Потом вы сами пожалеете, что сделали эту запись. Но будет поздно.
– Павел Игнатьевич, я знаю о вас кое-что. Вы любите давить на людей. Заставлять их чувствовать свое ничтожество. Со мной этот номер у вас не пройдет.
– Браво. Неплохое начало, – сказал Никулин, не сводя с нее глаз. – Прежде, чем я скажу о деле, по которому пришел, ответьте мне, пожалуйста, госпожа Огородникова – зачем вы подослали ко мне этого шута? Вы что, и вправду надеялись, что я проглочу такую наживку?
– О чем вы? – Оксана попыталась собрать всю свою волю в кулак; но у ней это плохо получалось.
– Об этом вашем друге, художнике, – Никулин достал из кармана диктофон. И Оксана услыхала два голоса – свой собственный и Саши Жуковского.
«Чую, нарвалась ты на лютого зверя. А значит, нужен охотник…»
– Вы ведь знали, в каком ведомстве я раньше работал. На что надеялись, пытаясь заморочить мне голову баснями этого художника?
– Я пыталась защищаться от вас, как могла, – сказала Оксана, решив идти в бой с открытым забралом.
– Разве я нападал на вас?
– А разве нет? Не вы ли велели четыре года назад Шитову заблокировать мой финансовый проект? Не вы ли вечно конфликтовали с покойным Климовичем – потому только, что он поддерживал меня? А недавняя кампания в прессе – не ваших рук дело? И громилы Сычева пугали меня, требуя отказаться от покупки акций банка «Заря» – не по вашей ли просьбе?..
– Это все чушь, у вас мания величия. Поверьте, у меня забот и без вас хватает.
– Не поверю, – сказала Оксана, пугаясь собственного тона. – Я перечислила сравнительно невинные ваши поступки. Есть еще кое-что… Скажите мне сейчас, глядя в глаза, что вы не имеете отношения ни к смерти моего отца в Соединенных Штатах, ни к покушению на моего референта Носкова, ни к гибели владельца «Зари» Замятина. И, кстати, у Климовича было здоровое сердце…
Никулин как-то странно усмехнулся, пожевал губами; под его тяжелым взглядом Оксана невольно захотела отвести глаза. Но она не сделала этого, решив не уступать ни в чем, ни на секунду.
– Вы отдаете себе отчет в том, что я вас могу привлечь за клевету? – произнес, наконец, Никулин.
– Не можете, – возразила Оксана. – Потому что свидетелей нет. С вами можно бороться только вашими методами. Потому что порядочность вы принимаете за слабость. Нежелание отвечать ударом на удар считаете трусостью. Вы очень опасный человек, но и у вас есть слабые места.
– Именно поэтому я сегодня здесь, – сказал Павел Игнатьевич. – Речь идет о моей дочери. И… о вашем сыне.
Оксана Огородникова
В первый момент я не совсем поняла, о чем это он. Потом до меня дошло… И сразу же стало трудно дышать, несмотря на то, что в кабинете у меня было прохладно. Девочка Лена, студентка. Неужели?..
А мой собеседник между тем продолжал наносить удар за ударом…
– Моя дочь сообщила мне, что ждет ребенка, и что аборт делать уже поздно – по медицинским показаниям. В связи с чем хочу довести до вашего сведения, что брак между моей дочерью и вашим сыном невозможен ни при каких обстоятельствах.
Я впервые в своей жизни столкнулась с такой открытой, дремучей ненавистью к себе. Ненавистью, ни на чем, с моей точки зрения, не основанной. Неясно было, как разговаривать с таким человеком.
– Мне кажется, – начала я, – что этот вопрос должен решаться между нашими детьми. Они уже достаточно взрослые, чтобы…
– Я что, неясно выразился? – сверкнул он своими волчьими глазами. – Моя дочь не станет женой вашего сына. Более того, я не намерен воспитывать и его ребенка. Поэтому, сразу же после того, как моя дочь родит, вам нужно будет забрать ребенка к себе. В противном случае, он попадет в детский дом.
