А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- спросил незнакомец, потирая крупной ладонью небритый подбородок и внимательно поглядывая на ребят.
- Километров восемь, - ответил Вовик.
- Восемь, - повторил незнакомец. - Если по пути, примите в компанию.
Он тут же пристроил чемоданчик и узелок в телегу и зашагал рядом с Натальей.
- Колодцы, что ли, копаете? - спросил он, указав на лопаты.
- Геология, - сказала Наталья.
- Ага, - кивнул незнакомец.
Старик оказался не в меру общительным. Он шел и рассказывал о себе:
- А я вот к братану иду. Из-под Питера я, решил новую жизнь в деревне начать. Не знаю, получится ли...
Братана надо проведать. Целых двадцать семь лет не мог к нему выбраться, только теперь вот, на пенсии...
Чем он живет тут, чем кормится? Только бы он не уехал куда. А я теперь что, я вольный казак, а ему ещё трубить и трубить. Да-а... Ну, зайду, погляжу.
Здесь и раньше-то глухомань была, а теперь так и вовсе автобус убрали. Ну, приду, погляжу. Коли магазин какой есть, так и проживем как-нибудь. Если, конечно, его правоверная меня не выгонит. А вдруг выгонит? А? Вот, будет номер!
Взаимного разговора не получалось. Ребята молчали, а Наталья шла и думала, что хорошо бы отделаться от этого старика до ночной стоянки, она волновалась, как бы ребята не брякнули, куда идут, ведь тогда старик может сказать "нам по пути", и придется с ним ночевать.
Старик явно не нравился ей. От него веяло какой-то немытостью и той самой неопределенностью, что так раздражала Наталью в последнее время. И откуда он взялся в тайге, где между деревнями по пятьдесят километров? В городском плаще и не с рюкзаком или котомкой, а с чемоданом? Специфика здешних лагерных мест неизбежно наводила Наталью на невеселые мысли. Боковым зрением она отмечала, что старик то и дело поглядывает в её сторону. Она присмотрелась. Нет, старик зыркал водянистыми глазами во все стороны словно опасался чего-то. Попутно он продолжал говорить сам с собой. Заговорил о смерти как об избавлении от тяжкого бремени совести, о том, что деньги нужны живым, а не мертвым. Затем он достал из кармана плаща грязную тряпочку, развернул её и стал приставать:
- Ребятки, купите зубец золотой Мой личный зубец. А то денег нет, хлеба нет. С чем к братану явлюсь?
Дайте хотя сколько, вы его потом хорошо продадите... Вот, был зубец, жевал я им, жевал, а теперь пришлось отодрать. Жевать-то ведь нечего. За бутылку отдам, только возьмите.
От старика отмахнулись: откуда, мол, деньги. Тогда он из того же кармана достал огурец, очистил его от соринок и предложил девушке:
- Пожуй.
Наталья отказалась, и старик, смачно откусывая, съел огурец. Достал большой складной нож, заточил спичку и принялся ковырять в зубах. В его широких плечах, в точных движениях, когда он затачивал спичку, чувствовалась совсем не старческая сила.
"Не мог поесть, когда сидел на обочине, - с раздражением подумала Наталья. - И почему у него огурец хранился в кармане, а не в узелке?"
Маленький Вовик не выдержал и спросил, подделываясь под местный окающий говор:
- Далеко ли путь-то держим?
- Не так чтобы очень, - ответил старик. - К братану...
И вновь Наталья ощутила его цепкий взгляд на себе.
Посветлело, пошел березовый молодняк, и открылось огромное поле с увядшим некошеным разнотравьем.
Серое тяжелое небо прижималось к земле. Дорога стала совсем непролазной, Серафима уже не вытягивала телегу из ям без человеческой помощи.
- Сделаем так, - сказал запыхавшийся Вовик. - Сделаем привал, а потом сделаем точку.
- Привал так привал, - сказал старик таким тоном, будто бы тоже был членом отряда.
Миновали островок пушистых молодых елок, и снова дорога пошла под уклон, потом - на подъем, и только теперь открылся дальний край поля.
И там, на закраине, они обнаружили неубранные картофельные делянки.
Остановились, осмотрелись, стали выкапывать картошку. Старик взял у Вовки лопату, повертел в руках.
- Не следите за инструментом.
А деревня-то рядом, - добавил он, ловко выкапывая картофелины, - не застукали б ненароком. Что за деревня, не знаете? - Ему никто не ответил.
Отошли от дороги, в канаве отмыли картошку и на краю леса развели костер. Наталье расстелили палатку, и она легла, завернувшись в нее. "Не вовремя разболелась", - с горечью подумала она, проваливаясь в дрему.
