Легкие облака появились на небе, которое еще минуту назад было абсолютно чистым; их принес ветер, таща за собой, как воздушного змея.
Посреди реки стояли на якоре три огромных серых боевых корабля. Будем надеяться, сказал он себе, что мы видим это в последний раз.
Он остановил машину у Клермонтинн, решив зайти и посидеть там какое-то время, глядя на реку, за стаканом вина, и тут же чертыхнулся, вспомнив о законе Волстеда. Закон был глупый; вряд ли он долго просуществует, но пока из всех напитков ему могли предложить там только кофе и чай. Он повернул на север, решив проехать через Бронкс и дальше к Вестчестеру, чтобы взглянуть на простирающиеся там поля. Может, мысли его прояснятся при виде этих бескрайних полей?
Он проехал по Бродвею, внимательно глядя по сторонам, так как в воскресенье прохожие обычно бродили через авеню, и дети часто выбегали на проезжую часть. Внезапно слева, со стены дома, в глаза ему бросилось название: Форт-Вашингтон-авеню. Если бы он не ехал так медленно, он не заметил бы этой таблички. Сердце у него моментально екнуло, но он продолжал ехать дальше. Он проехал еще пять кварталов, десять. Затем подумал, как странно, что родившись в этом городе и прожив здесь всю жизнь, он никогда не был на Форт-Вашингтон-авеню. А ведь она находилась всего в тридцати, может сорока минутах езды от его дома. Машинально, почти не думая, что делает, он развернулся и поехал назад.
Это было полнейшим безрассудством. И потом, в этом не было никакого смысла: шанс увидеть ее среди сотен семей, что жили в стоящих плотно друг другу домах был почти нулевым. К тому же был воскресный день; муж должен быть дома. И, однако, подумал он, я здесь и как я могу проехать мимо ее улицы, не остановившись здесь хотя бы на минуту, чтобы почувствовать атмосферу того места, где она живет?
Он припарковал машину на противоположной стороне и на некотором расстоянии от дома, номер которого словно отпечатался у него в мозгу, и огляделся. Старики расположились в шезлонгах в стороне от ветра в дверях своих домов; ребята на роликовых коньках лавировали среди машин, которых было немного; семьи прогуливались по тротуару, выгуливая собак или толкая перед собой детские коляски. Все выглядело точно так же, как в центре, только люди были одеты беднее.
Он смотрел на ее дом, спрашивая себя, которые из окон были окнами ее квартиры, ее кухни, где она готовила еду (Интересно, пела ли она, когда занималась этим?), ее… их спальни!
В голову ему вдруг пришла совершенно бредовая мысль; он подумал о себе, как о воре, который все вокруг высматривает, прежде чем украсть… Он хотел и в то же время боялся ее увидеть… Все, наконец, решил он. Глупо оставаться здесь дольше; он и так уже просидел двадцать пять минут. Собираясь отъехать, он бросил взгляд в зеркало заднего обзора и тут увидел ее.
Она шла, держа мужа под руку; ее маленький мальчик катил перед ними свой трехколесный велосипед. Они приблизились к машине и он быстро пригнулся. Его всего трясло. Они перешли улицу. Дул сильный ветер и, почувствовав, что шляпка едва держится у нее на голове, она сняла ее, чтобы снова закрепить с помощью шпилек; на мгновение ее рыжие волосы блеснули на солнце, и тут же их вновь скрыла шляпа. Анна со смехом что-то сказала, приблизив рот к лицу мужчины, который в ответ тоже рассмеялся.
Мужчина поднял ребенка и посадил его себе на плечо. Мальчик потянулся за шляпой матери, но она увернулась, все еще смеясь и тряся головой: нет-нет, нельзя. Она взяла велосипед и несколько минут все трое стояли, глядя вверх, на небо, словно никак не могли решить, повернуть ли им к дому или еще немного погулять. Наконец, очевидно приняв решение, они прошли вперед и поднялись на крыльцо. Мужчина, женщина и ребенок. Семья.
О чем она думает, когда вот так смотрит на своего мужа? Что испытывает, вспоминая то утро, когда мы с ней словно сошли с ума? Погруженный в мысли он продолжал неподвижно сидеть за рулем своего шикарного автомобиля, на который то и дело бросали оценивающие взгляды проходящие мимо мужчины.
Может, действительно, дело лишь в том, что ты молод, здоров и кровь в тебе играет? Может, только поэтому ты и не можешь устоять перед соблазном? Особенно, когда плод запретный, и ты вынужден ото всех скрывать свою страсть. Как скрываешь дыру в своем носке под блестящей кожей нового ботинка.
