– Согласна. Обожаю смелых мужчин. Но на сей раз вы безнадежно ошибаетесь, – улыбнулась вдова.
Геренский достал свою записную книжку и вырвал из нее три листка. Ничего не понимающий Смилов вытащил шариковую ручку и приготовился писать. Зина Даракчиева взяла с соседнего шкафа карандаш.
– Постойте! – сказал Геренский. – Надо писать всем одновременно. А у меня, как на грех, нет ничего пишущего.
Вдова протянула ему свой карандаш, пошла в соседнюю комнату и вернулась с авторучкой.
– Начнем, – предложил Геренский и быстро написал: «Исчезновение Средкова». Вдова помедлила, закрыла бумагу рукой и вскоре протянула подполковнику листок с одним-единственным словом: «Никифор». А Любомир Смилов нацарапал кривыми печатными буквами: «Жизнь – это игра, сегодня радость и шутка, а завтра сплошная грусть».
– Проиграли, проиграли, – захлопала в ладоши Зинаида. – И поделом вам: не будьте впредь столь самоуверенны.
– Сдаюсь на милость победителей, – поднял вверх руки Геренский. – Видно, с моими способностями психолога не в милиции работать, а в кузнице. Или подрезать виноградные лозы.
6
Он заснул глубокой ночью и, когда настойчивый телефонный звонок разбудил его в половине восьмого, не сразу смог прийти в себя.
– Геренский слушает.
В ответ он услышал возбужденный голос своего помощника.
Оказалось, около шести утра в пятое отделение милиции позвонили и сказали странным, сдавленным голосом: «Если хотите раскрыть убийство Даракчиева и Даргова, поройтесь в гардеробе Атанаса Средкова». Дежурный слово в слово записал это сообщение и немедленно оповестил центральное управление. Так новость дошла до Смилова. Смилов оделся и пошел в управление. Там его ожидал сюрприз – Атанас Средков с пузырьком цианистого калия…
– Какие объяснения дает Средков? – спросил Геренский.
– Его не было в городе несколько дней. А когда вернулся, заметил, что кто-то рылся у него в гардеробе. Заподозрив неладное, он обшарил весь шкаф и нашел пузырек из-под пенициллина. На дне блестел белый порошок. Он открыл пузырек и сразу почувствовал горький запах миндаля. Тут он понял, что к чему, и со всех ног кинулся в управление.
– Где сейчас пузырек?
– В лаборатории. Я попросил сделать дактилоскопическую экспертизу. На пузырьке отпечатки пальцев Средкова, Паликарова и кого-то еще, третьего.
– Паликарова? Ты уверен?
– Заключение совершенно категорично. Как поступим дальше, товарищ подполковник?
– Во-первых, возьми у прокурора санкцию на обыск у Паликарова. Во-вторых, если Атанас Средков еще в управлении, пусть ждет меня. Я сейчас приеду.
Геренский наспех оделся и, даже не позавтракав, поспешил в управление. Однако капитана Смилова он не застал: по словам дежурного, тот минут десять назад сел в первую попавшуюся машину и уехал в неизвестном направлении.
Геренский вздохнул, подумал с грустью, что неплохо бы все-таки перекусить, потом позвонил и приказал привести таможенника. Дожидаясь его, он расхаживал по кабинету и размышлял.
Он думал о том, что самое тяжелое в его работе – груз недоверия. В интересах службы буквально все приходится проверять, выверять, тщательно исследовать. Вот приходит Атанас Средков, приносит пузырек с цианистым калием, уверяет, что нашел в гардеробе. Как оценить ситуацию? Для начала предположим, что он говорит правду. Тогда понятно: кто-то, вероятно убийца, подбросил яд, а потом позвонил по телефону, чтобы таможенника накрыли с поличным… А если предположить другое? Допустим, Средков каким-то образом раздобыл пузырек, к которому случайно прикасался Боби Паликаров. Если убийца именно Средков, то для него лучший способ отвести от себя подозрения – донести на самого себя, прикрываясь Паликаровым. Действительно, сложный и хитрый ход. Но разве убийца не доказал, что он гроссмейстер в преступной игре?..
Дверь открылась, милиционер ввел Средкова и вышел.
– Пожалуйста, садитесь, – сказал подполковник. – Куда вы исчезли?
– Ездил к жене и ребенку, – глухо ответил тот, упорно избегая взгляда Геренского. – В Вершецу. Там они на курорте.
– Почему вы уехали в Вершецу, несмотря на мой строжайший запрет не покидать Софию?
На этот раз Средков поднял глаза. То были глаза бесконечно усталого и замученного человека.
