Хорошо, что она не упала в твои руки, как созревшая слива.
Она рассмеялась, и герцог был вынужден согласиться, что действительно Диана дала ему неплохой урок.
– Но, Уильям, я уверена, что она не понимает твоего поведения и особенно твоих отношений с леди Корнелией. Наверное, она считает, что ты передумал.
– Не может быть, – ответил герцог. – Я говорю ей при каждой встрече, что хочу, чтобы она стала моей женой. Что еще неясного? И все же, Эм, кое-что произошло вчера…
Так леди Эмили потихоньку узнала всю историю и, покачав головой, сказала:
– Для столь опытного человека, как вы, сэр, вы вели себя очень глупо! Не думаю, что мисс Трэвис солгала тебе. Конечно, она споткнулась о стул. Я ей верю. Ты посмотри в её глаза! Такие чистые глаза не могут лгать. И затем – накричать на нее… Это просто безумие!
Она снова покачала головой. Герцог немного покраснел и спросил, что же ему теперь делать.
– Напиши ей письмо или пошли цветы… Нет, нет, не это! Мама точно узнает! – Она вздрогнула. – Диана прекрасная девушка, но не забывай, что мама может помешать вам. Наколдует еще! Поезжай немедленно к Диане, ты должен встретиться с ней. Проси у нее прощенья, умоляй ее… о Боже! Да что же это, Уильям, ты и сам все знаешь. Но не веди себя как важный вельможа. И не требуй от нее ничего. Не надо приказывать ей…
– Конечно, не буду ничего требовать, – неожиданно рассердился герцог. – Чего ты, собственно, меня учишь?
Леди Эмили рассмеялась и пошла к двери.
– У тебя и так все отлично до сих пор получалось, не так ли, мой красавчик?
Смутив его окончательно этими словами, она вышла из библиотеки.
Герцог походил туда-сюда по комнате и только собрался с мыслями, когда дворецкий принес срочное письмо из Лондона. Клэр разорвал конверт, прочитал письмо и выругался.
– Что вы сказали, Ваша Светлость? – сказал дворецкий, ставя на поднос бокалы.
– Пришли моего слугу, Гилберт, и попроси мистера Кэнфилда, чтобы он был так добр прийти немедленно в библиотеку. Мне надо срочно ехать в город. Лорд Барретт снова попал в переделку.
– Будет исполнено, сэр, – ответил дворецкий и был не очень удивлен, так как изучил за многие годы все эскапады лорда Барретта.
Дворецкий ушел, чтобы позвать слугу герцога и его секретаря и передать им эти новости.
Вечером все было готово к завтрашнему отъезду герцога. Закрывшись в библиотеке, Клэр писал письмо Диане. Это заняло у него много времени, но когда он закончил, то был доволен тем, что смог передать свои чувства.
Он писал ей, что любит ее, любит так сильно, что поэтому вел себя грубо на балу. Он просил у нее прощенья. Затем он умолял ее написать ему в город и обещал вернуться, как только ему позволят его дела. Клэр писал, что уже соскучился без нее.
Ну вот, думал он, запечатывая своим перстнем и отдавая Гилберту письмо, это все объяснит!
И это было странно. То, что начиналось как увлекательное любовное приключение, обернулось совсем по-другому. Слова любви, положенные на бумагу, будто ожили, наполненные значением и преданностью. Он не говорил, что солнце вращается вокруг нее, и не обещал ей достать луну с неба, если она того захочет, потому что считал такие вещи глупой сентиментальностью. Но он надеялся, что ту настоящую любовь, которую он питал к ней, она увидит, прочитав его слова, и будет с любовью думать о нем в его отсутствие.
Он был на пути в Лондон, когда это письмо доставили в Стаффорд-Холл. Дворецкий уже собирался отнести письмо мисс Диане. Но тут в дом ворвался плачущий окровавленный Грегори. Он и его брат ходили охотиться на кроликов, взяв ружье, которое подарил ему Реджи.
На охоте произошел несчастный случай. Гарри строго приказал своему брату держаться позади него (хотя трудно было ждать послушания от такого сорванца), выстрелил по кустам, когда там что-то зашевелилось, и попал в руку брату. Хорошо, что пуля не задела кость.
Но в поднявшейся суматохе дворецкий совсем забыл про письмо герцога.
Однако письмо увидела Корнелия, когда вышла в холл, отправляясь проведать своих друзей. Она, разумеется, сразу узнала крупный почерк герцога и немедленно спрятала письмо в свою сумочку.
