быть тебе завтра или не быть?
Соловьев растерялся. Он не понял, о чем идет речь. Дойдя до крыльца открытой террасы, Альберт Юрьевич остановился в нерешительности.
- Давай-давай поднимайся. Если куришь, кури. - Папа опустился в кресло и сделал мимолетный жест охраннику. Буквально через минуту на столе появились две чашки кофе. - Пей! - то ли сказал, то ли приказал хозяин, поглаживая вытянутую ногу. - А кто у нас в Дмитровском районе? - неожиданно спросил он.
- В Дмитровском? Там у нас Потайчук.
- Так вот. Выясни у этого Потайчука, куда исчезают деньги, что мы им переводим для мусороперерабатывающего завода. Я смотрю, они там вконец обнаглели, все загребают как должное. Ничего, я им устрою райскую жизнь!
- Потайчук говорит, - осторожно заметил Соловьев, - что итальянская линия не справится с нашим мусором.
- Ах так... Он о благе государства печется. Хорошо. Тогда ты в это дело не лезь, я своих ребят к нему подошлю.
Соловьев облегченно вздохнул. Он с трудом представлял, как будет заниматься "мусорным" делом. Не говорить же Блинову, что это поручение Папы.
- А вообще-то, - продолжал тем временем Папа, - не мешает и о государстве, и о народе своем думать.
Мы же не кавказцы какие-нибудь. Им что, им здесь не жить, они готовы до нитки всех обобрать. А дальше что?
Поэтому ты обязан хоть изредка вспоминать, кто тебя кормит. Народ тебя кормит, а не банкиры. Банкира можно и до нитки, а народ - никогда, иначе все рухнет. И ещё раз о главном. За восемь часов я должен знать, где и когда они встретятся. Все, большего от тебя я не требую. Пока. Далее. Поскольку её кто-то увел, значит, за ней стоят сильные люди. Что из этого следует?
- Думаю... - Альберт Юрьевич отпил кофе, и, когда ставил чашку на блюдце, рука предательски дрогнула. - Думаю, она теперь опасна вдвойне... Еще я думаю, что она сама не будет встречаться, пришлет посредника.
- Пожалуй, согласен с тобой. Прелюдия будет именно такой. А потом?
Куда они денутся? Им надо встречаться.
- Тогда она придет не одна.
- Обязательно не одна! А Блинов?
- И Блинов придет не один...
- О-о, - с видимым удовольствием протянул Папа. - А с кем он придет?
- Я единственный, кто посвящен в это дело, - почти обреченно сказал Соловьев.
- Вот и думай. - Папа поднес чашку ко рту, с любопытством поглядывая на собеседника. Соловьев мрачнел на глазах, нервно покусывал губу. - Не расстраивайся, - сказал Папа, - с тобой ничего не случится, ты нам нужен. А вот они оба как раз нам не нужны. Если встретитесь в каком-нибудь ресторане, отойдешь в туалет. Если где-нибудь в скверике, тоже отойди, скажи, извините, мутит после вчерашнего. Это по-нашему, это по-русски, тебе поверят...
Альберт Юрьевич понял, в какую чудовищную ситуацию он попал. Он почувствовал, как подрагивает его подбородок. Взяв себя в руки, он закурил и сказал:
- Дело в том, что Блинов твердо решил убрать свою жену. Так что, может быть, не стоит... включать ваш план. Может быть, обойдемся одной жертвой?
- Стоит, - сухо сказал Папа. - Стоит, - повторил он мягче. - Ты пойми, он начал свою игру! А это нехорошо. Мы так не договаривались.
Своя игра, она, знаешь, вроде наркомании. Неизлечима. Так что этот вопрос будем считать решенным. Да, ни в коем случае не отговаривай его от охоты. Наоборот, поддержи, подогрей азарт. Это заметно упростит нашу задачу.
Соловьев возвращался в Москву в подавленном состоянии. Он проклинал, ругал себя последними словами за то, что вышел на Папу. Мысль о повышении, точнее, о фантастическом прыжке в личной карьере, абсолютно не радовала.
- Вляпался! - вслух повторял он. - Ой, как я вляпался!
Глава 8
Муравьев несколько раз прослушал запись бесед Блинова с Дроновым и Соловьевым, выключил магнитофон и попросил секретаршу принести кофе себе и Веревкину.
- Она в надежном месте? - спросил Веревкин.
- Да, - ответил начальник, - считай, на другой планете. Давай, что ли, покурим твоих?
- Вот тебе и кодирование. - Beревкин положил на стол сигареты и зажигалку. - Выброшенные деньги. - Они закурили. - Одно хорошо, - добавил помощник, теперь опять в кабинете можно будет курить.
