И привез его минут через десять. Кто знает, где ты уронил флакончик. Или баночку. Или коробочку…
Схватка завершилась вничью.
– Зря мы так петушимся, Дамян, – примирительно сказал Паликаров. – Мы старые добрые друзья – чего нам горячиться, чего делить? Я ведь за другим к тебе шел, дружище. Сплотиться надо, да потесней. Вместе кашу заваривали, вместе и хлебать будем. А поодиночке Геренский утопит нас, как котят. Давай обмозгуем, как дальше жить. Хорошо бы план составить дальнейших наших действий. Такой план, чтобы никто не пострадал. В том числе и консорциум…
Жилков смотрел на него тяжелым взглядом. В голове у него совершалась какая-то работа.
– А теперь послушай меня, – сказал он наконец. – Ты ловкач ввертывать в свои сладкие речи разные поговорки да прибаутки. Подошла и моя очередь. «Своя рубашка ближе к телу» – слышал такую присказку? А коли слышал, смекай. К чертям собачьим все твои планы дальнейших действий, все твои консорциумы!.. Пусть я тугодум, пусть не очень умный и образованный. Почему ж вы держали меня при себе, вы, утонченные? Нужен был вам холуй, мальчик на побегушках, оттого и терпели меня. Сами лопали лучшие куски, а кости подбрасывали мне, неучу, мужику, болвану, как обзывал меня Даракчиев. – Вдохновленный молчанием Боби, который и не пытался возражать, Дамян привстал, левой рукой оперся о стол, правой же совершал резкие размеренные движения, как бы разрубая большую рыбину на куски. Может быть, впервые в жизни он говорил такую длинную речь. – Знаю я, почему ты сладко запел о сплочении, единстве. Опять обведете Дамяна вокруг пальца, опять сухими выйдете из воды, а мне за все фокусы расплачиваться. Нет, номер не пройдет! Я не больно учен, это верно. Но я не такой дурак, чтоб совать свой нос туда, где пахнет убийством. Не волнуйся: пока вы меня не тронете, изящные и утонченные, до тех пор я нем как рыба. Ну а тронете – тогда не обессудьте!..
Если бы какой-нибудь любитель спортлотереи захотел в тот день после обеда приобрести билет именно в пункте Жилкова, ему пришлось бы долго ждать, ибо глава предприятия битых три часа сидел за столом, пытаясь найти ответ на неразрешимый вопрос: как в создавшихся обстоятельствах жить дальше, что делать в первую очередь, а что во вторую?
К концу третьего часа невыразимых душевных мук Дамян Жилков решил: в первую очередь надлежит посетить квартиру Дарговых. Притом в такой час, когда Косты Даргова наверняка нет дома.
2
Беба не удивилась приходу Жилкова. Или сделала вид, что не удивлена, когда увидела перед собой скуластую физиономию Дамяна. Она провела его в гостиную, усадила в кресло, перемешала в миксере мартини и джин, наполнила оба стакана и только тогда села в кресло напротив гостя. Они выпили, после чего Жилков спросил:
– Узнала новость?
– Многими новостями земля полнится, – отвечала Беба холодно, – какую имеешь в виду?
– Насчет подполковника Геренского слыхала?
Но Беба еще ничего не знала, и Жилкову пришлось рассказать ей все.
– Вот в какую лужу посадили меня друзья-товарищи, – закончил он горестно. – Мими сдуру бухнула на следствии о нашем разговоре с Боби, а сам Боби, мерзавец, якобы видел меня одного в гостиной. Что теперь делать, ума не приложу.
– Не понимаю, почему ты мне рассказываешь эти вещи, – удивилась Беба. – Какое мне дело, кто ведет следствие, кто кого видел в гостиной? Я спокойна, совесть моя чиста. Чего мне опасаться?
– Брось, Беба, свои штучки. Если этот Геренский, черт бы его побрал, нажмет на нас посильней, боюсь, как бы Борис тоже не раскололся. Вот чего тебе надо бояться.
– Расколется? А я-то здесь при чем?
– Да если он расколется, тогда и меня прижмут к стенке, смекнула? Ну а уж коли я расколюсь…
– Выражайся яснее, – сказала Беба и зябко передернула плечами.
– Все и так яснее ясного… В четверг после обеда я передал твои картины Вернеру Шомбергу. Он честно отсчитал мне положенные деньги. В пятницу я приехал к Даракчиеву и все ему отдал. Ну вот. Жорж, даже не пересчитывая денежки, а там их было несколько пачек, положил в буфет, в правый средний ящик. Потом запер ящик на ключ, а ключ спрятал в карман. И…
– Догадываюсь, – прервала она его. – Польстился на чужие капиталы и решил вмиг разбогатеть.
