.. Я что говорю-то, дурошлеп? Так отощал, что тебя и женщины любить не будут.
И тут откуда-то сверху раздался звонкий насмешливый женский голос:
- Много вы понимаете про женщин.
Иван и Севка бросились врассыпную. Андрей отпрыгнул в сторону и спрятался за стул, на котором сидел Мамонов.
- Без паники, мальчики. Я проголодалась.
По лестнице с верхнего этажа спускалась Маринка. Она была в длинном узком бархатном платье и ядовито-зеленом парике. В приподнятой руке держала небрежно с отставок, заокеанскую сигарету в длинном мундштуке.
- Мать моя буфетчица, - прошептал Андрей - Марин, ты?
- Не узнал. Она самая.
- Дела-аа... Прямо суперстар.
- Зеленая, - буркнул Иван. - А все равно лахудра...
- Попрошу без грубостей. Вы не у себя дома.
- Извини. Он вашу партию недолюбливает.
- Мягко говоря, - сказал Иван.
Марина спускалась неторопливо, стараясь придать своим движениям значительность. Она явно кого-то представляла, какую-то богатую сильную женщину, хотя на самом деле выглядела смешно и нелепо - к бархатному платью и дамской сигарете "очень шли" кроссовки на босу ногу, длинные шнурки от которых волочились по полу, вспрыгивая и взвиваясь змейками, при каждом ее шаге.
Сигаретой в мундштуке она царственно указала на Мамонова.
- Сделайте, пожалуйста, как было. Мне неприятно.
Севка рванулся на второй этаж - проверить, нет ли там кого еще.
- Прикройся, дистрофик, - Иван швырнул Мамонову куртку и джинсы. Наложницу раздражаешь.
- Прошу к нашему шалашу, - сказал Андрей, предлагая Марине стул. - Мы с вами где-то встречались?
- Пусто! - крикнул Севка.
- Мог бы и хозяйку спросить.
- Доверяй, но проверяй, как любит говорить президент Соединенных Штатов. Пивка вмажем?
- Спасибо. Не откажусь.
- Ты с Катькой?.. Вы что же - в связке? Вместе обтяпали?
- Катерина здесь ни при чем.
- Ой ли?
- Можешь мне верить.
- Бабам? - возмутился Иван. - Верить?
- Пусть он помолчит, - сказала Марина, ткнув мундштуком в сторону Ивана. - Он слишком однообразен.
- Нет, я одного не пойму, - допытывался Андрей. - Славку с Максимом нагреть хотели? За что?
Почему?
- С отца потянуть, - подсказал Севка.
- Совсем уже...
- Повторяю, - рассердившись, сказала Марина. - Катерина здесь ни при чем.
- Хорошо. По данному вопросу дебаты закончили.
Это легко проверить.
Марина взбила на затылке парик.
- Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас.
И, признаюсь, была уверена, что работаете вы непрофессионально. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, - она кивнула в сторону уже одетого Мамонова. - Дайте и ему пива... Мы поладим, не сомневаюсь. Машинка здесь. Артем не мог поступить, иначе.
- Понимаю. Где жить, тем и слыть.
- Я вам ее дарю.
- Минутку, миледи. Наши условия тебе известны?
- Проценты?.. Озорники... Я полагаю, достаточно будет просто обрадовать Катерину... Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?
- Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Одно дело - мартовский кот и совсем другое - клиент всегда прав.
Севка встал за спиной у Марины.
- О, прошу вас, - сказала она, снова поправив парик. - Только не это. Мы же цивилизованные люди.
Насилие - как можно?
Мамонов, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея. Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.
- Нервный.
Мамонов морщился и стонал.
- Кранты... Перережу... поодиночке.
- Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить.
- Этот? Гордый?
- Позавидовал плешивый шелудивому.
Мамонов, взревев, бросился на Андрея, и снова Иван легко его усмирил.
- Хана вам... Не жить... Гадом буду.
