Осмотр секс-магазина совершенно вылетел у меня из головы. Только сейчас я полностью отдала себе отчет в серьезности ситуации, в которую попала: я действительно нахожусь в «запретном» районе, уже вечер, и до сих пор я имела больше везения, чем ума. Мне следовало удовлетвориться зрелищем, какое представлял собой пребывающий в почти бессознательном состоянии наркоман, и тут же убраться отсюда, а не лезть так глупо в пекло.
Но, раз уж я наткнулась на полицейских, то надо воспользоваться случаем и держаться ближе к ним. Задержанную женщину они, конечно, отвезут в полицейский комиссариат. Впрочем, наверное, где-то поблизости их ждет полицейская машина. Я подойду к ним и попрошу подвезти меня до ближайшего квартала с нормальным движением и связью.
Полицейские с женщиной дошли уже до конца улицы и исчезли из виду. Я шла за ними. Как оказалось, улица выходила к каналу. Я остановилась, озираясь. Бегущая вдоль канала узкая полоса тротуара почти тонула в темноте. Освещал ее только слабый свет стоящих вдоль канала фонарей. Через минуту мне удалось разглядеть тех мужчин, их от меня отделяло расстояние в несколько десятков метров. Они остановились у парапета. Тот, который до этого шел сзади, отодвинулся, и тут я увидела силуэт женщины. Сердце мое забилось сильнее.
Было слишком далеко и темно, чтобы я могла утверждать это с полной уверенностью, но на голове у женщины было что-то очень напоминающее мою пропавшую шляпку от дождя. Неужели они задержали Янину Голень?
Едва я успела об этом подумать, как тот, который отодвинулся, размахнулся и ударил женщину сзади по голове, сбив шляпку. Женщина опустилась на землю. Двое других бросились к ней, закутали ее в какое-то покрывало, подняли и наклонились со своим грузом над парапетом канала. Все это время я стояла как парализованная, но тут непроизвольно вскрикнула и одновременно услышала всплеск воды. Тот, который нанес жертве удар, повернулся и, наверное, увидел меня, так как быстро двинулся в мою сторону.
Я успела еще подумать, что все правильно, что такие дуры, как я, не могут умереть своей смертью, что все так и должно было кончиться. Именно я не могла не поддаться желанию увидеть продажных девиц в витринах, как будто в Варшаве я не видела ни одной б…
Больше я уже ни о чем не думала. Все мое сознание сконцентрировалось в ногах, и я бросилась бежать. Никогда не предполагала, что могу развить такую скорость. Я мчалась как заяц. Я боялась бежать вдоль канала, но и не хотела слишком удаляться от него, поскольку знала, что где-то дальше он проходит вблизи нормальных улиц, полных людей и света.
Я плутала по каким-то темным пустым улицам, лишь очень смутно представляя себе направление бега и сколько он длится. В какой-то момент заметила, что улица упирается в глухую стену, перед которой маячат две человеческие фигуры. Я свернула и, совершенно теряя ориентацию, повернула в какую-то поперечную улицу и тут же увидела вдали фонари и услышала гул машин. Только тогда я почувствовала, что сердце мое бьется буквально в горле, в ушах шумит и я с хрипом хватаю ртом воздух. Последние несколько десятков метров стоили мне больше всего.
В тот момент, когда я очутилась на нормальной улице среди людей, силы, обнаружившиеся у меня во время спринта, которого не постыдился бы и двадцатилетний, улетучились, как воздух из проколотой автомобильной шины.
Я боролась с собой, чтобы не сесть посреди улицы, и не мечтала ни о чем другом, кроме чьей-нибудь опеки и помощи. Я не знала ни где я нахожусь, ни что мне делать. Сердце мое все еще колотилось в горле, а ноги были ватными.
На другой стороне улицы я заметила бистро. С усилием перешла проезжую часть и плюхнулась на первый же свободный стул в баре. Подошел официант, а я с ужасом осознала, что не знаю, хватит ли мне хоть на что-нибудь денег. Обратный билет у меня уже был куплен, но я ведь тратила на обед, кафе, билеты в музеи, проезд. Я нервно открыла сумочку и начала считать деньги. У меня оставалось пятнадцать гульденов и какая-то мелочь. Официант выжидающе стоял рядом. Я осмотрелась. Все вокруг меня потягивали пиво из огромных стеклянных кружек.
– Сколько стоит пиво? – спросила я.
– Смотря какое. «Туборг» – пять гульденов.