– Вы что, сумасшедший? – тихо спросила я. В ту минуту я совершенно позабыла о том, что наша беседа записывается, и что потом ее будет просматривать полковник Казарьянц – настолько меня поразила черная злоба, исходящая от практически незнакомого мне человека. Глаза его говорили – да, ты права, ну и что ж? кому ты что докажешь?
– Что у вас за проблема? Ведь вы практически уже добились своего – наполовину вытеснили меня из вашего региона. Осталась какая-то мелочь – магазин продуктов, парочка кафе и еще редакция газеты. Я туда, к вам, теперь и не езжу. Зачем же впутывать в наши разборки детей?!
– У нас не разборки, госпожа Огородникова. Я просто ставлю вас в известность о своих намерениях. Более мне нечего вам сказать.
Он поднялся, еще раз одарил меня на прощание своим уничтожающим взглядом и направился к дверям.
Областной центр, 2003й год
– Дерьмовый материалец, – сказал Казарьянц, закончив просмотр. – Ничего из этого не выжмешь. Ну какое кому дело, что сын Огородниковой трахнул никулинскую дочь? Хотя сама по себе ситуация забавная. Напоминает мыльные оперы, которые сейчас по «ящику» крутят. Ты как считаешь, Денис – можно это как-то использовать?
– Как доказательство – нет, конечно. Он же не признаётся ни в чём. А вот психологам нашим я бы это показал. Интересна его реакция на слова Огородниковой о том, что Никулин причастен ко всем этим преступлениям. Она же фактически обвинила его в четырех убийствах! Это не считая заказа на Сычева – Огородниковой-то этот бандит по барабану.
– А все же согласись – она баба хоть куда! Хотя у нее уже взрослый сын – выглядит она молодо.
– Просто следит за собой, – возразил Денис. – Сауны, массажи, тренажеры там всякие… С ее «бабками» я бы выглядел как английская королева.
– Нет, Денис, ты неправ. Деньги, конечно, помогают поддерживать форму, но… Иную уродину никакие деньги не спасут. Так что будем делать с записью?
– В архив сдадим. На всякий случай. А уничтожить всегда успеем.
* * *
Когда Никулин вернулся из Москвы, то его ждал сюрприз. Жена сообщила ему, что уже дважды звонил Геннадий Яковлевич, начальник криминальной милиции.
– Он просил тебя обязательно к нему зайти, – сказала Диана.
– Что ему нужно?
– Он мне не докладывал.
– Ладно, разберемся. Лена где?
– Откуда я знаю? С утра ушла куда-то. Ты мне не поручал ее стеречь.
Павел Игнатьевич снял пиджак, сел за стол. Ослабил узел галстука.
– Что-то сердце стало пошаливать… Ты хорошего врача не знаешь?
– Все хорошие – в Москве. Или за границей.
Никулин соединил вместе кончики пальцев, прикрыл глаза. Отключился на минуту от реальности, прокручивая весь свой вчерашний разговор с Огородниковой. Правильно ли он себя держал? Не «подставился» ли? Нет, вроде всё было верно. Так, как он и планировал. Теперь еще остается художник. Его нужно проучить. Никому не позволено безнаказанно морочить голову Павлу Никулину.
Вынув из висящего на стуле пиджака мобильный телефон, Павел Игнатьевич набрал номер своего телохранителя Олега…
* * *
Просьба Нины Вавиловой удивила Дениса. Удивила неприятно. Ведь он же миллион раз говорил ей, чтобы она никому не говорила о том, от кого получает сведения! Идти на встречу с каким-то парнем из Питера – зачем?
Но отказать Нине Черняев не мог. Было в ней что-то такое… Необыкновенное. Он заметил это еще тогда, несколько лет назад, когда вступился за нее на даче у того жирного бандита. Он сделал это под влиянием эмоций, и лишь потом понял, что поставил на грань срыва всю тщательно продуманную комбинацию Федеральной Службы против местного криминалитета. Еще бы – что это за «секьюрити», который «вырубает» своего шефа!
Тогда Денису пришлось срочно, по мобильнику звонить своим и лгать, что его внезапно заподозрили и собираются вот-вот убрать. Через четверть часа на дачу нагрянули спецназовцы, и сексуально озабоченного мафиози отвезли отдохнуть на нарах.
