– Ни на что я не намекаю! – отрезал Шитов. – И вообще, не забывайте, что вы разговариваете с официальным лицом. Проект ваш рассмотрим – в установленные законодательством сроки. И ответ дадим – официальный, на бланке. А сейчас извините – мне надо ехать на совещание к губернатору. Звоните моему секретарю.
Павел Игнатьевич Никулин
Столичная штучка… Думала – раз, и в дамки. Ан нет!.. Мы еще повоюем малость. У себя в Москве ты, конечно, королева. А тут – шалишь! Свои тузы имеются. Дураками нас всех считаешь. Пусть!.. Это при Климовиче твои штучки проходили на «ура». Теперь наше время настало. Славка-то бабник был, Царство ему небесное. Вот и купился на твои прелести, осёл. С Шитовым другой расклад будет. Ему его задница дороже, чем все красотки мира, вместе взятые. И не купишь ты его, родимая, ничем – ни деньгами, ни… Деньги-то он, может, еще и взял бы. Да знает, шкура, чем обернется. Соображает, что Сыч его на медленном огне поджарит, дерьмо жрать заставит. Так что не притронется он к твоим «бабкам» вонючим, и не надейся! А я дождусь! Дождусь, пока ты на поклон придешь к Пал Игнатьичу Никулину. У меня и в Москве ниточки найдутся. Не таких обламывал…"
Москва. Четыре года спустя
Андрей Огородников
Я проснулся рано – около семи. Но мама, конечно же, встала еще раньше. Странно – вроде бы выходной день…
– Андрюш, ты завтракать будешь?
Хороший вопрос. Буду, конечно. Что ж мне, голодным в гости к Ленке идти?
– Что нового в институте? – спросила мама, намазывая на хлеб шоколадное масло.
– Да так… Скукотища одна. Стипендию вот задерживают…
– Намек поняла. Возьмешь там, в буфете, сто долларов.
– Сто баксов? – я скроил недовольную мину. – А я-то думал, что ты у меня – крутая. Вон какими мильонами ворочаешь…
– Ну, насчет мильонов – это ты преувеличил. Ими Билл Гейтс ворочает, и еще Березовский. А у меня вот кризис третий месяц. Дебет с кредитом не сходится. И вообще, пора уже тебе самому на карманные расходы зарабатывать. Не маленький, скоро девятнадцать стукнет…
– Ох, ма! Не въезжаешь ты в проблемы нового поколения.
– И не хочу въезжать. У меня забот и так хватает.
– Ладно, я побежал. Мне еще к Стасу заскочить надо. Пока!
Вообще-то мама у меня – мировая! Таких еще поискать. Я не в смысле денег. Мне порой даже стыдно бывает, что я мало ей помогаю по дому. Нелегко ей со мной пришлось в своё время. Отца-то я никогда не видел, по рассказам знаю только. Да и материально поддержать он не всегда мог. Вот и крутилась мама одна.
Друзья, конечно, помогали – куда же без них! Но, в основном, советами. И на том спасибо.
А вот и дом Стасика. Как раз есть часок, чтобы поболтать. А потом уж – к Ленке, благо, она тут рядышком обитает. Повезло мне все-таки с ней. Сколько девчонок знал – а такой, как она, среди них не было. И без выпендрона совсем – хотя папаша у нее тоже какой-то там босс. Странно, что не в Москве живет – я думал, что все крутые нынче в Москве. Я иногда думаю – а если б не зашел я тогда в то кафе? Значит, и Ленку бы не встретил?..
* * *
Лена открыла дверь на два условных звонка.
– Проходи, Андрей, – улыбнулась она. – Я как раз сырники испекла.
– Я, в принципе, завтракал…, – смутился он.
– Да ладно, чего ты… Ну, проходи! Обувь можешь не снимать.
Он слегка наклонился и неловко поцеловал ее. Она шутливо отстранилась.
– Ну что ты, прям с порога…
– Соскучился я, Ленка. Как-никак, два дня не виделись.
Она направилась в сторону кухни. Он двинулся следом. От сырников, лежащих на тарелке, шел приятный аромат.
– Чаю будешь? – спросила Лена.
– Нальете – выпью, – сказал Андрей, подражая интонациям известного киногероя.
Поставив перед ним чашку, Лена присела рядом. Уплетая сырник, Андрей не сводил с нее глаз.
– Слушай, я даже накраситься с утра не успела.
– Да брось ты! – он накрыл своей ладонью ее руку, лежащую на столе. – Разве красота нуждается в том, чтобы ее улучшали?
Она немного смутилась, убирая руку.
– Я вчера новые диски купила. Хочешь взглянуть?