– Я… я должен был поехать… Не мог ждать! Я поехал, поехал… чтобы попрощаться… прежде чем меня арестуют.
– Арестуют? А почему вы думаете, что вас должны арестовать?
– Арестуют и осудят, – продолжал тот. – Хотя бы за то, что я отчасти повинен в смерти Даргова.
– Что значит «отчасти повинен»?
– Товарищ подполковник, в ту проклятую пятницу я приехал на дачу не вечером, а днем, – выпалил таможенник и с облегчением вздохнул, точно свалил с плеч неимоверную тяжесть.
– Зачем?
– Можете мне не верить, ну да ладно… Я, когда получил приглашение от Даракчиева, немедленно поехал к нему на дачу, чтобы сказать: «Отстаньте от меня раз и навсегда, я вам не компания». Приехал часа в четыре, позвонил, но никто к воротам не вышел. Я заглянул в щелку в заборе. Собака дремала на солнце, одно окно на даче было раскрыто настежь. Стало быть, хозяева дома, подумал я. Но почему же не открывают? Может, звонок испорчен? Подождав, я пошел вдоль забора до лазейки, пробрался к двери дома – она была заперта. Тогда я подошел к раскрытому окну. Заглянул внутрь. Постучал в стекло. Никто не отвечал. Так и пришлось уйти.
– Опять через дыру в заборе?
– Конечно. Я вылез, прошелся до пруда, прилег там на берегу и решил: все-таки дождусь Даракчиева.
– И дождались, это я знаю, – устало сказал подполковник. – Однако при чем тут во всей этой истории Коста Даргов?
– А он видел меня возле окна. И даже сфотографировал…
– Почему сразу не сказали мне обо всем?
– Боялся, товарищ подполковник. Меня и без того вся их компания готова подвести под монастырь. Я для них чужой. – Средков вздохнул. – Только после смерти Даргова я понял: расскажи я вам всю правду – может, он был бы жив. Потому что…
– Потому что он мог видеть и сфотографировать настоящего убийцу, не так ли? – перебил Геренский. – И поплатился за это жизнью, да? Возможно, вы и правы. Но при одном условии: если этот убийца не вы сами.
– Я не убийца, а несчастный человек, – пробормотал Средков. – И готов понести заслуженное наказание. За тюремным замком.
– Для начала врежьте новый замок в собственную дверь. И ключ держите не под порогом, а при себе. Чтобы не находить больше никаких сюрпризов, – сказал Геренский.
Зазвонил телефон. Сняв трубку, подполковник услышал взволнованный голос капитана Смилова:
– Товарищ подполковник, я в квартире Паликарова.
– А санкция прокурора?
– Какая там санкция! Паликаров сам позвонил мне и умолял приехать немедленно. Осмотреть следы погрома, учиненного в его квартире неизвестными злоумышленниками.
– Пожалуйста, не клади трубку, – сказал Геренский и обратился к таможеннику:
– Вы получали в последнее время какие-нибудь письма?
– Письма? Никаких писем не получал. – Вы заглядывали в почтовый ящик?
– Нет. Мне и в голову не приходило. К тому же я вернулся поздно вечером.
– Посмотрите в почтовом ящике, Средков. И если найдете какие-нибудь письма – сохраните их, они нам могут понадобиться. – Подполковник встал. – Пока езжайте домой. Если вспомните, что вы не только заглядывали в раскрытое окно дачи Даракчиева, но, к примеру, были и внутри дома, хотя бы из чистого любопытства, обязательно сообщите мне. Договорились?
– Внутри не был, – растерянно сказал таможенник, глядя то на Геренского, то на появившегося в дверях милиционера.
– Проводите этого гражданина, – приказал подполковник, снова поднимая трубку. – Продолжай, Любак. Что за новая история?
– Здесь кто-то поработал, притом довольно нагло. Без вас я не разберусь…
– Сейчас еду, – сказал Геренский.
7
Прежде чем подняться на третий этаж к Паликарову, подполковник несколько раз обошел дом, внимательно разглядывая лепные карнизы, изысканные колонны, ажурные надстройки. Такие дома возводили в начале века – они были украшением так называемого «аристократического» квартала Софии.
Впрочем, Геренский разглядывал не только архитектурные красоты. Не поленился он подвергнуть придирчивому осмотру весь двор, а под конец заглянул даже в мусорную яму. Наконец дал знак двум сопровождавшим его экспертам и начал подниматься по широкой роскошной лестнице.
Еще с порога Паликаров обрушил на него свои жалобы, но Геренский предупреждающе поднял руку:
– Подождите! Сначала я люблю смотреть, а уж потом слушать.
