В конечном итоге очень тяжело, когда никто из твоей собственной семьи не поздравляет тебя и не удивляется твоему новорожденному ребенку.
– Его иудейское имя тоже такое же, как у моего отца: Абрам. Моего отца назвали так в честь деда, а того в честь его отца и так далее.
Мег заинтересовалась.
– А что такое иудейское имя? Хенни быстро ответила:
– У всех евреев есть иудейские имена, потому что изначально мы все пришли из Израиля. Мы и есть Израиль, то есть один народ. У твоего отца тоже есть иудейское имя: Иоханан.
– Почему ты никогда мне об этом не говорил? – удивленно спросила Мег Альфи.
Он покраснел и бросил взгляд на Эмили; было что-то почти виноватое в этом быстром взгляде.
– Как-то об этом никогда прежде не заходил разговор. Да и все это не столь уж и важно.
Альфи закашлялся и покраснел еще больше; даже мочки ушей у него сделались ярко пунцовыми.
И Хенни моментально стало его жаль. В конце концов, если он желал, чтобы его дочь училась в епископальной школе, то это было исключительно его личным делом. Она не знала, что вообще дернуло ее за язык, разве что желание сделать ему что-нибудь в пику, так как ребенка, несомненно, не следовало держать в неведении относительно его семьи, обманывать или запугивать. И все же это было не ее делом. Это было делом Альфи и только его одного.
Мег, однако, придерживалась совершенно иной точки зрения.
– Ты всегда все о себе скрываешь, – упрекнула она отца. – Ты никогда не хотел, чтобы я знала что-нибудь о евреях. Я почти уверена, что тебе не нравится быть евреем.
Эмили резко сказала:
– Как ты можешь так говорить со своим отцом! Ты оскорбила его и должна сейчас же перед ним извиниться!
Она не оскорбила его, подумала Хенни; она лишь сделала ему совершенно справедливое замечание.
Эмили, испытывая неловкость перед присутствующими, проговорила прерывающимся голосом:
– Я совсем не понимаю современных детей. Им ничего не стоит оскорбить своих родителей. В мое время мы и помыслить о таком не могли.
Она не ребенок, возмутилась Хенни про себя, ей уже тринадцать, у нее есть сердце и ум и ее нельзя дурачить, разве вы оба этого не видите?
– Тем более сказать подобное отцу, который так тесно связан со своей семьей, – продолжала упрекать дочь Эмили. – Я жду, что ты все-таки извинишься, Маргаретта.
Мать с дочерью смотрели друг на друга как враги, готовые вот-вот броситься в бой. Альфи демонстративно отстранился от участия в унизительной сцене, делая вид, что внимательно разглядывает связку ключей в своей руке. Лия складывала пеленки. Дэн с Хенни переглянулись.
И тут заговорила Мег:
– Хорошо, я извиняюсь. Я совсем не собиралась оскорблять папу. Мне бы просто хотелось, папа, чтобы ты говорил мне о таких вещах, – голос ее звучал ровно, но Хенни явственно слышала в нем новые и незнакомые ей твердые нотки. – В школе, – продолжала Мег, обращаясь сейчас ко всем присутствующим, – в школе, епископальной ли нет, меня называют еврейкой, тогда как девочки Леви из соседней квартиры говорят мне, что никакая я не еврейка. Выходит, я никому не нужна? Я и ни тут, и ни там. Вам хорошо. Вы все здесь знаете, кто вы такие, за исключением меня, – закончила она.
– Ну что ты, – пробормотал из своего угла Альфи.
– И еще одно. Ты всегда подчеркивала, мама, что все одинаковы и нельзя относиться к другим людям предвзято. Почему же ты тогда ничего не говоришь своим друзьям, которые рассказывают про евреев всякие гадости?
– Ну это уж слишком, Мег! И ты прекрасно это знаешь!
– Нет, не знаю. Я слышала, что говорила эта миссис Легхорн, когда вы играли в бридж.
– Ты подслушивала?
– Нет. Я доставала с полки словарь в соседней комнате, и тут она сказала.
Эмили окончательно вышла из себя.
– Мало ли что говорит глупая женщина! Мы не хотим этого слышать! Довольно, Мег. Довольно!
Неожиданно раздался голос Альфи.
– Ты слишком остро все воспринимаешь, Мег, – сказал он ей не без мягкости в голосе. – Да и всегда такой была. Пора бы тебе уже перерасти подобные вещи, не думать слишком много о себе. Ты хорошо учишься, так и занимайся своими уроками, стремись вперед и обращай как можно меньше внимания на то, что говорят люди. Я сам всегда так поступал и тебе советую.