Она лежала на спине, по-покойницки скрестив на груди руки, черты её лица заострились. Словно сквозь водную толщу слышала она, как старик сказал:
- Кладите в телегу, а то уходите девку.
И Вовик ответил со своим дурацким подражанием:
- Ниче, самая малость осталась.
Наталья слышала, как Толик вздыхал где-то рядом, видимо, не решаясь спросить, как она себя чувствует, и думала: "Кажется, кроме йода, бинтов и валидола у нас в аптечке ничего нету". Но не было сил выяснять, где эта аптечка и что в ней хранится.
Ребята взяли газету и ушли в заросли. Тогда старик подошел к Наталье и спросил:
- Плохо дело?
- Плохо...
- Пройдет, дело молодое. - Старик задумался, продул папиросу. - А хочешь, я тебя к братану возьму?
В тепле полежишь, поправишься и вернешься к своим геологам. - Старик помолчал, покурил и спросил нерешительно; - У тебя как документы? С собой? Наталья еле заметно кивнула. - Вот и хорошо, что с собой. Отлежишься, поправишься... А коли понравится, так и живи, гнать не буду. - Старик шумно затянулся и вздохнул, выпуская дым. - Хочешь, я тебе всю правду о себе расскажу? - Наталья поморщилась и прикрыла глаза. - Не хочешь, - грустно отметил старик и продолжал: - Просто нет у меня никого, вот дело в чем. А ты, верно, подумала, что я на тебя хозяйство хочу взвалить? Нужно оно мне.
это хозяйство. Ты у меня как сыр в масле будешь кататься. - Старик заботливо прикрыл плечи Натальи пататкой. - Просто тяжело всю жизшочному...
- Тяжело, - кивнула Наталья.
- В том-то и дело! - оживился старик. - Все дело в том... Ты не думай, я тебя по гроб обеспечу. Понимаешь? - Наталья лишь покачала головой. - Не понимаешь. Какая же ты... - Старик поглядывал на кусты, в которых скрылись ребята. - Наследство с братаном мы получили, вот иду свою долю забирать. Понимаешь? Такое наследство, сестра, что нам теперь и работать не надо, понимаешь?
- Инфляция сожрет, придется работать, - тихо сказала Наталья.
- Нет, сестра, у меня такое наследство, что никакая инфляция его не сожрет.
- Золото, что ли?
- Хоть бы и золото. А помру, - старик нервно и глубоко затянулся, - все твое будет. Думай скорее, - сквозь сильный кашель прохрипел он. - Сейчас в деревню придем, ты парням и скажи, что не могу, мол, дальше. Понимаешь?
Наталья слабо кивнула и спросила:
- Вы часом не сумасшедший?
- Я? - удивился старик. - Это ты сумасшедшая. Тебе ж райскую жизнь предлагают...
Вернулись ребята, и старик переменил тему:
- Что там на карте у вас? Какая впереди деревня? Неужто Дюевка?
- Извини, дед, - сказал Вовик, - карта секретная.
- Молодец! - воскликнул старик. - При исполнении, я понимаю.
Но ты послушай сюда.
Старик отвел Вовку в сторону и начал его горячо убеждать в чем-то. До Натальи долетали лишь отдельные фразы: "Только деревня, мне другого не надо..." - "Сколько их у тебя?" - "Нет, не пойдет". - "...И будьте здоровы". "Еще кину один..."
Наталья очнулась от голоса старика:
- Водки-то нету? Ей бы стаканчик сейчас.
- Кончилась водка, - отозвался Вовик, и Наталья подумала: "Какой он все-таки жадный, ведь две бутылки осталось".
Но она знала, что водку берегли для "вечерних капель", для "эликсира мечты", как Вовик называл это снадобье. Две-три капли на стопку водки, и можно увидеть не только Москву, но и Париж, можно увидеть себя в своей будущей жизни.
Старик уже прощался с ребятами.
- Пойду, - сказал он. - А то хотите, можно вашу больную у .братана оставить. Отлежится, поправится, жена братана присмотрит... Ну нет так нет, что ж, бывайте.
Когда старик ушел, Толик подсел к Наталье.
- Ты что, правда заболела или прикидываешься?
Наталья промолчала. Туповатый, неуклюжий Толик её раздражал не меньше, чем юркий, пронырливый Вовик.
- Дайте мне водки, - сказала она.
- С каплями? - спросил Толик.
- Давайте с каплями, а то тяжело.
- Учти, - сказал Вовик, - это твоя вечерняя доза.
"Жмот", - подумала Наталья.
Она выпила, вскоре ей полегчало.
Уменьшился озноб, а боль в мышцах стала напоминать истому от приятной усталости.
- Старик-то, - сказала она, - соблазнял меня, звал с собой. Золота, говорит, у меня навалом.