Ленч с леди Барклай был очень долгим и скучным, но Корнелия не открыла письмо, пока не вернулась домой и не закрыла плотно за собой дверь своей комнаты.
Если Корнелия и испытала шок, когда читала эти нежные строчки, то совсем легкий. Она не очень переживала. Конечно, жаль, что Клэр не горит такими чувствами по отношению к ней. Но ее это мало беспокоило. Она считала, что брак и любовь – это разные вещи. Главным для нее было обладание и богатство, титул и несколько великолепных поместий. Она выйдет замуж за герцога без всякой любви и другой подобной ерунды, совершенно спокойно. Возможно, так даже лучше, подумала, нахмурившись и смяв письмо в руке. Когда она родит герцогу наследника, чего он от нее наверняка потребует, они будут жить отдельно. Она будет самой красивой герцогиней, и его друзья умрут от зависти. Нужно только заставить его, чтобы он сделал ей предложение.
Она сообщила тете, что чувствует себя неважно, и не появилась к обеду. Затем она бросила письмо любви в камин и не отрываясь смотрела, пока бумага не превратилась в пепел, а пепел рассыпался.
За обедом Диана узнала, что герцог срочно уехал по делам в город. Он уехал внезапно, не предупредив ее ни словом. Это доказывало, что Корнелия была права.
Медленно тянулись дни. Закончился январь и начался февраль. Рука у Грегори зажила. Диане исполнилось восемнадцать лет. Роджер Мэйтлэнд собирался уезжать домой, потому что его вызвал отец, который наконец выздоровел.
Энн призналась сестре, что она, как ей кажется, беременна. Диана нежно обняла ее, но была рада, когда пришло письмо от матери, в котором она просила ее побыстрее вернуться в Кромптон-Эбби. Энн говорила с восторгом только о том, что в сентябре, в ее следующий приезд, будет держать на руках маленькую копию ее любимого Реджи.
Миссис Трэвис сообщала, что хотя отец Дианы чувствует себя хорошо, однако его продолжает донимать боль в ноге и надо показать его специалисту в Лондоне. Она договорилась с леди Майклс, что они остановятся в ее доме. И говорила, что будет благодарна, если Диана поможет ей отвезти отца в Лондон.
«И, конечно, дорогая Ди, поскольку мы будем в городе, ты можешь остаться там на весь сезон. Тетя Эмма почему-то настаивает на этом, и я ее совершенно не понимаю. Она написала мне письмо, в котором говорит, что боится пропустить какой-то фейерверк. Фейерверк? В феврале? Ты не считаешь, что она немного не в себе?»
В конце письма миссис Трэвис передавала приветы Энн и друзьям и говорила, что ждет Диану домой на этой неделе.
Диана была занята сборами, и это отвлекало ее от мыслей о герцоге.
Роджер попросил ее прогуляться с ним. Когда он неожиданно остановился и взял ее за руку, Диана поняла сразу, что он хочет сказать. Она не знала, как заставить его замолчать. Роджер нравился ей, но она его не любила. Она сказала ему об этом нежно, как могла, и добавила, что видит в нем брата, а не мужа. Он попытался улыбнуться и похлопал ее по руке.
– Хорошо, моя милая Диана, я все понял. Но не думайте, что я оставлю свои попытки добиться вашей руки, когда мы встретимся в Лондоне. Может быть, я тороплю вас? Может быть, вам требуется время?
Горький комок застрял у нее в горле, потому что она вспомнила, как примерно те же слова говорил ей герцог.
Она просто кивнула в ответ. Да, он действительно дал ей слишком много времени. Уехал, будто сбежал. И это подтверждало ее мысль, что он лишь играл с ней. Наверное, он смеялся над ее наивностью, рассказывая о ней Корнелии.
Корнелия говорила, что часто получает письма от герцога. Диана подозревала, что она лжет, но не могла этого проверить, и потому страдала еще больше.
Как хорошо очутиться сейчас дома, думала она. Что касается герцога… Обманщик! Соблазнитель! Отец был прав.
В Кромптоне Диана находилась совсем не долго, от силы несколько дней, а затем они уехали в Лондон. Еще ребенком она была здесь последний раз. Ее водили тогда по музеям и на концерты. Но теперь все должно быть по-другому. По крайней мере, так ей обещала тетя Эмма в первый же вечер за обедом. Они были одни за столом, если не считать подругу леди Майклс, потому что мистер Трэвис неважно себя чувствовал после путешествия, а его жена обедала в его комнате вместе с ним.