- Ух, - рассвирепел Андрей. - Отпендрячить бы тебя. Чтоб словами не бросался.
- Артем, - попросила Марина. - Давай без глупостей. Успокойся.
- Рассчитаемся? - предложил Андрей. - Пока он тут всех не перерезал. По-быстрому?
- Я согласна. Ваши условия?
- Где машинка?
- Комод, - показала Марина. - Нижний ящик.
В заводской упаковке.
Севка проверил, вскрыл коробку и кивнул: все точно, она.
- Приятно иметь дело с разумной женщиной.
- Бабье, - не удержался Иван.
- Десять процентов. От общей. Цена государственная. По-божески.
- Пара косых?
Андрей помедлил.
- Три. Поиздержались.
- Чуть в Ригу не укатили, - напомнил Севка.
- Вот именно. А время - деньги. Набежало. Пеня. Все справедливо.
- Можно подумать?
- Нет.
- А если я не приму ваших условий?
- Не советую.
- И меня разденете?
- Мадам догадлива.
- Мальчики! - воскликнула Марина. - Дорогие мои. Мне самой хочется. Мне это доставит только удовольствие.
- Гады, - прошипел Мамонов.
- Ух, надоел. В натуре, Артем. Не нравишься ты мне. Все больше и больше. Смотри, наткнешься рылом, - и показал увесистый кулак. - Видал?
Марина громко, театрально расхохоталась. Резко сдернула зеленый парик и, помахав им как флагом, огладила бритую наголо голову.
- Давайте, мальчики! Вместе! И я, и вы! - и дрыгнула ножкой, потом другой, расшвыривая кроссовки. - Затопим камин. Такая плата вас устроит?
- Нет, - зарычал Мамонов. - Нет.
- Осел золотой, - прижал его к стулу Иван. - Сиди.
Марина вспрыгнула на стол и затанцевала.
- Музыки! Хочу музыки! Где музыка?
- Всем оставаться на местах! - громко приказал Кручиннн.
14
Никто не слышал, как они вошли. Обе дверные створки были распахнуты. На пороге стояли двое - один в штатском, руки в карманах плаща, шляпа сбита набекрень, второй - пожилой, грузный, в форме милиционера. Андрей сразу узнал их - они запомнились еще там, у озера, на месте происшествия.
- На сегодня хит-парад отменяется.
Следователь улыбался, раскачиваясь на каблуках, наблюдал, запоминая новые лица. Он не скрывал, что доволен их общей растерянностью. Затем сделал знак, и милиционер без колебаний подошел прямо к Андрею и цепко взял его за руку.
- В чем дело? - возмутилась Марина. - По какому праву?
- Вы - хозяйка?
- А вам какое дело? Вы кто такой?
- Виктор Петрович. Следователь. Вот мое удостоверение.
- Я неграмотная, - с вызовом сказала Марина.
- Разрешите? - вежливо поинтересовался Мамонов. - Все-таки четыре класса. Одним глазком?
И тут Иван вырубил свет.
- Стоять! - взревел Кручинин. - Всем стоять! - Он метнулся к двери. Михалыч. Фонарь!
Его отшвырнуло к стене. Возня, стон, картонный треск, что-то упало. Топот.
- Михалыч? Ты где?
Нащупал наконец пупочку на стене. Загорелся свет.
- Та-ак... Ну, что ж. Им же хуже.
На столе в малиновом купальнике стояла лысая Марина, заломив руки за голову, и предовольно хихикала. Под столом, кряхтя и охая, корчился милиционер.
- Помочь, Михалыч?
- Паразит, - ворчал милиционер. - Шею свернул.
- Оружие цело?
- При мне, не беспокойтесь.
- Хорошо.
- Зря вы, Виктор Петрович, садануть не велели.
Хотя бы разок, для острастки. Крышу бы им продырявил, вмиг присмирели. - Михалыч вылез, потирая затылок. - А то ищи теперь.
