Ты что, думаешь я способна на подобные глупости?
– Ну, успокойтесь, мисс, не надо сердиться. Я же предупреждала утром, что вы слишком туго зашнуровали корсаж. Если бы вы потрудились ослабить шнуровку после обеда…
– Это не из-за шнуровки. Это из-за того, что мистер… Я испугалась, Полли.
Горничная успокаивающе похлопала ее по руке.
– Наверное, мисс, вы подумали, что мистер Бренкомб утонул в реке, да? Небось этот дурачина Томас взял да и брякнул вам про снесенный мост, а вы решили, что с ним и мистер Бренкомб пропал, верно?
– Да, наверное, это и стало причиной моего обморока, – поспешила согласиться Кэролайн.
Полли отошла от постели и тут же присела в реверансе, увидев входящую Амелию со стаканом успокоительного настоя. Отпустив горничную, мать села в кресло и запретила Кэролайн говорить, пока та не выпьет микстуру.
На лице Амелии застыло выражение, которое про себя Кэролайн называла «зимним», хотя уже много лет назад поняла, что за ледяной маской и сдержанной речью скрывались глубокие эмоции, которые мать постоянно подавляла, никому не позволяя проникнуть в тайны своего сердца.
– А теперь признайся мне в настоящей причине обморока, – твердо велела Амелия.
Кэролайн поудобнее устроилась на подушке.
– Я скажу тебе, мама, мне не терпится с тобой поделиться. Но сначала, пожалуйста, скажи мне, какого ты мнения о мистере Куртни.
Амелия стиснула худые пальцы и нахмурилась:
– Я нахожу его слишком самолюбивым и амбициозным молодым человеком, он слишком высокого мнения о своей особе. Не стоит заблуждаться относительно его элегантных манер, небрежной речи и терять голову от его комплиментов. Это просто игра, он решителен и жесток, как и твой отец.
– Но папа вовсе не жесток, – возразила Кэролайн.
– Когда ему нужно добиться поставленной цели, он именно таков. Французские моряки, которые на себе испытали его характер, поддержали бы меня… Но мы отвлеклись от заданного вопроса. Так почему же ты потеряла сознание?
Кэролайн подперла щеку кулачком, чтобы лучше видеть лицо матери, и отчетливо произнесла:
– Я выслушала признание мистера Куртни о том, что привело его сюда.
Лицо Амелии оставалось непроницаемым.
– В самом деле? И что же?
– Стать наследником Трендэрроу.
Амелия медленно подошла к окну и машинально забарабанила пальцами по подоконнику.
– Именно этого я и опасалась с первого момента его появления. Он намеренно играет чувствами твоего отца, постоянно говоря о своей матери. При каждой возможности упоминает о ее преданности Николасу и Трендэрроу. Ничего себе преданность! За двадцать пять лет прислала одно-единственное письмо и ни разу не приехала домой. Она порвала все отношения со своей семьей, когда сбежала из дома и вышла замуж наперекор желанию отца.
Потрясенная тоном матери, Кэролайн прошептала:
– Мама! Ты… Ты ее ненавидишь!
– Вовсе нет. Скорее завидую, но не одобряю ее поступок. Меня вот воспитали в духе беспрекословного повиновения отцу. Я не смела забыть о своем дочернем долге, хотя мое сердце… Впрочем, это не имеет отношения к нашему разговору. Повтори мне в точности слова мистера Куртни.
Кэролайн пересказала матери свой разговор с Майлсом. Амелия некоторое время пребывала в полной растерянности.
– Даже внешне он очень похож на Пенуорденов, такой же белокурый. Что ж, в его пользу многое говорит.
– Значит, Трендэрроу должно перейти к нему? – осторожно спросила Кэролайн.
Амелия резко повернулась, решительно сдвинув брови:
– С какой стати? Заявился сюда, его никто не ждал и не приглашал, из-за тридевяти земель? А ты прожила здесь восемнадцать лет! – И спросила более мягким тоном: – Ты привязана к Трендэрроу всем сердцем, дитя мое, не так ли?
Кэролайн кивнула, хотя в глазах у нее была тревога.
– Я знаю, мама, что ты считаешь эту привязанность глупой.
– Глупо это или нет, но ты будешь владеть Трендэрроу, не бойся.
– Но если папа захочет изменить завещание? – спросила девушка. – Если он попросит меня отказаться от моих притязаний в пользу своего племянника?