Хенни была возмущена до глубины души. Дураки! Растерянное и одинокое человеческое существо стоит перед тобой, прося правды и помощи, и ты даже не видишь, насколько она одинока. Да, ты дурак, Альфи, и такая же и ты, Эмили, несмотря на всю твою утонченность и благовоспитанные манеры.
Мег подошла к кроватке. Она несомненно лишь делала вид, что смотрит на ребенка; Хенни понимала, что в этот момент ей никого не хотелось видеть. Ее узкая спина в школьной форме, казалось, одеревенела. Она явно с трудом сдерживала слезы, пытаясь сохранить свое достоинство.
Альфи последовал за дочерью к кроватке младенца.
– Давайте лучше говорить о более приятных вещах, – он махнул рукой, словно отбрасывая от себя все эти мелкие неприятности, которые так портят жизнь. – Я приготовил подарок для этого прекрасного молодого человека, Лия.
– Тетя Эмили уже прислала его! – воскликнула Лия. – Чудесное стеганое одеяльце. Вы так добры.
– Нет-нет, я имел в виду кое-что другое, – Альфи сунул руку в карман. – Чек для тебя, Дэн. Твой заработок.
Это только пара сотен, но я подумал, может, ты захочешь открыть счет в банке на имя малыша.
– Ты меня удивляешь. За что?
– Помнишь те схемы, что ты передал мне в прошлом году? Как же это называется…? Ах, да, когегед.
– Когерер. Это детектор. Когда ты…
– Уволь меня от объяснений. Я все равно ничего не пойму. Что бы там ни было, но мои приятели заинтересовались этой штукой. Пока они еще не решили, как ее использовать, но кто-то спросил меня, не видел ли я тебя последнее время, и я сказал «да» и упомянул о ребенке. Тогда они и попросили меня передать тебе чек. Он заслуживает эти деньги, сказали они, даже если и окажется, что мы никак не сможем использовать его изобретение.
– Они поступили в высшей степени порядочно и необычайно щедро. Я возьму чек ради ребенка. По крайней мере, это покрывает мои расходы на печатание всех этих схем. Спасибо, Альфи.
– Их чрезвычайно интересует твоя работа, Дэн. И это явно процветающее предприятие. У них теперь новый адрес, они уже занимают четыре этажа в доме рядом с Кэнал-стрит. Несомненно, это большой бизнес, я знаю, что говорю, – Альфи позвенел мелочью в кармане своего твидового пиджака.
– Да, обычно ты знаешь такие вещи, Альфи.
– Что пишет Фредди?
– Ничего особенного. Письма приходят часто, но он почти ничего в них не говорит. Как ты понимаешь, почта подвергается цензуре.
– Ты должен им гордиться, Дэн, – произнес с торжественностью Альфи.
– Гордиться? Да он же поступил, как настоящий дурак!
– О! – выдохнула Эмили. – Как ты можешь так говорить! Такие вот молодые ребята, как он, и спасут нас всех! Как бы мне хотелось иметь сына, – добавила она, глядя чуть ли не с негодованием в спину Мег, которая направилась вслед за Хенни на кухню.
– Они говорят так только потому, что у них нет сына, тетя Хенни, – прошептала Мег.
К горлу Хенни подкатил комок.
– Ты так считаешь, Мег?
– Да, конечно. Я видела фильм «Рождение нации». Все это так ужасно, молодые люди, страдающие, раненые… – девочка зажала рот рукой. – Ой, простите! Я не должна была этого вам говорить. Так глупо с моей стороны.
Угловатая, с розовыми острыми локотками и милым, добрым лицом, на котором сейчас появилось обеспокоенное выражение, она необычайно трогала сердце Хенни. Тринадцать лет – трудный возраст, и это самое меньшее, что можно было о нем сказать. Внезапно Хенни почувствовала к девочке необычайную близость.
– Ничего, Мег. Ты хорошая девочка. Ты понимаешь.
В середине зимы 1917 года германское правительство объявило о начале неограниченной войны подводных лодок; вскоре эта угроза была приведена в исполнение. Безоружные американские торговые суда подвергались атакам торпед и вместе со своими экипажами погружались на дно. Уничтожались и безобидные рыбацкие шхуны, и германские подводные лодки были замечены вблизи Лонг-Айленда. Хенни и Дэн посмотрели друг на друга поверх утренней газеты; в глазах обоих было отчаяние.
– Времена, испытывающие души людей, – проговорил Дэн.
Он продолжал вести свой старый спор с Полом, когда бы они ни встречались, что было сейчас не так часто, как в прежние годы.