Повреждений в квартире было много – выбиты стекла буфета, хрустальный сервиз сметен жестоким ударом, весь пол усеян обломками фарфора. В холле на стене вмятина с рваными краями – явно от удара тяжелым предметом.
Подполковник посмотрел на стоящего рядом пригорюнившегося хозяина и сказал участливо:
– Жалко… Придется тут повозиться с ремонтом – прошпаклевать, покрасить… А поскольку работа предстоит большая, позвольте сделать еще одно разрушение. – Он кивнул эксперту и указал на поврежденную часть стены: – Возьмите-ка пробу. Вытащите часть штукатурки со следами удара.
В спальне внимание Геренского привлекли флаконы из-под пенициллина на ночном столике. Их было девятнадцать.
– Вы коллекционируете пузырьки из-под пенициллина? – спросил он. – Что за хобби?
– Какое там хобби, товарищ Геренский. Весной я был тяжело болен. Настолько тяжело, что мне сделали сорок уколов пенициллина. Сорок уколов из двадцати пузырьков. С тех пор эти пузырьки я и храню на ночном столике. Чтобы всегда помнить: надо следить за собой, беречь здоровье.
– А кто вам делал инъекции?
– Сестра из нашей поликлиники, Милка. Можете ее спросить. Она подтвердит.
– Зачем же тревожить медсестру по пустякам. Не нужно. Я спросил просто так, между прочим. Не все ли равно, кто делал инъекции. А вообще-то я вам сочувствую. Сорок уколов – тяжкое испытание. Особенно для вас – такого нервного, чувствительного человека. – И, улыбнувшись, подполковник пошел к выходу.
Паликаров засуетился, будто не знал, идти вслед за ним или остаться. Наконец, одолев смущение, прокричал вслед Геренскому высоким фальцетом:
– Но ведь теперь их только девятнадцать, только девятнадцать! Куда подевался еще один? Ведь я вам сказал, их было двадцать! А теперь – девятнадцать…
Стоя на пороге, тот оглянулся.
– Вы уверены?
– Как я могу ошибиться?.. Именно двадцать! Странное дело! Кто мог его взять?
– Например, тот, кто изуродовал вашу прелестную квартиру. Или кто-либо из ваших друзей. На память. Навещают же вас друзья, верно? Или подруги… Не беспокойтесь, найдем ваш пузырек. Между прочим, я тоже хотел бы взять одну такую скляночку. Вы не против?
– Конечно, забирайте хоть все.
Геренский сунул пузырек в карман и подошел к изящному столику в углу. Там лежала кипа номеров «Юманите диманш».
– Я жил когда-то во Франции, – объяснил Боби. – А газету читаю, чтоб язык не забыть. Между прочим, «Юманите» – единственная французская газета, которую можно купить в Болгарии.
– Любопытно. Не дадите ли несколько номеров на время? – попросил Геренский. – Возьмусь-ка и я за французский.
– Берите – хоть насовсем. Сейчас мне не до языков, – ответил Боби.
8
Спустившись вниз, они вновь оказались во дворе, и здесь Смилов спросил:
– Товарищ подполковник, для чего вам «Юманите»? Насколько мне известно, единственное французское слово, которое вы знаете, – это «мерси»!
Геренский таинственно улыбнулся. Потом извлек из папки газеты. У одной была оторвана половина страницы.
– Оглянитесь-ка, – обратился он к одному из экспертов. – Видите мусорную яму? Да, под акацией, видите? Там несколько ведер с мусором, и из одного торчит железный прут. Возьмите эту железку и отнесите в лабораторию. Пробу со стены и газеты, – он протянул эксперту номер «Юманите», – туда же, на срочную экспертизу. Что нужно выяснить? Во-первых, не этим ли прутом сделана вмятина в стене. Во-вторых, не был ли обернут прут именно этой газетой. Задача ясна? Выполняйте. – Геренский повернулся к капитану Смилову: – А ты, Любак, займись пузырьком из-под пенициллина.
– Ясно, товарищ подполковник. Иду к медсестре – взять у нее отпечатки пальцев.
– Я тебя немного провожу. Надо кое в чем разобраться.
Они медленно шли безлюдными, тихими улочками, молчали, и каждый пытался разобраться в запутанной игре, которую вел против них неведомый преступник, обнаруживая при этом железную логику и непоколебимую уверенность в собственной непогрешимости.