– Это твой первый сезон, да? – улыбнулась леди Майклс, показывая вилкой на Диану. – И я уверена, что последний. Как ты провела время в Стаффорд-Холле? Было весело?
Диана кивнула, рассеянно глядя на тарелку с цыпленком в грибном соусе, которую подал ей старый лакей.
– Сколько предложений тебе сделали? – продолжала тетя.
– Два, – ответила Диана, не задумываясь, так как в ее семье было не принято обсуждать личные дела в присутствии прислуги.
Она тут же опомнилась, но леди Майклс только рассмеялась.
– Не обращай на него внимания, Ди, он глухой, как столб. Да и вообще это не имеет никакого значения, потому что слуги и так все знают. Это их единственное развлечение. Полли, выпей воды и перестань кашлять!
Ее подруга взглядом умоляла Диану простить эксцентричность поведения леди Майклс.
– Два, говоришь? Обещающее начало. Думаю, что ты не скажешь мне, конечно, кто они такие. Ну и правильно, сама узнаю. Я очень мудро сделала, что пригласила тебя сюда на открытие сезона. Фейерверк тут точно будет, а я обожаю фейерверки!
– Почему ты так говоришь, тетя? – спросила Диана, обрадовавшись, что можно сменить тему и обсудить домашние дела.
– Это я сказала так Полли на свадьбе твоей сестры. Энн похожа на молоко со сметаной, но ты, Диана, совсем другая. Я хорошо помню твой темперамент!
Она кашлянула, а Диана попыталась проанализировать свой характер.
– Мы позаботимся о вечерах, приемах и разном прочем, чтобы тебя заметили, – продолжала леди Майклс, махнув рукой и приказывая убрать кроличий паштет, но постучав пальцем по бокалу, чтобы его наполнили снова.
Диана находила ее манеру вести себя за столом ужасной. Она начала уже симпатизировать бедной Полли. Своей подруге леди Майклс, не дожидаясь конца обеда, велела быть готовой приступить к составлению, как она выразилась, «плана кампании».
У Дианы сразу возникло чувство, что ею манипулируют. Она хотела, чтобы ее мать поскорее остановила эту леди и чтобы только она отвечала за успех первого сезона Дианы.
– Конечно, сейчас в Лондон еще съехались не все, – сказала леди Майклс, когда они перешли в гостиную. – Главное начнется в мае. Но это даже хорошо. У тебя есть время попривыкнуть и пообтереться. – Она похлопала Диану по ладошке. – Не бойся, Ди! Твоя тетя Эмма знает, что к чему. С моей помощью ты придешь к финишу первая. И сама не заметишь!
Диана прыснула со смеху, думая, что, может, правильнее потупить стыдливо глаза. Когда она на следующее утро рассказала об этом разговоре своей матери, миссис Трэвис покачала головой.
– Тетю Эмму нужно постоянно сдерживать, Диана. Я за ней присмотрю. Надо же так – сравнить тебя со скаковой лошадью! – Она посмотрела внимательно в глаза дочери и нежно добавила: – Тебя никто не торопит, моя дорогая. Единственное мое желание, это чтобы твой брак был счастливым – как и мой. Если ты не встретишь джентльмена, которого полюбишь всем сердцем, то нечего и думать о каком-нибудь просто подходящем. В таком случае тебе нужно вернуться домой в Кромптон, что бы там ни говорила тебе тетя Эмма.
Действительно, мать имела серьезную беседу с тетей, и леди Майклс немного утихомирилась, хотя часто бормотала себе под нос, что нечего ждать рыцаря в сияющих доспехах или верить, что из лягушки выпрыгнет молодой красавец, мол, это только сказки, а в жизни так не бывает, если человеку немного не помочь. Или посреди какого-нибудь разговора она могла вдруг сказать:
– А я вот думаю… лорд Графтон, а? Из хорошей семьи… Правда, вдовец. Может, граф Уэйн? Но ему всего девятнадцать лет… Фи!
Диана постепенно привыкла к этому. Леди Майклс кивала и подмигивала всякий раз, когда Диану представляли тому или другому симпатичному молодому человеку. Миссис Трэвис иногда сопровождала их на приемы, но чаще оставалась с мужем. Лондонский врач, который осматривал его, заявил, что он удовлетворен состоянием пациента и что лечение, которое было прописано ему в Истхеме, совершенно правильно. Он сказал мистеру Трэвису, что боль пройдет со временем, и рекомендовал съездить на водный курорт в Танбридж-Уэли.
Диана и ее мать вздохнули с облегчением. Но по-прежнему миссис Трэвис оставалась дома с мужем, а Диана ездила на вечера со своей тетей. Диана сомневалась, будет ли ее брак таким же счастливым, как у матери, и не могла не завидовать ей.