– Несмотря ни на что, мы должны сохранять нейтралитет в качестве примера остальному миру, – отстаивал он свою точку зрения.
Пол, однако, начинал в этом сомневаться.
– Я нахожу, что я сейчас почти ни в чем не уверен, – сказал он в ответ.
Это замечание могло бы показаться постороннему слушателю банальным или неопределенным, но оно не было таким для Хенни, прекрасно знавшей Пола.
Однако у нее самой было немало причин для душевных мук: иногда ей казалось, что только они с Дэном и были против войны. Один за другим ее старые кумиры изменяли своим взглядам, переходя на другую сторону. Сэмюэл Гомперс обещал в случае вступления нации в войну поддержку профсоюзов. Даже фонд международного мира Карнеги был охвачен военной лихорадкой, а Кэрри Чапмен Катт, суфражистка, прежняя героиня Хенни, обратилась к женщинам своей организации с просьбой внести посильный вклад в военные усилия, если возникнет такая необходимость. Хенни скорбела и, скорбя, удивлялась царившему вокруг нее воодушевлению.
Деньги текли рекой: театры были полны; коляски на Пятой авеню вытеснялись блестящими «Пирс-Эрроуз» с шоферами; повсюду открывались магазины дабы удовлетворить новую потребность в сверкающей роскоши, от платиновых наручных часов до шелковых рубашек. Весь город, казалось, был охвачен радостным возбуждением. Разодетые пары танцевали в «Плазе». Женщины носили короткую стрижку a la Ирэн Касл и танцевали танго в украшенных эгреткой маленьких шелковых шляпках.
Союзники нуждались во всем и прежде всего в кредитах, на которые они могли бы закупить это все: зерно, оборудование, лекарства, боеприпасы, ткани, сталь, уголь, железо, кожу, проволоку, порошковое молоко и множество других вещей. Рынки товаров и ценных бумаг процветали; заводы были завалены заказами; железные дороги запружены поездами и склады забиты товаром; цены на недвижимость утроились, и каждый, от юриста до грузоотправителя, был охвачен лихорадкой обогащения. Целая армия новых миллионеров появилась на свет в эти дни.
Однажды вечером в дверь Ротам позвонил Альфи. Лия только что возвратилась домой с работы. В кухне Хенни кормила с ложки Хэнка, который в рубашечке и пеленке восседал чрезвычайно довольный на коленях у деда.
– Я вас не удивил? – спросил с порога Альфи. – Я просто не мог ждать до завтра и позвонил Эмили, что опоздаю к ужину, так как у меня для вас великолепная новость.
Улыбка Альфи была такой широкой, что, казалось, он сейчас засмеется во весь голос. Хенни моментально решила, что он принес известие о Фредди, что Фредди возвращается домой или даже что он уже здесь и сейчас прячется за дверью.
– Это Фредди? Он возвращается домой?
– Нет, нет, боюсь, ничего похожего. И тем не менее, это очень, очень хорошая новость.
Альфи огляделся в поисках места, куда бы он мог положить свой котелок, но так как в тесной кухоньке каждая поверхность была сейчас занята чем-нибудь, принадлежащим Хэнку – бутылочками, нагрудничками, тряпичными игрушками – он оставил его на коленях.
– Ты помнишь, как-то года три назад ты передал мне чертеж радиопеленгатора?
– Не пеленгатора, лишь небольшой его части, трубки…
– Неважно что это было – я уже не раз говорил тебе, что ничего не понимаю в технике. Так вот… – Альфи на мгновение умолк, предвкушая эффект, который произведут его слова и явно подогревая нетерпение слушателей… – Так вот, это было продано! «Финн и Уэбер Электропартс», это дочерняя компания, начинает его производство! Огромный успех, Дэн. Эта твоя штука сделает тебя богатым, а меня еще богаче. Вот повезло, так повезло. Я бы сам этому не поверил, если бы не держал в руке чек. Смотри. Нет, ты только взгляни на него.
Через голову ребенка Дэн принял у него чек. В полной растерянности он повернул его и взглянул на обратную сторону.
– Я этого не понимаю, Альфи.
– Чего тут непонятного? Прочти, что там написано.
– Тут говорится: «Платить приказу Дэниэла Рота… двадцать тысяч долларов».
– Что?! – воскликнула Хенни, роняя ложку.
– Двадцать тысяч долларов! – ахнула Лия.
Альфи откинулся на спинку стула, глядя на них с ласковой снисходительностью взрослого, подарившего ребенку прекрасную дорогую игрушку и теперь наслаждавшегося его изумлением и восторгом.