Они прошли в соседнюю комнату. Лена отрыла ящик стола, принялась перебирать компакты. Она слегка вздрогнула, когда руки Андрея легли ей на плечи. Но не отстранилась. А затем его губы – очень нежно – коснулись ее шеи, как раз в том месте, где темнело крохотное родимое пятнышко…
– Ты грустная. Почему?
– Не знаю, Андрюш… Лучше не спрашивай. Не спрашивай меня ни о чем, ладно?
– Ну-у, я так не могу. Ведь для меня все это очень серьезно. Понимаешь?
– Понимаю…
– Да ты что, не веришь мне? Я прямо сейчас пойду к маме и все-все расскажу о нас. Она добрая. Ты ведь знаешь, кто у меня мама?
– Знаю. Ее по телевизору показывали.
– Верно. Она все поймет, ты не бойся.
– Я и не боюсь. Сейчас мне трудно что-то тебе объяснить…
– А ты не объясняй. Просто смотри мне в глаза, вот так. И я все пойму сам…
* * *
Аркадия Александровича Сычева мучила усталость. Он хотел покоя. А его-то как раз и не было. В особенности «доставал» Сыча его давний приятель, а ныне деловой партнер Павел Игнатьевич Никулин. Его вечное недовольство, а также свирепая подозрительность бывшего комитетчика отравляли жизнь пожилого «авторитета». Вот и сегодня Никулин позвонил на мобильник ни свет, ни заря, и потребовал очередной встречи.
«Эх, зря я помог ему тогда с Шитовым!» – подумал Сыч.
Никулин прибыл, как всегда, без опозданий – минута в минуту. Эта нерусская пунктуальность почему-то тоже раздражала Сыча.
– Что на этот раз?
– Ты, Аркаша, привыкни, что по пустякам я тебя не дёргаю. Выпить нальешь?
– Ну, наконец-то, сподобился! А я уж, грешным делом, думал – брезгуешь ты со мной водку лакать.
Сыч отошел к бару и достал бутылку «Абсолюта».
– Какая печаль на сердце, Пал Игнатьич? Поведай старому другу.
Никулин в задумчивости взял полную рюмку со стола и одним махом осушил.
– Да всё та же печаль, Сыч. Стерва эта столичная покоя мне не дает.
– Ксюша Огородникова, что ли? Так ведь мы четыре года назад проект ее тормознули. И на выборы местные она не пошла. Струхнула, наверное.
– Да непохоже. Она теперь и в столице на мозоль мне наступила.
– Вот как? Любопытно. Что на этот раз?
Никулин прикрыл глаза и легонько помассировал указательными пальцами виски.
– Что, Пал Игнатьич, нездоровится? А ты водочку почаще пей. В ней вся сила для русского человека, – хохотнул Сыч. – Налить ещё?
– Нет, спасибо, – отказался банкир. – Аркаша, дело в том, что я использую одну мелкую столичную структуру, чтобы… Впрочем, это не суть важно. Мне стало известно, что ее люди начали переговоры по покупке этого самого банка.
– Ну и что? – пожал плечами Сыч. – Мало ли кто какие переговоры ведет… Я вон тоже сейчас собираюсь прикупить пару-тройку точек в пределах МКАД. И мне приходится решать вопрос с их нынешней «крышей». Это, Пал Игнатьич, нынче в порядке вещей.
– Это у тебя там «крыши», разборки и еще черт знает что. А у меня – бизнес! Дело, так сказать. Улавливаешь разницу?
– Нет, – совершенно искренне ответил Сыч.
– А разница есть. Проявиться я не могу, понимаешь? Ну нельзя мне поднять трубку и просто сказать: «Здрасьте, Оксана Кирилловна! А не могли бы вы повременить с покупкой акций банка „Заря“? Или же вообще – присмотреть себе другой банк? А я буду вам очень благодарен!»
Сыч долго молчал, теребя в руках пустую водочную рюмку. В который раз ему от общения с этим человеком становилось не по себе. А ведь смутить старого уголовника было совсем непросто…
– А у тебя, Паша, что-то личное к этой бабе, – изрек он наконец.
– Да хоть бы и так! – вскипел Никулин. – Ты мне в душу не лезь, Сыч – не люблю я этого. Говори прямо – поможешь или нет?
– Чего ты конкретно от меня хочешь?
– Делай что хочешь, но чтобы она отстала от банка «Заря».
– Хорошо, Паш, я попробую. Но ничего не гарантирую.
– Зато я тебе гарантирую! – зло процедил Никулин. – Большие неприятности, если эта девка влезет в мои дела.
Глава третья
– Оксана Кирилловна, к вам посетитель.
Вид у Жанночки был немного растерянный, и Оксана решила спросить, что случилось.
– Да странный он какой-то…, – она понизила голос. – По виду – из братвы.
– Борис его проверил?
– Да, все чисто. Он не вооружен.