Временами она думала о герцоге. Интересно, он еще в Лондоне или уже вернулся в Клэр-Корт? Не то чтобы это имело для нее какое-то значение, но она всегда, войдя в гостиную или в театр, оглядывалась, зная, что обязательно заметит высокую фигуру герцога. Обнаружив за собой такую привычку, она подумала, что желает подобным способом избежать его.
Герцога не было в городе. Прибыв сюда, Клэр в первую очередь постарался уладить дело лорда Барретта. Оказалось, что тот действительно соблазнил невинную девушку, пообещав жениться на ней.
Чонси уверял герцога, что мисс Бэгли и так хорошо знала, на что он ей намекал. Он клялся, что скандал раздула ее мать.
– Ты же знаешь меня, Уильям! Слово Барретта! Кому, как не тебе, известно, что я не мог произнести слова «брак». И Батшеба прекрасно понимала…
– Батшеба? – перебил его герцог, слегка удивленный. – Батшеба Бэгли?
– Батшеба Наоми, – произнес лорд Барретт. – Ее мать обожает библейские имена.
Герцог рассмеялся, и Барретт обиженно проговорил:
– Могло быть и хуже! Одну из ее сестер зовут Саломея.
Немного успокоившись, Клэр сказал:
– И сколько раз я должен повторять тебе, Чонси, чтобы ты не лез куда не следует? В твоем кругу, где тебя все знают, этого бы не случилось, потому что к твоим слабостям относятся с пониманием. Я почти ясно вижу всю семью этой девушки из среднего класса, всех ее братьев и сестер, ее добропорядочную мамашу и послушного прихожанина отца. Все очень гордые и честные. Как ты мог забыться, Чонси?
Лорд Барретт повесил голову и грустно жевал свой ус цвета спелой пшеницы.
Лорду Барретту было двадцать пять лет. Он был среднего роста и очень худой. С его слегка выпуклыми голубыми глазами, бледным лицом и светлыми волосами, которые уже начинали редеть, он напоминал скорее торговца рыбой, чем известного соблазнителя. И это несмотря на то, что на нем был дорогой и модный костюм.
Но Чонси Барретт тем и отличался, что у него была только одна страсть – женщины. Он перелетал с одного прекрасного цветка на другой, стараясь выпить как можно больше сладкого нектара. Пока позволяет возраст и хватает страсти. Всю свою жизнь он посвятил этой цели и, надо быть справедливым по отношению к этому джентльмену, осуществлял ее весьма успешно. Молодые вдовы, дебютантки и дамы полусвета, все они, стоило им только увидеть его, бросались за ним в погоню, а он с удовольствием становился их легкой добычей. Даже маленькие девочки в парке тянули к нему из колясочек свои пухлые ручки. Герцога часто удивлял этот феноменальный успех, которым пользовался Чонси у прекрасного пола, и однажды Клэр спросил своего друга лорда Эванса, что он думает о причине такой притягательности.
– Не имею ни малейшего понятия, дорогой мой, – признался лорд Эванс, нахмурив в задумчивости брови. – Должно быть, какой-нибудь запах. Как у жуков, ты знаешь. Ха, если бы я мог закупорить этот запах в бутылку, я нажил бы себе состояние!
После долгих переговоров с адвокатами, после многих писем оказалось, что надо ехать в Глазго. Там Клэр должен встретиться с матерью красавицы Батшебы и обсудить последние условия освобождения Чонси.
Герцог вздохнул. Все это было очень неприятно и оборачивалось громадными тратами. Впрочем, это ничего не значило для Чонси, который был одним из богатейших людей в Англии.
Но герцога раздражало совсем другое, а именно то, что вся эта процедура могла затянуться неизвестно на сколько времени, тогда как он не хотел терять сейчас ни минуты. Он страстно желал вернуться домой и поскорее увидеть Диану Трэвис.
Он уже давно находился в городе, однако до сих пор не получил от нее ни одного письма. Он переживал и страшно волновался. И ему была ненавистна сама мысль покидать сейчас Лондон, когда вот-вот, может быть, на следующее утро, мог прийти ответ от нее на его любовное послание, в котором он молил ее о прощении. Но он был главой семьи, и у него не было выбора. Сделав распоряжение насчет того, чтобы корреспонденцию ему пересылали по другому адресу, герцог, опечаленный и мрачный, отбыл в Шотландию.