– Тогда ты скажешь: «Нет». Постой, дай мне подумать… – Амелия оперлась подбородком на руку, а Кэролайн со стесненным сердцем устремила тоскливый взгляд в окно. Амелия стала рассуждать вслух: – Нет, тебе нельзя выступать против его желания, чтобы между вами не возникло вражды. И не стоит быть слишком упрямой, это тебе не поможет. Здесь нужно знать подход… А, поняла! Ты скажешь ему, что раздумала выходить замуж за Тимоти Бренкомба и твоим единственным домом остается Трендэрроу.
Кэролайн от удивления села и воззрилась на Амелию:
– Но, мама…
– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе, чтобы я устроила так, чтобы этот… этот иностранец не захватил Трендэрроу?
– Да, мама, – опустив голову, прошептала девушка, – если ты этого хочешь.
– Тогда нам не о чем спорить.
Амелия поднялась и покинула комнату.
Как только дверь за ней закрылась, Кэролайн еще плотнее завернулась в одеяло, готовая зарыдать от горя. Только сегодня утром она широко распахнула ставни навстречу солнечному свету, навстречу этому долгожданному дню, который должен был принести исполнение всех ее желаний и светлое будущее. И вот…
Но ее радость закончилась в тот момент, когда она встретила у часовни Майлса Куртни. С его появлением сердце ее наполнилось сомнениями и тревогой. Она боялась, что любовь отца окажется сильнее, чем узы крови, что ее собственная совесть заставит ее в конце концов потерять Трендэрроу, без которого она не мыслила себе жизни.
Если бы только приехал Тимоти! Конечно, он вряд ли разрешит ее проблемы, но, может, все-таки попытается? В этот момент больше всего на свете ей хотелось увидеть его улыбающееся лицо и веселые голубые глаза.
Вечером Кэролайн спустилась в гостиную в малиновом платье с шлейфом, ниспадающим изящными складками с ее плеч, рукава украшали кружева. Волосы она зачесала, спустив на щечки завитые локоны. Она очень тщательно подбирала вечерний туалет. Это платье больше всех нравилось ее отцу. Золотая цепочка, обвивающая ее стройную шейку, была подарена ей капитаном после захвата испанского корабля. Искусная прическа, умело наложенные румяна и пудра должны были показать надменному чужаку, что она не простушка, какой он, по всей видимости, ее считает. Кэролайн вновь обрела смелость и решительность и чувствовала себя готовой к предстоящей борьбе за Трендэрроу.
Девушка была уверена, что Майлс, выходец из какой-то колонии, находящейся от Англии за три тысячи миль, наверняка отстал от моды и вряд ли умеет элегантно одеваться. Она не заметила, чтобы ему доставили какой-либо багаж, не было у него и слуг, а Полли, ее постоянная наушница, была полностью занята туалетом своей госпожи и не отлучалась от нее.
У Кэролайн сразу поднялось настроение, когда при виде ее отец просиял от удовольствия. Он встал, проводил к дивану, нежно похлопал ее по руке и заботливо спросил, вполне ли она оправилась после обморока.
Пирс стеснительно поклонился ей, и она заметила в его глазах невольное восхищение. Взгляд матери дал девушке понять, что та полностью одобряет ее туалет. Она ждала, когда Майлс покинет темный уголок гостиной, где он перебирал ноты, стоя у клавикордов.
Он повернулся к ней, держа в руках ноты, и отвесил ей почтительный поклон. Увидев его наряд, Кэролайн остолбенела. Фиолетовый камзол самого современного покроя, с длинными полами и широкими отворотами, белые панталоны и чулки, на черных башмаках сияли серебряные застежки, рубашка отделана роскошными кружевами. Белокурые волосы стянуты на затылке изящным черным бантом. Такой кавалер вскружил бы голову любой женщине в Лондоне. Когда он склонился над ее рукой, она опустила глаза, чтобы скрыть впечатление, которое произвела на нее его внешность. И благодаря этому увидела у него на пальце кольцо с печаткой, на которой был изображен родовой герб Пенуорденов. Кольцо наверняка подарил ему ее отец.
Она чуть быстрее, чем требовали приличия, высвободила руку из его пальцев и гордо выпрямилась, воинственно подняв подбородок. Каким бы красивым и элегантным ни казался мистер Куртни, он был ее врагом.
– Если вы хорошо себя чувствуете, – сказал он, – я бы попросил вас оказать мне одну любезность. Я заметил среди нот несколько песен, которые пела моя мать. О да, это так, – продолжал он, заметив ее удивленный взгляд. – У нее был инструмент, выписанный из Англии. Последние два года, к моему огромному сожалению, на нем никто не играет.