- Врун старый, - усмехнулся Вовик.
Подумав, Наталья ответила:
- Не похоже.
Потрескивал костерок, закипал котелок с картошкой, но Наталье есть не хотелось. Как всегда от "эликсира мечты", она первым делом стала терять ориентацию: где и как лежат её руки, где ноги? Не пошевелив ими, она не могла на это ответить. Ей показалось странным, что находится она где-то в лесу, что рядом горит костер... Потом показалось, что спиной к ней сидит Сергей Сергеевич. "Ты меня не так понял, Сережа!" - "Нет, это ты не понимаешь меня, Наталья!" - резко отвечает он. Опять он не понимал её. Ничего, сейчас она все объяснит, и у них начнется новая жизнь...
Затем во всем теле появилась пьянящая невесомость, крона высокой ели над головой вдруг приблизилась, Наталья увидела на ветвях Вовика.
Тот сидел, словно леший, в хвойной гуще и говорил возбужденно:
- Он по полю назад пошел! Он не в деревню идет!
Внизу, у костра, топтался громоздкий Толик и скулил:
- Ну его к черту. Картошка сварилась, нам ещё точку описывать нужно.
- Заткнись ты со своей точкой!
Если он за один взгляд на карту три зуба отдал... Мама родная, он в ельнике скрылся!
- По нужде, - отзывался Толик.
- Дурак! Тебе что тут, Сокольники, чтобы в кусты прятаться?
Наталья улыбнулась, настолько смешным казался ей разговор. Потом ей привиделась Москва, в которой она никогда не была, и уже во сне ей захотелось заплакать. Ей снилось, что она потеряла паспорт и её не пускают в столицу. Тогда она перенеслась в Зубову Поляну, в деревню, к бабушке. Но и туда её не пускали без паспорта. А паспорт был заперт в сейфе Сергея Сергеевича, и тот, переносясь вместе с Натальей то в Москву, то в Зубову Поляну, тихо злорадствовал:
ключи от сейфа он выбросил в речку Моню.
Наталья очнулась и сразу поняла, насколько серьезно больна. Ее опять бил озноб. Повернувшись, она дунула на полупогасший костер. Даже пепел не взвился, так она ослабла. Она снова забылась, а когда вновь открыла глаза, никого рядом не было. Только тлеющий костер и старая Серафима, в стороне жующая траву.
Все забыли её, как забыл когда-то Блинов, растеребивший ей душу и заставивший её ждать неизвестно чего целых шесть лет. Но Блинов - это Блинов. Это птица другого полета, и, конечно, только такая дура, как она, могла поверить всем его обещаниям.
Он уже тогда ворочал миллионами и поглядывал на всех свысока, так что уж тут говорить... Другое дело Сергей Сергеевич.
По-настоящему они познакомились на берегу тихой Мони, где Эс Эс прятал от подчиненных огромную бутыль со спиртом. Это было его собственное изобретение прятать спирт в речном обрыве, и теперь время от времени он приходил на безлюдный берег, откапывал драгоценный сосуд и отливал спирт на экспедиционные нужды. Май прошел гладко. Но в начале июня начальнику партии показалось, что такой метод хранения самой большой экспедиционной ценности начинает себя изживать. Шоферы, особенно дошлый Максимов, явно о чем-то догадывались, уже дух этого Максимова витал где-то около ямки со спиртом. И тогда начальник решил выбрать в экспедиции личность понадежнее и ставить её, эту личность, на стреме. Выбор пал на Наталью.
Какое-то время их вылазки носили чисто деловой характер, но однажды, накануне очередного банного дня, когда на Моню опустился удивительный бескомариный вечер, Сергей Сергеевич предложил:
- Давай рыбу половим?
- Рыбу? - спросила Наталья. - Давайте.
Они вышли пораньше, солнце стояло ещё высоко, но розоватый туман уже стелился по пойме противоположного берега. Птицы орали без передыху, а далекая кукушка настойчиво требовала, чтобы её спросили: "Сколько мне жить?"
Они до пояса вымокли, пробираясь по травостою к реке, и Сергей Сергеич, как подобает мужчине, шел впереди, приминая траву и немного стесняясь того, что, идя впереди, он неизбежно демонстрирует Наталье свою маленькую, но уже заметную лысину.
Они расположились с тремя удочками и тут же начали таскать темнокрасных, под цвет воды, окуней. Окунь брал жадно, заглатывал крючки, приходилось вспарывать им животы.
Сергей Сергеич преобразился, бегал, громыхая сапожищами от удочки к удочке, подсекал, наживлял, вспарывал, забрасывал, свистя леской, вновь подсекал... Не было того сдержанного начальника партии, которого все побаивались и который сам боялся всего: и воровства, и пожаров, и невыполненного плана, и эпидемий, который спал с заряженной под подушкой ракетницей и с двустволкой под раскладушкой. Сейчас перед Натальей был просто молодой и азартный мужик.