Как только он здесь очутился, он сразу же твердо себе пообещал, что больше никогда его ноги тут не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Она рассмеялась, и герцог был вынужден согласиться, что действительно Диана дала ему неплохой урок.
– Но, Уильям, я уверена, что она не понимает твоего поведения и особенно твоих отношений с леди Корнелией. Наверное, она считает, что ты передумал.
– Не может быть, – ответил герцог. – Я говорю ей при каждой встрече, что хочу, чтобы она стала моей женой. Что еще неясного? И все же, Эм, кое-что произошло вчера…
Так леди Эмили потихоньку узнала всю историю и, покачав головой, сказала:
– Для столь опытного человека, как вы, сэр, вы вели себя очень глупо! Не думаю, что мисс Трэвис солгала тебе. Конечно, она споткнулась о стул. Я ей верю. Ты посмотри в её глаза! Такие чистые глаза не могут лгать. И затем – накричать на нее… Это просто безумие!
Она снова покачала головой. Герцог немного покраснел и спросил, что же ему теперь делать.
– Напиши ей письмо или пошли цветы… Нет, нет, не это! Мама точно узнает! – Она вздрогнула. – Диана прекрасная девушка, но не забывай, что мама может помешать вам. Наколдует еще! Поезжай немедленно к Диане, ты должен встретиться с ней. Проси у нее прощенья, умоляй ее… о Боже! Да что же это, Уильям, ты и сам все знаешь. Но не веди себя как важный вельможа. И не требуй от нее ничего. Не надо приказывать ей…
– Конечно, не буду ничего требовать, – неожиданно рассердился герцог. – Чего ты, собственно, меня учишь?
Леди Эмили рассмеялась и пошла к двери.
– У тебя и так все отлично до сих пор получалось, не так ли, мой красавчик?
Смутив его окончательно этими словами, она вышла из библиотеки.
Герцог походил туда-сюда по комнате и только собрался с мыслями, когда дворецкий принес срочное письмо из Лондона. Клэр разорвал конверт, прочитал письмо и выругался.
– Что вы сказали, Ваша Светлость? – сказал дворецкий, ставя на поднос бокалы.
– Пришли моего слугу, Гилберт, и попроси мистера Кэнфилда, чтобы он был так добр прийти немедленно в библиотеку. Мне надо срочно ехать в город. Лорд Барретт снова попал в переделку.
– Будет исполнено, сэр, – ответил дворецкий и был не очень удивлен, так как изучил за многие годы все эскапады лорда Барретта.
Дворецкий ушел, чтобы позвать слугу герцога и его секретаря и передать им эти новости.
Вечером все было готово к завтрашнему отъезду герцога. Закрывшись в библиотеке, Клэр писал письмо Диане. Это заняло у него много времени, но когда он закончил, то был доволен тем, что смог передать свои чувства.
Он писал ей, что любит ее, любит так сильно, что поэтому вел себя грубо на балу. Он просил у нее прощенья. Затем он умолял ее написать ему в город и обещал вернуться, как только ему позволят его дела. Клэр писал, что уже соскучился без нее.
Ну вот, думал он, запечатывая своим перстнем и отдавая Гилберту письмо, это все объяснит!
И это было странно. То, что начиналось как увлекательное любовное приключение, обернулось совсем по-другому. Слова любви, положенные на бумагу, будто ожили, наполненные значением и преданностью. Он не говорил, что солнце вращается вокруг нее, и не обещал ей достать луну с неба, если она того захочет, потому что считал такие вещи глупой сентиментальностью. Но он надеялся, что ту настоящую любовь, которую он питал к ней, она увидит, прочитав его слова, и будет с любовью думать о нем в его отсутствие.
Он был на пути в Лондон, когда это письмо доставили в Стаффорд-Холл. Дворецкий уже собирался отнести письмо мисс Диане. Но тут в дом ворвался плачущий окровавленный Грегори. Он и его брат ходили охотиться на кроликов, взяв ружье, которое подарил ему Реджи.
На охоте произошел несчастный случай. Гарри строго приказал своему брату держаться позади него (хотя трудно было ждать послушания от такого сорванца), выстрелил по кустам, когда там что-то зашевелилось, и попал в руку брату. Хорошо, что пуля не задела кость.
Но в поднявшейся суматохе дворецкий совсем забыл про письмо герцога.
Однако письмо увидела Корнелия, когда вышла в холл, отправляясь проведать своих друзей. Она, разумеется, сразу узнала крупный почерк герцога и немедленно спрятала письмо в свою сумочку.