– Да. Польстился. Запираться перед тобой не стану. Соблазнили они меня. Все время мерещилось, что мне сразу несколько тысяч подвалило. И когда увидел, что Даракчиев пошел к беседке, я бросился в гостиную. На столе стояли рюмки с коньяком и чаша Жоржа, тоже полная почти до краев. Но я к ним не притронулся, вот тебе крест.
– Может, и не притронулся, а может…
– Разрази меня гром, не повинен. Яд в чашу Даракчиева сыпанули или до моего прихода, или уже после меня. Хотя, скорее всего, до меня.
– Да ты выучился болтать не хуже твоего подполковника, – съязвила Беба. – Откуда такая уверенность?
– Скажу, не торопись! Вошел я, значит, в гостиную, обогнул стол с коньяком – и прямо к ящику с деньгами. – Жилков вытащил из кармана ножик со множеством блестящих приспособлений. – Теперь гляди. Эту штуковину я смастерил, когда еще токарем работал, мне приятель подсказал, что к чему. Любые замки открывает запросто. Хочешь, покажу как?
– Не нужно, – сказала она. – И так верю… Значит, открыл ты ящик и…
– Черта с два. Не поддался замочек-то. Не знаю, что за система, но, видно, хитроумная. Жоржа на мякине не проведешь… В общем, потыркался я минуту-другую, ничего не вышло. С тем и ушел.
– И с этой-то чепухой ты собираешься идти каяться к Геренскому? – изумилась Беба. – Он мелкими жуликами и блестящими отмычками вряд ли занимается. Хочешь еще выпить?
– Налей… Может, я и мелкий жулик, зато перед богом отвечать за Жоржа мне не придется, Беба. А вот когда его уже схоронили, я кое-что вспомнил…
– Что же ты вспомнил, Дамян?
– Сама понимаешь, по гостиной я крался как кошка. Да если бы Жорж заметил, что я роюсь в его буфете, он меня в порошок бы стер. Тогда прощай работа, прощай консорциум!.. Так вот. Очутившись в гостиной, я услышал, Беба, шаги. Шаги по лестнице на верхний этаж, где спальни. Затаился я, Беба, стою ни жив ни мертв. Куда, думаю, идут – вверх или вниз. Слава богу: кто-то подымался в спальню. Подскочил я к лестнице, прислушался: да это же ты шла, Беба. Ты, именно ты была до меня в гостиной, обстряпала свои делишки и уходила. Босиком! Только лестница чуть-чуть скрипела. А кто может подниматься босиком? – Дамян вытер вспотевший лоб. – Только Беба Даргова! Да к тому же и походку твою я знаю. Не обессудь, как говорится, за откровенность. Пусть между нами будет полная ясность. Прижмут меня к стенке, выложу: все как на духу. Пусть меня судят за попытку ограбления. Но не за убийство!
– А как ты докажешь свои бредни? – спокойно спросила Беба, растирая пальцами виски.
– А я и доказывать не буду. Не забывай, они изучили и следы на лестнице. Я буду просто свидетелем, а уж преступника отыщут… Может, чего-нибудь еще хочешь у меня спросить?
Беба перестала растирать виски, подперла ладонью голову, задумалась. Затем снова приготовила коктейль, разлила по стаканам, села. Однако не в свое кресло, а на подлокотник кресла Дамяна, и при этом халатик ее случайно раскрылся, обнажив колено.
– Выпьем. Выпьем за нашу дружбу. – Беба в упор смотрела на него, прищурившись. – Откровенность за откровенность, – продолжала она. – Я ведь не убивала Жоржа. Я слишком его любила, а любимых, ты знаешь, не убивают ни с того ни с сего. Однако не скрою: показания твои могут мне здорово навредить. Пока я докажу, что невиновна, всю душу вымотают. Начнутся сплетни, пересуды… Послушай-ка, забудь ты о шагах на лестнице, а? Забудь – и я сумею вознаградить тебя за молчание. Обещаю, Дамян.
Он сидел не шевелясь. Почему бы ему, Дамяну Жилкову, не занять в один прекрасный день место Даракчиева в консорциуме? Вместе с неотразимой Бебой. Что ему мешает?
Медлительный обычно ум Жилкова работал лихорадочно. И наконец Дамян сообразил, как дорого он мог бы заплатить за Бебины вознаграждения. Нет, на такое он при всем желании рискнуть не мог. Потому что Беба может стать единственным козырем для спасения.
И была еще одна причина: в глубине души он боялся Бебы. Такая женщина, как она, окажется способной на все. И когда решит мстить, месть ее будет ужасной.
Он медленно и неловко поднялся. И не узнал своего глухого, сдавленного голоса:
– Нет, Беба. Ничего не могу тебе обещать. Боюсь. – И кинулся к выходу.