Капитан с гордостью воскликнул:
– Кэролайн замечательно поет, у нее божественный голос, гораздо лучше, чем у моей бедной сестры. Уверен, ее пение доставит нам удовольствие. Споешь что-нибудь веселое на свой день рождения, а, девочка?
Слегка пожав плечами, она небрежным движением поправила шлейф и положила руки на клавиши.
В печальной песне говорилось о любимом доме, оставшемся далеко за морем. Кэролайн пела, и чудные слова и музыка окрасили ее голос глубиной переживаний, которых ей не довелось еще испытать.
Когда замер последний звук, она услышала глубокий вздох Майлса.
Он тихо сказал:
– Примите мою самую сердечную признательность, дорогая кузина. Вы пели с такой нежностью, с таким пониманием, как будто это ожила моя мать.
В гостиной воцарилась тишина, затем под ее отцом затрещал стул, когда он тяжело поднялся на ноги.
– Добро пожаловать, мальчик мой! – загремел его голос.
Девушка оглянулась, и сердце ее подпрыгнуло, как мячик.
– Тимоти! – радостно вскричала она и бросилась было к любимому, но вдруг остановилась на полпути.
Тимоти замер в картинной позе, красуясь в дверном проеме, одной рукой, пальцы которой были унизаны кольцами, касаясь притолоки, а другой небрежно опираясь на трость из черного дерева. Короткий камзол с узкими рукавами был светло-голубого шелка, короткие штаны у колен схвачены лентами, а на туфлях с острыми мысами тоже красовались банты из ленты. Острые концы галстука почти касались ушей, а на голову был водружен парик с буклями высотой двенадцать дюймов, увенчанный крошечной и нелепой шляпой. Лицо его было накрашено, как у публичной женщины, и на щеках нарисованы родинки.
Он отвесил несколько изящных поклонов, выразительно размахивая кружевным носовым платком, и отрывисто бормотал:
– Прошу прощения, мисс, прошу прощения, сэр. Я не знал, что у вас гости.
Кэролайн в восторге рассмеялась:
– Тимоти, что означает этот нелепый маскарад?
Она двинулась навстречу ему и заметила, что его намеренно фатовское выражение сменилось растерянностью.
– Что случилось? – спросила она.
Даже сквозь слой пудры стало заметно, как он густо покраснел. Наклонив голову, Тимоти пробормотал:
– Прости! Я просто хотел пошутить.
– Я знаю. Но зачем?
Она повернулась, только теперь сообразив, что с момента его появления никто не проронил ни слова.
Отец посматривал из-под нахмуренных бровей на Майлса. Лицо Амелии сохраняло самое холодное выражение. Пирс раскрыл рот, и в глазах у него застыло недоверие, смешанное с ужасом. А Майлс… Майлс, с надменно изогнутыми бровями и подрагивающими от брезгливости ноздрями, окинул холодным взглядом беднягу, словно вылил на него ведро холодной воды. Невозможно было более явно выказать свое отвращение.
Но, заметив растерянный взгляд Кэролайн, быстро изобразил вежливую улыбку и двинулся вперед, приглаживая и без того безупречно зачесанные волосы.
Покраснев не меньше Тимоти, Кэролайн крепко взяла друга за руку и громко произнесла:
– Поскольку, кажется, никто не намерен это сделать, позвольте мне представить вам благородного Тимоти Бренкомба. Тимоти, это мистер Куртни из Виргинии. – Она произнесла это таким ледяным голосом, что Виргиния должна была представиться молодому человеку самым жалким местом на земле.
Тимоти снова поклонился, на этот раз самым светским образом.
– Я польщен, сэр, – смущенно пробормотал он. – Не сомневаюсь, что показался вам странным человеком. Я пошутил, чтобы позабавить Кэролайн. Так одеваются некоторые молодые люди в Лондоне. Их называют франтами. На мой взгляд, они выглядят невероятно смешными.
Майлс улыбнулся одними губами, глаза его сохраняли прежнее холодное выражение. Он отвесил короткий поклон и произнес обычное: «К вашим услугам, сэр» – без малейшего намека на искренность и теплоту.
Кэролайн, еще крепче сжав пальцы Тимоти, сухо сказала:
– Тимоти, вряд ли мистер Куртни по достоинству оценил твою шутку. Он иностранец, жизнь в Америке располагает к глубочайшей серьезности. Жизнь же лондонского общества ему совершенно незнакома.