- Ничего. Сами явятся.
Марина, напевая вполголоса популярный мотивчик выламывалась на столе.
- Эта еще, - злился милиционер, - задницей крутит.
- И блоха, мадам Петрова...
- Я не Петрова.
- Но - блоха?
- Выбирайте выражения, товарищ следователь.
А то, знаете, за оскорбление личности...
- Спускайтесь, - приказал Кручинин. - И можете одеться.
- Зачем? Мне и так хорошо. Или я вам не нраилюсь?
- Михалыч от вас без ума. Правда, он предпочитает одетых.
- Извращенец. А вы?
- Когда-то однажды я вас увидал, увидевши дважды, я вас забирал.
- Что-то не поняла. Вы меня приглашаете к себе?
- И побыстрее.
- Наконец-то. Лечу! Ловите!
И она прыгнула Кручиннну на руки.
Часть третья
СТАРЫЙ СОЛДАТ
1
Агафонова похоронили в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митине.
День за днем, с разницей в два часа.
В Митино Кручинин послал помощников, в Долгопрудный отправился сам.
Провожали покойного человек двадцать. Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб, ей сделалось плохо. Из молодежи пришли попрощаться черноглазая красивая девушка, которую родственники покойного называли Катей, и курчавый инвалид в коляске, которого никто из родственников, похоже, не знал и которого Катя называла уменьшительно-ласково - Яшенька.
Прибыл и Изместьев. Во время последней прогулки в лесу Кручиннн сообщил ему о дне похорон, и он приехал, хотя и не обещал. Причем много раньше назначенного часа - и терпеливо ждал, сидя на лавочке у административного корпуса.
Поздоровался издали, кивком. Кручннин из машины не вышел.
Здесь же, на площади у въездных ворот, Катя катала коляску и о чем-то негромко разговаривала с Яшей. По-видимому, они приехали вдвоем, своим ходом. Каким образом, кто им помогал - предстояло выяснить.
Когда прибыл автобус, Кручинин присоединился к процессии.
Изместьев держался особняком, ни с кем не знакомился, за гробом шел одиноко и на почтительном расстоянии. Бросил в могилу горсть земли. Отошел. И еще раз подошел уже после всех. Снял шляпу и постоял со склоненной головой над укрытой венками могилой.
Опустился на колени и трижды перекрестился.
На площади окликнул:
- Виктор Петрович?
- Да.
- Как отсюда добраться до Митина?
- Не успеете, Алексей Лукич.
- И все-таки?
Кручинин смутился.
- Извините, я бы довез... Но дела, вы понимаете?
- Я не прошу вас меня отвезти, я прошу подсказать дорогу. И только.
- На транспорте - сложно. Попробуйте автостопом. На попутках.
- Дорого?
- Помочь вам деньгами?
- Боже упаси.
- До свиданья, Алексей Лукич.
- Прощайте.
По маленькой дорожке, проложенной вдоль шоссе для пешеходов, ехал по направлению к станции Яша в коляске. Катя шла рядом. Они что-то увлеченно обсуждали, и она несколько раз сбегала с дорожки, чтобы сорвать какой-то поздний цветок, поднять крупный оранжевый лист или тронуть рукой мощный ствол старого дуба.
Кручинин уже не сомневался, что на кладбище был кто-то еще наблюдавший и за ним тоже.
2
- Товарищу следователю - пламенный привет.
- Здравствуйте, Гребцов. Я вижу, вы иногда поступаете разумно.
- Очень редко, - улыбнулся Андрей.
На нем был светлый дорогой костюм, белая рубашка, розовый галстук. Волосы аккуратно уложены. Настроен игриво, легкомысленно - причем намеренно легкомысленно, что, сразу заметил Кручинин, стоило ему немалых усилии. Знакомый прием. Почему-то считается, что подобная форма поведения помогает человеку чувствовать себя гораздо свободнее, раскованнее.