3
Борис Паликаров повернул за угол, сделал несколько шагов, потом вдруг бросился в ближайший подъезд. Да, он не ошибся – человек, который выскочил из дома, где обитали Дарговы, действительно был Дамян Жилков.
Все поведение Жилкова выдавало его необычное возбуждение. Он выскочил, как будто за ним по пятам гналась свора собак. Вскоре он скрылся из виду, и тогда Боби вылез из укрытия.
Что могло случиться? Почему Жилков оказался у Дарговых, когда хозяин наверняка на службе? Мыслимо ли, чтобы Дамяна и Бебу могли связывать какие-то тайные отношения?
Паликаров жалел, что не мог себе ответить на эти вопросы. Жизнь научила его, что знание чужих секретов дает определенную власть над людьми.
Беба встретила его, облаченная в пестрый халат. «Переживает тяжело, – подумал Паликаров, разглядывая ее. – Взгляд какой-то замутненный, веки припухли, почернела вся, осунулась. Что же тебя так припекло, голубушка? Смерть Жоржа? Допросы в милиции? Или Коста решился хоть раз в жизни устроить тебе скандал? Посмотрим, посмотрим…»
– Чего же мы стоим как истуканы в передней и молчим? – спросил он сухо. – Может, усадишь дорогого гостя?
– Да, пожалуйста, – ответила Беба, открывая дверь в гостиную. – Я стала немного рассеянной. Нервы, знаешь ли…
На столе еще стояли два недопитых стакана. Паликаров взял один, понюхал.
– О, напиток богов, – заключил он и, поскольку хозяйка никак не отреагировала, решил огорошить ее своей наблюдательностью: – Два стакана на столе и слащавый аромат дешевых сигарет. В Софии я знаю только одного чудака, который курит такую дрянь. Это Дамян Жилков.
Беба спокойно ответила:
– Да, Дамян недавно ушел.
– Брал у тебя уроки французского? Или вслух читали Мопассана?
Она ринулась в наступление:
– Он пришел рассказать мне кое-что. О чем ты, мой старый приятель, предпочел умолчать… Хочешь выпить?
– Немного выпить – это во-первых. А во-вторых, услышать, что напел тебе Дамян. Жаль, что он меня опередил.
– Ты прав, Боби, тебе есть о чем жалеть. Потому что Жилков рассказал мне все. Все, запомни это. Не верится? Ну и не надо… А почему, собственно, ты меня допрашиваешь? Ты что, собутыльник этого Геренского, что ли?
– Между прочим, я навел справки о Геренском. Старый и хитрый лис – так говорят сведущие люди. Берется за самые запутанные дела. И почти всегда распутывает, имей в виду. А у тебя в нашей истории рыльце тоже в пушку, сама знаешь.
– Если узнают правду, мне нечего бояться, – бестрепетно сказала она. – Но так уж и быть. Сперва выпьем, потом о разговоре с Дамяном…
В конце ее рассказа Боби заерзал в кресле. Оказалось, что дурак Жилков действительно выболтал все.
– Натворили дел, теперь думайте оба, как спасти свою шкуру, – назидательно закончила Даргова.
– Ну и крепкие же у тебя нервы, Беба. На зависть крепкие. Как жилы коровьи, – сказал Паликаров. – О своей позаботься шкуре, о своей. Геренский от крошки Лени теперь знает и еще кое-что. Подробность, о которой мы благоразумно умолчали. О твоих криках, Беба. Ты помнишь, пока вы блаженствовали наверху, в спальне, ты вдруг завопила на всю округу: «Я тебя убью!»? Значит, ты запугивала Жоржа. А четверть часа спустя исполнила угрозу.
Беба отхлебнула виски, поправила на груди халатик.
– Я действительно не боюсь, Боби, – сказала она наконец. – Неприятно, что эта идиотка Лени втоптала меня в такую грязь, но я не боюсь. Говоришь, что Геренский – старый лис? Тем лучше. Представь себе, что он подумает? Человек, который во всеуслышание грозится убить, очевидно, находится в состоянии аффекта. Если такой человек и убьет, то сделает это не таясь, не задумываясь: ножом, пистолетом, утюгом – что под руку попадется. Ты понимаешь? Жоржа прикончили, все рассчитав, прикинув, взвесив. Кто же в нашей компании может так тонко обмозговать убийство? Дурак Жилков? Или тот, кто сознался Жилкову, что неплохо бы…
– Хватит! – оборвал ее Паликаров. – Да, я сболтнул что-то такое Дамяну, но сболтнул просто так, в сердцах, злясь на Жоржа. Без всякого умысла.
– Но об этом знаешь только ты, правда? А Геренский спокойно запишет в дело со слов Дамяна или Мими: один из гостей признался, что задумал убить Даракчиева. Припас яд. Когда шел через безлюдную гостиную вслед за таможенником, задержался ненадолго у стола, открыл баночку с ядом и…
Паликаров осушил до дна свой стакан. Рука его слегка дрожала.