– Я все же не понимаю, – нахмурясь, повторил Дэн.
– Это лишь твоя первая доля от продажной цены. Я взял акции от твоего имени и от своего тоже, по пятнадцать акций на каждого. Ты получаешь их как изобретатель, а я как посредник, – глаза Альфи сузились, придавая его лицу хитрое выражение. – Быть посредником не так-то легко, ты должен уметь делать такие вещи. И потом, я постоянно прибегал в этом деле к советам моего адвоката. Мы договорились о получении большей части прибыли как дивидендов в форме акций. Это естественно уменьшает твои налоги… Ты выглядишь совершенно растерянным.
– Так оно и есть.
– Ладно, все это неважно. Как-нибудь вечерком мы сядем с тобой вдвоем и… Хотя, что я говорю? Не вечером, а днем. Я хочу, чтобы ты повидался с моим адвокатом у него в конторе. Он первоклассный специалист, и он тебе все объяснит, расскажет все в деталях и посоветует, куда лучше вложить деньги, потому что… – Альфи усмехнулся, – потому что ты с каждым разом будешь получать все больше этих миленьких чеков, мой друг, и я думаю, ты несомненно захочешь поступить с ними мудро, сделать так, чтобы они давали прибыль.
– Все эти деньги за одну маленькую трубку! Какое-то небольшое устройство! – воскликнул Дэн. – В этом нет никакого смысла.
– Еще какой смысл! Это, как ты говоришь, небольшое устройство в хороших руках стоит золотого рудника.
– В чьих руках? Кому оно нужно?
– Военному министерству, вот кому! Ты получил государственный заказ. И это так и будет продолжаться, всю войну, которая неизбежно начнется, и после нее тоже, потому что, насколько я понял из объяснений Ларри Финна, твоя штука используется в радиопеленгации, а та еще в самом зародыше. Однако уже сейчас они могут вести слежение за вражескими кораблями, имея пару или более передатчиков…
Дэн поднял руку, останавливая его.
– Я не продаю свои идеи военному министерству, Альфи. Тебе следовало бы это знать.
Альфи устремил на него изумленный взгляд.
– Ты, что, рехнулся? Ты не продаешь…
– Нет. Если, как ты говоришь, с помощью этой штуки будут засекать корабли и, следовательно, пускать их на дно вместе со всеми их экипажами, то мне не нужны такие деньги.
– Дэн, да ты просто псих! Война – это тебе не игрушки, здесь или ты убьешь, или убьют тебя. Третьего не дано. Господи, твой собственный сын воюет сейчас там, а ты…
– Не примешивай сюда моего сына!
– Помолчи минуту! Пойми, торговля не прекращается с войной, она вообще никогда не прекращается. Да и почему она должна прекращаться! Человек заслуживает того, чтобы пользоваться плодами своего труда. Почему бы военному министерству или еще кому-нибудь, не заплатить тебе за твое изобретение, если оно способно найти ему применение?
– По той же причине, по какой нельзя позволять владельцам трущоб, становящихся при пожаре настоящей ловушкой, наживаться, сдавая их в аренду беднякам. Ты всегда знал, как я к этому отношусь…
– Я никогда не владел никакими трущобами.
– Я этого не говорил. Я лишь сказал, что все это связано, и вооружения, и сдача в аренду ветхих домов. Это чистой воды эксплуатация, и я не желаю иметь отношения к подобным вещам. Вот почему я не могу взять этих денег.
В комнате было необычайно жарко. Или, может, это только казалось Хенни, у которой сильно стучало в висках. Эти двое мужчин, хотя и совсем разные, но оба порядочные и симпатизирующие друг другу, напоминали сейчас борцов на ринге. Ее брат, лицо которого было багровым, нервно стискивал в руках свою шляпу; Дэн, тоже раскрасневшийся, обнимал одной рукой ребенка, который, сося кусочек сдобного сухарика, уже наполовину спал.
Такое огромное богатство, подумала она. Это было абсолютно нереально. Она посмотрела на Лию, которая раскрыв от удивления глаза, переводила взгляд с одного мужчины на другого, словно перед ней разворачивалась какая-то занимательная пьеса.
– Спасибо тебе, – произнес Дэн. – Я понимаю и чрезвычайно ценю то, что ты хотел для меня сделать. Но и ты должен понять, что я не могу этого принять, – и он протянул чек Альфи.
– Я не собираюсь брать его назад.
– Тогда я его просто порву.