Она почувствовала, что ее охватила ярость. Если бы не Майлс, реакция на фарс окружающих была бы совершенно иной. Капитан хлопнул бы себя по колену и расхохотался так, что заколебалось бы пламя свечей. Амелия улыбнулась бы Тимоти своей сдержанной улыбкой и поближе придвинула к нему закуски. Она с удовольствием подхватила бы его шутку, и в комнате зазвучал бы непрерывный смех. Поднимали бы тосты в честь их помолвки. А когда задули бы последнюю свечу и ее голова коснулась подушки, чувство полного удовлетворения охватило бы ее, сердце наполнилось счастьем и радостью.
А вместо этого… Теперь она ясно видела, что Майлс, красивый внешне, имеет дурную сущность. Он испортил ей день рождения, унизил Тимоти, который предпринял такие усилия, чтобы позабавить ее и доставить удовольствие. Его появление в этом доме, вдруг отчетливо осознала она, разрушит и ее жизнь и жизнь самых дорогих ей людей. Присутствие Майлса угрожало ее будущему, и это было нестерпимо.
Гордо вскинув голову, Кэролайн посмотрела прямо в глаза Майлса и испытала торжество, когда он невольно отступил на шаг назад и поднял руку, словно защищаясь от удара. Теперь он ее враг, и никакие уговоры и мольбы не смогут убедить ее не вступать с ним в поединок.
Глава 3
– Дa, понимаю, – сказал Тимоти, хотя и без полной убежденности. – Но может, будет проще отдать Трендэрроу мистеру Куртни, если этого хочет твой отец?
Кэролайн, вдев одну ногу в стремя, перекинула через руку подол зеленой амазонки.
– Как ты можешь в этом сомневаться, когда папа уже послал за нотариусом?
Тимоти помог ей усесться в седле.
– Мы с тобой можем вполне уютно устроиться у меня. Здоровье отца пошатнулось, и теперь он редко бывает в своем городском доме, а у брата есть свой дом на Беркли-стрит. Так что все может еще устроиться…
– И как часто мы будем выезжать за город?
– Достаточно часто в течение года, – беспечно ответил он. – Знаешь, в Лондоне некогда скучать. Тогда как за городом, особенно когда идут дожди…
– Если бы не дожди, не было бы пленительных раздумий и такой дивной красоты. – Кэролайн повела рукой в сторону тенистой аллеи, протянувшейся от дома до берега реки. Бросив на жениха проницательный взгляд, она спросила: – Ты, конечно, шутишь – насчет Трендэрроу?
– Ну почему шучу? Я думаю, что нам вполне достаточно одного загородного дома.
– Вот и отлично. Ты сдашь свое поместье в аренду, а мы будем жить в Трендэрроу.
– Но Трендэрроу гораздо дальше от Лондона, – возразил он с необычным для него упрямством. – И в такое время, как сейчас, когда невозможно переправиться через реку…
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Ты предлагаешь, чтобы я отказалась от Трендэрроу? Ты, который так хорошо меня знаешь? Понимаешь ли ты, что в нем вся моя жизнь? Мы были с тобой счастливы здесь…
– Этого я не отрицаю. Но есть и другие места.
Она обвела медленным любящим взглядом серые стены, покрытые лишайником, арку ворот, увитую желтыми розами, внутренний Двор с дорожкой, выложенной булыжником, ведущей к парадному входу.
– Для меня другого места не существует, – тихо сказала она. – Я думала, ты это осознаешь.
Тимоти сел в седло и взял ее за руку.
– Прости. Думаю, это Лондон немного выбил меня из колеи, но все пройдет, не сомневайся.
Из-за поворота показались едущие верхом Майлс и Пирс.
– Мы можем нарушить ваше уединение? – спросил Майлс.
Растерянный Тимоти развернул к ним коня. Но Кэролайн холодно сказала:
– Боюсь, нет, сэр. У нас беседа личного характера.
Пожав плечами, Майлс с сожалением посмотрел на Пирса.
– Кажется, я снова оскорбил вас, мисс. Боюсь, что каждый раз, как вижу вас, я порчу вам настроение. – Он обратился к Тимоти: – Прошу простить меня, сэр. Вчера я был так… озадачен вашим нарядом, что проявил неучтивость. Встретив вас сегодня утром в обычном костюме, я в полной мере оценил чувство юмора, которое помогло вам сыграть такого замечательного лондонского фата.
Тимоти дружески протянул ему руку, его голубые глаза сияли радостью.
– Не нужно извиняться, – весело сказал он. – Получилось глупо, потому что я застал вас врасплох.