– Я докажу тебе, что все было совсем не так, Беба. Убийца, говоришь, все рассчитал, обмозговал? Ладно. Почему, однако, хитрец не позаботился о собственной безопасности? Сначала откровенничает с Дамяном, потом на глазах у всех идет в гостиную – вернее, в кабинет через гостиную. Не проще ли было запастись для начала надежным алиби, которое поставило бы его вне подозрений?
– Довольно примитивная логика, Боби. Недавно я читала французский детектив. Там главный герой говорит: «Сомневаюсь в каждом, у кого неуязвимое алиби. Зачем алиби невиновному?» А подполковник Геренский криминальные романы небось назубок знает.
С улицы доносились шум автомашин, крики детей. Беба рисовала пальцем на стене замысловатые линии. Паликаров стучал носком ботинка о ножку журнального столика.
– О чем думаешь? – спросил он после долгого молчания. – Как лучше меня утопить, да?
– Нет… О том, что Жорж был умнее всех нас, вместе взятых.
– Воздвигни своему Жоржу памятник и нацарапай эту эпитафию. Допустим, он был мудр, как Соломон. Ну и что?
– А то, что вы ведете себя как подонки и бабы. Даракчиев же дрался бы как лев! – Беба мотнула рыжей своей гривой, словно пытаясь изобразить льва.
– Как же поступил бы лев Даракчиев?
– Если бы я знала как… Должно быть, отвел беду не только от себя, но и от всей компании. Да, он приложил бы все силы, чтобы уличить в убийстве не кого-нибудь, а, скажем, Средкова.
– Постой, постой, при чем тут таможенник? – опешил Боби, смекая, что в рассуждениях Бебы все-таки есть здравый смысл…
– Средков в консорциуме – чужой человек, Боби. Давай снимем розовые очки, дружок. Тому из нас, кто совершил убийство, придется хуже всех. А остальные, если Геренский пронюхает о нашем консорциуме, будут жрать в тюрьме баланду. Один Средков не имеет к нам никакого отношения…
4
Вернувшись домой после работы, Коста Даргов застал жену совершенно пьяной.
– Ну и насосалась! – сказал он равнодушно. Беба, отшвырнув стакан, застонала:
– Бо-юсь…
– Знаю я весь твой репертуар: выпивка «на радостях», выпивка «с горя»… Сейчас очередной номер – попойка от страха. Тебе главное – нализаться… – Коста снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. – Чего же ты боишься, пьянчужка?
– Милиции боится пьянчужка, – призналась Беба.
– Хм, милиции! – повторил Даргов. – А мне плевать на милицию!
Проявление мужества и пренебрежение к опасности у ее мужа – это для Бебы было неожиданным. Она привстала, удивленно глядя на Косту.
– Меня тоже таскают на допросы, – сказал Даргов. – А я ничего не боюсь. Я могу доказать, что не совершал убийства.
– Неужто и ты пропустил рюмочку? На работе? Ну дела!.. – изумилась Беба, смущенная туманной речью супруга.
– Я на работе не пью. И после работы редко. Я рассуждаю вслух. Я знаю их методы. Неважно, кто преступник. Важно, кому дело пришить. Мне никто ничего не пришьет.
– А я боюсь, – сказала Беба.
– Почему? Что тебя пугает?
Она поколебалась несколько секунд, потом прошептала:
– Да… В ту злосчастную пятницу… Понимаешь? Я заходила в гостиную после того, как коньяк был уже разлит по рюмкам. Узнает милиция – мне каюк!
– Ты отравила? – похолодел Коста. Он свыкся с изменами жены, но мысль потерять ее была невыносимой.
– Идиот! Уж если я тебя не отравила, то Жоржа и подавно.
Коста подошел к жене, наклонился, провел пальцами по ее золотым локонам.
– Расскажи мне, – сказал он ласково. – Расскажи мне обо всем.
Всхлипывая, Беба поведала мужу о чудовищной измене Жоржа.
– И тогда я крикнула, что убью, убью его! Да, я хотела убить! Этот мерзавец бросил меня окончательно, навсегда. И я решила отомстить!.. Жорж спустился вниз. Потом кто-то позвонил у ворот.
– Да, – кивнул Даргов, – почтальон. Я видел его.
– И я видела. Жорж пошел к воротам, а я кинулась в гостиную. Там в буфете Жорж держал оружие. Пистолет. Он мне раньше его показывал. Я хотела схватить пистолет и стрелять, стрелять, стрелять в него. Жаль, ящик в буфете был заперт. Попробовала взломать, но не успела. Кто-то шел в гостиную, и я поднялась наверх.