– Ну, пусть войдёт, – пожала плечами Оксана. Ей давно уже не приходилось иметь дело с откровенными уголовниками.
Порог ее кабинета переступил мужик под два метра ростом, широкоплечий, наголо обритый и одетый в дорогой, но безвкусный костюм. На шее, как и положено, сверкал золотой «тросс», а на пальцах – перстни.
– Здравствуй, хозяйка. Присесть разрешишь?
– А мы с вами на брудершафт, по-моему, не пили, – осадила его Оксана. – Представьтесь, как положено, и изложите, с чем пришли. В противном случае…, – она демонстративно потянулась к кнопке вызова охраны.
– Э, погоди!.. Я это… Не хотел никого обидеть. Короче, Ромой меня зовут. Роман, значит. Я в Москве проездом, меня один уважаемый человек попросил, типа, поговорить…
– Ну, садитесь, Роман. Так какой уважаемый человек вас ко мне прислал?
Роман сел, и обитый бархатом стул жалобно скрипнул под ним.
– Сычёв Аркадий Александрович. Знаете такого?
Оксана наморщила лоб, старательно делая вид, что пытается вспомнить.
– Сычев, Сычев… Кажется, припоминаю. Но он ведь не в Москве живет?
– Не в Москве. Я ж говорю, он меня к вам и прислал. Ну, типа, по ходу дела зайти и потолковать.
– О чём? С господином Сычевым мои интересы, насколько я помню, никогда не пересекались.
– Я не при делах, – Роман характерным жестом развел руки в стороны. – Меня попросили – я выполняю.
– Хорошо. Что имеет мне сказать господин Сычев?
– Аркадий Александрович – человек у нас в городе очень уважаемый. Понимаете, да? У него к вам большая просьба…, – Рома сделал паузу.
– Говорите, я вся внимание.
– Он просит вас прервать переговоры по покупке банка «Заря».
На этот раз изумление Оксаны было вполне искренним.
– С какой стати? Чем мои дела с «Зарей» могли помешать господину Сычеву? Тем более, что руководство этого банка само проявило инициативу и обратилось ко мне… Впрочем, зачем я вам излагаю эти подробности? Бизнес не терпит лишних ушей, так ведь, Рома?
На физиономии мордоворота отразились эмоции, суть которых лежала вне зоны Оксаниного понимания.
– Я ж говорю, что я не при делах, – скучно протянул он. – Аркадий Александрович просил передать, что он никогда не забывает людей, которые проявляют понимание и, чисто, идут ему навстречу. Но и тех, кто не прислушивается к его просьбам, он тоже, чисто, не забывает.
Для Ромы эта тирада была верхом ораторского искусства. Он достал носовой платок и вытер им свой до неприличия низкий лоб.
– Я не поняла – это что, угроза?
– Нет, – лениво прогундосил сычевский посланец. – Мы, типа, никому не угрожаем. Мы предупреждаем.
В кабинете повисла пауза, во время которой Оксане пришла в голову мысль, не вызвать ли ей все-таки на подмогу Бориса. Затянувшееся молчание прервал Роман.
– Так что, чисто, передать Аркадию Александровичу?
– Засвидетельствуйте ему моё почтение и скажите, что Огородникова все деловые вопросы решает только сама, и никакому давлению не поддается.
Рома поднялся со стула.
– Решили в отказ уйти, значит? Ну, лады, дело ваше…
Он направился к выходу. И, уже взявшись за ручку двери, повернул голову и негромко сказал:
– Аркадий Александрович просил напомнить, что у вас есть мать и сын.
Неприятный визитер исчез; но Оксана буквально кожей ощущала его тяжелую ауру.
«Аркадий Александрович просил… Интересно, почему всякая мразь так любит, чтобы ее называли по имени-отчеству?»
В кабинет осторожно просунулась голова верного Бориса.
– Оксана Кирилловна, вы в порядке?
– Все о'кей, Боря. Просто глупая попытка наезда, – устало сказала она.
– Что-о?.. – от возмущения Борис вытаращил свои и без того большие глаза. – Да откуда этот дуб нарисовался? И почему вы меня сразу не вызвали? Я б с ним на его языке потолковал…
Оксана невесело улыбнулась.
– Зайди, дверь прикрой. Сейчас расскажу.
Выслушав ее, Боря секунд тридцать размышлял, беспрестанно поглаживая левой рукой гладко выбритый подбородок.
– Про Сычева я, конечно, слышал. Не Аль-Капоне, конечно, но мужик достаточно серьезный. Не беспредельщик. Имеет связи здесь, в Москве. Основные, так сказать, хобби – рэкет, наркота, торговля «паленой» водкой. Ну, и другие мелочи. Подготовить по нему более подробную справку?