- Нельзя. Сегодня - исключение.
А кодироваться, дружище, есть смысл, когда боишься, что умрешь именно от курения. А когда знаешь, что в конце тебя ждет нечто иное, то какой смысл кодироваться?
Вошла секретарша. Увидев дымовую завесу, воскликнула:
- Виктор Степанович! Опять? Как же так? А я мужу вас в пример ставила.
- И правильно делала, - сказал Муравьев, отвернувшись к окну.
- Как же правильно, когда вы только месяц выдержали?
- А я и кодировался на один месяц. Мужу привет.
Когда секретарша ушла, Веревкин спросил:
- Отчего такой мрачный? Просто так или причины?
- Причины... Они на каждом углу.
Чертовски жаль, что они в разговоре, - Муравьев кивнул на магнитофон, - ни разу не произнесли её имя.
Объект да объект! Солдафоны чертовы! И этот охранник... Но я, собственно, ожидал, что он толком ничего не знает. Как он вообще? Вы его не сильно помяли?
- Мы его и не трогали. Привезли в затопленный подвал на Первомайскую, пристегнули к трубе и сказали, что так и оставим по колено в воде.
Пусть крысы с тобой разбираются.
Тут он и завопил.
- Не артачился?
- Нет, сразу на все согласился. В то же утро послание Дронову написал.
Все, как мы тогда разработали: если, мол, не прижмешь Блинова, то оба будете иметь бледный вид. Вот... Ждем результатов. Дронов, конечно, уже связался с Блиновым. Но как? То ли через третьи лица, то ли ещё как, но у нас пока тихо. Просто депутат сегодня с утра умотал куда-то, и все.
- Позвони-ка своим "дальнобойщикам", - доставая из пачки новую сигарету, сказал Муравьев.
- Нет смысла. Если что, они сами выйдут на связь.
Для Муравьева начались часы томительного ожидания. Обильный кофе и непрерывное курение привело его в состояние какого-то нервного похмелья, но коньяку не хотелось. Послали молодого сотрудника за шампанским.
Почти ежечасно из разных концов Москвы звонил Соколов и докладывал об очередном разговоре с родственниками захваченного омоновца - система обратной связи была такова, что Дронов мог передать о своем решении только через родственников своего подчиненного. Но ни подполковник, ни депутат не подавали признаков жизни.
"Блинов сейчас в панике, - рассуждал Муравьев, - он понимает, на какую сумму придется ему раскошелиться".
Только через день поступили нужные сообщения. "Дальнобойщики" доложили, что Блинов появился дома и отдает своим людям какие-то распоряжения: куда-то за кем-то их посылает. А следом в агентство явился сам Соколов. Блинов согласен на переговоры, оставил номер своего домашнего телефона.
Выдержав определенную паузу, сняв прослушивание с квартиры депутата, Муравьев позвонил из телефона-автомата. Он представился посредником в делах Марии Мироновой и поинтересовался, какой вариант встречи устроил бы депутата. Блинов, ожидавший, что ему тут же начнут диктовать условия, от такой корректности растерялся, подумал и начал дипломатично:
- Расклад интересов таков, что вам опасаться за свою жизнь в данном случае не приходится. В отличие, скажем, от меня. Поэтому я предпочел бы встретиться у меня дома. Надеюсь, адрес называть вам не нужно.
Условия таковы: в квартиру вы придете один, без оружия. Ваши люди должны остаться в машине. По-моему, все логично. Если с вами что-то случится, ваши люди замуруют меня в собственной квартире.
- Это точно, - сказал Муравьев.
Утром следующего дня" Муравьев открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в знакомый сумрачно-роскошный подъезд. Охранники Блинова, не удовлетворившись отданным им пистолетом, тщательно обыскали Муравьева, осмотрели каждую складку на его одежде.
- Видите ли, - объяснил депутат этот обыск, - я не заинтересован, чтобы содержание нашей беседы вышло за пределы моего дома.
Он проводил сыщика в кабинет, указав одной рукой на кресло, а другой - на столик с коньяком и закуской.
- С утра воздержусь, - сказал Муравьев, кладя ногу на ногу и закуривая. Приступим?
Он четко и коротко изложил "условия Мироновой". Для того чтобы разойтись без негативных последствий, депутат должен ей компенсировать физический и моральный урон.
А именно...
- Понимаете? - Муравьев заострил внимание Блинова на своих последних словах. - За одни ваши проделки с её похищением вы достойны приличного срока. Вы хоть осознаете, что вы с ней сделали? Она до сих пор не может понять, что сейчас, осень или весна.
