Благодарность. Конечно, он был благодарен! Но однако, было что-то еще, не совсем приятное. Он чувствовал себя в некоторой степени униженным. Всегда именно он улаживал все неприятности в семье. Сегодня впервые он потерпел неудачу.
Его влиятельного, всеми уважаемого имени оказалось недостаточно, чтобы освободить Дэна. А имя этого незнакомого человека сработало. Почему?
Поль озадаченно наблюдал за незнакомцем. Ему не больше тридцати, темный и хорошо сложен. Женщины, без сомнения, найдут его красивым. Он выглядел свежим, словно только что из-под душа. Его кашемировый пиджак сидел безупречно – так умеют шить только английские портные. На нем были туфли ручной работы. Его манеры были безупречны; он двигался и говорил осторожно, как распорядитель похорон, несколько снисходительно наклонив голову. Однако за всеми этими аристократическими замашками Поль видел в Пауэрсе жесткость. Он знал достаточно сильных людей и умел распознавать их при встрече. «Пауэрс – подходящее имя», – подумал он.
Кто он? Кого он знает? Ну, время покажет. В конце концов, оно раскрывает почти все.
Ужин был а-ля фуршет. Поль наполнил свою тарелку и пошел с ней в библиотеку, найдя единственное свободное место прямо напротив Пауэрса, беседующего с Беном. Поль не мог расслышать, о чем они говорили, но заметил, что Бен держится почтительно. У Пауэрса был властный рот – можно было представить, как сжимаются в гневе его губы. Глаза Пауэрса были мягкими, с длинными ресницами, но, пожалуй, это было единственное мягкое в нем. Женщинам нравятся такие глаза.
Эти глаза встретились с глазами Поля и отвели взгляд. «Он понимает, что я пытаюсь выяснить, кто он», – подумал Поль. Через несколько минут, когда Бен встал, Пауэрс подошел к Полю:
– Я так понимаю, что вы заняты в банковском деле. Вернеры.
– Да, – ответил Поль, которому не понравилось ударение на имени.
– Должно быть, это событие – арест дяди. Из ряда вон выходящий случай в такой семье, как ваша.
Глаза его смеялись.
– Дэн необычный человек, – ответил Поль несколько скованно.
– Так я слышал. Бен рассказывал мне кое-что. Изобретатель, да?
Полю не хотелось обсуждать Дэна. Но для человека, который помог освободить кого-то, совершенно естественно такое любопытство, поэтому он кратко объяснил.
– Он, должно быть, заработал кучу денег, – сказал Пауэрс.
– Да. Но не сохранил ни цента из них, потому что это были деньги за войну. Радиопередатчики, используемые на море.
– Бен говорил мне об этом доме. Отличное место! И рядом с Пятой авеню.
– Да. Дэн подарил его мальчику. Хенку.
– В то время, как сам снимает квартиру. Ирония была очевидной.
– Там чисто и уютно, – сдерживаясь, сказал Поль. – И они счастливы там.
– Да, все люди разные, правда? – сказал Пауэрс.
– Конечно.
И Пауэрс, явно желая дружелюбно закончить разговор, спокойно заметил:
– Он милый старый чудак. Я рад, что смог помочь ему.
– Я тоже рад, что вы смогли.
– Между прочим, кто та девушка в красном платье?
– Это моя кузина, Мэг. Мэг Де Ривьера.
– Я не заметил ее раньше. Пойду и представлюсь ей.
«Что ему надо от Мэг, – подумал Поль после ухода Пауэрса. – Мэг определенно не в его вкусе…» И он обратил свое внимание к маленькому Хенку, который хорошо знал, что всегда может рассчитывать на доброжелательность кузена Поля.
Много позже, после того как Хенк показал ему все свои игрушки, Поль спустился вниз. Он вошел в гостиную, из которой доносилось пение.
За пианино была Мэг. Она пела «Старую розу». У нее не было большого таланта, но голос ее был приятен, и она играла достаточно хорошо, чтобы аккомпанировать себе. Дональд Пауэрс стоял рядом и глядел на нее.
Платье Мэг было цвета спелой вишни, оно было элегантно, и безусловно, из магазина Ли. Мэг раскраснелась и выглядела счастливой. Конечно, все в комнате были сегодня счастливы. Но Полю показалось в ее оживлении что-то особенное, необычное.
– Ты не слушаешь, кузен Поль, – пожаловался Хенк.
– О, – сказал Поль, – это все сытная еда, после которой клонит в сон.
Поль наблюдал за Мэг и впервые понял, что она привлекательна и даже может быть ослепительной.