Работа, которой Денис занимался сейчас, не очень его устраивала. Казарьянц сразу потребовал от него безоговорочной личной преданности и предупредил, что в случае малейшего непослушания может испортить ему всю карьеру. За участие в последней операции полковник обещал дополнительное вознаграждение, помимо зарплаты. Денис смекнул, что его начальник решил подзаработать, оказывая услуги какой-то мафии. Уже позже Казарьянц немного приоткрыл завесу тайны…
Безо всякого сожаления Денис отправил на тот свет омерзительного уголовника Ковша. Казарьянц похвалил капитана и вручил запечатанный конверт. Там оказалась часть обещанного гонорара – две тысячи долларов. Они были как нельзя кстати – отец Дениса нуждался в срочном и дорогом лечении. К тому же, он втайне надеялся, что Нина все-таки согласится провести с ним отпуск в горах, и тогда их отношения станут прежними.
Но вот последнее задание, полученное от Казарьянца… Оно было Черняеву не очень по душе. Отказаться было немыслимо – он уже переступил черту, взяв деньги за смерть Ковша. Значит, оставалось взять себя в руки и продолжать идти этим же путем, полагаясь на свои собственные силы и немного – на судьбу…
* * *
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – мрачно произнес Никулин, входя в кабинет начальника криминальной милиции. – Зачем я тебе так срочно понадобился?
– Присядь, Павел Игнатьевич.
Никулин отметил про себя, что его старый приятель прячет взгляд.
– Ты извини меня, но… Я человек подневольный. Тут открылись некоторые факты… Я, конечно, не верю…
– Валяй, не тяни кота за яйца, – сказал нетерпеливо Никулин.
– Есть постановление о твоем задержании…
– Основания?
– Подозрение в соучастии в убийстве господ Замятина и Сычева.
– Ты это серьезно?
– Более чем, Паша. Более чем… Пока дело касалось косвенных улик, я отметал все подозрения. Но сейчас все изменилось…
– Каким же образом? Нашлись прямые улики? Мне можно с ними ознакомиться?
– Конечно, это твое право. Но только после того, как ты будешь заключен под стражу.
Никулин был невозмутим.
– И кто ж меня заказал, Гена? Кто дал отмашку? Неужели Москва?
* * *
Павел Игнатьевич Никулин
Ну, сукины дети! Решили, значит, похоронить Никулина… Да не по зубам вам добыча.
– Ты, Гена, соображаешь, что делаешь?
– Не беспокойся, Паша. Не первый год замужем.
Он перегнулся через стол – как будто кто-то мог нас услышать – и, понизив голос, произнес:
– Видно, крепко ты кому-то досадил, Пал Игнатьич.
Я заставил себя рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели ты думаешь, Гена, что я, пока лез на такой верх, о страховке для себя не позаботился? Если я пойду на дно – то со мною ох, как много народу вместе пропадет! Знаешь, что бывает, когда тонет большой корабль? Воронка образуется, и всех, кто рядом, туда засасывает.
– Не пугай, Пал Игнатьич – пуганые мы, – сказал он. Но я почувствовал, что голос его слегка дрогнул. – А насчет страховки… Не ты один тут такой умный и предусмотрительный.
Гена полез в небольшой сейф у себя за спиной и вынул какие-то бумажки, судя по виду – ксерокопии.
– Гляди.
Я стал читать… И понял, что дело плохо.
– Ну как? – ехидно поинтересовался негодник в милицейской форме, что сидел напротив меня. – Это Сыч покойный постарался. Тоже на всякий пожарный запасся, против заклятого друга. Достаточно, чтобы проделать пробоину – ма-аленькую такую – в борту большого корабля?
– Как это к вам попало?
– Да нашелся человечек… Кстати, сын Аркаши Сычева. Приехал из Питера. Счел, так сказать, своим гражданским долгом…
– Сын Сычева? У него что, был сын? – только и смог спросить я; удар был слишком силен, чтобы сразу от него опомниться.
– Был. И есть. На суде, кстати, он может выступить свидетелем. Подтвердит, что папаша его опасался за свою жизнь, и угрозы ждал именно от тебя!