Там наверху, за одним из этих окон, Анна, должно быть, готовит сейчас ужин. Муж, вероятно, играет с мальчиком. Интересно, удалось ли им купить тот дом, о котором говорила Анна? Парень, судя по всему, явно стремится достичь многого. Надо отдать ему в этом должное. Он уже сейчас думает о будущем ее и ребенка.
Господи, как можно вот так просто войти и разбить сердце человека и его надежды? Как можешь ты это сделать, Пол? Забрать у него его дом… забрать его ребенка… маленького мальчика, как Хэнк… Господи!
Пол опустил голову на руки; затем, вспомнив, где он находится и понимая, что такая поза несомненно привлечет к нему внимание, он заставил себя завести машину и отъехать. Почувствовав, что на лице у него застыла болезненная гримаса, он постарался придать ему нормальное выражение. Ветер слегка охладил его пылающие щеки.
О, какая каша! Хенни и Дэн; Лия и Фредди и Хенни; Анна и…
Анна никогда на это не пойдет. Она не сделает такого безумного шага, не обратит в хаос достигнутый порядок. Как же хорошо он ее знал! У него было такое чувство, что он способен даже читать мысли Анны.
Итак, все это было не более, чем временным помрачением рассудка.
Нет, Анна, нежная, прекрасная Анна, мы не принадлежим в этой жизни друг другу.
Он поставил машину в гараж и направился к дому. Мими, очевидно, только что вошла. Она еще даже не сняла своей шляпы. С одного боку на шляпе торчало похожее на метелку перо, и оно чуть не выкололо ему глаз, когда Мими его поцеловала.
– Как прошел день? – спросил он.
– Хорошо. Хотя без тебя было скучно. А у тебя?
– Отвратительно.
И он рассказал ей о Хенни и Дэне.
– Мне очень жаль, дорогой. С тех пор, как ты возвратился, тебе уже пришлось столкнуться со столькими проблемами. Фредди, эта размолвка у Хенни с Дэном. Я знаю, как ты их обоих любишь. Мне жаль, дорогой. Но я надеюсь, у них все наладится.
Ее щеки от ветра разрумянились, и это очень ей шло. Она казалась такой хрупкой сейчас, с нежным, как у ребенка, румянцем и широко распахнутыми, с тревогой за него, глазами. Он легко мог представить себе, как она будет выглядеть, если он сделает что-то, что глубоко ее ранит.
– Казалось бы, – проговорила она, качая головой, – казалось бы, война должна была хоть чему-то научить нас всех, и однако этого не произошло.
– Чему, например?
– Относиться лучше друг к другу, – ответила она просто.
Что-то словно ударило его в самое сердце, и он воскликнул:
– О, Мариан, дорогая моя девочка! Я никогда не причиню тебе боль!
Она взглянула на него с удивлением.
– Боль? Конечно же, ты этого никогда не сделаешь. Нет-нет, никогда. Моя первая любовь. Твои косички, свисающие над учебником по алгебре. Голубые ленты на твоем платье, кружащиеся вместе с тобой в танце. Твоя вуаль невесты и букет, дрожащий у тебя в руках.
Он прижался щекой к ее волосам.
«…Живи, дабы могли жить твои дети…»
Эти слова из древней священной книги словно вдруг вспыхнули у него в мозгу. Сей хлеб и строй дома, они означали. Живи в мире. Исцеляй. Не причиняй боли. Всему, что рождено под солнцем, давай возможность жить и процветать, и не нарушай покоя.
ГЛАВА 12
Именинный торт стоял на столе между двумя хрустальными вазами с желтыми нарциссами.
– Четыре свечки и еще одна, на вырост, – сказала Лия стоявшей рядом Хенни. – Завтра мы устраиваем праздник для детей, но сегодня мне хотелось, чтобы были только одни члены семьи.
Она с удовлетворением оглядела столовую, стены которой, оклеенные бело-зелеными обоями в крупную клетку, создавали у тебя ощущение, что перед тобой решетчатая ограда сада. Эти обои, объяснила с серьезным видом Лия, ввела в моду Элси де Вульф, использовавшая их при декорировании клуба «Колони». Да, подумала со вздохом Хенни, Лия понимает толк в подобных вещах; она модная женщина и, в отличие от меня, чувствует себя совершенно свободно в таких комнатах.
– А сейчас прабабушка разрежет торт, – объявила Лия.