– Успеется, Боря. Ты мне лучше вот что скажи. Какая информация в последнее время всплывала по Никулину?
– Никулин? Это тот, что велел Шитову «зарубить» ваш проект четыре года назад? Да пока вроде тихо всё. А чего это вы вдруг про него вспомнили?
– Боюсь, что ветер дует именно оттуда. Надо бы поинтересоваться, не имеет ли Никулин деловых интересов, связанных с банком «Заря».
– Сделаем, не вопрос, – пообещал Боря. – Вы действительно думаете, что Сычев, прислав к вам этого недоумка, выполнял просьбу Никулина?
– Я не исключаю этого. Почти все мои неприятности последних лет так или иначе связаны с именем этого человека. Суди сам. Проект он мой вместе с Шитовым «зарубил». Газету нашу, которая в области выходила, прикрыли. Формально – за налоговые нарушения, но я точно знаю, что это работа Павла Игнатьевича. Год назад во время презентации нашего салона мод туда ворвались какие-то молодчики и сломали пару рекламных щитов.
– Помню. Так это тоже он?..
Оксана кивнула утвердительно.
– Спросишь, откуда узнала? Начальник гормилиции шепнул. У нас с ним – давняя дружба. Ты, кстати, знаешь, почему я тогда, после разговора с Шитовым, поспешила вернуться в Москву? Мне стало казаться, что за мной следят.
Борис сложил руки на груди.
– А не заняться ли нам этим самым Никулиным вплотную? С какой это стати он будет посылать сюда своих уголовников?
– Не спеши, Боря. Во-первых, это пока всего лишь мои подозрения. А во-вторых… Я предпочла бы сначала сама переговорить с Павлом Игнатьевичем.
– Я, как начальник вашей службы безопасности, категорически возражаю.
– А я, как начальник начальника своей службы безопасности, решение уже приняла, – улыбнулась Оксана.
– Ну тогда, может быть, принять какие-то меры по охране ваших близких?
– Успеется. Для начала собери мне все, что можешь, по Никулину. Первыми нападать мы не будем, но и защищаться нам никто не сможет запретить.
* * *
Начальник оперативно-аналитического отдела областного ФСБ полковник Казарьянц был человеком тучным и уже в годах. На горизонте маячила пенсия. Особых лавров за время службы он не снискал. Скорее, наоборот – в его трудовой биографии можно было найти пару-тройку досадных провалов, которые могли бы стоить ему погон, если бы не высокое покровительство его тестя, ныне покойного второго секретаря обкома. В последние годы Леон Ованесович занимался разработкой программ борьбы с оргпреступностью в областных масштабах. Он очень мечтал о переводе в Москву, но в один прекрасный момент понял, что мечте этой сбыться не суждено. И он впал в депрессию. Начал даже прикладываться к бутылке – чаще, чем это позволяли неписаные нормы для офицеров спецслужб его ранга.
Вскоре он нашел себе маленькое утешение – в лице юной секретарши Зои. Та надеялась, что Казарьянц (который годился ей в отцы) рано или поздно бросит ради неё свою жену, казавшуюся Зое ужасно старой и некрасивой. Жену бросать полковник не собирался (да и побаивался оргвыводов со стороны руководства). Но близость с Зоей, как это часто бывает с мужчинами, на какое-то время подняла его самооценку, и он принялся размышлять, что можно предпринять, дабы отличиться еще и на трудовом фронте.
Леон Ованесович был, конечно, в курсе мафиозного расклада в масштабах родной области. Он знал, кто, кому и за что платит, кто кого держит за горло и с кем стоит идти «лоб в лоб», а с кем – нет. Фигура Аркадия Александровича Сычева (или же, попросту – Сыча) давно не давала покоя деятельному полковнику. Но как подобраться к хитроумному пожилому гангстеру, на которого «пашут» с полдюжины дорогих и способных адвокатов? Будучи человеком от природы неглупым, Казарьянц вскоре пришел к выводу, что законными методами Сычева никак не свалить. Оставалось одно – бить его его же оружием. Прямого приказа на ликвидацию Сычева никто Казарьянцу не давал. А проявлять в таком вопросе инициативу было бы чудовищной ошибкой. Поэтому по здравом размышлении Леон Ованесович решил, что тут лучше всего подходит девиз: «Жди удобного случая». Проще говоря, Сычева следовало стравить с кем-нибудь не менее значительным, чем он сам. По области такой фигурой являлся Павел Игнатьевич Никулин – бизнесмен, член Совета директоров нескольких предприятий, а в последнее время – и консультант губернатора по вопросам экономики. Однако собранные материалы говорили о том, что Сыч и Никулин состоят если и не в дружбе, то в приятельских отношениях. И вбить между ними клин было, по-видимому, непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24