– В чем же смысл нового хода нашего мистера Икс? – спросил как бы про себя Смилов. – Отвлечемся пока и от Средкова, и от Паликарова. Допустим, это сделали не они, кто-то другой… Значит, настоящий убийца дрогнул, нервы не выдержали, и он начал принимать защитные меры?
– Возможно! Очень возможно, Любак! Предположим, убийца решил направить нас по ложному пути. На ночном столике у Боби стоят двадцать пузырьков. Можно не сомневаться, что на каждом из них есть отпечатки пальцев Паликарова. Итак: украсть пузырек, всыпать цианистый калий, подсунуть Средкову, позвонить в милицию.
– Действительно, хитро! – откликнулся Смилов. – Таким образом убийца поставил нас перед выбором: либо Паликаров сваливает вину на таможенника, либо таможенник – на Паликарова. Третьего не дано…
– Тогда вполне возможно, что Паликаров сам устроил погром в своей квартире, – задумчиво сказал Геренский. – Заметив исчезновение одного пузырька, он подумал, что тот, кто его украл, готовит ему какую-то неприятность. Этим мнимым нападением он хочет привлечь наше внимание: если потом где-нибудь обнаружится роковой пузырек, у него, дескать, стопроцентное алиби… В сетях страха бьются сейчас все подозреваемые, весь этот сброд, именуемый консорциумом. Никто из них не знает, чего ждать друг от друга, и ради собственной безопасности они наводят тень на бывших своих сообщников и приятелей. Затевают черт знает какие нелепости. Анонимка против Дарговой, падающие с неба кирпичи, теперь вот погром у Паликарова…
– Вы правы, шеф, – сказал Смилов. – Сейчас они боятся друг друга еще больше, чем нас, вот и строят козни… Поликлиника тут рядом, за углом. Если застану медсестру, через час-полтора выяснится все и с отпечатками пальцев.
– Жду тебя в управлении, – сказал Геренский и взглянул на часы.
Подполковник не ошибся в своих предположениях, экспертиза установила, что злоумышленник орудовал в квартире Боби прутом, который нашли в мусорном ведре. Ничьих отпечатков пальцев на пруте не обнаружилось: орудие было предусмотрительно протерто лавандовым спиртом. Зато не осталось никаких сомнений, что мельчайшие бумажные волокна на пруте – от того самого номера «Юманите диманш».
Когда через час десять капитан появился в кабинете, Геренский встретил его заготовленной фразой:
– Догадываюсь, Любак! Пузырек побывал именно у этой медсестры?
– Именно у этой – весьма, кстати, миловидной, – улыбнулся Смилов.
– А теперь посмотри результаты экспертизы. Капитан бегло просмотрел листок, почесал нос, неторопливо сказал:
– Да, я сразу почувствовал там, у Боби: неладно что-то в датском королевстве. Теперь понятно, почему злодей переколол дешевый фарфор, а на старинной мебели даже и царапины не оставил! Чувствительный, видать, товарищ. Со вкусом к старине. Жалко было собственное имущество. Как прикажете поступить? Вызвать Паликарова?
– А зачем? Сделаем вид, что ломаем голову над загадкой, которую нам загадал мистер Икс. Разве ты не замечаешь, нервы у него начали пошаливать, он то и дело пытается что-то предпринять, отвлечь от себя подозрения, навести их на других. Оставим все как есть – увидишь, убийца снова как-нибудь да выкажет себя.
– Выкажет-то он выкажет, только как бы до той поры кто-нибудь еще из этой компании не помер.
– Именно поэтому всех надо в ближайшую пятницу собрать здесь, в управлении… Небольшой коктейль-парти!
– Включая Даракчиеву, Тотеву и Данчеву?
– Всех! К тринадцати ноль-ноль. Кто получил анонимки, пусть захватят их с собой. И последнее. В ближайшие два дня, пока меня не будет, вплоть до самой пятницы, никаких мер по этому делу не предпринимай. Договорились?
– Насколько я понял, вы собираетесь в командировку?
– Есть одно дельце. Генерал поставлен в известность, так что до пятницы командуй здесь, верховодь…
9
В пятницу всех собрали в кабинете Геренского. На пепельно-сером лице Боби Паликарова не было написано ничего, кроме страха. Подполковник отметил про себя необычную для старого донжуана небрежность в одежде: нечищеные туфли, мятые брюки, кое-как повязанный галстук.
Во взгляде и поведении Даракчиевой, севшей рядом с Боби, нельзя было заметить ничего, кроме любопытства. Одетая с подчеркнутой элегантностью, она спокойно играла ручкой своей сумочки. Зеленые глаза женщины с нескрываемым интересом останавливались то на одном, то на другом своем подследственном собрате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12