Вскоре к ним присоединился капитан, пребывающий в отличном расположении духа. Наверняка это Майлс уговорил его совершить поездку, с горечью подумала Кэролайн, чтобы иметь возможность вслух расхваливать каждый дюйм поместья, которое однажды он назовет своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Ну, успокойтесь, мисс, не надо сердиться. Я же предупреждала утром, что вы слишком туго зашнуровали корсаж. Если бы вы потрудились ослабить шнуровку после обеда…
– Это не из-за шнуровки. Это из-за того, что мистер… Я испугалась, Полли.
Горничная успокаивающе похлопала ее по руке.
– Наверное, мисс, вы подумали, что мистер Бренкомб утонул в реке, да? Небось этот дурачина Томас взял да и брякнул вам про снесенный мост, а вы решили, что с ним и мистер Бренкомб пропал, верно?
– Да, наверное, это и стало причиной моего обморока, – поспешила согласиться Кэролайн.
Полли отошла от постели и тут же присела в реверансе, увидев входящую Амелию со стаканом успокоительного настоя. Отпустив горничную, мать села в кресло и запретила Кэролайн говорить, пока та не выпьет микстуру.
На лице Амелии застыло выражение, которое про себя Кэролайн называла «зимним», хотя уже много лет назад поняла, что за ледяной маской и сдержанной речью скрывались глубокие эмоции, которые мать постоянно подавляла, никому не позволяя проникнуть в тайны своего сердца.
– А теперь признайся мне в настоящей причине обморока, – твердо велела Амелия.
Кэролайн поудобнее устроилась на подушке.
– Я скажу тебе, мама, мне не терпится с тобой поделиться. Но сначала, пожалуйста, скажи мне, какого ты мнения о мистере Куртни.
Амелия стиснула худые пальцы и нахмурилась:
– Я нахожу его слишком самолюбивым и амбициозным молодым человеком, он слишком высокого мнения о своей особе. Не стоит заблуждаться относительно его элегантных манер, небрежной речи и терять голову от его комплиментов. Это просто игра, он решителен и жесток, как и твой отец.
– Но папа вовсе не жесток, – возразила Кэролайн.
– Когда ему нужно добиться поставленной цели, он именно таков. Французские моряки, которые на себе испытали его характер, поддержали бы меня… Но мы отвлеклись от заданного вопроса. Так почему же ты потеряла сознание?
Кэролайн подперла щеку кулачком, чтобы лучше видеть лицо матери, и отчетливо произнесла:
– Я выслушала признание мистера Куртни о том, что привело его сюда.
Лицо Амелии оставалось непроницаемым.
– В самом деле? И что же?
– Стать наследником Трендэрроу.
Амелия медленно подошла к окну и машинально забарабанила пальцами по подоконнику.
– Именно этого я и опасалась с первого момента его появления. Он намеренно играет чувствами твоего отца, постоянно говоря о своей матери. При каждой возможности упоминает о ее преданности Николасу и Трендэрроу. Ничего себе преданность! За двадцать пять лет прислала одно-единственное письмо и ни разу не приехала домой. Она порвала все отношения со своей семьей, когда сбежала из дома и вышла замуж наперекор желанию отца.
Потрясенная тоном матери, Кэролайн прошептала:
– Мама! Ты… Ты ее ненавидишь!
– Вовсе нет. Скорее завидую, но не одобряю ее поступок. Меня вот воспитали в духе беспрекословного повиновения отцу. Я не смела забыть о своем дочернем долге, хотя мое сердце… Впрочем, это не имеет отношения к нашему разговору. Повтори мне в точности слова мистера Куртни.
Кэролайн пересказала матери свой разговор с Майлсом. Амелия некоторое время пребывала в полной растерянности.
– Даже внешне он очень похож на Пенуорденов, такой же белокурый. Что ж, в его пользу многое говорит.
– Значит, Трендэрроу должно перейти к нему? – осторожно спросила Кэролайн.
Амелия резко повернулась, решительно сдвинув брови:
– С какой стати? Заявился сюда, его никто не ждал и не приглашал, из-за тридевяти земель? А ты прожила здесь восемнадцать лет! – И спросила более мягким тоном: – Ты привязана к Трендэрроу всем сердцем, дитя мое, не так ли?
Кэролайн кивнула, хотя в глазах у нее была тревога.
– Я знаю, мама, что ты считаешь эту привязанность глупой.
– Глупо это или нет, но ты будешь владеть Трендэрроу, не бойся.
– Но если папа захочет изменить завещание? – спросила девушка. – Если он попросит меня отказаться от моих притязаний в пользу своего племянника?
