Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.
- Где Вика? - спросил я.
- Так, значит, от вас ее упрятали?
- Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа...
- Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки? И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии - кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными...
У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:
- Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя... странно, скажем так.
- Она в палате не одна?
- Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле - человек, контролирующий меня.
- И вы это терпите?
- А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?
- Но такой ценой...
- Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. - Он сделал ударение на последнем слове. - И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.
- И что вы предлагаете?
Бабашвили встал из-за стола:
- Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!
- А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?
- Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.
- Тогда простите меня, но это для вашей же пользы. - Я вынул из кармана пистолет. - Пойдете под конвоем. Я вынудил вас идти, понимаете?
- Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы - в своем. Поступайте, как знаете.
Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:
- Посидите так пять минут, и без шума... простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?
Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.
- Костик?
- Ты можешь ходить?
Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.
- Вот и хорошо. - Я обнял ее за талию. - Посидим немного в кабинете доктора.
Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.
- Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.
- Костик, - она прижалась ко мне, заплакала, - меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.
- Илья Сергеевич? - спросил я и сжал кулаки.
- Нет, перед тем как сюда везти, еще дома. Вошел Белаков, с ним еще кто-то, наверное, врач. Заставили проглотить несколько таблеток, потом - не помню...
Поплыла.
Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
- Я пришел за тобой. Мы исчезнем и отсюда, и из этого города.
- Начнем новую жизнь? - спросила она, и слезы опять наполнили ее глаза. - Костик, ты не понял главного. Мы никогда не избавимся от своего же прошлого. Мы можем поменять и паспорта, и прописку, но - не избавимся!
- Неужто мы с тобой слабее обстоятельств, Вика?
- Не слабее... И не сильнее... Раз бежим от них. А я вот и бежать не могу, ноги не слушаются... Ты как меня нашел?
Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за эти дни. Она ахнула:
- Ты действительно сжег все мосты, тебе некуда возвращаться. Остается и впрямь податься на край света. И все из-за чего, Костик, а? Из-за того, что чистым захотел стать? Да кому она нужна, наша чистота?! Чистые или от голода сдыхают, или вешаются!..
Вика стала дрожать, как от холода, я обнял ее, погладил жесткие непокорные волосы:
- Успокойся, Вика! Успокойся, все будет хорошо. Мы попробуем, попробуем не замараться и доказать всем им...
- Кому, глупыш? Кому всем? Да начихают они на твои доказательства! У этих всех иные ценности, они просто не поймут тебя! А поймут - так будет еще хуже: раздавят. Уезжай, уезжай, Костик, куда глаза глядят! Хоть я и не хочу с тобой расставаться...
Я прикрыл ей ладонью рот.
- Ты права, Вика. Убегать - последнее дело. Потерпи немного, я что-нибудь придумаю.
- Что ты придумаешь? Тебе ведь и думать некогда! За тобой идет охота, ты понимаешь это? Тебя флажками красными обнесут - и Белаков, и милиция, и Толик... А ты все мечтаешь, как бы никого не укусить...
- Все, Вика, все! Мне пора уходить. Ты будь умницей. Здесь будь. Илье Сергеевичу, кажется, можно доверять? Потому не торопись выписываться, жди от меня вестей. А пока возвращайся в палату. Возьми ключ от наручников. Постой здесь, возле окна, и только когда увидишь, что я вышел за калитку, отстегнешь их.
- Меняемся, - слабо улыбнулась она. - Вот моя связка. Кому придет в голову искать тебя в моей квартире?
39
Охранник демонстративно смотрел в глубину леса, будто даже замечать не хотел, кто это вышел из больницы и зашагал к трассе. Пусть любой выходит, его дело - не впускать, и он знает это отлично.
Частник согласился подкинуть только до ближайшего метро, но мне это как раз и надо было. Нечего светиться средь бела дня возле дома Вики.
От метро я позвонил своей соседке, жившей этажом ниже.
- Константин? А к тебе милиция приходила, нас расспрашивали, где ты.
- Если будут спрашивать еще, скажите, уехал к тетке, в глушь, в Саратов...
Так, обвинение в разбойном нападении на мне, значит, есть. Появляться дома не следует. К Насте наведаюсь только в крайнем случае: незачем такую квартиру светить. Остается воспользоваться ключом, который дала Вика.
Бутерброды, кофе, ванна - и вот я уже почти в форме, только спать охота. Но все равно ведь делать нечего в темноте, а свет зажигать опасно. Кто знает, что предпримет Белаков, получив информацию от Светланы о моем посещении больницы. Прилетят мотыльками на свет крутые мальчики, и не устраивать же тут с ними потасовку и стрельбу?! Хотя стрелять есть чем.