Анжелика выглядела счастливой; ей нравился этот дом, и она также любила всякого рода церемонии. Она дала первый кусок Хэнку, и довольная улыбка расплылась по ее лицу, когда все тут же хором запели «С днем рождения».
– Ты знаешь, что тебя назвали в честь твоего прадедушки, дорогой? – спросила она Хэнка, щеки которого уже были измазаны шоколадным кремом.
– Я никогда этого не знала, – шепнула на ухо Хенни Лия. – Я думала, что называю его в честь моего отца.
– Ш-ш, – Хенни приложила палец к губам, и они обе хихикнули.
– Как же изменился мир с того времени, когда твой прадедушка был таким же маленьким мальчиком, как ты! – воскликнула Анжелика. – Мы жили совершенно в ином мире, когда он был молодым, когда я была молодой… – она умолкла и задумалась, устремив невидящий взгляд в пространство.
В последнее время мысли ее все чаще и чаще обращались к прошлому, к тем ужасным дням ее юности, когда ей пришлось столько выстрадать, в особенности к тому дню, когда к ним пришли солдаты северян, и ее отец был убит. Та война оставила неизгладимый след в ее душе, подумала Хенни, как и в нас – как в маленьком Хэнке – эта последняя война.
– Я только что подумал, – заметил Дэн, сидящий рядом с ней, – жаль, что дядя Дэвид не дожил до того, чтобы все это сейчас увидеть.
Хенни кивнула. Дядя Дэвид несомненно был бы рад узнать, что у нее с Дэном все хорошо и они вместе.
– Мир меняется каждый день, – сказал Пол. – Конечно, это трудно заметить, но только вспомните, что было двадцать лет назад, и вы это поймете. Хотя бы ты, Лия! Могла ли ты даже мечтать пять лет назад, что откроешь собственный магазин на Мэдисон-авеню?
Лия мгновенно ответила:
– Да. – И все рассмеялись.
– Я сманила двух белошвеек и двух портних из нижнего города, объяснила она. – Предложила им больше денег и приятное окружение. И теперь в бизнесе я буду известна под именем «Леа». Пожалуйста, не забудьте, где стоит ударение. Надо быть французом, чтобы чего-то добиться в моем деле. Но в магазине все будет действительно очень красиво, благодаря щедрости Бена. Бен ухмыльнулся.
– Не так уж я и щедр. Это все равно станет моим, так как в следующем месяце мы поженимся.
– Ну, выгода здесь обоюдная, – заметила Лия. – Я зато буду бесплатно пользоваться услугами адвоката.
– Она умница, – сказал Альфи Хенни. – Хотя и никогда не посещала колледжа, как и я. Так-то вот!
Мег принесла свою тарелку с куском торта и мороженым и, придвинув стул, села рядом с Хенни.
– Не знаю, что и делать, – пожаловалась она, когда ее отец отошел. – Меня приняли в Велсли и я хочу там учиться, я действительно хочу. Но мама считает, что девочкам совершенно нечего делать в колледже. Она хочет, чтобы я поехала в частную школу, скорее всего, в Швейцарии. Ее модные друзья все посылают туда своих дочек. И что хуже всего, она хочет вывезти меня в свет; она прилагает массу сил, чтобы этого добиться, но думаю у нее ничего не получится. Из меня просто не выйдет светской барышни, не тот тип.
Да, ты права, подумала Хенни, глядя на крупную фигуру и нежное честное лицо девушки; это правда, тут ничего не выйдет, как и со мной. Она сочувственно улыбнулась.
– Я всегда жалела о том, что мне не пришлось учиться в колледже. Давай позже все это как следует обсудим. Может, мне удастся убедить твоих родителей… Ой, смотри, они достают из коробок подарки, пойдем-ка в гостиную.
Бен, подхватив Хэнка на руки, понес его в библиотеку. Руки и ноги мальчика болтались в воздухе, и он заливался счастливым смехом.
Ребенок Лии, подумала Хенни, почувствовав внезапный укол ревности. И, однако, у него была точно такая же лучезарная улыбка, как и у Фредди. Она постоянно искала сходство между отцом и сыном в своем страстном желании не дать себе забыть Фредди, запечатлеть в своей памяти навечно его образ таким, каким он был при жизни, вплоть до мельчайших черточек: родинки на левой щеке между носом и подбородком, едва заметной щели между двумя передними зубами… Помни это, вновь и вновь повторяла она себе, а не окровавленное тело у подножия лестницы.
Ты будешь более счастлив, маленький Хэнк, ты и твоя мать будете более счастливы с Беном, чем вы могли бы быть… о прости меня, Фредди! Прости меня, но это так.