- Ужасно, ужасно, - пробормотал депутат.
- Мы не знаем истинных мотивов ваших поступков, да, по правде сказать, они нас мало волнуют. Речь о другом.
- Назовите конкретно условия, - нетерпеливо перебил Блинов.
- Мария Олеговна решила не обременять себя заботами по продаже своих акций, недвижимости... Она предлагает перевести на счет, который я вам назову, половину оценочной стоимости.
- Половину! - воскликнул Блинов. - Она в самом деле сошла с ума.
- Не исключено. Надеюсь, нет нужды напоминать, чья здесь заслуга?
- Нет, это ужасно... Нет, это просто немыслимо! - говорил Блинов, пересаживаясь к компьютеру. - Взгляните! - Он нервно защелкал клавишами. - Вот сумма её недвижимости и ценных бумаг. Вы понимаете, что у этих цифр нет трех нулей?
- Догадываюсь.
- Тогда вы должны догадаться, что при всем своем желании я не смогу достать эту сумму, даже деленную пополам. Двадцать процентов от силы.
И то в течение полугода.
- Так можно все потерять, - сказал Муравьев.
- Господи, но вы-то в здравом уме, неужели и вам не понятно, что такие условия невыполнимы?
- Давайте вместе подумаем, как выйти из тупикового положения, - дружеским, искренним тоном предложил Муравьев.
- Как-то все это странно, - промолвил Блинов. - Когда-то Мария утверждала, что большие деньги её не интересуют.
- Вот когда она так утверждала, - холодно возразил Муравьев, - тогда и надо было решать дела полюбовно, а не морить человека в одиночке.
Торг продолжался около двух часов. Блинов периодически пригубливал коньяк, закусывал лимоном, Муравьев же курил сигарету за сигаретой. Оба говорили спокойно, размеренно, взвешивая каждое слово.
В конце концов сошлись на одной трети. На тридцати трех и трех десятых процента.
- И три в периоде, - добавил пунктуальный сыщик. - При таких нулях это немало!
- Курочка по зернышку, - усмехнулся Блинов, уткнувшись в экран компьютера, барабаня пальцами по столу. - Но меня все же интересует, есть ли гарантия, что потом вы оставите меня в покое? Я ведь даже не знаю, кто вы, как вас зовут и кто за вами стоит.
- Тот, кто за нами, - сказал Муравьев, легко опустив первые три вопроса, он тоже ничего об этом не знает. Он узнает об этом только в случае, если вы начнете вилять. Тогда все.
- Приходится вам верить, - не скрывая некоторой обреченности, сказал депутат.
- А я надеюсь на ваше умение все считать, - сказал сыщик, переписывая цифры с экрана в записную книжку. - Поверьте, вы потеряли самое малое из того, что могли потерять.
Правда, у меня нет полной уверенности, что Мария Олеговна согласится со сроками. Четыре месяца, это извините...
- Оставьте вы её ради Бога! - не сдержался Блинов. - Что я, не понимаю, что она здесь вообще ни при чем! - Тут же взяв себя в руки, добавил: - Видите, первый солидный взнос будет уже через пару недель.
Но... - Тут Блинов о чем-то задумался, выпил ещё одну рюмку. - У меня есть условие. Я переведу деньги только после личной встречи с Мироновой. Я должен быть абсолютно уверен, что она в курсе всего этого. Чтобы не получилось потом: "Я знать ничего не знаю".
- Логично, - сказал Муравьев. - Через две недели созвонимся, договоримся о встрече. Кстати, будьте любезны, соберите Марии Олеговне коечто из вещей. Не забудьте шубу и другие теплые вещи, зима на носу. Не забудьте положить паспорт и четыре пластиковые карточки. Это заметно упростит мою задачу убедить Миронову принять ваши условия.
- Наши условия, - заметил депутат, выходя из кабинета.
Пока Блинов собирал вещи Марии, Муравьев прикидывал, как бы поэффектнее с ним расстаться. Он также думал, не сделал ли он ошибку, позволив растянуть на такой срок выплату всей суммы, да и первого взноса тоже? С другой стороны, прикидывал Муравьев, пусть этот стервец созреет, пусть успокоится, смирится со своей участью, и тогда все должно пройти как по маслу. А сейчас, черт его знает, что он выкинет в таком состоянии.
Появился хозяин квартиры, поставил к ногам Муравьева два огромных баула. Сыщик легко поднялся из кресла, прошелся по кабинету, сделав долгую паузу. Простите за нравоучения, - сказал он, - но положение обязывает ещё раз предупредить: никаких финтов. Наши люди есть и в вашем "ОКО", и даже в "Раю"... Пройдемте на вашу великолепную кухню, где вы как истый москвич проводите большую часть домашнего времени.