Но это ошибка. Все как раз наоборот.
- Вот. Тело вам притаранил. За душу не ручаюсь.
- Пешочком?
- Ноженьки мои. По колени оттоптал.
- Хотите присесть?
- Нет-нет, что вы, Виктор Петрович. Я скотинка подневольная. Как прикажете.
Они неторопливо двинулись по бульвару в сторону Покровских ворот.
- Сегодня арестуете? - спросил Гребцов.
- Погуляем. Там видно будет.
- За мильтона?
- А у вас еще какие-нибудь грешки?
- Навалом, - рассмеялся Андрей. - Хотя бы приставка. Уперли у вас из-под носа.
- Об этом мы тоже побеседуем.
- Виктор Петрович, перед толстяком я готов извиниться. Любая компенсация. Пусть ребра переломает. Не пикну. Любая - кроме тюрьмы.
Да, решил Кручинин, намерен играть под простачка. И пришел подготовленным.
- Расскажите, пожалуйста, о Мамонове.
- Сикилявка.
- И все?
- И этого - много.
- Где он сейчас?
- Виктор Петрович, извините. Меня он больше не интересует. Я падаль обхожу стороной.
- Видеоустановка у него?
- Плохо вы о нас думаете, - усмехнулся Андреи. - Возвращена законному владельцу.
- Марина дала мне сведения только на вас. А те двее, ваши дружки?
- Она правильно сделала, хотя и круглая дура.
Они ни при чем. С дедком вашим я сам-нахулиганил.
Один.
Кручннин внимательно посмотрел на Гребцова и неожиданно подмигнул.
- И на месте убийства вы тоже были один?
- А! Вот это уже теплее, - прищелкнул Андрей, - Валяйте - разоблачайте.
- Сами рассказать не хотите? Будет и короче, и лучше для вас.
- Не. Будет длиннее. То, что вам нужно, скажу.
- А вы знаете, что нам нужно?
- Примерно... Влип, зараза, - Андрей почесал в затылке. - Но мои личные дела вас не касаются. Закладок не будет. И никаких фамилий. Вам посадить невинного - полтора раза чихнуть. А у меня... остров невезения в океане есть. Вся харя в вате. Жутко неохота, но - придется. Я понимаю. Придется на вашу контуру поработать. Заметьте, бесплатно. А это всегда унизительно. Даже во имя истины, как любят у вас выражаться.
- Что ж, и на том спасибо.
- Да. Сыграем в открытую. Но, Виктор Петрович, никакого благородства. Забыл уже, когда даром работал. Помню только - всегда унизительно.
- Консультировались?
- Не имеет значения, - Андрей нахмурился, помрачнел. - Мне как вас теперь называть? Гражданин следователь?
- Если можно, по имени-отчеству.
- Конечно, Виктор Петрович. Конечно, советовался. Мы не из тех, у кого руки, вися, отболтались. И не из тех психов, которые считают себя умнее других. - Умнее всех на свете. Примерный ученик, - улыбнулся Андрей. - В прошлом босомыга, а теперь ученик. И хотел бы остаться им как можно дольше.
- У вас неплохой учитель.
- Учителя, Виктор Петрович. Между прочим, ивы тоже.
- Вот как? Я успел вас чему-то научить?
- А как же?
- Надеюсь, не врать?
- Ой, Виктор Петрович. Врать. Взаимность вранья - помните? - у классика - первое условие развитого социализма.
- Почти первое. Искажаете, милый мой. Деликатная взаимность. И не развитого социализма, а русского общества прошлого века.
- А мы не русские, что ли?
- Того общества давно не существует - разве вы не проходили этого в школе?
- Ну пусть - почти... Или, как моя матаня говорит: чего не видишь, про то и не врешь.
- Хваткая у вас память.
- Вы не согласны?
- А что еще ваша мама говорит?
- Прибауточница. Она это дело любит.
- Ну что-нибудь? Что запомнили?
