Надо бы измерять еще и усилие - например, нажим руки. Простенький прибор. При возбуждении сила сжатия увеличивается, и стрелка дрожит, скачет или плавно идет вверх. К сожалению, прибора у нас с собой нет, и поэтому, Ваня, возьмешь его руку в свою - вот так - и последишь, что с нею будет происходить. А ты, Всеволод, помимо магнитофона, будешь еще и записывать его ответы.
- Он же не говорит.
- Это моя забота, В крайнем случае, постараюсь прочесть по губам. Ваше дело - точно фиксировать.
Вот ручка, бумага. И не забудьте про магнитофон, надо вовремя перевернуть кассету... Кажется, ничего не упустили... Пошли?
- Что-то неохота, - замялся Иван.
- Вот это новость. Почему?
- Фигня какая-то.
- Ага, - смущаясь, поддержал приятеля Севка. - Вообще-то похоже на издевательство.
- Ну, богатыри, - возмутился Изместьев. - Приехали... Я же вас предупреждал.
- А если окочурится?
- Исключено.
- Да ну, - упрямился Иван. - Неохота.
- Послушайте, молодые люди. В конце концов, это необходимо прежде всего вам. Подумайте хорошенько.
Иного способа доказать его вину нет.
- А мы не видели, как он убивал.
- Еще не легче... Вы мне не верите? Тогда зачем мы сюда пришли?
- Да верим, - кисло сказал Севка. - Верим.
- Ведь главное, чего мы добиваемся: его почти наверняка не смогут судить. В результате - некого судить! Вы понимаете? Не-ко-го!
- Ладно, - сдался Иван. - Аида.
И они понуро направились в комнату.
10
Тужилина молилась в красном углу.
- Евдокия Николаевна, нет ли у вас каких-нибудь дел по хозяйству?
Тужилина за спиной показала Изместьеву кукиш.
- Понятно, - сказал Изместьев. - Бастуем, - и пододвинул табурет к постели больного. - Павел Никодимыч? Как вы себя чувствуете?
Иван устроился с магнитофоном у изголовья, а Севка, оседлав лавку у окна, старательно разгладил перед собой лист бумаги и в ожидании начала смачно прихлопнул его ручкой.
- Господи, - прошептала Тужилина. - Что надумали?
- Я попрошу вас выйти.
- А что ты распоряжаешься? Ишь. Я в своем доме нахожусь.
- Никто не должен нам мешать. Ни вопросов, ни просьб - ничего. Тишина мертвая, как во время операции. Вы способны выдержать, Евдокия Николаевна?
- Черти вас принесли.
- Все! Тишина! - Изместьев склонился к больному.
Иван включил магнитофон.
- Павел Никодимыч, вы меня слышите?.. Извините, что беспокоим, но дело неотложное... Помогите следствию... Человек вы с опытом. Воевавший... Нам необходимо выяснить... что с вами случилось?
Бескровное лицо Хопрова оттеняла испуганная улыбка. Он не понимал, ни кто перед ним, ни что происходит.
- Хорошо. Мы поступим следующим образом... Вы меня слышите?.. Я буду называть вам слова. Строго по одному. А вы попробуйте ответить. Спокойно. Как сможете. А я постараюсь понять... На каждое мое слово.
Очень просто. Ну, например. Я говорю "небо", а вы - "голубое" или "чистое", или "с облаками". Первое, что придет вам в голову... Договорились?
Тужилина бессильно опустилась на табурет:
- Что хотят, то и творят... Власти называются.
- Итак, Павел Никодимыч. Никакого волнения.
Мой помощник возьмет вашу руку... Так. Великолепно... Начнем. Первое слово: "стол".
Хопров пусто, непонимающе смотрел на Изместьева.
- Я говорю: "стол". А вы должны ответить - какой. Или как стоит. Все равно - дубовый, широкий, колченогий. Любое слово, какое взбредет вам в голову. Первое попавшееся. Ну? "Стол".
У больного дрогнули губы.