– Кто шел?
– Дамян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Схватка завершилась вничью.
– Зря мы так петушимся, Дамян, – примирительно сказал Паликаров. – Мы старые добрые друзья – чего нам горячиться, чего делить? Я ведь за другим к тебе шел, дружище. Сплотиться надо, да потесней. Вместе кашу заваривали, вместе и хлебать будем. А поодиночке Геренский утопит нас, как котят. Давай обмозгуем, как дальше жить. Хорошо бы план составить дальнейших наших действий. Такой план, чтобы никто не пострадал. В том числе и консорциум…
Жилков смотрел на него тяжелым взглядом. В голове у него совершалась какая-то работа.
– А теперь послушай меня, – сказал он наконец. – Ты ловкач ввертывать в свои сладкие речи разные поговорки да прибаутки. Подошла и моя очередь. «Своя рубашка ближе к телу» – слышал такую присказку? А коли слышал, смекай. К чертям собачьим все твои планы дальнейших действий, все твои консорциумы!.. Пусть я тугодум, пусть не очень умный и образованный. Почему ж вы держали меня при себе, вы, утонченные? Нужен был вам холуй, мальчик на побегушках, оттого и терпели меня. Сами лопали лучшие куски, а кости подбрасывали мне, неучу, мужику, болвану, как обзывал меня Даракчиев. – Вдохновленный молчанием Боби, который и не пытался возражать, Дамян привстал, левой рукой оперся о стол, правой же совершал резкие размеренные движения, как бы разрубая большую рыбину на куски. Может быть, впервые в жизни он говорил такую длинную речь. – Знаю я, почему ты сладко запел о сплочении, единстве. Опять обведете Дамяна вокруг пальца, опять сухими выйдете из воды, а мне за все фокусы расплачиваться. Нет, номер не пройдет! Я не больно учен, это верно. Но я не такой дурак, чтоб совать свой нос туда, где пахнет убийством. Не волнуйся: пока вы меня не тронете, изящные и утонченные, до тех пор я нем как рыба. Ну а тронете – тогда не обессудьте!..
Если бы какой-нибудь любитель спортлотереи захотел в тот день после обеда приобрести билет именно в пункте Жилкова, ему пришлось бы долго ждать, ибо глава предприятия битых три часа сидел за столом, пытаясь найти ответ на неразрешимый вопрос: как в создавшихся обстоятельствах жить дальше, что делать в первую очередь, а что во вторую?
К концу третьего часа невыразимых душевных мук Дамян Жилков решил: в первую очередь надлежит посетить квартиру Дарговых. Притом в такой час, когда Косты Даргова наверняка нет дома.
2
Беба не удивилась приходу Жилкова. Или сделала вид, что не удивлена, когда увидела перед собой скуластую физиономию Дамяна. Она провела его в гостиную, усадила в кресло, перемешала в миксере мартини и джин, наполнила оба стакана и только тогда села в кресло напротив гостя. Они выпили, после чего Жилков спросил:
– Узнала новость?
– Многими новостями земля полнится, – отвечала Беба холодно, – какую имеешь в виду?
– Насчет подполковника Геренского слыхала?
Но Беба еще ничего не знала, и Жилкову пришлось рассказать ей все.
– Вот в какую лужу посадили меня друзья-товарищи, – закончил он горестно. – Мими сдуру бухнула на следствии о нашем разговоре с Боби, а сам Боби, мерзавец, якобы видел меня одного в гостиной. Что теперь делать, ума не приложу.
– Не понимаю, почему ты мне рассказываешь эти вещи, – удивилась Беба. – Какое мне дело, кто ведет следствие, кто кого видел в гостиной? Я спокойна, совесть моя чиста. Чего мне опасаться?
– Брось, Беба, свои штучки. Если этот Геренский, черт бы его побрал, нажмет на нас посильней, боюсь, как бы Борис тоже не раскололся. Вот чего тебе надо бояться.
– Расколется? А я-то здесь при чем?
– Да если он расколется, тогда и меня прижмут к стенке, смекнула? Ну а уж коли я расколюсь…
– Выражайся яснее, – сказала Беба и зябко передернула плечами.
– Все и так яснее ясного… В четверг после обеда я передал твои картины Вернеру Шомбергу. Он честно отсчитал мне положенные деньги. В пятницу я приехал к Даракчиеву и все ему отдал. Ну вот. Жорж, даже не пересчитывая денежки, а там их было несколько пачек, положил в буфет, в правый средний ящик. Потом запер ящик на ключ, а ключ спрятал в карман. И…
– Догадываюсь, – прервала она его. – Польстился на чужие капиталы и решил вмиг разбогатеть.