Дэн был на полу, раскрывая коробки и пакеты с игрушками. Все они были так чудесны! Поезда и ковбои, удивительные книжки, марионетки и индейцы, и огромный плюшевый кенгуру от Флоренс и Уолтера. Здесь, однако, не было ни одного игрушечного солдатика. Дэн это запретил.
Как странно, как всегда подумала Хенни, видеть Дэна в роскошной комнате с блестящими коробками и оберточной бумагой, раскиданной среди всех этих дорогих подарков. Деньги текли рекой. В основном они приходили от Дэна, но часть их сейчас будет приходить и от Лии, которая тоже, хотя и косвенно, будет делать деньги на войне, благодаря появившемуся новому классу богатых женщин.
Деньги, текущие рекой. И она снова с надеждой подумала, что это не испортит чудесного маленького мальчика. Ведь не испортили же деньги Пола! И она мельком взглянула на диван, где он сидел сейчас подле своей жены. Ребенок, судя по виду Мими, должен был появиться на свет со дня на день. Они оба выглядели такими счастливыми; вокруг Мими витала аура умиротворенности, которая может сделать беременную женщину такой красивой.
Пол заметил, что Хенни смотрит на него. Мгновение взгляд его был устремлен на нее, затем он перевел его на Дэна, затем снова на нее, явно радуясь за них. В чем бы ни состояла причина их размолвки, они явно помирились. Он оглядел их всех; своих родителей, разговаривающих сейчас с Лией и Беном, – он улыбнулся, подумав, что его мать несомненно станет одной из основных клиенток Лии; тут же была и Мег. Он вспомнил, как Фредди сказал, что Мег была добра к нему. Надо, подумал он приглядеться к ней повнимательнее сейчас, когда она стала взрослой.
Да, это был радостный день; семья была вместе, и все беды были позади. И он подумал о Фредди с его мягкими манерами; он тоже был бы рад, знай он все это.
Держа игрушечного кенгуру за лапы, Хэнк танцевал. И мысль о собственном ребенке, который должен был уже совсем скоро появиться на свет, наполнила сердце Пола огромной благодарностью. Он поймал руку Мими и крепко сжал ее пальчики.
Дэн поднялся с колен.
– Прекрасный мальчик, – сказал Пол, понимая по брошенному на него вопросительному взгляду Дэна, что он ждет от него именно таких слов.
– Да, и его не постигнет судьба его отца. Слава Богу, это была последняя война. Никогда больше наши прекраснодушные мальчики не пойдут на бойню, никогда им не придется испытать того, что выпало на долю моему сыну, – Дэн снова вздохнул. – На этот раз у нас будет Лига наций. Знаешь, Хенни выступает с речами в ее поддержку. Я недавно слышал ее. Она была просто великолепна.
– Я получил на днях письмо от моего кузена Иоахима из Германии, – сказал Пол. – С начала войны это первое послание, которое я от него получил. Он ударился в философию. Знаешь этих говорливых немцев! Он был ранен в живот, получил Железный крест, но он уже снова чувствует себя прекрасно и полон оптимизма. Страна лежит в руинах, но она еще воспрянет, утверждает он, немецкий дух возродится.
Из столовой пришла такса с украденным куском торта и залезла под рояль, напомнив Полу тот день, когда они ездили покупать ту, другую таксу. Они выбрали щенка среди его кричащих собратьев и принесли его назад в гостиницу в кармане Фредди, а потом отправились пить пиво. Казалось, с того дня минуло сто лет.
– Я тоже настроен оптимистично, – сказал Дэн. – Человек постепенно учится на собственных ошибках. Прогресс налицо. Рабочий класс повсюду наступает. Ты можешь видеть и чувствовать это… – он взмахнул рукой. – Лучший мир.
Почему он кажется мне таким наивным, подумал Пол. Мудрее ли я, чем он?
– Думаю, что ты прав, – произнес он вслух.
Мими тяжело пошевелилась на диване. Он мгновенно встревожился.
– Ты что-то чувствуешь?
– Нет, пока еще ничего, – она улыбнулась ему, и он подумал, что никогда еще не видел ее такой красивой, какой она была сейчас. – Пока ничего, но уже скоро, я уверена.
За окном постепенно сгущались сумерки. Кто-то зажег лампы, и комнату сразу же залил мягкий розовый свет. Он словно выделил каждого из них в отдельности, таких всех разных, но собравшихся сейчас, в этой комнате вместе в одну из тех редких и быстро проходящих минут, когда достигнуто согласие, осуществились надежды и воцарилась любовь.