- Так. Очень хорошо, Павел Никодимыч, - Изместьев почти накрыл собою Хопрова, впившись глазами в его вялые губы, жадно, алчно вслушиваясь в невнятные робкие звуки. - Кажется, уловил... Записывайте, Никитич: "сам". Правильно, Павел Никодимыч? Вы сделали стол своими руками?
Глаза Хопрова медленно оживали. Он благодарно, е легким удивлением посмотрел на Изместьева. И впервые - вполне осмысленно.
- Браво. Лед тронулся. Дальше "окно".
Тужилина истово перекрестилась несколько раз.
- Как?.. Не разобрал... "На стене"?.. А, догадался. "Настежь". Записываем: окно - настежь... Превосходно. "Пища", еда.
Хопров чуть слышно подмыкивал, старательно сминая губы.
- "Вор"?.. Нет... "Вертит"?.. Спокойнее, не торопитесь... А... Все-все... Надо же. "Воротит". От еды - воротит... Дальше: "сад"... Так, так... Умница, Павел Никодимыч... "Наш". Ответ - "наш"... Теперь "земля"... Как?.. "Одна"?.. Не угадал... Ааа... "Родная".
Родная земля. Очень хорошо... А вот такое слово, Павел Никодимыч. "Дерево".
По лицу Хопрова пробежала хмурь. Он растерянно смотрел на Изместьева.
- Легкий нажим?
- Да, - ответил Иван.
- Хорошо... Записываем: "дерево".
- Чего? - не понял Севка. - Было же "дерево".
И опять?
- Именно. Не отвлекайте... Следующее слово: "тропа"... Так... Хорошо. Ответ: "ухожу". - Изместьев возвысил голос. - Дальше - "война"!
Хопров насупил брови и взморщил лоб. И отвечал чуть громче.
- Дрожание, - сказал Иван.
- Вижу, вижу... Записывайте: "будь проклята". Записали? Теперь "опушка"!
- Дрожит.
- "Опушка"!
Глаза Хопрова вспыхнули и тотчас потускнели. На лице его медленно, как на фотобумаге под проявителем, проступал страх.
- "Пушки"? Я правильно понял?.. Ясно. Запишите: "пушки"... И еще одно: "березовый знак"!
Хопров резко дернулся. И захрипел.
- Спасибо, достаточно, - быстро сказал Изместьев и положил руку на плечо больного. - Успокоились.
Все хорошо. Успокоились. Вы молодчина, Павел Никодимыч. Там, где задержка с ответом, отметьте галочкой. Напротив слова. Не затруднит? Кстати, и техника может отдохнуть.
Иван надавил на клавишу.
- Пашенька, - сокрушенно закачалась Тужилина, засматривая на кровать. Пашенька, - и вдруг бросилась на Изместьева с кулаками. - Черти с рогами! Мучители! Изверги!
Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.
- Никитич, - попросил он.
Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.
- Придется обеспечить безопасность, - сказал Изместьев. - И тишину.
- Попробуем.
Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.
- Бабун-я дорогая, - оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. - Смирно. Не бузи.
Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.
- Я кому сказал?
Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.
Вскоре крики там прекратились.
11
- Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, - успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. - Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.
Вернулись ребята. Иван был туча тучей.
- Завязываем,что ли?
- Никитич! Держите себя в руках.
- С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.
- Потерпите, осталось немного. Еще один акт.
- Ладно, Иван, - сказал Севка. - Первый тайм мы уже отыграли.
Иван раздраженно уселся на табурет.
- Ну? Врубать?
- Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: "озеро".
Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. - Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. "Озеро"... Так. Хорошо. Спокойнее... "Изгиб"?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, "гибель, гибнет". Слышите, товарищи? Озеро гибнет... Прекрасно. Поедем дальше. "Небо".. Что?.. "Мало"? Как это - мало?.. А впрочем... Запишите: неба - мало... Так. Теперь - "ложь"... Прекрасно... "Противно". Запомним. Вам противна всякая ложь... "Боль"... Так. Пишите: "ерунда"... Замечательно, Павел Ннкоднмыч, очень хорошо, - и снова возвысил голос: - "Молодежь"!