«Одно слово – Сыч», – подумал я с ненавистью.
– Ну так что, колоться будем? – донеслось до меня. – Кого нанял, когда и за сколько? Мотивы?
– Размечтался…, – процедил я. – Иди-ка ты, Геннадий Яковлевич…
– А вот это уже – оскорбление при исполнении, – побагровел он. – До сих пор я с тобой как с человеком, Паша…
– Да ладно! – отмахнулся я. – Когда это ты человеком был, Гена? Мент, да и только! Скольким задержанным ты тут, в этом кабинете, ребра переломал?! У скольких «бабки» брал – ты, служитель Фемиды! А кому ты задницу лизал, чтоб это место получить – тебе напомнить?!
Он нажал кнопку вызова, и в дверях появился двухметровый сержант.
– Сопроводите гражданина в следственный изолятор, – распорядился Гена, вытирая пот со своего низкого, морщинистого лба…
Москва, 2003й год
Андрей Огородников
Вечером маме стало плохо. Она ушла к себе после разговора со мной, а потом позвала меня и попросила позвонить в «Скорую». Впервые на моей памяти… Конечно, то, что я услышал, и меня повергло в шок. Я люблю дочь Никулина – того самого Никулина! И она ждет ребенка!
Я мигом припомнил тот наш вечер, когда мы с Ленкой рассматривали фотографии, сидя на диване. Она тогда обратила внимание на один снимок и спросила, кто это. Я не придал этому особого значения. И напрасно… Оказалось, она рассматривала фото моего деда. Я почти ничего не знал о нем, кроме имени и того, что в последние годы он жил в Америке, в Майами. А потом пришла мама и сообщила, что дедушку убили в его доме – наверное, грабители. Мама даже не рассказала мне, что встречалась с дедушкой, когда ездила в Штаты по делам.
Но вот откуда Ленка могла знать моего деда? Это никак не укладывалось у меня в голове.
Врач из «Скорой» сделал маме какой-то укол и успокоил меня, сказав, что это – простое переутомление. Но я все же позвонил дяде Саше. Он примчался сразу же – хотя было уже далеко за полночь. И оптимизма доктора он не разделял… Он присел на край маминой кровати, пощупал ей пульс. Я вспомнил, что он в свое время попутешествовал по миру, изучая разные разности, в том числе и тибетскую медицину.
– Вот что, Андрюша, – сказал он мне. – Твоей маме нужно в больницу.
– Неужели так серьезно? – спросил я. Голос мой, наверное, в ту минуту выдавал мой испуг.
– Надеюсь, что нет. Тот доктор был прав – это действительно переутомление. Но оно может привести к очень плохим последствиям. У вас есть какие-нибудь знакомые, чтобы ее устроили в приличное место?
– Да-да, конечно! – тут же сказал я и бросился к телефону – набирать номер тети Лиды – главврача частной клиники в Митино.
Оксана Огородникова
… Вокруг меня кружились какие-то тени. Я не могла их разглядеть. Кто-то все время повторял на разные лады слово «переутомление». Пере-утом-ление. Пе-реу-томление. Томление…Томление… пере…утом…
Я хорошо помню, как мне сделали укол. Но тени не ушли. Обеспокоено лицо Андрюши… Потом появился еще кто-то. Я пыталась разглядеть, кто это, но не смогла. Голос был, безусловно, знакомым. Потом меня положили на носилки (вот только зачем?) и куда-то понесли… Я видела черноту перед собою. Потом – свет…
Стена, увитая дикими растениями… Существа на копытах… Откуда они?.. Деревья…Вишневые деревья. Совсем как в детстве, на Ставрополье… И кто-то там, кто-то среди деревьев, в глубине сада. Я, кажется, знаю, кто это. Он пришел за мной… Он пришел за мной…ОН…
* * *
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова – на больничной койке. Конечно, в определенной мере, этому поспособствовали обстоятельства. Кто, к примеру, ожидал, что Сычев-младший привезет из Питера материалы, обличающие Никулина как нечестного дельца, да еще встретится с Денисом и передаст эти бесценные материалы ему в руки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Павел Игнатьевич, я знаю о вас кое-что. Вы любите давить на людей. Заставлять их чувствовать свое ничтожество. Со мной этот номер у вас не пройдет.