Сердце его открылось навстречу всем им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Посреди реки стояли на якоре три огромных серых боевых корабля. Будем надеяться, сказал он себе, что мы видим это в последний раз.
Он остановил машину у Клермонтинн, решив зайти и посидеть там какое-то время, глядя на реку, за стаканом вина, и тут же чертыхнулся, вспомнив о законе Волстеда. Закон был глупый; вряд ли он долго просуществует, но пока из всех напитков ему могли предложить там только кофе и чай. Он повернул на север, решив проехать через Бронкс и дальше к Вестчестеру, чтобы взглянуть на простирающиеся там поля. Может, мысли его прояснятся при виде этих бескрайних полей?
Он проехал по Бродвею, внимательно глядя по сторонам, так как в воскресенье прохожие обычно бродили через авеню, и дети часто выбегали на проезжую часть. Внезапно слева, со стены дома, в глаза ему бросилось название: Форт-Вашингтон-авеню. Если бы он не ехал так медленно, он не заметил бы этой таблички. Сердце у него моментально екнуло, но он продолжал ехать дальше. Он проехал еще пять кварталов, десять. Затем подумал, как странно, что родившись в этом городе и прожив здесь всю жизнь, он никогда не был на Форт-Вашингтон-авеню. А ведь она находилась всего в тридцати, может сорока минутах езды от его дома. Машинально, почти не думая, что делает, он развернулся и поехал назад.
Это было полнейшим безрассудством. И потом, в этом не было никакого смысла: шанс увидеть ее среди сотен семей, что жили в стоящих плотно друг другу домах был почти нулевым. К тому же был воскресный день; муж должен быть дома. И, однако, подумал он, я здесь и как я могу проехать мимо ее улицы, не остановившись здесь хотя бы на минуту, чтобы почувствовать атмосферу того места, где она живет?
Он припарковал машину на противоположной стороне и на некотором расстоянии от дома, номер которого словно отпечатался у него в мозгу, и огляделся. Старики расположились в шезлонгах в стороне от ветра в дверях своих домов; ребята на роликовых коньках лавировали среди машин, которых было немного; семьи прогуливались по тротуару, выгуливая собак или толкая перед собой детские коляски. Все выглядело точно так же, как в центре, только люди были одеты беднее.
Он смотрел на ее дом, спрашивая себя, которые из окон были окнами ее квартиры, ее кухни, где она готовила еду (Интересно, пела ли она, когда занималась этим?), ее… их спальни!
В голову ему вдруг пришла совершенно бредовая мысль; он подумал о себе, как о воре, который все вокруг высматривает, прежде чем украсть… Он хотел и в то же время боялся ее увидеть… Все, наконец, решил он. Глупо оставаться здесь дольше; он и так уже просидел двадцать пять минут. Собираясь отъехать, он бросил взгляд в зеркало заднего обзора и тут увидел ее.
Она шла, держа мужа под руку; ее маленький мальчик катил перед ними свой трехколесный велосипед. Они приблизились к машине и он быстро пригнулся. Его всего трясло. Они перешли улицу. Дул сильный ветер и, почувствовав, что шляпка едва держится у нее на голове, она сняла ее, чтобы снова закрепить с помощью шпилек; на мгновение ее рыжие волосы блеснули на солнце, и тут же их вновь скрыла шляпа. Анна со смехом что-то сказала, приблизив рот к лицу мужчины, который в ответ тоже рассмеялся.
Мужчина поднял ребенка и посадил его себе на плечо. Мальчик потянулся за шляпой матери, но она увернулась, все еще смеясь и тряся головой: нет-нет, нельзя. Она взяла велосипед и несколько минут все трое стояли, глядя вверх, на небо, словно никак не могли решить, повернуть ли им к дому или еще немного погулять. Наконец, очевидно приняв решение, они прошли вперед и поднялись на крыльцо. Мужчина, женщина и ребенок. Семья.
О чем она думает, когда вот так смотрит на своего мужа? Что испытывает, вспоминая то утро, когда мы с ней словно сошли с ума? Погруженный в мысли он продолжал неподвижно сидеть за рулем своего шикарного автомобиля, на который то и дело бросали оценивающие взгляды проходящие мимо мужчины.
Может, действительно, дело лишь в том, что ты молод, здоров и кровь в тебе играет? Может, только поэтому ты и не можешь устоять перед соблазном? Особенно, когда плод запретный, и ты вынужден ото всех скрывать свою страсть. Как скрываешь дыру в своем носке под блестящей кожей нового ботинка.