- Нажим.
- Правильно, так и должно быть... Не торопитесь...
"Надо"?.. Что-что?.. "Надо есть"?.. "Хуже горя"?.. Не понимаю, какое-то длинное слово... А, вот оно что. Запишите: "надоела хуже горькой редьки". Про вас, между прочим... Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного... "Собака"!
- Дрожит,
- Вижу... "Да". Запишите: "да"... "Сторож"!
- Нажим. Сильный нажим.
- "Низость"!
- Нажим.
- Он отвечает: "да". Все время одно и то же: "да, да"... "Плач"! Плач взрослого человека. "Плач"!
- Дрожит. Сильно. Нажим.
- Он вспомнил. Видите? - воскликнул Изместьев. - Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! - Лицо его победно высвстилось. - Запишите: "лай". "Плач - лай"... Ax, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч... "Издевательство"!
- Сильное дрожание. Очень сильное.
- "Атака"!
Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.
- Нажим! Сильный нажим!
- "Удар"!
- Он просто каменный!
- "Я". Запишите: "я, я".
В глазах Хопрова мелькнул безумный злой сверк.
С неожиданной силой он выдернул у Ивана руку и, хрипя, попробовал приподняться.
- Хана, - вскочил Иван. - Не могу больше! Пошли вы...
- Достаточно, все, - торопливо заговорил Изместьев. - Все. Это все. Успокойтесь. Извините нас, Павел Никодимыч. Успокойтесь. Прилягте, пожалуйста, - он обнял Хопрова за плечи. - Вы даже не представляете, как нам помогли. Все. Больше не будем. Спасибо вам. Большое спасибо. Ложитесь, отдыхайте. Сейчас придет Евдокия Николаевна...
- Сваливаем?
- Минутку. Там пленка осталась?
- Навалом.
- Запишем сюда же. Недостающее, - сказал Иэместьев. - Чтобы ни у вас, мои дорогие, ни у Кручинина - никаких сомнений. Последний штрих.
12
- Мужик! Эй! Обожди!
- Не слышишь, что ли? - Притула грубо развернул меня за плечо. - Охамел тут совсем?
- В чем дело? Что вы хотите?
- В лоб тебе закатать. Желаешь? Могу.
Залаяла Цыпа. Некстати весьма.
- Свянь, - сказал Агафонов. И мне: - Извини, батя. Нормально. Ты кто? Не сторож случайно?
- Что вы хотите?
- "Жигулевича" не видал? Белый такой, грязью заляпанный. Не видал?
- Здесь? На пруду?
- Сам из деревни?.. Ладно, неважно. Вон наше Привольное. Вторая хата с краю. Там "Жигулевич"
стоял. Два дня.
- А сейчас тю-тю, - разъяснил Притула.
- У вас украли машину?
- Допер.
- Сочувствую.
- Ты же ходишь здесь. Не видел, когда уехала?
- А сами вы? Ничего не слышали?
- Спали мы, батя. Черт.
- По ночам, молодые люди, я тоже сплю. Утром делал обход. Тем не менее при всем желании я не мог видеть, кто и когда уезжает из вашей деревни. Не мой объект. Да и видел бы, не отложил в памяти. Ни к чему.
- А ты кто вообще-то? Правда, сторож? Разговариваешь как-то не по-советски.
- Может быть, я пойду? С вашего разрешения.
Не понимаю, отчего мои слова так задели Притулу.
Он вышел из себя.
- Мы не люди для тебя, да? Брезгуешь, да?.. Уу.
Чпокнул бы промеж глаз.
- Не заводись. - Агафонов сдерживал приятеля как мог.
- Заткни собаку!
Цыпа, как на грех, лаяла взахлеб.
- На нервы действует!
Агафонов решил ее приманить.
- Кыс. Кыс. Иди сюда. Воротничок сделаем. Шапочку. Не бойся. Иди.
Я закричал:
- Цыпа! Не подходи! Чужой! Цыпа!
- Прикрой варежку!