Альфи вытер со лба пот. Он стиснул руками колени и наклонился вперед, словно оказавшись ближе к Дэну, он мог как-то его убедить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Его иудейское имя тоже такое же, как у моего отца: Абрам. Моего отца назвали так в честь деда, а того в честь его отца и так далее.
Мег заинтересовалась.
– А что такое иудейское имя? Хенни быстро ответила:
– У всех евреев есть иудейские имена, потому что изначально мы все пришли из Израиля. Мы и есть Израиль, то есть один народ. У твоего отца тоже есть иудейское имя: Иоханан.
– Почему ты никогда мне об этом не говорил? – удивленно спросила Мег Альфи.
Он покраснел и бросил взгляд на Эмили; было что-то почти виноватое в этом быстром взгляде.
– Как-то об этом никогда прежде не заходил разговор. Да и все это не столь уж и важно.
Альфи закашлялся и покраснел еще больше; даже мочки ушей у него сделались ярко пунцовыми.
И Хенни моментально стало его жаль. В конце концов, если он желал, чтобы его дочь училась в епископальной школе, то это было исключительно его личным делом. Она не знала, что вообще дернуло ее за язык, разве что желание сделать ему что-нибудь в пику, так как ребенка, несомненно, не следовало держать в неведении относительно его семьи, обманывать или запугивать. И все же это было не ее делом. Это было делом Альфи и только его одного.
Мег, однако, придерживалась совершенно иной точки зрения.
– Ты всегда все о себе скрываешь, – упрекнула она отца. – Ты никогда не хотел, чтобы я знала что-нибудь о евреях. Я почти уверена, что тебе не нравится быть евреем.
Эмили резко сказала:
– Как ты можешь так говорить со своим отцом! Ты оскорбила его и должна сейчас же перед ним извиниться!
Она не оскорбила его, подумала Хенни; она лишь сделала ему совершенно справедливое замечание.
Эмили, испытывая неловкость перед присутствующими, проговорила прерывающимся голосом:
– Я совсем не понимаю современных детей. Им ничего не стоит оскорбить своих родителей. В мое время мы и помыслить о таком не могли.
Она не ребенок, возмутилась Хенни про себя, ей уже тринадцать, у нее есть сердце и ум и ее нельзя дурачить, разве вы оба этого не видите?
– Тем более сказать подобное отцу, который так тесно связан со своей семьей, – продолжала упрекать дочь Эмили. – Я жду, что ты все-таки извинишься, Маргаретта.
Мать с дочерью смотрели друг на друга как враги, готовые вот-вот броситься в бой. Альфи демонстративно отстранился от участия в унизительной сцене, делая вид, что внимательно разглядывает связку ключей в своей руке. Лия складывала пеленки. Дэн с Хенни переглянулись.
И тут заговорила Мег:
– Хорошо, я извиняюсь. Я совсем не собиралась оскорблять папу. Мне бы просто хотелось, папа, чтобы ты говорил мне о таких вещах, – голос ее звучал ровно, но Хенни явственно слышала в нем новые и незнакомые ей твердые нотки. – В школе, – продолжала Мег, обращаясь сейчас ко всем присутствующим, – в школе, епископальной ли нет, меня называют еврейкой, тогда как девочки Леви из соседней квартиры говорят мне, что никакая я не еврейка. Выходит, я никому не нужна? Я и ни тут, и ни там. Вам хорошо. Вы все здесь знаете, кто вы такие, за исключением меня, – закончила она.
– Ну что ты, – пробормотал из своего угла Альфи.
– И еще одно. Ты всегда подчеркивала, мама, что все одинаковы и нельзя относиться к другим людям предвзято. Почему же ты тогда ничего не говоришь своим друзьям, которые рассказывают про евреев всякие гадости?
– Ну это уж слишком, Мег! И ты прекрасно это знаешь!
– Нет, не знаю. Я слышала, что говорила эта миссис Легхорн, когда вы играли в бридж.
– Ты подслушивала?
– Нет. Я доставала с полки словарь в соседней комнате, и тут она сказала.
Эмили окончательно вышла из себя.
– Мало ли что говорит глупая женщина! Мы не хотим этого слышать! Довольно, Мег. Довольно!
Неожиданно раздался голос Альфи.
– Ты слишком остро все воспринимаешь, Мег, – сказал он ей не без мягкости в голосе. – Да и всегда такой была. Пора бы тебе уже перерасти подобные вещи, не думать слишком много о себе. Ты хорошо учишься, так и занимайся своими уроками, стремись вперед и обращай как можно меньше внимания на то, что говорят люди. Я сам всегда так поступал и тебе советую.