Там наверху, за одним из этих окон, Анна, должно быть, готовит сейчас ужин. Муж, вероятно, играет с мальчиком. Интересно, удалось ли им купить тот дом, о котором говорила Анна? Парень, судя по всему, явно стремится достичь многого. Надо отдать ему в этом должное. Он уже сейчас думает о будущем ее и ребенка.
Господи, как можно вот так просто войти и разбить сердце человека и его надежды? Как можешь ты это сделать, Пол? Забрать у него его дом… забрать его ребенка… маленького мальчика, как Хэнк… Господи!
Пол опустил голову на руки; затем, вспомнив, где он находится и понимая, что такая поза несомненно привлечет к нему внимание, он заставил себя завести машину и отъехать. Почувствовав, что на лице у него застыла болезненная гримаса, он постарался придать ему нормальное выражение. Ветер слегка охладил его пылающие щеки.
О, какая каша! Хенни и Дэн; Лия и Фредди и Хенни; Анна и…
Анна никогда на это не пойдет. Она не сделает такого безумного шага, не обратит в хаос достигнутый порядок. Как же хорошо он ее знал! У него было такое чувство, что он способен даже читать мысли Анны.
Итак, все это было не более, чем временным помрачением рассудка.
Нет, Анна, нежная, прекрасная Анна, мы не принадлежим в этой жизни друг другу.
Он поставил машину в гараж и направился к дому. Мими, очевидно, только что вошла. Она еще даже не сняла своей шляпы. С одного боку на шляпе торчало похожее на метелку перо, и оно чуть не выкололо ему глаз, когда Мими его поцеловала.
– Как прошел день? – спросил он.
– Хорошо. Хотя без тебя было скучно. А у тебя?
– Отвратительно.
И он рассказал ей о Хенни и Дэне.
– Мне очень жаль, дорогой. С тех пор, как ты возвратился, тебе уже пришлось столкнуться со столькими проблемами. Фредди, эта размолвка у Хенни с Дэном. Я знаю, как ты их обоих любишь. Мне жаль, дорогой. Но я надеюсь, у них все наладится.
Ее щеки от ветра разрумянились, и это очень ей шло. Она казалась такой хрупкой сейчас, с нежным, как у ребенка, румянцем и широко распахнутыми, с тревогой за него, глазами. Он легко мог представить себе, как она будет выглядеть, если он сделает что-то, что глубоко ее ранит.
– Казалось бы, – проговорила она, качая головой, – казалось бы, война должна была хоть чему-то научить нас всех, и однако этого не произошло.
– Чему, например?
– Относиться лучше друг к другу, – ответила она просто.
Что-то словно ударило его в самое сердце, и он воскликнул:
– О, Мариан, дорогая моя девочка! Я никогда не причиню тебе боль!
Она взглянула на него с удивлением.
– Боль? Конечно же, ты этого никогда не сделаешь. Нет-нет, никогда. Моя первая любовь. Твои косички, свисающие над учебником по алгебре. Голубые ленты на твоем платье, кружащиеся вместе с тобой в танце. Твоя вуаль невесты и букет, дрожащий у тебя в руках.
Он прижался щекой к ее волосам.
«…Живи, дабы могли жить твои дети…»
Эти слова из древней священной книги словно вдруг вспыхнули у него в мозгу. Сей хлеб и строй дома, они означали. Живи в мире. Исцеляй. Не причиняй боли. Всему, что рождено под солнцем, давай возможность жить и процветать, и не нарушай покоя.
ГЛАВА 12
Именинный торт стоял на столе между двумя хрустальными вазами с желтыми нарциссами.
– Четыре свечки и еще одна, на вырост, – сказала Лия стоявшей рядом Хенни. – Завтра мы устраиваем праздник для детей, но сегодня мне хотелось, чтобы были только одни члены семьи.
Она с удовлетворением оглядела столовую, стены которой, оклеенные бело-зелеными обоями в крупную клетку, создавали у тебя ощущение, что перед тобой решетчатая ограда сада. Эти обои, объяснила с серьезным видом Лия, ввела в моду Элси де Вульф, использовавшая их при декорировании клуба «Колони». Да, подумала со вздохом Хенни, Лия понимает толк в подобных вещах; она модная женщина и, в отличие от меня, чувствует себя совершенно свободно в таких комнатах.
– А сейчас прабабушка разрежет торт, – объявила Лия.
Анжелика выглядела счастливой; ей нравился этот дом, и она также любила всякого рода церемонии. Она дала первый кусок Хэнку, и довольная улыбка расплылась по ее лицу, когда все тут же хором запели «С днем рождения».