- Зачем? - насторожился Андрей.
- Не хотите, не говорите.
- Ну, всякое... Неправдою жить - не хочется, правдою жить - не можется.
- Дамы, драмы, храмы, рамы.
- Не понял старшего товарища, - Андрей озадаченно посмотрел на следователя. - Смеетесь над юношей, попавшим впросак?
- Давайте по делу, - устало сказал Кручинин. - Чем вы занимались в понедельник, 8 сентября? Вспомните. Подробно, с утра и до вечера.
- Алиби? В том-то и закавыка... Измазался по уши ни за что ни про что... Одна надежда на вас, потому и прискакал. А если бы чисто...
- Ищи ветра в поле?
- Бега? Ни в коем случае. Умаслил бы дедка вашего, снял грешок. И с вами - бесконтактным способом.
- Я повторяю вопрос. Что вы делали в понедельник, 8 сентября?
- А ни шиша не делал. Дурака валял. Загорал. Читал. Трепался по телефону. Пилось да елось, да работа на ум не шла. Понедельник. Тяжелый день.
- Значит, в городе? В своей фирме?
- Маринка трепанулась? - вяло спросил Андрей.
- Где вы ее прячете?
- Тут рядышком, за забором. Петровку знаете? А Лубянку? Ну вот примерно между ними.
- Гребцов, - Кручинин неодобрительно покачал головой.
- У вас не шутят? Учту.
- Прописывались?
- Аренда. На неопределенный срок.
- Квартира?
- Дворец... Не теряйте время, Виктор Петрович, Фирма лопнула. Нет ее больше. С сегодняшнего дня нет. И не было никогда. Фьють!
- До лучших времен?
Андрей рассмеялся.
- От вас зависит.
- От вас - тоже.
- Не. Бобик сдох.
- Решающее слово за шефами?
- Ой, Виктор Петрович, - скривился Андрей. - Замнем для ясности. Меня-то по-глупому отловили. А они вам вообще не по зубам.
- Акулы?
- Ничего подобного. Как раз наоборот. Умные, образованные. Члены партии, между прочим. Всегда помогут, выручат... Ой, да чего там. Они эту нашу жизнь - насквозь. И вдоль и поперек.
- Лучшие люди? Герои нашего времени?
- А, вас не переубедить.
- Подумайте, Гребцов. Филантропия за чужой счет? Сначала нас с вами обирают, обманывают, грабят, сколачивают капитал, а потом из наших же денег нам и помогают - так, что ли? И это называется благотворительностью?
- Виктор Петрович, мне нельзя злиться. Не злись, печонка лопнет. Но вы несете такую чушь... Извините... Никто никого не грабит! Сами несут. На блюдечке с голубой каемочкой. Плата за услуги. Вы за свою работу получаете в кассе, мы - из рук в руки. Вы наемный рабочий и вкалываете на барина, а у нас - иеподневольный раскрепощенный труд. И вся разница... Сказанули грабят. У вас сразу - разбой, грабеж. Как будто по-другому нельзя... Да вы притворяе тесь! Сами знаете: разбоем капитала не соберешь, Надежного капитала, я имею в виду... Надо быть веселым и находчивым. Главное - ум. Мастерство, опыт.
- Надеюсь, вы не станете отрицать, что ваша деятельность противоречит закону.
- Ой, - поморщился Андрей. - Закон. Дуделочка с сопелочкой. Жизнь идет, а закон стоит. Тошнит прямо... Прикажете ждать, когда чиновники прочухаются? Да там такое болото - ракетой не прошибешь!.. Им хорошо, их устраивает. Они же нарочно так сделали, что инициатива наказуема. Винтики им нужны, болтики, шпинделя. А если не тупап? Куда податься? Стена!
- Опасный путь. Так легко оправдать любое преступление. "Все позволено" - вот куда вы себя толкаете.
- Э, фигушки, Виктор Петрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10