- Цыпа! Убегай! Уходи!
- Умолкни,тебе говорят! Тварь.
- Цыпа! Домой! Беги, Цыпа! Домой!
Притула сбил меня с ног.
- Лежи и не дрыгайся. - Коньячным перегаром он дышал мне в лицо.
Я услышал жалобный собачий взвизг. А потом увидел Агафонова. Он нес мою Цыпу, одной рукой держа ее за загривок, а другой, как намордником, прихватив ей пасть, чтобы она не кусалась.
- То-то же, - Притула пнул меня и отпустил.
- Сволота, - сказал Агафонов. - Представляешь? Цапнула... Больно, зараза.
- Отпустите, - говорю. - Прошу вас.
- Заныл.
- Что мы вам сделали?
- Разговаривать не умеешь.
- И она тоже, - сказал Агафонов. - Сейчас камушек на шею и в воду. Как думаешь, выплывет?
- Лафа, - радовался Притула.
- Не делайте этого.
- Тебя не спросили. Дохлятина. Вшиварь. Во - понял?
- Молодые люди... Предупреждаю.
- Славка! - Агафонов заметил, что я достал поводок.
- А, ты так?
Я бросился выручать пса. Притула подсек меня, сбил с ног. Придавил и стал выкручивать руку. Я вскрикнул от боли.
- Дай я ему врежу! - Агафонов схватил Цыпу за задние ноги и размахнулся. - Смотри, козел!
Цыпа извивалась, визжала и плакала.
- Прошу вас... Не делайте этого.
- Ка-а-ак шарахну сейчас!
Я пополз к нему на коленях.
- Прошу... Только не это... Все, что хотите... Меня. Лучше - меня... Пожалуйста. Прошу вас.
- Во дает.
- Ну, пожалуйста... Я вас очень прошу.
Цыпа охрипла от визга и лая.
- Штуку даешь?
- Что?
- Стольник, чего, - объяснил Притула.
- Деньги? Сто рублей?.. Боже мой, да конечно. Найду. Непременно найду. Я займу.
- Где ты займешь-то? Займет он.
- Сейчас надо, батя.
Я говорю:
- С собой таких денег не ношу. Но я найду. Сегодня же. Можете мне поверить. Соберу. Отдам.
- Не, - сказал Агафонов. - Деньги на бочку.
Тотальное унижение. Я просил их, умолял, уговаривал.
- Пойдемте. Здесь рядом. Отдам все, что у меня есть. Слышите? Все. Деньги, книги, магнитофон, приемник, одежду.
- Ха, - сказал Притула. - Мы пойдем, а там нам - крышка.
- Лесом. Никто не увидит.
Агафонов поднял над головой несчастную Цыпу.
Самое страшное, как я теперь понимаю, что он играл в это, радовался, как ребенок.
- Раз!.. Считаю до трех. Раз!
От безвыходности, от беспомощности я буквально завыл.
- Не-е-ет!
- Два!.. Два с половиной!
- Не-е-ет! - Я катался у него в ногах. - Не-е-ет!
- Два с половиной!.. Три!
Он с размаху ударил ее оземь. Она страшно, коротко взвизгнула. И затихла.
Сердце у меня зашлось. Я перестал испытывать страх. Я должен разорвать их на куски, чего бы мне это ни стоило. Я задушу их. Сейчас. На месте. Вот этими самыми руками.
И тут я сначала... даже не увидел, а скорее услышал... Хряск. Мощный глухой удар. Сзади. По спинам им, по головам. Наотмашь.
Кто? Откуда?
Это было так неожиданно.
Старик. В глазах гнев и безумие, в руках толстый березовый кол.
Крики, стоны. Кровь.
Он добивал их... Мой избавитель... Павел Никодимыч Хопров... Он защищал человека, которого никогда прежде не видел, не знал.
Но тогда я испытывал только ужас... Кажется, чтото кричал. Не помню. Ушел ли я, уполз, убежал? И как вынес Цыпу? Ничего не помню.
Бедный старик...