– Тогда ты скажешь: «Нет». Постой, дай мне подумать… – Амелия оперлась подбородком на руку, а Кэролайн со стесненным сердцем устремила тоскливый взгляд в окно. Амелия стала рассуждать вслух: – Нет, тебе нельзя выступать против его желания, чтобы между вами не возникло вражды. И не стоит быть слишком упрямой, это тебе не поможет. Здесь нужно знать подход… А, поняла! Ты скажешь ему, что раздумала выходить замуж за Тимоти Бренкомба и твоим единственным домом остается Трендэрроу.
Кэролайн от удивления села и воззрилась на Амелию:
– Но, мама…
– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе, чтобы я устроила так, чтобы этот… этот иностранец не захватил Трендэрроу?
– Да, мама, – опустив голову, прошептала девушка, – если ты этого хочешь.
– Тогда нам не о чем спорить.
Амелия поднялась и покинула комнату.
Как только дверь за ней закрылась, Кэролайн еще плотнее завернулась в одеяло, готовая зарыдать от горя. Только сегодня утром она широко распахнула ставни навстречу солнечному свету, навстречу этому долгожданному дню, который должен был принести исполнение всех ее желаний и светлое будущее. И вот…
Но ее радость закончилась в тот момент, когда она встретила у часовни Майлса Куртни. С его появлением сердце ее наполнилось сомнениями и тревогой. Она боялась, что любовь отца окажется сильнее, чем узы крови, что ее собственная совесть заставит ее в конце концов потерять Трендэрроу, без которого она не мыслила себе жизни.
Если бы только приехал Тимоти! Конечно, он вряд ли разрешит ее проблемы, но, может, все-таки попытается? В этот момент больше всего на свете ей хотелось увидеть его улыбающееся лицо и веселые голубые глаза.
Вечером Кэролайн спустилась в гостиную в малиновом платье с шлейфом, ниспадающим изящными складками с ее плеч, рукава украшали кружева. Волосы она зачесала, спустив на щечки завитые локоны. Она очень тщательно подбирала вечерний туалет. Это платье больше всех нравилось ее отцу. Золотая цепочка, обвивающая ее стройную шейку, была подарена ей капитаном после захвата испанского корабля. Искусная прическа, умело наложенные румяна и пудра должны были показать надменному чужаку, что она не простушка, какой он, по всей видимости, ее считает. Кэролайн вновь обрела смелость и решительность и чувствовала себя готовой к предстоящей борьбе за Трендэрроу.
Девушка была уверена, что Майлс, выходец из какой-то колонии, находящейся от Англии за три тысячи миль, наверняка отстал от моды и вряд ли умеет элегантно одеваться. Она не заметила, чтобы ему доставили какой-либо багаж, не было у него и слуг, а Полли, ее постоянная наушница, была полностью занята туалетом своей госпожи и не отлучалась от нее.
У Кэролайн сразу поднялось настроение, когда при виде ее отец просиял от удовольствия. Он встал, проводил к дивану, нежно похлопал ее по руке и заботливо спросил, вполне ли она оправилась после обморока.
Пирс стеснительно поклонился ей, и она заметила в его глазах невольное восхищение. Взгляд матери дал девушке понять, что та полностью одобряет ее туалет. Она ждала, когда Майлс покинет темный уголок гостиной, где он перебирал ноты, стоя у клавикордов.
Он повернулся к ней, держа в руках ноты, и отвесил ей почтительный поклон. Увидев его наряд, Кэролайн остолбенела. Фиолетовый камзол самого современного покроя, с длинными полами и широкими отворотами, белые панталоны и чулки, на черных башмаках сияли серебряные застежки, рубашка отделана роскошными кружевами. Белокурые волосы стянуты на затылке изящным черным бантом. Такой кавалер вскружил бы голову любой женщине в Лондоне. Когда он склонился над ее рукой, она опустила глаза, чтобы скрыть впечатление, которое произвела на нее его внешность. И благодаря этому увидела у него на пальце кольцо с печаткой, на которой был изображен родовой герб Пенуорденов. Кольцо наверняка подарил ему ее отец.
Она чуть быстрее, чем требовали приличия, высвободила руку из его пальцев и гордо выпрямилась, воинственно подняв подбородок. Каким бы красивым и элегантным ни казался мистер Куртни, он был ее врагом.
– Если вы хорошо себя чувствуете, – сказал он, – я бы попросил вас оказать мне одну любезность. Я заметил среди нот несколько песен, которые пела моя мать. О да, это так, – продолжал он, заметив ее удивленный взгляд. – У нее был инструмент, выписанный из Англии. Последние два года, к моему огромному сожалению, на нем никто не играет.