На кухне Муравьев снял настенную телефонную трубку, достав перочинный ножик, вскрыл её, вынул "жучок".
- Прошу принять в знак особого к вам доверия.
Блинов протянул руку и, ссутулившись, долго разглядывал на ладони крошечный прибор.
- Когда? - глухо спросил он.
- Вы часто бываете в разъездах, - уклончиво ответил сыщик.
- И это, конечно, не все, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал депутат.
Психологический ход превзошел ожидания Муравьева. Тем более что, жертвуя "жучком", он ничего не терял: наблюдение за квартирой надо было снимать окончательно. Он отсекал своих сотрудников от этого супердоходного дела.
Собрав телефонную трубку, Муравьев тут же набрал пейджинговый номер Малкова и передал:
- Машину к подъезду.
Это был заключительный аккорд.
И, выйдя на улицу, Муравьев с удовлетворением думал: "Сама судьба послала мне журналистов с такой тачкой".
Он знал, что сейчас Блинов наблюдает за ним с балкона.
Часть III
Глава 1
Тощая лошадь, выбиваясь из сил, тащила телегу по раскисшей дороге.
В телеге лежали три рюкзака, ящики с образцами, лопаты, кирка и геологические молотки. Толик и Вовик, студенты-практиканты, шли по разные стороны от телеги и устало поругивали дорогу, сырую погоду и слабосильную, готовую в любой момент рухнуть в грязь, Серафиму. Наталья шла сзади, слушала скрип колес, ворчание ребят и думала о том, что за десять дней этого бесконечного маршрута ей сегодня, как никогда, хочется упасть на солому в телегу, закутаться в плащ и забыться. Еще никогда ей так не мешали идти длинные полы брезентового дождевика, никогда не казались столь неподъемными облепленные суглинком сапоги.
"Отчего такая усталость? - думала девушка. - Наверное, потому, что все надоело". Надоела бродячая жизнь, отсыревшие спальники, надоели дожди, бесконечные ночные тревоги и редкие нищие деревеньки. Но главное, надоела полная неопределенность в собственной жизни... Действительно, стоило ли бросать дом, бабушку, чтобы вот так скитаться по свету? Дома, конечно, было невесело, но и здесь тоже не лучше. И неизвестно, как все сложится дальше.
Будущее пугало Наталью. В последнее время ей постоянно казалось, что впереди её ждет нищета и полное одиночество. В сотый раз она перебирала в уме все детали их ссоры с начальником партии и в сотый же раз приходила к безнадежному выводу, между ними все кончено.
Несомненно все кончено. Иначе зачем бы он послал её в этот дикий многодневный маршрут? "Толик и Вовик - дело другое, - размышляла Наталья, они лица заинтересованные, им материал для дипломов нужен, а меня за что?"
До контрольного срока оставалось два дня, не считая сегодняшнего. Значит, ещё три дня идти под моросящим дождем, останавливаться, копать землю, описывать разрезы, собирать образцы. Когда работаешь, не зная, для чего и зачем, устаешь в двадцать раз больше. И ещё три ночи лежать в сыром, никогда не высыхающем спальнике, дремать, прислушиваясь к лесным шорохам, вздрагивать то от резких криков ночных птиц, то от треска ломаемых сучьев под копытами лося.
Дорога, избитая лесовозами, с лужами по колено, петляла в темнохвойном лесу, намокшие ели по-осеннему смиренно застыли слева и справа, было тихо, только скрипели колеса да чавкала грязь под ногами. Маленький Вовик, точнее Владимир Ильич, быстрый в движениях, как его великий тезка, на ходу сверял маршрут с топокартой, с аэрофотоснимками и периодически объявлял: до точки осталось столько-то километров, до бетонной дороги столько-то.
Наталья брела как в тумане. "Только бы не заболеть", - думала она, цепляясь за задок телеги.
Когда до точки оставалось всего ничего и по каким-то неуловимым признакам все почувствовали, что лес скоро кончится и откроется луг или поле, Толик схватил вожжи, тихо и неуверенно пробасил: "Тпру-у..." Наталья увидела впереди, метрах в сорока, сидящего на обочине человека.
После некоторой заминки подошли.
На мужике лет шестидесяти был старомодный синий прорезиненный плащ и серая кепка. В руках он держал узелок, вероятно, с едой. Он встал, и Наталья увидела под ним небольшой чемодан. Поздоровались.
- Далеко ль бетонка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18