13
За стеной что-то звякнуло и разбилось.
- Бабуля хулиганит, - сказал Севка. - Хорошо привязал?
- К лавке.
- Сиди. Не убежит.
Изместьев вынул кассету.
- Вот. Те""ерь вам известно все. Пожалуйста. На ваше усмотрение. Я свое слово сдержал. Можете действовать дальше.
- Сгодится, - Севка сунул кассету за пазуху.
- Приморили, - показал Иван на Хопрова. - Уснул наш хозяин.
- Герой.
- Поехали?
- Минутку, - попросил Изместьев. - Что вы решили?.. Мне важно знать, чтобы как-то располагать своим временем... Приготовиться... Когда вы передадите кассету следователю?
- А хоть завтра.
- Что ж... будь, что будет, - задумчиво сказал Изместьев. - Н-да... Я был на что-то годен в этой жизни... Прощайте, молодые люди. - Он промокнул платком потный лоб. - Кстати, вы смело можете показывать на меня. Я вас увлек, убедил, спровоцировал. Это моя идея - допросить больного старика. Все организовал и осуществил я один, а вы лишь при сем присутствовали. Вы - свидетели, зрители, понятые. Вы следили за тем, чтобы эксперимент проводился по возможности корректно. И только. Договорились?
- Посадят, Алексей Лукич.
- Не беда. Это не самое худшее.
- Нет, Агафон-то, - вспомнил Севка запись на пленке. - Прикол.
- Дым! - вскрикнул Иван.
Севка резко развернулся.
- Писец.
Они выскочили на веранду.
- Дверь! Наружную!
- Вышибай!
- Не видно ни фига!
На полу, привязанная к лавке, суматошно ворочалась Тужилина, пытаясь отползти от разбитой лампы и сбить огонь на горящей одежде. Севка, согнувшись и разгребая руками дым, пробрался к наружной двери и бахнул ее ногой, сорвав с крючка. Иван на четвереньках подполз к хозяйке и, обжигаясь, нащупал и выдернул у нее изо рта кляп. Она долго и глухо кашляла, потом заорала дико: "Аа-аа!" - и он сдернул с себя куртку, и стал лупить ее по бокам и спине.
- Окна! Где ведра? Воды!
- Старик!
Изместьев бросился назад, в комнаьу, быстро наполнявшуюся дымом. Растворил окно и выбросил магнитофон в сад. Хопров очнулся от криков - дым ел ему глаза, он часто моргал, гневно мычал и плямкал губами. Изместьев сгреб его в охапку, снял с постели и бегом понес из дому. На веранде Севка одиа сражался с огнем - обмотав тряпкой руку, срывал горящие занавески, швырял их на пол и затаптывал, выдергивал шпингалеты, распахивал окна. Иван вытаскивал волоком надрывавшуюся криком Тужилину.
Огонь пожирал оконные рамы, стойки. Вспыхнула лавка. Жар, дым, треск.
- Воды! Ведра!
Севка догнал во дворе Ивана, и вдвоем они перенесли Тужилину через дорогу.
- Без толку, - сказал Севка. - Сгорели.
Тужилина как-то странно затихла. Иван приложил ухо к ее груди.
- Живая? - волновался Севка, оглядываясь на горящий дом. - Дышит?
- Вроде, - сказал Иван.
Неподалеку, в канаве, в высокой сохлой траве лежал навзничь Хопроз и водил перед лицом корявыми скрюченными пальцами.
Вернулся с магнитофоном Изместьев.
- Звонить! - кричал он. - Срочно звонить! Пожарникам! "Скорую помощь"!
Пламя прорвалось сквозь крышу, длинно высветив деревню и пустое шоссе. Защелкали калитки в близлежащих домах.
- Допрыгались! - сказал Севка. - Слышь?
Кончай.
Обхватив руками голову, Иван сидел рядом с тяжко постанывающей Тужилиной и качался.
- Ты чего? Кончай. Ты чего?
Иван повалился ничком в траву и зло, со стоном, стал рвать с корнем придорожный сорняк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10