Капитан с гордостью воскликнул:
– Кэролайн замечательно поет, у нее божественный голос, гораздо лучше, чем у моей бедной сестры. Уверен, ее пение доставит нам удовольствие. Споешь что-нибудь веселое на свой день рождения, а, девочка?
Слегка пожав плечами, она небрежным движением поправила шлейф и положила руки на клавиши.
В печальной песне говорилось о любимом доме, оставшемся далеко за морем. Кэролайн пела, и чудные слова и музыка окрасили ее голос глубиной переживаний, которых ей не довелось еще испытать.
Когда замер последний звук, она услышала глубокий вздох Майлса.
Он тихо сказал:
– Примите мою самую сердечную признательность, дорогая кузина. Вы пели с такой нежностью, с таким пониманием, как будто это ожила моя мать.
В гостиной воцарилась тишина, затем под ее отцом затрещал стул, когда он тяжело поднялся на ноги.
– Добро пожаловать, мальчик мой! – загремел его голос.
Девушка оглянулась, и сердце ее подпрыгнуло, как мячик.
– Тимоти! – радостно вскричала она и бросилась было к любимому, но вдруг остановилась на полпути.
Тимоти замер в картинной позе, красуясь в дверном проеме, одной рукой, пальцы которой были унизаны кольцами, касаясь притолоки, а другой небрежно опираясь на трость из черного дерева. Короткий камзол с узкими рукавами был светло-голубого шелка, короткие штаны у колен схвачены лентами, а на туфлях с острыми мысами тоже красовались банты из ленты. Острые концы галстука почти касались ушей, а на голову был водружен парик с буклями высотой двенадцать дюймов, увенчанный крошечной и нелепой шляпой. Лицо его было накрашено, как у публичной женщины, и на щеках нарисованы родинки.
Он отвесил несколько изящных поклонов, выразительно размахивая кружевным носовым платком, и отрывисто бормотал:
– Прошу прощения, мисс, прошу прощения, сэр. Я не знал, что у вас гости.
Кэролайн в восторге рассмеялась:
– Тимоти, что означает этот нелепый маскарад?
Она двинулась навстречу ему и заметила, что его намеренно фатовское выражение сменилось растерянностью.
– Что случилось? – спросила она.
Даже сквозь слой пудры стало заметно, как он густо покраснел. Наклонив голову, Тимоти пробормотал:
– Прости! Я просто хотел пошутить.
– Я знаю. Но зачем?
Она повернулась, только теперь сообразив, что с момента его появления никто не проронил ни слова.
Отец посматривал из-под нахмуренных бровей на Майлса. Лицо Амелии сохраняло самое холодное выражение. Пирс раскрыл рот, и в глазах у него застыло недоверие, смешанное с ужасом. А Майлс… Майлс, с надменно изогнутыми бровями и подрагивающими от брезгливости ноздрями, окинул холодным взглядом беднягу, словно вылил на него ведро холодной воды. Невозможно было более явно выказать свое отвращение.
Но, заметив растерянный взгляд Кэролайн, быстро изобразил вежливую улыбку и двинулся вперед, приглаживая и без того безупречно зачесанные волосы.
Покраснев не меньше Тимоти, Кэролайн крепко взяла друга за руку и громко произнесла:
– Поскольку, кажется, никто не намерен это сделать, позвольте мне представить вам благородного Тимоти Бренкомба. Тимоти, это мистер Куртни из Виргинии. – Она произнесла это таким ледяным голосом, что Виргиния должна была представиться молодому человеку самым жалким местом на земле.
Тимоти снова поклонился, на этот раз самым светским образом.
– Я польщен, сэр, – смущенно пробормотал он. – Не сомневаюсь, что показался вам странным человеком. Я пошутил, чтобы позабавить Кэролайн. Так одеваются некоторые молодые люди в Лондоне. Их называют франтами. На мой взгляд, они выглядят невероятно смешными.
Майлс улыбнулся одними губами, глаза его сохраняли прежнее холодное выражение. Он отвесил короткий поклон и произнес обычное: «К вашим услугам, сэр» – без малейшего намека на искренность и теплоту.
Кэролайн, еще крепче сжав пальцы Тимоти, сухо сказала:
– Тимоти, вряд ли мистер Куртни по достоинству оценил твою шутку. Он иностранец, жизнь в Америке располагает к глубочайшей серьезности. Жизнь же лондонского общества ему совершенно незнакома.