– Браво. Неплохое начало, – сказал Никулин, не сводя с нее глаз. – Прежде, чем я скажу о деле, по которому пришел, ответьте мне, пожалуйста, госпожа Огородникова – зачем вы подослали ко мне этого шута? Вы что, и вправду надеялись, что я проглочу такую наживку?
– О чем вы? – Оксана попыталась собрать всю свою волю в кулак; но у ней это плохо получалось.
– Об этом вашем друге, художнике, – Никулин достал из кармана диктофон. И Оксана услыхала два голоса – свой собственный и Саши Жуковского.
«Чую, нарвалась ты на лютого зверя. А значит, нужен охотник…»
– Вы ведь знали, в каком ведомстве я раньше работал. На что надеялись, пытаясь заморочить мне голову баснями этого художника?
– Я пыталась защищаться от вас, как могла, – сказала Оксана, решив идти в бой с открытым забралом.
– Разве я нападал на вас?
– А разве нет? Не вы ли велели четыре года назад Шитову заблокировать мой финансовый проект? Не вы ли вечно конфликтовали с покойным Климовичем – потому только, что он поддерживал меня? А недавняя кампания в прессе – не ваших рук дело? И громилы Сычева пугали меня, требуя отказаться от покупки акций банка «Заря» – не по вашей ли просьбе?..
– Это все чушь, у вас мания величия. Поверьте, у меня забот и без вас хватает.
– Не поверю, – сказала Оксана, пугаясь собственного тона. – Я перечислила сравнительно невинные ваши поступки. Есть еще кое-что… Скажите мне сейчас, глядя в глаза, что вы не имеете отношения ни к смерти моего отца в Соединенных Штатах, ни к покушению на моего референта Носкова, ни к гибели владельца «Зари» Замятина. И, кстати, у Климовича было здоровое сердце…
Никулин как-то странно усмехнулся, пожевал губами; под его тяжелым взглядом Оксана невольно захотела отвести глаза. Но она не сделала этого, решив не уступать ни в чем, ни на секунду.
– Вы отдаете себе отчет в том, что я вас могу привлечь за клевету? – произнес, наконец, Никулин.
– Не можете, – возразила Оксана. – Потому что свидетелей нет. С вами можно бороться только вашими методами. Потому что порядочность вы принимаете за слабость. Нежелание отвечать ударом на удар считаете трусостью. Вы очень опасный человек, но и у вас есть слабые места.
– Именно поэтому я сегодня здесь, – сказал Павел Игнатьевич. – Речь идет о моей дочери. И… о вашем сыне.
Оксана Огородникова
В первый момент я не совсем поняла, о чем это он. Потом до меня дошло… И сразу же стало трудно дышать, несмотря на то, что в кабинете у меня было прохладно. Девочка Лена, студентка. Неужели?..
А мой собеседник между тем продолжал наносить удар за ударом…
– Моя дочь сообщила мне, что ждет ребенка, и что аборт делать уже поздно – по медицинским показаниям. В связи с чем хочу довести до вашего сведения, что брак между моей дочерью и вашим сыном невозможен ни при каких обстоятельствах.
Я впервые в своей жизни столкнулась с такой открытой, дремучей ненавистью к себе. Ненавистью, ни на чем, с моей точки зрения, не основанной. Неясно было, как разговаривать с таким человеком.
– Мне кажется, – начала я, – что этот вопрос должен решаться между нашими детьми. Они уже достаточно взрослые, чтобы…
– Я что, неясно выразился? – сверкнул он своими волчьими глазами. – Моя дочь не станет женой вашего сына. Более того, я не намерен воспитывать и его ребенка. Поэтому, сразу же после того, как моя дочь родит, вам нужно будет забрать ребенка к себе. В противном случае, он попадет в детский дом.