Хенни была возмущена до глубины души. Дураки! Растерянное и одинокое человеческое существо стоит перед тобой, прося правды и помощи, и ты даже не видишь, насколько она одинока. Да, ты дурак, Альфи, и такая же и ты, Эмили, несмотря на всю твою утонченность и благовоспитанные манеры.
Мег подошла к кроватке. Она несомненно лишь делала вид, что смотрит на ребенка; Хенни понимала, что в этот момент ей никого не хотелось видеть. Ее узкая спина в школьной форме, казалось, одеревенела. Она явно с трудом сдерживала слезы, пытаясь сохранить свое достоинство.
Альфи последовал за дочерью к кроватке младенца.
– Давайте лучше говорить о более приятных вещах, – он махнул рукой, словно отбрасывая от себя все эти мелкие неприятности, которые так портят жизнь. – Я приготовил подарок для этого прекрасного молодого человека, Лия.
– Тетя Эмили уже прислала его! – воскликнула Лия. – Чудесное стеганое одеяльце. Вы так добры.
– Нет-нет, я имел в виду кое-что другое, – Альфи сунул руку в карман. – Чек для тебя, Дэн. Твой заработок.
Это только пара сотен, но я подумал, может, ты захочешь открыть счет в банке на имя малыша.
– Ты меня удивляешь. За что?
– Помнишь те схемы, что ты передал мне в прошлом году? Как же это называется…? Ах, да, когегед.
– Когерер. Это детектор. Когда ты…
– Уволь меня от объяснений. Я все равно ничего не пойму. Что бы там ни было, но мои приятели заинтересовались этой штукой. Пока они еще не решили, как ее использовать, но кто-то спросил меня, не видел ли я тебя последнее время, и я сказал «да» и упомянул о ребенке. Тогда они и попросили меня передать тебе чек. Он заслуживает эти деньги, сказали они, даже если и окажется, что мы никак не сможем использовать его изобретение.
– Они поступили в высшей степени порядочно и необычайно щедро. Я возьму чек ради ребенка. По крайней мере, это покрывает мои расходы на печатание всех этих схем. Спасибо, Альфи.
– Их чрезвычайно интересует твоя работа, Дэн. И это явно процветающее предприятие. У них теперь новый адрес, они уже занимают четыре этажа в доме рядом с Кэнал-стрит. Несомненно, это большой бизнес, я знаю, что говорю, – Альфи позвенел мелочью в кармане своего твидового пиджака.
– Да, обычно ты знаешь такие вещи, Альфи.
– Что пишет Фредди?
– Ничего особенного. Письма приходят часто, но он почти ничего в них не говорит. Как ты понимаешь, почта подвергается цензуре.
– Ты должен им гордиться, Дэн, – произнес с торжественностью Альфи.
– Гордиться? Да он же поступил, как настоящий дурак!
– О! – выдохнула Эмили. – Как ты можешь так говорить! Такие вот молодые ребята, как он, и спасут нас всех! Как бы мне хотелось иметь сына, – добавила она, глядя чуть ли не с негодованием в спину Мег, которая направилась вслед за Хенни на кухню.
– Они говорят так только потому, что у них нет сына, тетя Хенни, – прошептала Мег.
К горлу Хенни подкатил комок.
– Ты так считаешь, Мег?
– Да, конечно. Я видела фильм «Рождение нации». Все это так ужасно, молодые люди, страдающие, раненые… – девочка зажала рот рукой. – Ой, простите! Я не должна была этого вам говорить. Так глупо с моей стороны.
Угловатая, с розовыми острыми локотками и милым, добрым лицом, на котором сейчас появилось обеспокоенное выражение, она необычайно трогала сердце Хенни. Тринадцать лет – трудный возраст, и это самое меньшее, что можно было о нем сказать. Внезапно Хенни почувствовала к девочке необычайную близость.
– Ничего, Мег. Ты хорошая девочка. Ты понимаешь.
В середине зимы 1917 года германское правительство объявило о начале неограниченной войны подводных лодок; вскоре эта угроза была приведена в исполнение. Безоружные американские торговые суда подвергались атакам торпед и вместе со своими экипажами погружались на дно. Уничтожались и безобидные рыбацкие шхуны, и германские подводные лодки были замечены вблизи Лонг-Айленда. Хенни и Дэн посмотрели друг на друга поверх утренней газеты; в глазах обоих было отчаяние.
– Времена, испытывающие души людей, – проговорил Дэн.
Он продолжал вести свой старый спор с Полом, когда бы они ни встречались, что было сейчас не так часто, как в прежние годы.