Совершенно очевидно, что-то случилось за последний час. Она перестала играть, ее руки просто касались клавиш, а лицо было обращено к Дональду Пауэрсу, который что-то говорил ей.
Поль стоял рядом с Элфи, когда к ним подошел Пауэрс с Мэг.
– Я надеюсь, – сказал он, – что получу разрешение повести эту молодую леди пообедать завтра, мистер Ривьера.
Элфи заволновался.
– Ну, если вы уверены, что вы… очень мило, да… вы были так добры… – стал бормотать он бессвязно. – Вы так много сделали для нас, – продолжал он, все еще неловко.
Улыбка Пауэрса обезоружила его:
– О чем вы говорите! Это безобразие, держать такого безвредного джентльмена в тюрьме.
Поль внутренне содрогнулся. Дэн, стойкий боец, едва ли был рад услышать о себе как о «безвредном джентльмене». Однако Дэн не слышал.
Элфи подумал о чем-то.
– По-настоящему Мэг следовало бы завтра вернуться в колледж.
– Завтра суббота, – напомнил Дональд Пауэрс. – Она может поехать рано утром в воскресенье. Я не задержу ее слишком долго.
– Да, папа. В этом семестре в субботу нет занятий.
– Хорошо, – согласился Элфи.
Дональд Пауэрс посмотрел на Мэг. Взгляд был лукавым, торжествующим, интимным. И сразу Поль увидел, что происходит, что уже произошло: между этими двумя вспыхнуло, как пламя, сексуальное влечение. Сам воздух вокруг них был пропитан им. Когда-то между ним и Анной произошло то же самое и почти так же быстро. Все признаки налицо: девушка с пылающими щеками, высоким голосом и уклончивыми глазами, откровенный взгляд мужчины, внезапное молчание. Он понимал все это.
Позже Элфи жаловался:
– Я даже не знаю, кто он. Но в данных обстоятельствах я же не мог отказать, правда?
Бен заверил его, что Мэг в надежных руках:
– Это приличный человек, тебе не о чем волноваться.
Он воодушевился:
– Это действительно замечательная, еще одна замечательная американская сказка. Он сделал себя сам: рос бедным, как черт на кухне дьявола, а превратил себя в блестящего джентльмена, как вы видели.
– Но чем он занимается? – настаивал Элфи.
– О, многими вещами. Инвестициями. Владеет парой ресторанов.
Почему-то Поль этому не поверил. Бен продолжал:
– Он много вкладывает в недвижимость. У него всюду связи. Мне кажется, что он вытащил Дэна через кого-то из министерства юстиции. Главное, что Дэн дома, и, кажется, ничуть не пострадал из-за испытанного.
Дэн как раз в этот момент смеялся, все еще не отпуская от себя жену.
«Я бы так не сказал, – подумал Поль. – Это должно быть незабываемо, особенно для человека, страдающего грудной жабой».
Дэн выглядел изможденным, на щеках появилась темная синюшность.
– Лучше отвезти его домой отдохнуть, – предостерег Поль, а потом обратился к Дэну: – У меня с собой машина, она внизу. Мы с Мариан можем отвезти тебя сейчас.
– Всегда все предусмотришь, – благодарно сказала Хенни.
По тротуару в ночном тумане вышагивал частный детектив, нанятый домовладельцами улицы для охраны своих богатств и покоя. Как всегда, поворачивая на восток к бедной улице, где жили Дэн и Хенни, Поля поразил контраст. Да, несомненно, люди, отвергающие богатство и комфорт, сделаны из другого теста.
Измученный Дэн молча сидел в машине, крепко сжимая руку жены. Как только Поль довез их до дому, он с облегчением вздохнул:
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– Все кончилось бы намного лучше, если бы ему не пришлось еще подниматься пешком четыре марша, и это с его-то сердцем! – ответила Мариан. – Это нарочитая бедность и отказ от всего становятся абсурдными.
– Ну, в чем уж их нельзя обвинить, так это в нарочитой позе!
– Эти ужасные дни показали, что все зашло слишком далеко.
Какое-то необычное для него упрямство заставило Поля возразить, притвориться, что он не понял:
– Кто зашел слишком далеко? Полиция? Конечно.
– Я имела в виду не полицию, а Дэна. – Мими рассердилась. – Он открывает рот и напрашивается на неприятности. Напрашивается! Он прекрасно знал, что это рискованно, и хотя власти, может быть, совершенно неправы, любой разумный человек помалкивал бы.
– Именно это говорит Элфи.