– Вы что, сумасшедший? – тихо спросила я. В ту минуту я совершенно позабыла о том, что наша беседа записывается, и что потом ее будет просматривать полковник Казарьянц – настолько меня поразила черная злоба, исходящая от практически незнакомого мне человека. Глаза его говорили – да, ты права, ну и что ж? кому ты что докажешь?
– Что у вас за проблема? Ведь вы практически уже добились своего – наполовину вытеснили меня из вашего региона. Осталась какая-то мелочь – магазин продуктов, парочка кафе и еще редакция газеты. Я туда, к вам, теперь и не езжу. Зачем же впутывать в наши разборки детей?!
– У нас не разборки, госпожа Огородникова. Я просто ставлю вас в известность о своих намерениях. Более мне нечего вам сказать.
Он поднялся, еще раз одарил меня на прощание своим уничтожающим взглядом и направился к дверям.
Областной центр, 2003й год
– Дерьмовый материалец, – сказал Казарьянц, закончив просмотр. – Ничего из этого не выжмешь. Ну какое кому дело, что сын Огородниковой трахнул никулинскую дочь? Хотя сама по себе ситуация забавная. Напоминает мыльные оперы, которые сейчас по «ящику» крутят. Ты как считаешь, Денис – можно это как-то использовать?
– Как доказательство – нет, конечно. Он же не признаётся ни в чём. А вот психологам нашим я бы это показал. Интересна его реакция на слова Огородниковой о том, что Никулин причастен ко всем этим преступлениям. Она же фактически обвинила его в четырех убийствах! Это не считая заказа на Сычева – Огородниковой-то этот бандит по барабану.
– А все же согласись – она баба хоть куда! Хотя у нее уже взрослый сын – выглядит она молодо.
– Просто следит за собой, – возразил Денис. – Сауны, массажи, тренажеры там всякие… С ее «бабками» я бы выглядел как английская королева.
– Нет, Денис, ты неправ. Деньги, конечно, помогают поддерживать форму, но… Иную уродину никакие деньги не спасут. Так что будем делать с записью?
– В архив сдадим. На всякий случай. А уничтожить всегда успеем.
* * *
Когда Никулин вернулся из Москвы, то его ждал сюрприз. Жена сообщила ему, что уже дважды звонил Геннадий Яковлевич, начальник криминальной милиции.
– Он просил тебя обязательно к нему зайти, – сказала Диана.
– Что ему нужно?
– Он мне не докладывал.
– Ладно, разберемся. Лена где?
– Откуда я знаю? С утра ушла куда-то. Ты мне не поручал ее стеречь.
Павел Игнатьевич снял пиджак, сел за стол. Ослабил узел галстука.
– Что-то сердце стало пошаливать… Ты хорошего врача не знаешь?
– Все хорошие – в Москве. Или за границей.
Никулин соединил вместе кончики пальцев, прикрыл глаза. Отключился на минуту от реальности, прокручивая весь свой вчерашний разговор с Огородниковой. Правильно ли он себя держал? Не «подставился» ли? Нет, вроде всё было верно. Так, как он и планировал. Теперь еще остается художник. Его нужно проучить. Никому не позволено безнаказанно морочить голову Павлу Никулину.
Вынув из висящего на стуле пиджака мобильный телефон, Павел Игнатьевич набрал номер своего телохранителя Олега…
* * *
Просьба Нины Вавиловой удивила Дениса. Удивила неприятно. Ведь он же миллион раз говорил ей, чтобы она никому не говорила о том, от кого получает сведения! Идти на встречу с каким-то парнем из Питера – зачем?
Но отказать Нине Черняев не мог. Было в ней что-то такое… Необыкновенное. Он заметил это еще тогда, несколько лет назад, когда вступился за нее на даче у того жирного бандита. Он сделал это под влиянием эмоций, и лишь потом понял, что поставил на грань срыва всю тщательно продуманную комбинацию Федеральной Службы против местного криминалитета. Еще бы – что это за «секьюрити», который «вырубает» своего шефа!
Тогда Денису пришлось срочно, по мобильнику звонить своим и лгать, что его внезапно заподозрили и собираются вот-вот убрать. Через четверть часа на дачу нагрянули спецназовцы, и сексуально озабоченного мафиози отвезли отдохнуть на нарах.