– Да. Польстился. Запираться перед тобой не стану. Соблазнили они меня. Все время мерещилось, что мне сразу несколько тысяч подвалило. И когда увидел, что Даракчиев пошел к беседке, я бросился в гостиную. На столе стояли рюмки с коньяком и чаша Жоржа, тоже полная почти до краев. Но я к ним не притронулся, вот тебе крест.
– Может, и не притронулся, а может…
– Разрази меня гром, не повинен. Яд в чашу Даракчиева сыпанули или до моего прихода, или уже после меня. Хотя, скорее всего, до меня.
– Да ты выучился болтать не хуже твоего подполковника, – съязвила Беба. – Откуда такая уверенность?
– Скажу, не торопись! Вошел я, значит, в гостиную, обогнул стол с коньяком – и прямо к ящику с деньгами. – Жилков вытащил из кармана ножик со множеством блестящих приспособлений. – Теперь гляди. Эту штуковину я смастерил, когда еще токарем работал, мне приятель подсказал, что к чему. Любые замки открывает запросто. Хочешь, покажу как?
– Не нужно, – сказала она. – И так верю… Значит, открыл ты ящик и…
– Черта с два. Не поддался замочек-то. Не знаю, что за система, но, видно, хитроумная. Жоржа на мякине не проведешь… В общем, потыркался я минуту-другую, ничего не вышло. С тем и ушел.
– И с этой-то чепухой ты собираешься идти каяться к Геренскому? – изумилась Беба. – Он мелкими жуликами и блестящими отмычками вряд ли занимается. Хочешь еще выпить?
– Налей… Может, я и мелкий жулик, зато перед богом отвечать за Жоржа мне не придется, Беба. А вот когда его уже схоронили, я кое-что вспомнил…
– Что же ты вспомнил, Дамян?
– Сама понимаешь, по гостиной я крался как кошка. Да если бы Жорж заметил, что я роюсь в его буфете, он меня в порошок бы стер. Тогда прощай работа, прощай консорциум!.. Так вот. Очутившись в гостиной, я услышал, Беба, шаги. Шаги по лестнице на верхний этаж, где спальни. Затаился я, Беба, стою ни жив ни мертв. Куда, думаю, идут – вверх или вниз. Слава богу: кто-то подымался в спальню. Подскочил я к лестнице, прислушался: да это же ты шла, Беба. Ты, именно ты была до меня в гостиной, обстряпала свои делишки и уходила. Босиком! Только лестница чуть-чуть скрипела. А кто может подниматься босиком? – Дамян вытер вспотевший лоб. – Только Беба Даргова! Да к тому же и походку твою я знаю. Не обессудь, как говорится, за откровенность. Пусть между нами будет полная ясность. Прижмут меня к стенке, выложу: все как на духу. Пусть меня судят за попытку ограбления. Но не за убийство!
– А как ты докажешь свои бредни? – спокойно спросила Беба, растирая пальцами виски.
– А я и доказывать не буду. Не забывай, они изучили и следы на лестнице. Я буду просто свидетелем, а уж преступника отыщут… Может, чего-нибудь еще хочешь у меня спросить?
Беба перестала растирать виски, подперла ладонью голову, задумалась. Затем снова приготовила коктейль, разлила по стаканам, села. Однако не в свое кресло, а на подлокотник кресла Дамяна, и при этом халатик ее случайно раскрылся, обнажив колено.
– Выпьем. Выпьем за нашу дружбу. – Беба в упор смотрела на него, прищурившись. – Откровенность за откровенность, – продолжала она. – Я ведь не убивала Жоржа. Я слишком его любила, а любимых, ты знаешь, не убивают ни с того ни с сего. Однако не скрою: показания твои могут мне здорово навредить. Пока я докажу, что невиновна, всю душу вымотают. Начнутся сплетни, пересуды… Послушай-ка, забудь ты о шагах на лестнице, а? Забудь – и я сумею вознаградить тебя за молчание. Обещаю, Дамян.
Он сидел не шевелясь. Почему бы ему, Дамяну Жилкову, не занять в один прекрасный день место Даракчиева в консорциуме? Вместе с неотразимой Бебой. Что ему мешает?
Медлительный обычно ум Жилкова работал лихорадочно. И наконец Дамян сообразил, как дорого он мог бы заплатить за Бебины вознаграждения. Нет, на такое он при всем желании рискнуть не мог. Потому что Беба может стать единственным козырем для спасения.
И была еще одна причина: в глубине души он боялся Бебы. Такая женщина, как она, окажется способной на все. И когда решит мстить, месть ее будет ужасной.
Он медленно и неловко поднялся. И не узнал своего глухого, сдавленного голоса:
– Нет, Беба. Ничего не могу тебе обещать. Боюсь. – И кинулся к выходу.