Ленч с леди Барклай был очень долгим и скучным, но Корнелия не открыла письмо, пока не вернулась домой и не закрыла плотно за собой дверь своей комнаты.
Если Корнелия и испытала шок, когда читала эти нежные строчки, то совсем легкий. Она не очень переживала. Конечно, жаль, что Клэр не горит такими чувствами по отношению к ней. Но ее это мало беспокоило. Она считала, что брак и любовь – это разные вещи. Главным для нее было обладание и богатство, титул и несколько великолепных поместий. Она выйдет замуж за герцога без всякой любви и другой подобной ерунды, совершенно спокойно. Возможно, так даже лучше, подумала, нахмурившись и смяв письмо в руке. Когда она родит герцогу наследника, чего он от нее наверняка потребует, они будут жить отдельно. Она будет самой красивой герцогиней, и его друзья умрут от зависти. Нужно только заставить его, чтобы он сделал ей предложение.
Она сообщила тете, что чувствует себя неважно, и не появилась к обеду. Затем она бросила письмо любви в камин и не отрываясь смотрела, пока бумага не превратилась в пепел, а пепел рассыпался.
За обедом Диана узнала, что герцог срочно уехал по делам в город. Он уехал внезапно, не предупредив ее ни словом. Это доказывало, что Корнелия была права.
Медленно тянулись дни. Закончился январь и начался февраль. Рука у Грегори зажила. Диане исполнилось восемнадцать лет. Роджер Мэйтлэнд собирался уезжать домой, потому что его вызвал отец, который наконец выздоровел.
Энн призналась сестре, что она, как ей кажется, беременна. Диана нежно обняла ее, но была рада, когда пришло письмо от матери, в котором она просила ее побыстрее вернуться в Кромптон-Эбби. Энн говорила с восторгом только о том, что в сентябре, в ее следующий приезд, будет держать на руках маленькую копию ее любимого Реджи.
Миссис Трэвис сообщала, что хотя отец Дианы чувствует себя хорошо, однако его продолжает донимать боль в ноге и надо показать его специалисту в Лондоне. Она договорилась с леди Майклс, что они остановятся в ее доме. И говорила, что будет благодарна, если Диана поможет ей отвезти отца в Лондон.
«И, конечно, дорогая Ди, поскольку мы будем в городе, ты можешь остаться там на весь сезон. Тетя Эмма почему-то настаивает на этом, и я ее совершенно не понимаю. Она написала мне письмо, в котором говорит, что боится пропустить какой-то фейерверк. Фейерверк? В феврале? Ты не считаешь, что она немного не в себе?»
В конце письма миссис Трэвис передавала приветы Энн и друзьям и говорила, что ждет Диану домой на этой неделе.
Диана была занята сборами, и это отвлекало ее от мыслей о герцоге.
Роджер попросил ее прогуляться с ним. Когда он неожиданно остановился и взял ее за руку, Диана поняла сразу, что он хочет сказать. Она не знала, как заставить его замолчать. Роджер нравился ей, но она его не любила. Она сказала ему об этом нежно, как могла, и добавила, что видит в нем брата, а не мужа. Он попытался улыбнуться и похлопал ее по руке.
– Хорошо, моя милая Диана, я все понял. Но не думайте, что я оставлю свои попытки добиться вашей руки, когда мы встретимся в Лондоне. Может быть, я тороплю вас? Может быть, вам требуется время?
Горький комок застрял у нее в горле, потому что она вспомнила, как примерно те же слова говорил ей герцог.
Она просто кивнула в ответ. Да, он действительно дал ей слишком много времени. Уехал, будто сбежал. И это подтверждало ее мысль, что он лишь играл с ней. Наверное, он смеялся над ее наивностью, рассказывая о ней Корнелии.
Корнелия говорила, что часто получает письма от герцога. Диана подозревала, что она лжет, но не могла этого проверить, и потому страдала еще больше.
Как хорошо очутиться сейчас дома, думала она. Что касается герцога… Обманщик! Соблазнитель! Отец был прав.
В Кромптоне Диана находилась совсем не долго, от силы несколько дней, а затем они уехали в Лондон. Еще ребенком она была здесь последний раз. Ее водили тогда по музеям и на концерты. Но теперь все должно быть по-другому. По крайней мере, так ей обещала тетя Эмма в первый же вечер за обедом. Они были одни за столом, если не считать подругу леди Майклс, потому что мистер Трэвис неважно себя чувствовал после путешествия, а его жена обедала в его комнате вместе с ним.
– Это твой первый сезон, да? – улыбнулась леди Майклс, показывая вилкой на Диану. – И я уверена, что последний. Как ты провела время в Стаффорд-Холле? Было весело?