– Ты знаешь, что тебя назвали в честь твоего прадедушки, дорогой? – спросила она Хэнка, щеки которого уже были измазаны шоколадным кремом.
– Я никогда этого не знала, – шепнула на ухо Хенни Лия. – Я думала, что называю его в честь моего отца.
– Ш-ш, – Хенни приложила палец к губам, и они обе хихикнули.
– Как же изменился мир с того времени, когда твой прадедушка был таким же маленьким мальчиком, как ты! – воскликнула Анжелика. – Мы жили совершенно в ином мире, когда он был молодым, когда я была молодой… – она умолкла и задумалась, устремив невидящий взгляд в пространство.
В последнее время мысли ее все чаще и чаще обращались к прошлому, к тем ужасным дням ее юности, когда ей пришлось столько выстрадать, в особенности к тому дню, когда к ним пришли солдаты северян, и ее отец был убит. Та война оставила неизгладимый след в ее душе, подумала Хенни, как и в нас – как в маленьком Хэнке – эта последняя война.
– Я только что подумал, – заметил Дэн, сидящий рядом с ней, – жаль, что дядя Дэвид не дожил до того, чтобы все это сейчас увидеть.
Хенни кивнула. Дядя Дэвид несомненно был бы рад узнать, что у нее с Дэном все хорошо и они вместе.
– Мир меняется каждый день, – сказал Пол. – Конечно, это трудно заметить, но только вспомните, что было двадцать лет назад, и вы это поймете. Хотя бы ты, Лия! Могла ли ты даже мечтать пять лет назад, что откроешь собственный магазин на Мэдисон-авеню?
Лия мгновенно ответила:
– Да. – И все рассмеялись.
– Я сманила двух белошвеек и двух портних из нижнего города, объяснила она. – Предложила им больше денег и приятное окружение. И теперь в бизнесе я буду известна под именем «Леа». Пожалуйста, не забудьте, где стоит ударение. Надо быть французом, чтобы чего-то добиться в моем деле. Но в магазине все будет действительно очень красиво, благодаря щедрости Бена. Бен ухмыльнулся.
– Не так уж я и щедр. Это все равно станет моим, так как в следующем месяце мы поженимся.
– Ну, выгода здесь обоюдная, – заметила Лия. – Я зато буду бесплатно пользоваться услугами адвоката.
– Она умница, – сказал Альфи Хенни. – Хотя и никогда не посещала колледжа, как и я. Так-то вот!
Мег принесла свою тарелку с куском торта и мороженым и, придвинув стул, села рядом с Хенни.
– Не знаю, что и делать, – пожаловалась она, когда ее отец отошел. – Меня приняли в Велсли и я хочу там учиться, я действительно хочу. Но мама считает, что девочкам совершенно нечего делать в колледже. Она хочет, чтобы я поехала в частную школу, скорее всего, в Швейцарии. Ее модные друзья все посылают туда своих дочек. И что хуже всего, она хочет вывезти меня в свет; она прилагает массу сил, чтобы этого добиться, но думаю у нее ничего не получится. Из меня просто не выйдет светской барышни, не тот тип.
Да, ты права, подумала Хенни, глядя на крупную фигуру и нежное честное лицо девушки; это правда, тут ничего не выйдет, как и со мной. Она сочувственно улыбнулась.
– Я всегда жалела о том, что мне не пришлось учиться в колледже. Давай позже все это как следует обсудим. Может, мне удастся убедить твоих родителей… Ой, смотри, они достают из коробок подарки, пойдем-ка в гостиную.
Бен, подхватив Хэнка на руки, понес его в библиотеку. Руки и ноги мальчика болтались в воздухе, и он заливался счастливым смехом.
Ребенок Лии, подумала Хенни, почувствовав внезапный укол ревности. И, однако, у него была точно такая же лучезарная улыбка, как и у Фредди. Она постоянно искала сходство между отцом и сыном в своем страстном желании не дать себе забыть Фредди, запечатлеть в своей памяти навечно его образ таким, каким он был при жизни, вплоть до мельчайших черточек: родинки на левой щеке между носом и подбородком, едва заметной щели между двумя передними зубами… Помни это, вновь и вновь повторяла она себе, а не окровавленное тело у подножия лестницы.
Ты будешь более счастлив, маленький Хэнк, ты и твоя мать будете более счастливы с Беном, чем вы могли бы быть… о прости меня, Фредди! Прости меня, но это так.