Она тоже бегала, толком не зная, как подсекать, как забрасывать. Наконец она зацепила корягу, порвала леску и выбыла из игры. Разведя костер, она сидела, подтянув к подбородку колени, и глядела то на огонь, то на воду, то на далекий лес, откуда, по мнению Сергея Сергеича, за ними могли наблюдать в бинокль шоферыпрохиндеи.
Потом варили уху, пили разведенный в Моне спирт, а затем курили, лежа на ватниках, глядя за пределы галактики. У обоих в ту ночь появилось странное ощущение, будто бы все вокруг стало другим, будто бы они в первый раз попали на этот обрывистый берег, к незнакомым поваленным елям с вывороченными корнями.
И спящий в тумане лагерь предстал перед ними в новом свете, будто бы они отсутствовали в нем целую вечность.
Шепотом желали друг другу спокойной ночи, по-товарищески жали руки. Спать совсем не хотелось, в результате оба чуть не проспали баню.
Это было в июне, а теперь уже осень, и пора, как говорит Сергей Сергеич, подводить итоги, писать отчеты. Пора тот обрыв, где потом все случилось, а затем повторилось и ещё много раз повторялось, пора тот Великий обрыв назвать по-научному сухо: "Коренной берег с обвально-осыпным склоном".
Наталья в очередной раз очнулась, открыла глаза. По-прежнему никого рядом не было. Как бы со стороны увидела она сырой вечный лес и себя, маленькую, на краю его. И снова подумалось, что с Сергеем Сергеевичем все кончено, что не будет никаких "может быть" или "вдруг", на что она недавно надеялась, никогда Эс Эс не возьмет её к ямке, не поставит на стреме, не будет придерживать за воротник телогрейки, когда она заскользит по обрыву к воде. И никогда она ему больше не скажет: "Свободную любовь не удержишь за воротник". А он никогда не ответит: "Смотря как держать".
Глава 2
Посреди бескрайнего поля был лесной островок. Двухметровые елочки сгрудились так, что попасть внутрь этой гущи было непросто. Толик и Вовик остановились у сплошных колючих зарослей - следы от сапог старика обрывались. Здесь старик вошел, точнее, вполз в ельник.
- Я туда, - сказал Вовик, - а ты постой посмотри. Мало ли что.
Вовка натянул на голову капюшон штормовки и пошел напролом.
- Стой! - закричал ему Толик. - Дед же вползал сюда, ты его след потеряешь.
- Что, прикажешь ползти?
- Ползи. След найди.
- Нету тут никаких следов... Точнее, везде его следы. Старик, наверно, нарочно перебурохтал хвойную подстилку. Иди сюда, тут уютно.
Больше часа они ползали под деревьями, пытаясь обнаружить какуюнибудь зарубку, сломанную ветку, какое-нибудь оригинальное деревцо.
Все было напрасно. Ровный ельник был похож на плантацию новогодних елок ни одного постороннего дерева. Ни зарубок, ни сломанных веток...
- Еще час прошел, - сказал Толик. В его голосе чувствовалась усталость.
Вовик, наоборот, заводился больше и больше. Они прекратили хаотический поиск, начали исследовать квадрат за квадратом, ползая на животе.
Они сбили локти, у них ломило поясницу, и они все чаще и чаще, лежа на спине, отдыхали. Бессмысленность поисков становилась очевидной. Время приближалось к четырем часам, и здесь, в чащобе, уже начались сумерки пасмурного дня.
И снова они искали. И опять лежали, курили.
- Вот и сентябрь, - сказал Толик. - Скоро Москва, кутерьма.
- Соскучился?
- Все-таки с мая мы здесь. А вообще-то я всегда тоскую о прошлом.
Вот вернемся в Москву, буду экспедицию вспоминать. Особенно этот маршрут.
- Как мы с тобой под елками ползали, - усмехнулся Вовик.
- В том числе... Наташка вот заболела. Что с ней делать?
- Ничего, будет в телеге лежать.
- Серафима не вытянет.
- Знаешь что, - сказал деловой Вовик, приподнявшись и посмотрев в лице другу, - ты же обещал, что не будешь думать о ней.
- Так ведь заболела, - оправдываясь, ответил Толик.
- А ты все равно не думай, бесполезно тебе о ней думать. Поправится как-нибудь без тебя. Начальник вылечит.
- Да, - невесело согласился Толик, - бесполезно.
Они снова искали и опять отдыхали, глядя на кусочки серого неба сквозь густой лапник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18