами; сосна, о которую он опирался, жалобно заскрипела.
- По-разному, - сказал Большой.
Артем поднатужился и приоткрыл свинцовые веки.
- Тоже пугаешься? - удивился он.
- Если бы хоть раз испугался, - сказал Большой, - ты бы меня не встретил. Но временами очень домой хочется. Предчувствие беды - иначе не назовешь. Работать продолжаешь - куда деваться, а в уме держится. В нашем деле главное - пройти посередке, не струсить и вовремя унести ноги. Есть почти для каждого верная гибель в Аду - это страх, с детства всаженный в подсознание, страх неопределенности.
- Не понял, - сказал вдруг Андрей.
- Это когда боятся неизвестно чего. Тебя Букой в детстве пугали?
- А то нет!
- Ты знаешь, как он выглядит? Вот и я не знаю. Страх невидимый, неосязаемый, без цвета и запаха. И всегда готовый сожрать тебя с потрохами. В разных странах он зовется по-разному, но всюду присутствует. Кому-нибудь доводилось, по малости лет, встречаться с эффектом "невидимки"?
- То есть?
- Ну, вроде бы и нет никого, а вроде бы кто-то и есть. Шаги там, движение воздуха за спиной в условиях полного безветрия.
- У меня было, - твердо сказал Артем. - После школы раз в кино пошли. Сейчас уж и не помню, на какой фильм. Что-то душещипательно-индийское, двухсерийное и с обилием драк. От друзей своих я жил далеко, обратный мой путь к дому лежал мимо городского парка. Представляете: зима, полнолуние, полночь. Снег, как зеркало, лунный свет по окрестностям разбрасывает. Красота! И людей - никого! Скучно, знаете ли... Вдруг слышу - позади снег скрипит. Ну, оглянулся, на всякий случай, мало ли тут кого носит - врагов у меня и тогда хватало... - Артем протянул руку и принял от Большого вполне приличный окурок. - Я ж говорю - на полкилометра все насквозь видать. Да только нет никого. И шаги затихли, но не сразу, а через пару секунд. Что прикажете думать юному балде-атеисту? Поблазнило, думаю. Пошел дальше. Только слышу - хрусть, хрусть, хрусть... ведь идут же! Человек я десятка неробкого, бояться не боялся, так что явно не со страху мерещится. Ведь явственно слышу! Притормозил резко, стал, как вкопанный, уши навострил. Точно: пять шагов хрустнуло, и опять тишина. Ладно, думаю, сейчас мы для преследователя нашего маленький экспериментик устроим! Повернулся и - навстречу, туда, откуда звук доносился. С тем расчетом, что если просто звуковое эхо от снега отражается, то хруст опять позади начнется... - Артем затянулся дымком с такой жадностью, что явно перехватил, вытер рукой выступившую слезу. - Так нет же! Нет никакого эха. Свои шаги слышно прекрасно, а посторонних - ни-ни!
- Тогда ты решил заглянуть в парк, - полувопросительно, полуутвердительно продолжил Большой. - Наверняка кирпич какой-нибудь подобрал или доску поувесистей. Ворвался в ворота с "оружием" наперевес, а там - тоже никого. Да и хруст - за спиной, а не впереди. Вот тут ты и почуял, как мурашки на спине зашевелились. Или нет?
- Все в точности, - признал Артем. - За исключением мелких подробностей. Ничего я не подбирал, просто кастет на пальцы надел.
- Судя по тому, что живым тебя видим, - хмуро промолвил Большой, - до дому ты дошел осторожным, размеренным шагом, в бег так и не кинулся. Хотя сердчишко, надо полагать, даже не в пятках, а на кончиках пальцев стучало. Да, ты знаешь, какой он - наш Бука.
- Я знаю тоже, - сказал Андрей.
- О, в тебе-то я никак не сомневался! - усмехнулся Большой. - Ну, орлы, и кодла же у нас подобралась! Один другого фантазийнее! Если в Аду на Буку напоремся, всем троим - амба! Никто не поможет, еще, глядишь, и топить друг дружку начнем. Тема, ты чего это с куреньем затягиваешь? Ты давай, не филонь, заканчивай поживее! Ишь, разлеглись! Подъем!
Солнце пекло немилосердно, прокалив сосняк до сухого знойного звона. Ветерок чуть пошевеливал желтые в кончиках желобчатые иглы, узловатые ветви застыли в каменной недвижности. Даже птицы примолкли, пережидая полуденную жару. Даже комариный писк порастаял. Лишь трудолюбивое гудение пчел изредка оживляло лесную тишь, да занудный трескоток теплолюбивого паута-кровососа.
Артем с ненавистью смотрел в широченную, как диванная подушка, спину Большого сквозь мокрые от пота ресницы. Он уже дважды останавливался, чтобы отхлебнуть воды из пузатой походной фляжки, обтереть салфеткой лицо. Большой взирал на эти задержки, неодобрительно хмурясь, но помалкивал. И правильно делал, в противном случае Артем, пожалуй, и позабыл бы о будущем вознаграждении ради мгновенной сладости полновесного, от души, апперкота.
Андрей тащился позади, не отставал, не скулил, только пыхтел, как паровоз. По едва заметной хромоте было ясно, что и вторую ногу он стер так же благополучно, как и первую, но крепится в пику Артему. Время растягивалось в бесконечность, усталость наваливалась, будто пьяный тяжеловес. Большой же по-прежнему пер по бездорожью, ломился сквозь подлески, с неожиданной медвежьей ловкостью форсировал небольшие болотца.
- Умный в гору не пойдет, - проворчал Артем.
- И в Ад не полезет, - огрызнулся вожак маленького отряда безумцев. И Артем впервые подумал, что в случае открытого столкновения Большой может оказаться очень опасным противником. Такой если разок зацепит, так наверняка покалечит, если совсем не убьет.
- Привал, - сказал Большой, аккуратно снимая рюкзак. - Андрюха, разуваться будешь потом. Сначала ставим кофе на огонек, а уже после того занимаемся остальными делами. Вот так-то, орлы. Все делается попутно - в том месте, куда мы с вами намыливаемся, время нужно экономить. Минутка к минутке, секунда к секундочке - глядишь, на часок пораньше смоемся. А лучше - на парочку.
- А лучше бы вообще не ходить, - буркнул Андрей, приклеивая пластырь к мозолям.
- Кому как, - парировал Большой. - Для некоторых адская тропа - способ существования. Ты торгуешь трубами, я исследую Ад. У каждого своя стезя.
- Не надо упрощать, - обиделся Андрей. - Я не торгую, я с людьми работаю.
- А я с чудовищами, - ухмыльнулся Большой. - Которые - то есть, а то, глядишь, и нету. Очень занимательное занятие... только зевать нельзя.
Вода в кружках покрылась пленкой из мелких, сплывающих со дна пузырьков.
- Снимайте живее, - распорядился "адопроходец". - Ничто на свете не бодрит верней воды из-под "белого ключа"!
Артем всыпал в кружку двойную дозу кофе, перемешанного с сахаром. Взболтнул ложкой, зачерпнул...
- Хорош! - сообщил с видом знатока. - Только уж больно сладкий. Тут ты не доработал, атаман.
Большой прислонился спиной к высокому, относительно свежему пню, осторожно убрал с кружечного ободка поджарую, полосатую, как тигр, осу.
- Привыкайте к сладкому, орлы, - сказал, прихлебывая кипяток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16