Я накрыл ладонью пистолет Белакова. Игрушечка. Полный магазин патронов. Хорошо бы мне их не растратить, выйти из игры чистым. С каждым днем сделать это все сложнее и сложнее, уже и представить трудно, какие выходы у меня есть. Если не считать тот, о котором говорила Вика: сдохнуть с голоду или полезть в петлю. Да и то ведь посмертно повесят на меня того же Падунца. Мертвый я буду для всех очень удобен.
С этой не больно веселой мыслью я и заснул, чтобы проснуться от яркого света, ударившего в глаза. В голове еще не рассеялась пелена ночных сновидений, и потому я не сразу осознал, где нахожусь и что за люди ходят по комнате. А когда осознал, захотелось опять заснуть и забыться.
Поодаль, у двери, потирал руки, хищно поглядывая на меня, один из тех двоих, с которыми я навещал Белакова. А рядом, у кровати, крутил на пальце золотую цепочку Толик.
- Прости, мы без стука, - сказал он. - Но ты подставил меня, крупно подставил, и потому мне не до условностей. Такое придумать: стравить меня и с кем?!
- Голь на выдумки хитра, - ответил я. А что я еще мог ответить?
- Голь... - Толик присел на стул. - Знал бы я, что ты действительно голь... Вот здесь я ошибся, поверил в ваше общее дело с Балушем. В наше время ведь миллионами не швыряются, миллионы можно вложить так, чтобы получить миллиарды. А ты?..
- А что я?
- А ты написал записку: "Отдающий долги". Черная паста, серая оберточная бумага. Зачем ты это сделал?
- Появился шанс честно пожить.
- Дурак! Вот сегодня, в четверг, на рассвете, пятнадцатого сентября, мы тебя шлепнем, и думаешь, кого-то это обеспокоит?
Я покосился на окно. Действительно, начинало светать.
- Или ты думаешь, что ты рыжей крале нужен? Объясняю популярно: это не так! Ее туз потихоньку стареет и помногу пьет, в постели он женщину не устраивает, и она при помощи тебя просто торгуется с ним. А если больше заплачу я, то я ее буду трахать, а вы с ним станете рядышком и зажжете для большего интима свечи.
- Значит, если у меня будут деньги, я смогу то же самое делать с Эммой?
Лицо Толика как было бесстрастным, так таким и осталось.
- Столько денег у тебя никогда не будет. Да и тебя самого скоро не будет. Ради этого я и прибыл сюда, хотя на подобные спектакли не хожу. Но это не простая разборка, это последняя встреча с сумасшедшим. Как же ты представлял свою новую жизнь, скажи?
Я промолчал, и продолжил опять Толик:
- Мой отец потом и кровью, в прямом смысле, добивался нынешнего своего положения. Раньше машинами торговал, отдал дело мне и теперь он московский нефтяной король, у него есть казино, дома, но он знает, что до конца жизни не выйдет из игры. Это он, кстати, дал знать, где ты находишься. В клинике еще со славных старых времен остались "жучки", люди отца ими, естественно, пользуются... Так вот, отец по своей воле из игры не выйдет. Я, как и ты, руки стараюсь не пачкать, но понимаю, что до поры. Держу хороших исполнителей... Ты, кстати, был бы хорошим исполнителем.
- Таким, кто отбирал бы у Падунца шкатулки? За что вы его убрали?
- Нет, таким бы, кто стрелял меж глаз! Падунец действовал грубо, его бы опознали и вычислили... Да что там жалеть: был уголовником - им и остался.
- А вы с отцом масштабнее?
Губы Толика дрогнули в ухмылке:
- Почему бы перед смертью и не похамить, да? Но все же отвечу. Мои руки почище твоих. Это тебе даже милиция докажет. Я занимаюсь бизнесом, я кого-то кормлю и от кого-то кормлюсь. Я никого не убивал. В природе не существует пистолетов с моими пальчиками. Я никогда в жизни не натягивал на лицо вонючий чулок, не угонял и не перекрашивал машины - все это в твоем послужном списке, понимаешь? И с ним ты вдруг решил стать праведным? Возомнил, что тебе простится все это?
- Ты же знаешь, я вернул драгоценности, не убивал Падунца и не воровал машины... Тебе просто хочется сейчас меня испачкать, потому что ты завидуешь мне. Ты думал, что купить можно все на свете, ан нет!
- Что? Не неси чушь!
- Чего же ты тогда приехал ко мне? Прислал бы исполнителей - и дело с концом. Нет, ты хочешь лично убедиться, всемогущи деньги или нет. А осечки происходят, да?