– Ну, значит, Элфи прав. Все это волнение! Это так, так по-русски.
– Это абсурд. И к тому же Дэн не русский.
– Он ведет себя так. Ты знаешь, он мне нравится, но правда есть правда.
Желание возражать исчезло у Поля так же внезапно, как появилось. Теперь, когда кризис миновал, он неожиданно почувствовал все напряжение последних дней, с того момента, когда полиция задержала Дэна на сцене, до минуты, когда он вошел в дом Ли этим утром.
Начался дождь, маслянистая пленка покрыла дорогу, «дворники» со скрипом очищали ветровое стекло» Поль наклонился вперед, сосредоточиваясь на дороге, пока Мими продолжала выражать свое недовольство:
– Я всегда думала, как это странно, что среди евреев есть такие крайности. Люди в нашем храме или в нашем клубе – и люди, подобные Хенни и Дэну.
Ему снова пришлось возразить ей:
– Не понимая этого, ты попадаешь в ловушку антисемитизма. Почему мы не должны отличаться друг от друга? Никто не находит странным, что оксфордский дон и безграмотная деревенщина из Аппалачей – оба англосаксы.
– Хорошо, тогда это не странно. Просто скажем, что некоторые из нас смущают остальных. Давай оставим Дэна – он слишком близок. Возьмем другого, которого арестовали вместе с ним. Возможно, он приехал в эту страну лет десять назад, выжил за счет благотворительности таких семей, как наша, и теперь, вместо того чтобы зарабатывать себе на жизнь, он выступает с речами, привлекая к себе внимание. Наверняка он из швейного производства, – закончила она с презрением. – Там всегда было полно смутьянов.
– Зачем же так презирать швейное производство? Ты ведь достаточно хорошо относишься к Ли?
– Конечно. Она мне нравится, но должна сказать, что она нравилась мне больше, когда не была такой преуспевающей и важной. Но тем не менее, ты отлично понимаешь, что она была бы совершенно не к месту в нашем клубе.
– Правда?
Члены «Сенчури кантри клаб» должны были иметь немецкие корни. Никто об этом не говорил открыто, этого не было в уставе – но это подразумевалось всеми. Хотя Поль и был их членом, но редко посещал клуб и не собирался менять его порядки. Если им так нравится – это их дело. Можно бороться с большими несправедливостями в этом мире, чем Поль и занимался. Общественную жизнь он оставил Мими. Он не компанейский человек. У него нет времени.
Высадив Мими у дома, он поехал ставить машину в гараж. Возвращаясь, Поль почувствовал, что хмурится, и расслабил мышцы лица. Конечно, как и он, Мими воспитывалась в определенной среде. Среда формирует человека, и он никогда не сможет до конца преодолеть ее влияние. Он и не пытался делать этого. Зачем? Это была добропорядочная, утонченная, уютная среда. Но его образ мыслей отличался от образа мыслей его жены. Всегда ли она была такой, как сейчас? Он не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь занимала такую жесткую позицию, выражала такой снобизм, как сейчас. Он старался понять. Она страдает. Она еще такая молодая, всего тридцать, а уже потеряла жизненно важный орган, матку. Ее ограбили. Возможно, она чувствует себя искалеченной. Возможно, это похоже на кастрированного мужчину. Он не мог знать этого.
Поль решил быть терпеливым с ней, не вступать в бесцельные стычки.
Другое удручало и раздражало его. Манера, с которой она говорила в обществе о своем горе, называя его «Божьей карой». Конечно, так оно и было: сам доктор употребил эти слова в ту ужасную ночь. Но зачем она все вспоминает мертворожденного мальчика? Иногда после обеда, когда мужчины и женщины собирались в разных концах чьей-нибудь гостиной, он слышал ее голос, рассказывающий о перенесенных страданиях с гордостью, словно она ожидала похвал за свой героизм. Его передергивало – она становится надоедливой, выставляет себя дурочкой. Однажды он перехватил взгляды, которыми обменялись две женщины, совершенно нормально родившие четверых или больше детей и относящиеся к Мими с жалостью и презрением, так как с такой же глупостью гордились собственным крепким здоровьем.
Он вошел в квартиру и прошел через холл в спальню. Мими сидела неподвижно перед зеркалом с опущенной головой; в руке у нее была щетка для волос. Поль увидел в зеркале отражение ее печального лица. Услышав его шаги, она выпрямилась и начала расчесывать волосы.