Я перевела дух и попросила «Туборг». Это была вторая чудовищная глупость, которую я совершила в Амстердаме. Я никогда не пью пива, потому что не люблю его и чувствую от него тяжесть. После нескольких глотков этой горькой жидкости ноги из ватных превратились в многокилограммовые колодки и у меня разболелась голова.
Но самое ужасное было в том, что я не могла сообразить, что мне делать дальше. Все нормально, успокаивала я себя, мне нужно сейчас же позвонить в полицию и сказать, что я была свидетелем убийства, что я видела, как оглушили женщину и бросили ее в канал. Однако какой из этого толк, если я не знаю даже, где это было. В такой ситуации важна каждая минута. Сколько минут я бежала? Не знаю. В таких обстоятельствах, даже если будет организован немедленный розыск, быстрых результатов ждать не приходится. Шансов, что Янину Голень, если это была она, выловят живой, нет. К тому же удар по голове, который она получила, был, вероятнее всего, смертельным, убийца не стал бы рисковать, оглушая ее голой рукой. И у них имелось покрывало, чтобы завернуть тело перед тем, как бросить в воду. Это было запланированное убийство, выполненное расчетливо…
В голове у меня гудело. Я с трудом поднялась со стула. Телефонная кабина находилась в коридоре у туалетов. В телефонной книге я нашла номер полиции и набрала его. После нескольких сигналов голос в трубке забормотал что-то по-голландски. Я посмотрела на часы, было без пяти девять. В 9.25 уходил мой поезд в N. Я крикнула в трубку, что могу говорить только по-английски. Тот же голос ответил:
– Да…
Запинаясь и повторяясь от волнения, я нескладно рассказала, что видела у канала.
– Весь город покрыт каналами. Улицы у каналов имеют названия, – флегматично объяснил голос. – Где это было?
– Не знаю, как эта улица называется. На нее выходит переулок, где секс-магазины с девушками в витринах.
– Таких улиц много. Это портовый район?
– Не знаю!
– Откуда вы звоните?
– Из бистро.
– Из бистро на какой улице?
– Не знаю! – выкрикнула я, расстроенная до последней степени.
– Советую меньше пить, – еще флегматичнее произнес голос, после чего в трубке раздался щелчок. Было 9.05.
Чуть не плача от досады, что потеряла ценные десять минут, я вылетела из бистро как из пушки. Теперь я думала только об одном – что произойдет, если я опоздаю на поезд. Денег у меня не было – значит, о том, чтобы остановиться в отеле, не могло быть и речи. И тут передо мной из бистро вышла группа молодых любителей пива. Я догнала их и спросила, как мне быстрее попасть на вокзал. К счастью, здесь в школе, очевидно, все учат английский. Моя нервозность была настолько очевидной, что они остановились и поинтересовались, во сколько у меня поезд. Когда я сказала, что через двадцать минут отходит последний, каким я могу доехать до N., откуда потом могу попасть домой, они что-то забормотали между собой на родном языке, после чего один из них, высокий детина, объяснил:
– Мы отвезем вас на вокзал. Машина стоит на соседней улице.
Оказалось, что до вокзала не так уж близко и без помощи моих молодых голландцев я бы ни за что не успела.
Когда я уже сидела в удобном кресле в светлом полном людей вагоне, а поезд с каждой минутой удалялся от Амстердама, меня охватило ощущение, что все виденное мною у канала – кошмарный сон. Не может быть, чтобы это произошло со мной на самом деле. Плохо освещенные пустые улицы, секс-магазины, витрины с продажной плотью, темные воды канала – все это было похоже на сценарий, в котором все было двусмысленно и возможно… И не исключено, что прав был полицейский, бросивший телефонную трубку.
В этом хорошо освещенном вагоне, где напротив меня сидела молодая пара с ребенком, я хотела уверить себя в том, что у амстердамского канала мне все почудилось. Но ведь я знала человека, который вел вместе с другими ту женщину! В этом не могло быть сомнений! Я запомнила его лицо еще на вокзале в Утрехте и до того момента, как его напарник ударил женщину и они бросили ее в воду, считала его полицейским, как и двух других.
Я, наверное, громко вздохнула или охнула, так как молодая мать удивленно посмотрела на меня. Смутившись, я красноречиво дотронулась руками до висков и лба. Она поняла жест, потому что через минуту протянула мне какой-то пузырек с таблетками и что-то сказала по-голландски. Не раздумывая, я вынула таблетку и всухую проглотила ее. Через несколько минут лекарство начало действовать, терзавшая меня после пива головная боль ослабла, и я почувствовала себя отупевшей и сонной.