- Никаких осечек! Сейчас мы кончаем тебя, а потом направляемся в больницу и я там покупаю твою златовласку. Ты уже не узнаешь этого, но поверь, я отдам ее своим мальчикам. На потеху.
- Поверь и ты мне на слово, Толик: то же я сделаю с Эммой. Если ты думаешь, что я не умею мстить...
- Ты уже ничего не сделаешь!
- Посмотрим. По четвергам я живучий.
Я встал с кровати, потянулся к брюкам, но тот, который стоял у двери, вырвал их у меня, похлопал по карманам и только потом вернул. Я надел брюки, рубашку.
- Пойдем, - сказал Толик.
Его напарник шагнул за порог, в коридор, а я снял с вешалки куртку и набросил ее на плечи. Вес пистолета в правом кармане почти не ощущался, но было, черт возьми, приятно чувствовать его металл.
У подъезда стояла такая знакомая машина - серый "вольво". За рулем сидел краснолицый мужик лет пятидесяти. Видно, он уже знал, куда ехать, потому что, как только все мы уселись, машина рванула с места.
Миновали пост ГАИ, что за кольцевой. Капитан возле синих "Жигулей" и наш водитель помахали друг другу ручкой. Потом по обочинам дороги пошли в леса. Свернули на грунтовку, всю в рытвинах.
- Карьеры скоро, камень там добывают, - охотно пояснил Толик. - Старые разработки водой залиты, глубина - метров десять... Слушай, а может быть, все-таки одумаешься? Будешь Зою возить, меня, в мастерской малярничать, а?
- Я ведь и в морду могу напоследок заехать, Толик.
- Тогда стой, Семеныч. Он все думает, что мы шутим. А мы шутить не любим. Семеныч Падунца пришил, и тут рука не дрогнет. А если что - Вовочка поможет. Выходим, ребята. Иди-ка вперед, Кузнецов, вот туда, к обрывчику. И не держи руки в карманах, это некрасиво.
Я исправился, я сделал красиво. С четырех метров просто невозможно было промахнуться. Они даже затворы не передернули - не успели.
Хуже всех повел себя Толик. Наивно себя повел. Он, наверное, посчитал, что бегает быстрее, чем летит пуля.
Он ошибся.
Оружие убитых я забросил в воду, документы и деньги взял себе. Пешком через лес пошел к трассе.
40
Утренняя электричка, того часа, когда она еще не забита людьми под завязку. Но контролеры уже ходят по вагонам. Почему-то с милицией. Одни проверяют билеты, другие вроде бы рассеянно, от нечего делать, рассматривают пассажиров. Я знаю, кого они ищут. Три дня назад под Москвой убили коммерсанта, в сегодняшнем номере газеты фоторобот и статья об этом - "Опять никто не ответит?"
"В четверг утром в лесу грибниками были найдены трупы трех человек. Один из убитых оказался Шаровым Анатолием Анатольевичем, сыном известнейшего российского предпринимателя, бизнесмена. Он и сам занимал видные посты в коммерческих структурах, пользовался уважением в своем кругу. Но, конечно, всем не угодишь... И вот Шарова и двух его ближайших помощников вывозят за город и хладнокровно расстреливают. Кто? Есть сведения, что организатором и исполнителем покушения стал человек, портрет которого выполнен фотороботом по показаниям свидетелей. За ним, кстати, тянется уже не одно уголовное преступление. Предстанет ли преступник перед судом на этот раз?"
Я смотрю на портрет. Писали обо мне уже много раз, но вот снимки еще не публиковали. Это - впервые.
Поправляю узел галстука и мизинцем разглаживаю усики, черной подковой висящие над губами. Вы хотите охотиться на меня? Что ж, пожалуйста. Я, конечно, понимаю, что силы не равны, но у меня тоже есть повод трубить в охотничий рог. Вы смотрели вчерашние газеты? Смотрели, но вряд ли помните небольшую заметку, рядовую по нынешнему времени: "На окраине Москвы неизвестными лицами обстреляна машина, принадлежавшая Илье Сергеевичу Бабашвили. Сам водитель и его спутница доставлены в больницу в критическом состоянии. Это скорее всего произошла очередная разборка мафиозных кавказских структур..."
Вчера вечером на операционном столе Бабашвили скончался. Женщина, лет тридцати, рыжеволосая, жива, есть надежда, что...
Так мне сказали вчера медики по телефону. Сплюнем!
Сплюнем и будем действовать. Вы думали, я ничто в этом мире? Думали, я продаюсь и покупаюсь? Думали, я убегу, натолкнувшись на ваш сердитый взгляд? Ошибаетесь.
Вы еще услышите обо мне...



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11