Она почувствовала, что ее охватила ярость. Если бы не Майлс, реакция на фарс окружающих была бы совершенно иной. Капитан хлопнул бы себя по колену и расхохотался так, что заколебалось бы пламя свечей. Амелия улыбнулась бы Тимоти своей сдержанной улыбкой и поближе придвинула к нему закуски. Она с удовольствием подхватила бы его шутку, и в комнате зазвучал бы непрерывный смех. Поднимали бы тосты в честь их помолвки. А когда задули бы последнюю свечу и ее голова коснулась подушки, чувство полного удовлетворения охватило бы ее, сердце наполнилось счастьем и радостью.
А вместо этого… Теперь она ясно видела, что Майлс, красивый внешне, имеет дурную сущность. Он испортил ей день рождения, унизил Тимоти, который предпринял такие усилия, чтобы позабавить ее и доставить удовольствие. Его появление в этом доме, вдруг отчетливо осознала она, разрушит и ее жизнь и жизнь самых дорогих ей людей. Присутствие Майлса угрожало ее будущему, и это было нестерпимо.
Гордо вскинув голову, Кэролайн посмотрела прямо в глаза Майлса и испытала торжество, когда он невольно отступил на шаг назад и поднял руку, словно защищаясь от удара. Теперь он ее враг, и никакие уговоры и мольбы не смогут убедить ее не вступать с ним в поединок.
Глава 3
– Дa, понимаю, – сказал Тимоти, хотя и без полной убежденности. – Но может, будет проще отдать Трендэрроу мистеру Куртни, если этого хочет твой отец?
Кэролайн, вдев одну ногу в стремя, перекинула через руку подол зеленой амазонки.
– Как ты можешь в этом сомневаться, когда папа уже послал за нотариусом?
Тимоти помог ей усесться в седле.
– Мы с тобой можем вполне уютно устроиться у меня. Здоровье отца пошатнулось, и теперь он редко бывает в своем городском доме, а у брата есть свой дом на Беркли-стрит. Так что все может еще устроиться…
– И как часто мы будем выезжать за город?
– Достаточно часто в течение года, – беспечно ответил он. – Знаешь, в Лондоне некогда скучать. Тогда как за городом, особенно когда идут дожди…
– Если бы не дожди, не было бы пленительных раздумий и такой дивной красоты. – Кэролайн повела рукой в сторону тенистой аллеи, протянувшейся от дома до берега реки. Бросив на жениха проницательный взгляд, она спросила: – Ты, конечно, шутишь – насчет Трендэрроу?
– Ну почему шучу? Я думаю, что нам вполне достаточно одного загородного дома.
– Вот и отлично. Ты сдашь свое поместье в аренду, а мы будем жить в Трендэрроу.
– Но Трендэрроу гораздо дальше от Лондона, – возразил он с необычным для него упрямством. – И в такое время, как сейчас, когда невозможно переправиться через реку…
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Ты предлагаешь, чтобы я отказалась от Трендэрроу? Ты, который так хорошо меня знаешь? Понимаешь ли ты, что в нем вся моя жизнь? Мы были с тобой счастливы здесь…
– Этого я не отрицаю. Но есть и другие места.
Она обвела медленным любящим взглядом серые стены, покрытые лишайником, арку ворот, увитую желтыми розами, внутренний Двор с дорожкой, выложенной булыжником, ведущей к парадному входу.
– Для меня другого места не существует, – тихо сказала она. – Я думала, ты это осознаешь.
Тимоти сел в седло и взял ее за руку.
– Прости. Думаю, это Лондон немного выбил меня из колеи, но все пройдет, не сомневайся.
Из-за поворота показались едущие верхом Майлс и Пирс.
– Мы можем нарушить ваше уединение? – спросил Майлс.
Растерянный Тимоти развернул к ним коня. Но Кэролайн холодно сказала:
– Боюсь, нет, сэр. У нас беседа личного характера.
Пожав плечами, Майлс с сожалением посмотрел на Пирса.
– Кажется, я снова оскорбил вас, мисс. Боюсь, что каждый раз, как вижу вас, я порчу вам настроение. – Он обратился к Тимоти: – Прошу простить меня, сэр. Вчера я был так… озадачен вашим нарядом, что проявил неучтивость. Встретив вас сегодня утром в обычном костюме, я в полной мере оценил чувство юмора, которое помогло вам сыграть такого замечательного лондонского фата.
Тимоти дружески протянул ему руку, его голубые глаза сияли радостью.
– Не нужно извиняться, – весело сказал он. – Получилось глупо, потому что я застал вас врасплох.
Вскоре к ним присоединился капитан, пребывающий в отличном расположении духа. Наверняка это Майлс уговорил его совершить поездку, с горечью подумала Кэролайн, чтобы иметь возможность вслух расхваливать каждый дюйм поместья, которое однажды он назовет своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16