Дома обо мне уже начали беспокоиться. Мой ребенок встретил меня упреками: мол, они ждут за чаем уже три часа, из-за меня не ложатся спать.
– Есть не буду, падаю от усталости… – объявила я и добавила, что завтра не встану до обеда.
Проснулась я, однако, рано. Стояла прекрасная, солнечная погода с ярким голубым небом, что в это время года здесь бывает редко. Открыв глаза, но еще не совсем проснувшись, я насладилась ею, затем, переборов лень, села в постели… И только тогда на меня обрушились воспоминания вчерашнего вечера. В одну минуту небо нахмурилось, погасло, и меня охватило одно желание – спать! Любой ценой – еще спать!
Я уткнула голову в подушку, натянула одеяло почти до носа, закрыла глаза. Напрасно. Под закрытыми веками повторялся один и тот же эпизод: мужчина замахивается и бьет женщину по голове, двое мужчин закутывают лежащую в покрывало и поднимают этот ужасный сверток, плеск воды…
Я стремительно выскочила из постели. В спальне Крыся и сына было еще тихо. Набросив на себя халат, я на цыпочках спустилась по лестнице и прошла на кухню, чтобы сварить себе кофе. Вопреки распространенному мнению о его бодрящем действии, мне кофе всегда помогает спокойно сосредоточиться. И сейчас, выпив большую чашку, я начала обстоятельно обдумывать ситуацию.
Прежде всего, я систематизировала по очереди все факты, которые после моей вчерашней поездки начали складываться в ряд вопросов и гипотетических ответов.
Янина Голень, как она сама назвала мне свое имя, должна была, как и я, выйти в Утрехте, но вышла, когда я спала, на первой или второй станции после пересечения голландской границы. Она взяла у меня не только шляпку от дождя, но также творог, который она якобы и сама везла с собой. В этом я была уверена, хотя Войтек не сомневался в том, что творог остался в Варшаве в холодильнике. Зачем она взяла эти вещи? И не вышла ли раньше Утрехта из-за шляпки и творога? Невероятно! Оставленная ею лисья шапка стоит в тысячу раз больше.
Предполагаемый сыщик напрасно ждал на вокзале в Утрехте кого-то, кто должен был приехать тем же поездом, что и я. Может, он ждал мужчину, с которым я его потом видела в театре, а может, как раз Янину Голень? Но если они договорились встретиться на вокзале в Утрехте, значит, Голень изменила свои первоначальные планы и отказалась от этой встречи. Если бы она не знала, что ее ждут, то, пожалуй, вышла бы вместе со мной, как и хотела вначале. Ведь если бы она собиралась с самого начала выйти там, где вышла, зачем бы она стала меня обманывать, сказав, что выходит в Утрехте? Какой была цель такого камуфляжа в отношении меня, совершенно постороннего лица, с которым ее ничто не связывало? И зачем она оставила в вагоне лисью шапку, подменив ею потрепанную шляпку от дождя? И тут вдруг в моем мозгу как будто открылся какой-то клапан, на меня словно бы нашло озарение. Чтобы изменить внешность! Чтобы ее не узнали! Лисья шапка была прекрасным опознавательным знаком. Как это мне раньше не пришло в голову? И я еще, глупая, взяла эту шапку в надежде, что потом разыщу Голень и верну мою шляпку.
Взволнованная этим открытием, я внезапно почувствовала ужасный голод и вспомнила, что с обеда в китайском ресторане ничего не брала в рот. Я вытащила из холодильника все, что было возможно, и, усевшись за кухонный стол, уплетая, продолжила свои открытия. Кража творога либо была актом неприязни, либо должна была сбить с толку. Важно было захватить шляпку!
Я вышла из поезда с лисьей шапкой, выглядывавшей из открытой сумки. Если уж ее заметил Войтек, то тем более тип, ждавший особу, которую он должен был узнать по лисьей шапке. Когда Войтек укладывал багаж в машине (а это продолжалось настолько долго, что перрон уже опустел), я целый час стояла с этой сумкой в руке. Я даже заметила неприятный взгляд, который бросил на меня тот тип. Тогда еще булка, которую я ела, застряла у меня в горле. Значило ли это, что он тогда, на перроне, счел меня своей будущей жертвой? Дальнейшие события это подтверждали. Он, вероятно, и дальше следил за мной, поскольку был вечером в театре, а потом тихонько появился в доме у Войтека. Если бы они обнаружили меня в том идиотском шкафу… Дальше я уже была не в состоянии о чем-нибудь думать, так как мысли в панике разбегались.