Неожиданно для себя он спросил:
– Мими, почему бы нам не усыновить ребенка? Она посмотрела на него в зеркало:
– Нет! Если я не могу иметь собственного, мне не нужны никакие заменители. Вероятно, я принадлежу к тем людям, которые рождаются, чтобы ничего не иметь в этой жизни. У меня ничего нет.
Он понимал, что она не осознает, как комично звучат ее слова.
В комнате было тепло. Духи, которыми она брызгалась перед сном, еще стояли в воздухе. Белое атласное стеганое одеяло было немного отвернуто. Небольшая стопка книг лежала на тумбочке. Она еще не повесила свой костюм, украшенный соболем, и он лежал на кресле.
Однако это всего лишь имущество и удобства. К ее чести говорит то, что их недостаточно, чтобы смягчить ее боль. Равно как и утешить его.
Ему вдруг захотелось спрятать свое лицо, и он открыл дверь в шкаф и притворился, что ищет там что-то. Если бы Мими знала, чем он мучился весь прошлый год, после того незабываемого бурного весеннего дня, когда он наконец опять встретил Анну и узнал… что у него ребенок! Маленькая девочка! Это невероятно, но тем не менее это правда. Она родилась после их единственного раза близости. Ее звали Ирис – пара огромных глаз на неясной фотографии. И это было все. Его дочь. Его. Которую растит и воспитывает другой человек, ничего не подозревающий муж… потому что так должно было случиться… потому что он обещал никогда, никогда не пытаться увидеть ни Анну, ни ребенка.
Разрушить их брак после того, что она пережила, – об этом нельзя и подумать. И все-таки иногда его тоска становилась невыносимой.
Он овладел собой.
– Ты сейчас ляжешь, Мими?
– Да, я устала.
Ее лицо как-то странно изменилось, словно она сдерживала слезы.
– Поль, мне не следовало говорить, что у меня ничего нет. Я имела в виду совсем другое.
Он видел, что она действительно страдает, и мягко сказал:
– Я понял это, когда ты говорила.
– Я знаю, что за очень многое должна быть благодарна. У меня есть ты, дом и все остальное.
– Ты в плохом настроении, это пройдет.
– Да. И еще мне очень горько, иногда я просто не могу ничего с собой поделать.
Он погладил ее по плечу:
– Забудь обо всем. Ты имеешь право быть не в настроении. Ложись спать, и к утру все пройдет.
– Ты тоже ляжешь спать?
– Мне что-то не хочется. Я, пожалуй, послушаю радио.
Фрид-Эйземан, его новая игрушка, стоял в библиотеке. Приладив наушники, Поль замер в ожидании чуда. Оно пришло: далекий, слегка металлический звук музыки, джаз-банд. Некоторое время он слушал и опять в который раз изумлялся, пытаясь постигнуть чудо звука, способного проникнуть в его комнату из внешнего мира. Как-то раз Дэн пытался объяснить ему, но он все равно не понял до конца: у Поля был не тот склад ума.
Ему быстро надоело слушать. Последнее время он слишком часто и слишком быстро стал уставать. Он мог сосредоточиться только на работе в своем офисе:
А здесь, дома, он становился беспокойным, ходил взад и вперед или бесцельно смотрел в окно. Это из-за Мариан, подумал он. Его поразило, что теперь очень часто он думал о жене как о «Мариан», а не «Мими» – имя, которое пришло из детства и относилось совсем к другому человеку. Мариан – Мими – Мариан. Все спуталось. Мими была такая доверчивая, привыкшая во всем полагаться на него. Мариан постоянно жаловалась на слуг: то повар никак не научится готовить тосты по ее вкусу, то посыльный опоздал на полчаса.
Без сомнения, у него тоже есть привычки, которые должны раздражать ее. Он знал, например, что она не выносит, когда он с хрустом ест яблоко. Он замечал, как она смотрит на него в эти моменты и поджимает губы, чтобы не сказать что-нибудь.
Но это все совершенно естественно, и у большинства пар с годами появляются подобные трения.
Если бы это было единственным, что разделяло их! Но, держись, Поль, держись! Она хорошая женщина, хорошая жена. Покладистая. Старательная. Даже в постели, с отвращением подумал он. Послушная, хотя ей это и не нравится. Она никогда не признается, что это так. Поль как-то спросил ее, и она вспыхнула, отвечая:
– Конечно! Конечно, да, Поль. Что за вопрос!
Глупый вопрос, и глупо было спрашивать, когда он уже знал ответ, когда все было так очевидно.
Он вспомнил о том внимании, которое она ему уделяла, ухаживая за ним, предупреждая все его желания; от этой заботы он начинал задыхаться, ему хотелось, чтобы она не любила его так сильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39