Диана кивнула, рассеянно глядя на тарелку с цыпленком в грибном соусе, которую подал ей старый лакей.
– Сколько предложений тебе сделали? – продолжала тетя.
– Два, – ответила Диана, не задумываясь, так как в ее семье было не принято обсуждать личные дела в присутствии прислуги.
Она тут же опомнилась, но леди Майклс только рассмеялась.
– Не обращай на него внимания, Ди, он глухой, как столб. Да и вообще это не имеет никакого значения, потому что слуги и так все знают. Это их единственное развлечение. Полли, выпей воды и перестань кашлять!
Ее подруга взглядом умоляла Диану простить эксцентричность поведения леди Майклс.
– Два, говоришь? Обещающее начало. Думаю, что ты не скажешь мне, конечно, кто они такие. Ну и правильно, сама узнаю. Я очень мудро сделала, что пригласила тебя сюда на открытие сезона. Фейерверк тут точно будет, а я обожаю фейерверки!
– Почему ты так говоришь, тетя? – спросила Диана, обрадовавшись, что можно сменить тему и обсудить домашние дела.
– Это я сказала так Полли на свадьбе твоей сестры. Энн похожа на молоко со сметаной, но ты, Диана, совсем другая. Я хорошо помню твой темперамент!
Она кашлянула, а Диана попыталась проанализировать свой характер.
– Мы позаботимся о вечерах, приемах и разном прочем, чтобы тебя заметили, – продолжала леди Майклс, махнув рукой и приказывая убрать кроличий паштет, но постучав пальцем по бокалу, чтобы его наполнили снова.
Диана находила ее манеру вести себя за столом ужасной. Она начала уже симпатизировать бедной Полли. Своей подруге леди Майклс, не дожидаясь конца обеда, велела быть готовой приступить к составлению, как она выразилась, «плана кампании».
У Дианы сразу возникло чувство, что ею манипулируют. Она хотела, чтобы ее мать поскорее остановила эту леди и чтобы только она отвечала за успех первого сезона Дианы.
– Конечно, сейчас в Лондон еще съехались не все, – сказала леди Майклс, когда они перешли в гостиную. – Главное начнется в мае. Но это даже хорошо. У тебя есть время попривыкнуть и пообтереться. – Она похлопала Диану по ладошке. – Не бойся, Ди! Твоя тетя Эмма знает, что к чему. С моей помощью ты придешь к финишу первая. И сама не заметишь!
Диана прыснула со смеху, думая, что, может, правильнее потупить стыдливо глаза. Когда она на следующее утро рассказала об этом разговоре своей матери, миссис Трэвис покачала головой.
– Тетю Эмму нужно постоянно сдерживать, Диана. Я за ней присмотрю. Надо же так – сравнить тебя со скаковой лошадью! – Она посмотрела внимательно в глаза дочери и нежно добавила: – Тебя никто не торопит, моя дорогая. Единственное мое желание, это чтобы твой брак был счастливым – как и мой. Если ты не встретишь джентльмена, которого полюбишь всем сердцем, то нечего и думать о каком-нибудь просто подходящем. В таком случае тебе нужно вернуться домой в Кромптон, что бы там ни говорила тебе тетя Эмма.
Действительно, мать имела серьезную беседу с тетей, и леди Майклс немного утихомирилась, хотя часто бормотала себе под нос, что нечего ждать рыцаря в сияющих доспехах или верить, что из лягушки выпрыгнет молодой красавец, мол, это только сказки, а в жизни так не бывает, если человеку немного не помочь. Или посреди какого-нибудь разговора она могла вдруг сказать:
– А я вот думаю… лорд Графтон, а? Из хорошей семьи… Правда, вдовец. Может, граф Уэйн? Но ему всего девятнадцать лет… Фи!
Диана постепенно привыкла к этому. Леди Майклс кивала и подмигивала всякий раз, когда Диану представляли тому или другому симпатичному молодому человеку. Миссис Трэвис иногда сопровождала их на приемы, но чаще оставалась с мужем. Лондонский врач, который осматривал его, заявил, что он удовлетворен состоянием пациента и что лечение, которое было прописано ему в Истхеме, совершенно правильно. Он сказал мистеру Трэвису, что боль пройдет со временем, и рекомендовал съездить на водный курорт в Танбридж-Уэли.
Диана и ее мать вздохнули с облегчением. Но по-прежнему миссис Трэвис оставалась дома с мужем, а Диана ездила на вечера со своей тетей. Диана сомневалась, будет ли ее брак таким же счастливым, как у матери, и не могла не завидовать ей.