В кухню вошла моя невестка.
– Пушистик, ты же должна спать до обеда. А сейчас только около восьми…
– Я собиралась спать до обеда или даже больше. Но это было еще одно благое намерение в жизни, которое не осуществилось, – ответила я понуро и, увидев, что Эльжбета смотрит на меня с беспокойством, добавила беззаботно: – Это результат отказа от ужина. Меня разбудил голод…
– Я тоже надеялась сегодня выспаться, но Крысь уже проснулся и хочет, чтобы мы пошли на дальнюю прогулку. Будет только морока с вытаскиванием Войтека из постели. У тебя хватит сил после вчерашней прогулки идти с нами? Нас очень интересуют твои впечатления от Амстердама. А после обеда к нам придут Лиза с мужем, который вернулся из Штатов, и будет трудно при них говорить об этом…
– Сначала я должна умыться, – поспешно ответила я и вышла из кухни.
Уже на лестнице до меня долетели выкрики и смех Крыся, смешанные с недовольным бурчанием моего ребенка. Через открытые двери спальни я видела Крыся, безрезультатно пытавшегося стянуть с Войтека одеяло. Я закрыла на задвижку дверь ванной и, игнорируя запрет Войтека не курить наверху, как только вошла в ванную, сразу закурила. Мысль, что после обеда будут гости, утешала. На прогулку я не пойду, а вечером скажу, что у меня болит голова, и таким образом мне удастся отвертеться от рассказа о пребывании в Амстердаме. Ведь, зная моего ребенка и невестку, я имела много оснований полагать, что до понедельника их любопытство угаснет, если они вообще не забудут о моем субботнем путешествии.
После ванны я предусмотрительно улеглась в постель и через Крыся сообщила, что хочу полежать, так как мои конечности ужасно болят от вчерашней прогулки.
Через час шум внизу известил о том, что моя близкая родня выбирается из дома. Я сошла вниз спросить, когда они вернутся.
Эльжбета заканчивала упаковывать рюкзак.
– Мы берем с собой бутерброды, – объяснила она, – но к пяти вернемся, а Лиза с мужем придут к шести. Обед готов, и мы успеем его съесть перед их приходом. Жаль, что тебе придется одной есть ленч.
– Мне тоже жаль, – притворилась я и добавила лукаво: – Но немного алкоголя, может быть, ослабит сожаление.
– Войтек в пятницу привез несколько бутылок вина, они в баре, в упаковке. Возьми себе какую хочешь, – тут же предложила моя невестка.
– Я никогда не умела откупоривать бутылки, так чтобы не искрошить и не вогнать внутрь пробку. Хорошо бы Войтек открыл вино сейчас…
– Неприятно иметь мать алкоголичку, – буркнул мой ребенок, берясь за штопор.
– К сожалению, тебе это не грозит, – парировала я. – Алкоголь в Польше ужасно подорожал. Не закрывай слишком плотно, а то я не смогу открыть, – забеспокоилась я, видя, как он извлеченную уже пробку вбивает ладонью в бутылку.
– Откроешь, я вбил только наполовину. И не пей много. Когда после второй рюмки тебе покажется, что ты трезвая, это будет значить, что ты уже пьяная, помни! – поучал меня по-отцовски мой ребенок.
Через минуту их уже не было, а на столе стояла бутылка доброго красного вина.
«Это то что нужно», – оценила я точность рекламного лозунга после первой рюмки и удостоверилась в этом еще больше, выпив вторую. Мне стало легче не только на душе, все тело охватило чувство приятной слабости. У меня не было впечатления, что я абсолютно трезвая, а из этого, с учетом сказанного Войтеком, вытекало, что я не пьяная и могу выпить третью. Теперь уже я не тряслась от страха, анализируя свои предположения относительно человека, который ждал на вокзале в Утрехте, и Янины Голень.
Прежде всего я осознала, что тот тип и его приятель, которых я приняла за сыщиков, пришли в дом искать не меня, а какую-то вещь. Если бы речь шла обо мне, они не рыскали бы в шкафах, не искали бы за батареями и т. п. Что они хотели найти? Я не могла дать на этот вопрос ни одного, даже самого гипотетического ответа, кроме того, что это вещь, каким-то образом связанная с Яниной Голень, за которую меня приняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21