3
Борис Паликаров повернул за угол, сделал несколько шагов, потом вдруг бросился в ближайший подъезд. Да, он не ошибся – человек, который выскочил из дома, где обитали Дарговы, действительно был Дамян Жилков.
Все поведение Жилкова выдавало его необычное возбуждение. Он выскочил, как будто за ним по пятам гналась свора собак. Вскоре он скрылся из виду, и тогда Боби вылез из укрытия.
Что могло случиться? Почему Жилков оказался у Дарговых, когда хозяин наверняка на службе? Мыслимо ли, чтобы Дамяна и Бебу могли связывать какие-то тайные отношения?
Паликаров жалел, что не мог себе ответить на эти вопросы. Жизнь научила его, что знание чужих секретов дает определенную власть над людьми.
Беба встретила его, облаченная в пестрый халат. «Переживает тяжело, – подумал Паликаров, разглядывая ее. – Взгляд какой-то замутненный, веки припухли, почернела вся, осунулась. Что же тебя так припекло, голубушка? Смерть Жоржа? Допросы в милиции? Или Коста решился хоть раз в жизни устроить тебе скандал? Посмотрим, посмотрим…»
– Чего же мы стоим как истуканы в передней и молчим? – спросил он сухо. – Может, усадишь дорогого гостя?
– Да, пожалуйста, – ответила Беба, открывая дверь в гостиную. – Я стала немного рассеянной. Нервы, знаешь ли…
На столе еще стояли два недопитых стакана. Паликаров взял один, понюхал.
– О, напиток богов, – заключил он и, поскольку хозяйка никак не отреагировала, решил огорошить ее своей наблюдательностью: – Два стакана на столе и слащавый аромат дешевых сигарет. В Софии я знаю только одного чудака, который курит такую дрянь. Это Дамян Жилков.
Беба спокойно ответила:
– Да, Дамян недавно ушел.
– Брал у тебя уроки французского? Или вслух читали Мопассана?
Она ринулась в наступление:
– Он пришел рассказать мне кое-что. О чем ты, мой старый приятель, предпочел умолчать… Хочешь выпить?
– Немного выпить – это во-первых. А во-вторых, услышать, что напел тебе Дамян. Жаль, что он меня опередил.
– Ты прав, Боби, тебе есть о чем жалеть. Потому что Жилков рассказал мне все. Все, запомни это. Не верится? Ну и не надо… А почему, собственно, ты меня допрашиваешь? Ты что, собутыльник этого Геренского, что ли?
– Между прочим, я навел справки о Геренском. Старый и хитрый лис – так говорят сведущие люди. Берется за самые запутанные дела. И почти всегда распутывает, имей в виду. А у тебя в нашей истории рыльце тоже в пушку, сама знаешь.
– Если узнают правду, мне нечего бояться, – бестрепетно сказала она. – Но так уж и быть. Сперва выпьем, потом о разговоре с Дамяном…
В конце ее рассказа Боби заерзал в кресле. Оказалось, что дурак Жилков действительно выболтал все.
– Натворили дел, теперь думайте оба, как спасти свою шкуру, – назидательно закончила Даргова.
– Ну и крепкие же у тебя нервы, Беба. На зависть крепкие. Как жилы коровьи, – сказал Паликаров. – О своей позаботься шкуре, о своей. Геренский от крошки Лени теперь знает и еще кое-что. Подробность, о которой мы благоразумно умолчали. О твоих криках, Беба. Ты помнишь, пока вы блаженствовали наверху, в спальне, ты вдруг завопила на всю округу: «Я тебя убью!»? Значит, ты запугивала Жоржа. А четверть часа спустя исполнила угрозу.
Беба отхлебнула виски, поправила на груди халатик.
– Я действительно не боюсь, Боби, – сказала она наконец. – Неприятно, что эта идиотка Лени втоптала меня в такую грязь, но я не боюсь. Говоришь, что Геренский – старый лис? Тем лучше. Представь себе, что он подумает? Человек, который во всеуслышание грозится убить, очевидно, находится в состоянии аффекта. Если такой человек и убьет, то сделает это не таясь, не задумываясь: ножом, пистолетом, утюгом – что под руку попадется. Ты понимаешь? Жоржа прикончили, все рассчитав, прикинув, взвесив. Кто же в нашей компании может так тонко обмозговать убийство? Дурак Жилков? Или тот, кто сознался Жилкову, что неплохо бы…
– Хватит! – оборвал ее Паликаров. – Да, я сболтнул что-то такое Дамяну, но сболтнул просто так, в сердцах, злясь на Жоржа. Без всякого умысла.
– Но об этом знаешь только ты, правда? А Геренский спокойно запишет в дело со слов Дамяна или Мими: один из гостей признался, что задумал убить Даракчиева. Припас яд. Когда шел через безлюдную гостиную вслед за таможенником, задержался ненадолго у стола, открыл баночку с ядом и…
Паликаров осушил до дна свой стакан. Рука его слегка дрожала.