– Несмотря ни на что, мы должны сохранять нейтралитет в качестве примера остальному миру, – отстаивал он свою точку зрения.
Пол, однако, начинал в этом сомневаться.
– Я нахожу, что я сейчас почти ни в чем не уверен, – сказал он в ответ.
Это замечание могло бы показаться постороннему слушателю банальным или неопределенным, но оно не было таким для Хенни, прекрасно знавшей Пола.
Однако у нее самой было немало причин для душевных мук: иногда ей казалось, что только они с Дэном и были против войны. Один за другим ее старые кумиры изменяли своим взглядам, переходя на другую сторону. Сэмюэл Гомперс обещал в случае вступления нации в войну поддержку профсоюзов. Даже фонд международного мира Карнеги был охвачен военной лихорадкой, а Кэрри Чапмен Катт, суфражистка, прежняя героиня Хенни, обратилась к женщинам своей организации с просьбой внести посильный вклад в военные усилия, если возникнет такая необходимость. Хенни скорбела и, скорбя, удивлялась царившему вокруг нее воодушевлению.
Деньги текли рекой: театры были полны; коляски на Пятой авеню вытеснялись блестящими «Пирс-Эрроуз» с шоферами; повсюду открывались магазины дабы удовлетворить новую потребность в сверкающей роскоши, от платиновых наручных часов до шелковых рубашек. Весь город, казалось, был охвачен радостным возбуждением. Разодетые пары танцевали в «Плазе». Женщины носили короткую стрижку a la Ирэн Касл и танцевали танго в украшенных эгреткой маленьких шелковых шляпках.
Союзники нуждались во всем и прежде всего в кредитах, на которые они могли бы закупить это все: зерно, оборудование, лекарства, боеприпасы, ткани, сталь, уголь, железо, кожу, проволоку, порошковое молоко и множество других вещей. Рынки товаров и ценных бумаг процветали; заводы были завалены заказами; железные дороги запружены поездами и склады забиты товаром; цены на недвижимость утроились, и каждый, от юриста до грузоотправителя, был охвачен лихорадкой обогащения. Целая армия новых миллионеров появилась на свет в эти дни.
Однажды вечером в дверь Ротам позвонил Альфи. Лия только что возвратилась домой с работы. В кухне Хенни кормила с ложки Хэнка, который в рубашечке и пеленке восседал чрезвычайно довольный на коленях у деда.
– Я вас не удивил? – спросил с порога Альфи. – Я просто не мог ждать до завтра и позвонил Эмили, что опоздаю к ужину, так как у меня для вас великолепная новость.
Улыбка Альфи была такой широкой, что, казалось, он сейчас засмеется во весь голос. Хенни моментально решила, что он принес известие о Фредди, что Фредди возвращается домой или даже что он уже здесь и сейчас прячется за дверью.
– Это Фредди? Он возвращается домой?
– Нет, нет, боюсь, ничего похожего. И тем не менее, это очень, очень хорошая новость.
Альфи огляделся в поисках места, куда бы он мог положить свой котелок, но так как в тесной кухоньке каждая поверхность была сейчас занята чем-нибудь, принадлежащим Хэнку – бутылочками, нагрудничками, тряпичными игрушками – он оставил его на коленях.
– Ты помнишь, как-то года три назад ты передал мне чертеж радиопеленгатора?
– Не пеленгатора, лишь небольшой его части, трубки…
– Неважно что это было – я уже не раз говорил тебе, что ничего не понимаю в технике. Так вот… – Альфи на мгновение умолк, предвкушая эффект, который произведут его слова и явно подогревая нетерпение слушателей… – Так вот, это было продано! «Финн и Уэбер Электропартс», это дочерняя компания, начинает его производство! Огромный успех, Дэн. Эта твоя штука сделает тебя богатым, а меня еще богаче. Вот повезло, так повезло. Я бы сам этому не поверил, если бы не держал в руке чек. Смотри. Нет, ты только взгляни на него.
Через голову ребенка Дэн принял у него чек. В полной растерянности он повернул его и взглянул на обратную сторону.
– Я этого не понимаю, Альфи.
– Чего тут непонятного? Прочти, что там написано.
– Тут говорится: «Платить приказу Дэниэла Рота… двадцать тысяч долларов».
– Что?! – воскликнула Хенни, роняя ложку.
– Двадцать тысяч долларов! – ахнула Лия.
Альфи откинулся на спинку стула, глядя на них с ласковой снисходительностью взрослого, подарившего ребенку прекрасную дорогую игрушку и теперь наслаждавшегося его изумлением и восторгом.