Работа, которой Денис занимался сейчас, не очень его устраивала. Казарьянц сразу потребовал от него безоговорочной личной преданности и предупредил, что в случае малейшего непослушания может испортить ему всю карьеру. За участие в последней операции полковник обещал дополнительное вознаграждение, помимо зарплаты. Денис смекнул, что его начальник решил подзаработать, оказывая услуги какой-то мафии. Уже позже Казарьянц немного приоткрыл завесу тайны…
Безо всякого сожаления Денис отправил на тот свет омерзительного уголовника Ковша. Казарьянц похвалил капитана и вручил запечатанный конверт. Там оказалась часть обещанного гонорара – две тысячи долларов. Они были как нельзя кстати – отец Дениса нуждался в срочном и дорогом лечении. К тому же, он втайне надеялся, что Нина все-таки согласится провести с ним отпуск в горах, и тогда их отношения станут прежними.
Но вот последнее задание, полученное от Казарьянца… Оно было Черняеву не очень по душе. Отказаться было немыслимо – он уже переступил черту, взяв деньги за смерть Ковша. Значит, оставалось взять себя в руки и продолжать идти этим же путем, полагаясь на свои собственные силы и немного – на судьбу…
* * *
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – мрачно произнес Никулин, входя в кабинет начальника криминальной милиции. – Зачем я тебе так срочно понадобился?
– Присядь, Павел Игнатьевич.
Никулин отметил про себя, что его старый приятель прячет взгляд.
– Ты извини меня, но… Я человек подневольный. Тут открылись некоторые факты… Я, конечно, не верю…
– Валяй, не тяни кота за яйца, – сказал нетерпеливо Никулин.
– Есть постановление о твоем задержании…
– Основания?
– Подозрение в соучастии в убийстве господ Замятина и Сычева.
– Ты это серьезно?
– Более чем, Паша. Более чем… Пока дело касалось косвенных улик, я отметал все подозрения. Но сейчас все изменилось…
– Каким же образом? Нашлись прямые улики? Мне можно с ними ознакомиться?
– Конечно, это твое право. Но только после того, как ты будешь заключен под стражу.
Никулин был невозмутим.
– И кто ж меня заказал, Гена? Кто дал отмашку? Неужели Москва?
* * *
Павел Игнатьевич Никулин
Ну, сукины дети! Решили, значит, похоронить Никулина… Да не по зубам вам добыча.
– Ты, Гена, соображаешь, что делаешь?
– Не беспокойся, Паша. Не первый год замужем.
Он перегнулся через стол – как будто кто-то мог нас услышать – и, понизив голос, произнес:
– Видно, крепко ты кому-то досадил, Пал Игнатьич.
Я заставил себя рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели ты думаешь, Гена, что я, пока лез на такой верх, о страховке для себя не позаботился? Если я пойду на дно – то со мною ох, как много народу вместе пропадет! Знаешь, что бывает, когда тонет большой корабль? Воронка образуется, и всех, кто рядом, туда засасывает.
– Не пугай, Пал Игнатьич – пуганые мы, – сказал он. Но я почувствовал, что голос его слегка дрогнул. – А насчет страховки… Не ты один тут такой умный и предусмотрительный.
Гена полез в небольшой сейф у себя за спиной и вынул какие-то бумажки, судя по виду – ксерокопии.
– Гляди.
Я стал читать… И понял, что дело плохо.
– Ну как? – ехидно поинтересовался негодник в милицейской форме, что сидел напротив меня. – Это Сыч покойный постарался. Тоже на всякий пожарный запасся, против заклятого друга. Достаточно, чтобы проделать пробоину – ма-аленькую такую – в борту большого корабля?
– Как это к вам попало?
– Да нашелся человечек… Кстати, сын Аркаши Сычева. Приехал из Питера. Счел, так сказать, своим гражданским долгом…
– Сын Сычева? У него что, был сын? – только и смог спросить я; удар был слишком силен, чтобы сразу от него опомниться.
– Был. И есть. На суде, кстати, он может выступить свидетелем. Подтвердит, что папаша его опасался за свою жизнь, и угрозы ждал именно от тебя!