Временами она думала о герцоге. Интересно, он еще в Лондоне или уже вернулся в Клэр-Корт? Не то чтобы это имело для нее какое-то значение, но она всегда, войдя в гостиную или в театр, оглядывалась, зная, что обязательно заметит высокую фигуру герцога. Обнаружив за собой такую привычку, она подумала, что желает подобным способом избежать его.
Герцога не было в городе. Прибыв сюда, Клэр в первую очередь постарался уладить дело лорда Барретта. Оказалось, что тот действительно соблазнил невинную девушку, пообещав жениться на ней.
Чонси уверял герцога, что мисс Бэгли и так хорошо знала, на что он ей намекал. Он клялся, что скандал раздула ее мать.
– Ты же знаешь меня, Уильям! Слово Барретта! Кому, как не тебе, известно, что я не мог произнести слова «брак». И Батшеба прекрасно понимала…
– Батшеба? – перебил его герцог, слегка удивленный. – Батшеба Бэгли?
– Батшеба Наоми, – произнес лорд Барретт. – Ее мать обожает библейские имена.
Герцог рассмеялся, и Барретт обиженно проговорил:
– Могло быть и хуже! Одну из ее сестер зовут Саломея.
Немного успокоившись, Клэр сказал:
– И сколько раз я должен повторять тебе, Чонси, чтобы ты не лез куда не следует? В твоем кругу, где тебя все знают, этого бы не случилось, потому что к твоим слабостям относятся с пониманием. Я почти ясно вижу всю семью этой девушки из среднего класса, всех ее братьев и сестер, ее добропорядочную мамашу и послушного прихожанина отца. Все очень гордые и честные. Как ты мог забыться, Чонси?
Лорд Барретт повесил голову и грустно жевал свой ус цвета спелой пшеницы.
Лорду Барретту было двадцать пять лет. Он был среднего роста и очень худой. С его слегка выпуклыми голубыми глазами, бледным лицом и светлыми волосами, которые уже начинали редеть, он напоминал скорее торговца рыбой, чем известного соблазнителя. И это несмотря на то, что на нем был дорогой и модный костюм.
Но Чонси Барретт тем и отличался, что у него была только одна страсть – женщины. Он перелетал с одного прекрасного цветка на другой, стараясь выпить как можно больше сладкого нектара. Пока позволяет возраст и хватает страсти. Всю свою жизнь он посвятил этой цели и, надо быть справедливым по отношению к этому джентльмену, осуществлял ее весьма успешно. Молодые вдовы, дебютантки и дамы полусвета, все они, стоило им только увидеть его, бросались за ним в погоню, а он с удовольствием становился их легкой добычей. Даже маленькие девочки в парке тянули к нему из колясочек свои пухлые ручки. Герцога часто удивлял этот феноменальный успех, которым пользовался Чонси у прекрасного пола, и однажды Клэр спросил своего друга лорда Эванса, что он думает о причине такой притягательности.
– Не имею ни малейшего понятия, дорогой мой, – признался лорд Эванс, нахмурив в задумчивости брови. – Должно быть, какой-нибудь запах. Как у жуков, ты знаешь. Ха, если бы я мог закупорить этот запах в бутылку, я нажил бы себе состояние!
После долгих переговоров с адвокатами, после многих писем оказалось, что надо ехать в Глазго. Там Клэр должен встретиться с матерью красавицы Батшебы и обсудить последние условия освобождения Чонси.
Герцог вздохнул. Все это было очень неприятно и оборачивалось громадными тратами. Впрочем, это ничего не значило для Чонси, который был одним из богатейших людей в Англии.
Но герцога раздражало совсем другое, а именно то, что вся эта процедура могла затянуться неизвестно на сколько времени, тогда как он не хотел терять сейчас ни минуты. Он страстно желал вернуться домой и поскорее увидеть Диану Трэвис.
Он уже давно находился в городе, однако до сих пор не получил от нее ни одного письма. Он переживал и страшно волновался. И ему была ненавистна сама мысль покидать сейчас Лондон, когда вот-вот, может быть, на следующее утро, мог прийти ответ от нее на его любовное послание, в котором он молил ее о прощении. Но он был главой семьи, и у него не было выбора. Сделав распоряжение насчет того, чтобы корреспонденцию ему пересылали по другому адресу, герцог, опечаленный и мрачный, отбыл в Шотландию.
Как только он здесь очутился, он сразу же твердо себе пообещал, что больше никогда его ноги тут не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20