– Я все же не понимаю, – нахмурясь, повторил Дэн.
– Это лишь твоя первая доля от продажной цены. Я взял акции от твоего имени и от своего тоже, по пятнадцать акций на каждого. Ты получаешь их как изобретатель, а я как посредник, – глаза Альфи сузились, придавая его лицу хитрое выражение. – Быть посредником не так-то легко, ты должен уметь делать такие вещи. И потом, я постоянно прибегал в этом деле к советам моего адвоката. Мы договорились о получении большей части прибыли как дивидендов в форме акций. Это естественно уменьшает твои налоги… Ты выглядишь совершенно растерянным.
– Так оно и есть.
– Ладно, все это неважно. Как-нибудь вечерком мы сядем с тобой вдвоем и… Хотя, что я говорю? Не вечером, а днем. Я хочу, чтобы ты повидался с моим адвокатом у него в конторе. Он первоклассный специалист, и он тебе все объяснит, расскажет все в деталях и посоветует, куда лучше вложить деньги, потому что… – Альфи усмехнулся, – потому что ты с каждым разом будешь получать все больше этих миленьких чеков, мой друг, и я думаю, ты несомненно захочешь поступить с ними мудро, сделать так, чтобы они давали прибыль.
– Все эти деньги за одну маленькую трубку! Какое-то небольшое устройство! – воскликнул Дэн. – В этом нет никакого смысла.
– Еще какой смысл! Это, как ты говоришь, небольшое устройство в хороших руках стоит золотого рудника.
– В чьих руках? Кому оно нужно?
– Военному министерству, вот кому! Ты получил государственный заказ. И это так и будет продолжаться, всю войну, которая неизбежно начнется, и после нее тоже, потому что, насколько я понял из объяснений Ларри Финна, твоя штука используется в радиопеленгации, а та еще в самом зародыше. Однако уже сейчас они могут вести слежение за вражескими кораблями, имея пару или более передатчиков…
Дэн поднял руку, останавливая его.
– Я не продаю свои идеи военному министерству, Альфи. Тебе следовало бы это знать.
Альфи устремил на него изумленный взгляд.
– Ты, что, рехнулся? Ты не продаешь…
– Нет. Если, как ты говоришь, с помощью этой штуки будут засекать корабли и, следовательно, пускать их на дно вместе со всеми их экипажами, то мне не нужны такие деньги.
– Дэн, да ты просто псих! Война – это тебе не игрушки, здесь или ты убьешь, или убьют тебя. Третьего не дано. Господи, твой собственный сын воюет сейчас там, а ты…
– Не примешивай сюда моего сына!
– Помолчи минуту! Пойми, торговля не прекращается с войной, она вообще никогда не прекращается. Да и почему она должна прекращаться! Человек заслуживает того, чтобы пользоваться плодами своего труда. Почему бы военному министерству или еще кому-нибудь, не заплатить тебе за твое изобретение, если оно способно найти ему применение?
– По той же причине, по какой нельзя позволять владельцам трущоб, становящихся при пожаре настоящей ловушкой, наживаться, сдавая их в аренду беднякам. Ты всегда знал, как я к этому отношусь…
– Я никогда не владел никакими трущобами.
– Я этого не говорил. Я лишь сказал, что все это связано, и вооружения, и сдача в аренду ветхих домов. Это чистой воды эксплуатация, и я не желаю иметь отношения к подобным вещам. Вот почему я не могу взять этих денег.
В комнате было необычайно жарко. Или, может, это только казалось Хенни, у которой сильно стучало в висках. Эти двое мужчин, хотя и совсем разные, но оба порядочные и симпатизирующие друг другу, напоминали сейчас борцов на ринге. Ее брат, лицо которого было багровым, нервно стискивал в руках свою шляпу; Дэн, тоже раскрасневшийся, обнимал одной рукой ребенка, который, сося кусочек сдобного сухарика, уже наполовину спал.
Такое огромное богатство, подумала она. Это было абсолютно нереально. Она посмотрела на Лию, которая раскрыв от удивления глаза, переводила взгляд с одного мужчины на другого, словно перед ней разворачивалась какая-то занимательная пьеса.
– Спасибо тебе, – произнес Дэн. – Я понимаю и чрезвычайно ценю то, что ты хотел для меня сделать. Но и ты должен понять, что я не могу этого принять, – и он протянул чек Альфи.
– Я не собираюсь брать его назад.
– Тогда я его просто порву.
Альфи вытер со лба пот. Он стиснул руками колени и наклонился вперед, словно оказавшись ближе к Дэну, он мог как-то его убедить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54