– Я докажу тебе, что все было совсем не так, Беба. Убийца, говоришь, все рассчитал, обмозговал? Ладно. Почему, однако, хитрец не позаботился о собственной безопасности? Сначала откровенничает с Дамяном, потом на глазах у всех идет в гостиную – вернее, в кабинет через гостиную. Не проще ли было запастись для начала надежным алиби, которое поставило бы его вне подозрений?
– Довольно примитивная логика, Боби. Недавно я читала французский детектив. Там главный герой говорит: «Сомневаюсь в каждом, у кого неуязвимое алиби. Зачем алиби невиновному?» А подполковник Геренский криминальные романы небось назубок знает.
С улицы доносились шум автомашин, крики детей. Беба рисовала пальцем на стене замысловатые линии. Паликаров стучал носком ботинка о ножку журнального столика.
– О чем думаешь? – спросил он после долгого молчания. – Как лучше меня утопить, да?
– Нет… О том, что Жорж был умнее всех нас, вместе взятых.
– Воздвигни своему Жоржу памятник и нацарапай эту эпитафию. Допустим, он был мудр, как Соломон. Ну и что?
– А то, что вы ведете себя как подонки и бабы. Даракчиев же дрался бы как лев! – Беба мотнула рыжей своей гривой, словно пытаясь изобразить льва.
– Как же поступил бы лев Даракчиев?
– Если бы я знала как… Должно быть, отвел беду не только от себя, но и от всей компании. Да, он приложил бы все силы, чтобы уличить в убийстве не кого-нибудь, а, скажем, Средкова.
– Постой, постой, при чем тут таможенник? – опешил Боби, смекая, что в рассуждениях Бебы все-таки есть здравый смысл…
– Средков в консорциуме – чужой человек, Боби. Давай снимем розовые очки, дружок. Тому из нас, кто совершил убийство, придется хуже всех. А остальные, если Геренский пронюхает о нашем консорциуме, будут жрать в тюрьме баланду. Один Средков не имеет к нам никакого отношения…
4
Вернувшись домой после работы, Коста Даргов застал жену совершенно пьяной.
– Ну и насосалась! – сказал он равнодушно. Беба, отшвырнув стакан, застонала:
– Бо-юсь…
– Знаю я весь твой репертуар: выпивка «на радостях», выпивка «с горя»… Сейчас очередной номер – попойка от страха. Тебе главное – нализаться… – Коста снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. – Чего же ты боишься, пьянчужка?
– Милиции боится пьянчужка, – призналась Беба.
– Хм, милиции! – повторил Даргов. – А мне плевать на милицию!
Проявление мужества и пренебрежение к опасности у ее мужа – это для Бебы было неожиданным. Она привстала, удивленно глядя на Косту.
– Меня тоже таскают на допросы, – сказал Даргов. – А я ничего не боюсь. Я могу доказать, что не совершал убийства.
– Неужто и ты пропустил рюмочку? На работе? Ну дела!.. – изумилась Беба, смущенная туманной речью супруга.
– Я на работе не пью. И после работы редко. Я рассуждаю вслух. Я знаю их методы. Неважно, кто преступник. Важно, кому дело пришить. Мне никто ничего не пришьет.
– А я боюсь, – сказала Беба.
– Почему? Что тебя пугает?
Она поколебалась несколько секунд, потом прошептала:
– Да… В ту злосчастную пятницу… Понимаешь? Я заходила в гостиную после того, как коньяк был уже разлит по рюмкам. Узнает милиция – мне каюк!
– Ты отравила? – похолодел Коста. Он свыкся с изменами жены, но мысль потерять ее была невыносимой.
– Идиот! Уж если я тебя не отравила, то Жоржа и подавно.
Коста подошел к жене, наклонился, провел пальцами по ее золотым локонам.
– Расскажи мне, – сказал он ласково. – Расскажи мне обо всем.
Всхлипывая, Беба поведала мужу о чудовищной измене Жоржа.
– И тогда я крикнула, что убью, убью его! Да, я хотела убить! Этот мерзавец бросил меня окончательно, навсегда. И я решила отомстить!.. Жорж спустился вниз. Потом кто-то позвонил у ворот.
– Да, – кивнул Даргов, – почтальон. Я видел его.
– И я видела. Жорж пошел к воротам, а я кинулась в гостиную. Там в буфете Жорж держал оружие. Пистолет. Он мне раньше его показывал. Я хотела схватить пистолет и стрелять, стрелять, стрелять в него. Жаль, ящик в буфете был заперт. Попробовала взломать, но не успела. Кто-то шел в гостиную, и я поднялась наверх.
– Кто шел?
– Дамян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12