Дэн был на полу, раскрывая коробки и пакеты с игрушками. Все они были так чудесны! Поезда и ковбои, удивительные книжки, марионетки и индейцы, и огромный плюшевый кенгуру от Флоренс и Уолтера. Здесь, однако, не было ни одного игрушечного солдатика. Дэн это запретил.
Как странно, как всегда подумала Хенни, видеть Дэна в роскошной комнате с блестящими коробками и оберточной бумагой, раскиданной среди всех этих дорогих подарков. Деньги текли рекой. В основном они приходили от Дэна, но часть их сейчас будет приходить и от Лии, которая тоже, хотя и косвенно, будет делать деньги на войне, благодаря появившемуся новому классу богатых женщин.
Деньги, текущие рекой. И она снова с надеждой подумала, что это не испортит чудесного маленького мальчика. Ведь не испортили же деньги Пола! И она мельком взглянула на диван, где он сидел сейчас подле своей жены. Ребенок, судя по виду Мими, должен был появиться на свет со дня на день. Они оба выглядели такими счастливыми; вокруг Мими витала аура умиротворенности, которая может сделать беременную женщину такой красивой.
Пол заметил, что Хенни смотрит на него. Мгновение взгляд его был устремлен на нее, затем он перевел его на Дэна, затем снова на нее, явно радуясь за них. В чем бы ни состояла причина их размолвки, они явно помирились. Он оглядел их всех; своих родителей, разговаривающих сейчас с Лией и Беном, – он улыбнулся, подумав, что его мать несомненно станет одной из основных клиенток Лии; тут же была и Мег. Он вспомнил, как Фредди сказал, что Мег была добра к нему. Надо, подумал он приглядеться к ней повнимательнее сейчас, когда она стала взрослой.
Да, это был радостный день; семья была вместе, и все беды были позади. И он подумал о Фредди с его мягкими манерами; он тоже был бы рад, знай он все это.
Держа игрушечного кенгуру за лапы, Хэнк танцевал. И мысль о собственном ребенке, который должен был уже совсем скоро появиться на свет, наполнила сердце Пола огромной благодарностью. Он поймал руку Мими и крепко сжал ее пальчики.
Дэн поднялся с колен.
– Прекрасный мальчик, – сказал Пол, понимая по брошенному на него вопросительному взгляду Дэна, что он ждет от него именно таких слов.
– Да, и его не постигнет судьба его отца. Слава Богу, это была последняя война. Никогда больше наши прекраснодушные мальчики не пойдут на бойню, никогда им не придется испытать того, что выпало на долю моему сыну, – Дэн снова вздохнул. – На этот раз у нас будет Лига наций. Знаешь, Хенни выступает с речами в ее поддержку. Я недавно слышал ее. Она была просто великолепна.
– Я получил на днях письмо от моего кузена Иоахима из Германии, – сказал Пол. – С начала войны это первое послание, которое я от него получил. Он ударился в философию. Знаешь этих говорливых немцев! Он был ранен в живот, получил Железный крест, но он уже снова чувствует себя прекрасно и полон оптимизма. Страна лежит в руинах, но она еще воспрянет, утверждает он, немецкий дух возродится.
Из столовой пришла такса с украденным куском торта и залезла под рояль, напомнив Полу тот день, когда они ездили покупать ту, другую таксу. Они выбрали щенка среди его кричащих собратьев и принесли его назад в гостиницу в кармане Фредди, а потом отправились пить пиво. Казалось, с того дня минуло сто лет.
– Я тоже настроен оптимистично, – сказал Дэн. – Человек постепенно учится на собственных ошибках. Прогресс налицо. Рабочий класс повсюду наступает. Ты можешь видеть и чувствовать это… – он взмахнул рукой. – Лучший мир.
Почему он кажется мне таким наивным, подумал Пол. Мудрее ли я, чем он?
– Думаю, что ты прав, – произнес он вслух.
Мими тяжело пошевелилась на диване. Он мгновенно встревожился.
– Ты что-то чувствуешь?
– Нет, пока еще ничего, – она улыбнулась ему, и он подумал, что никогда еще не видел ее такой красивой, какой она была сейчас. – Пока ничего, но уже скоро, я уверена.
За окном постепенно сгущались сумерки. Кто-то зажег лампы, и комнату сразу же залил мягкий розовый свет. Он словно выделил каждого из них в отдельности, таких всех разных, но собравшихся сейчас, в этой комнате вместе в одну из тех редких и быстро проходящих минут, когда достигнуто согласие, осуществились надежды и воцарилась любовь.
Сердце его открылось навстречу всем им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54