«Одно слово – Сыч», – подумал я с ненавистью.
– Ну так что, колоться будем? – донеслось до меня. – Кого нанял, когда и за сколько? Мотивы?
– Размечтался…, – процедил я. – Иди-ка ты, Геннадий Яковлевич…
– А вот это уже – оскорбление при исполнении, – побагровел он. – До сих пор я с тобой как с человеком, Паша…
– Да ладно! – отмахнулся я. – Когда это ты человеком был, Гена? Мент, да и только! Скольким задержанным ты тут, в этом кабинете, ребра переломал?! У скольких «бабки» брал – ты, служитель Фемиды! А кому ты задницу лизал, чтоб это место получить – тебе напомнить?!
Он нажал кнопку вызова, и в дверях появился двухметровый сержант.
– Сопроводите гражданина в следственный изолятор, – распорядился Гена, вытирая пот со своего низкого, морщинистого лба…
Москва, 2003й год
Андрей Огородников
Вечером маме стало плохо. Она ушла к себе после разговора со мной, а потом позвала меня и попросила позвонить в «Скорую». Впервые на моей памяти… Конечно, то, что я услышал, и меня повергло в шок. Я люблю дочь Никулина – того самого Никулина! И она ждет ребенка!
Я мигом припомнил тот наш вечер, когда мы с Ленкой рассматривали фотографии, сидя на диване. Она тогда обратила внимание на один снимок и спросила, кто это. Я не придал этому особого значения. И напрасно… Оказалось, она рассматривала фото моего деда. Я почти ничего не знал о нем, кроме имени и того, что в последние годы он жил в Америке, в Майами. А потом пришла мама и сообщила, что дедушку убили в его доме – наверное, грабители. Мама даже не рассказала мне, что встречалась с дедушкой, когда ездила в Штаты по делам.
Но вот откуда Ленка могла знать моего деда? Это никак не укладывалось у меня в голове.
Врач из «Скорой» сделал маме какой-то укол и успокоил меня, сказав, что это – простое переутомление. Но я все же позвонил дяде Саше. Он примчался сразу же – хотя было уже далеко за полночь. И оптимизма доктора он не разделял… Он присел на край маминой кровати, пощупал ей пульс. Я вспомнил, что он в свое время попутешествовал по миру, изучая разные разности, в том числе и тибетскую медицину.
– Вот что, Андрюша, – сказал он мне. – Твоей маме нужно в больницу.
– Неужели так серьезно? – спросил я. Голос мой, наверное, в ту минуту выдавал мой испуг.
– Надеюсь, что нет. Тот доктор был прав – это действительно переутомление. Но оно может привести к очень плохим последствиям. У вас есть какие-нибудь знакомые, чтобы ее устроили в приличное место?
– Да-да, конечно! – тут же сказал я и бросился к телефону – набирать номер тети Лиды – главврача частной клиники в Митино.
Оксана Огородникова
… Вокруг меня кружились какие-то тени. Я не могла их разглядеть. Кто-то все время повторял на разные лады слово «переутомление». Пере-утом-ление. Пе-реу-томление. Томление…Томление… пере…утом…
Я хорошо помню, как мне сделали укол. Но тени не ушли. Обеспокоено лицо Андрюши… Потом появился еще кто-то. Я пыталась разглядеть, кто это, но не смогла. Голос был, безусловно, знакомым. Потом меня положили на носилки (вот только зачем?) и куда-то понесли… Я видела черноту перед собою. Потом – свет…
Стена, увитая дикими растениями… Существа на копытах… Откуда они?.. Деревья…Вишневые деревья. Совсем как в детстве, на Ставрополье… И кто-то там, кто-то среди деревьев, в глубине сада. Я, кажется, знаю, кто это. Он пришел за мной… Он пришел за мной…ОН…
* * *
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова – на больничной койке. Конечно, в определенной мере, этому поспособствовали обстоятельства. Кто, к примеру, ожидал, что Сычев-младший привезет из Питера материалы, обличающие Никулина как нечестного дельца, да еще встретится с Денисом и передаст эти бесценные материалы ему в руки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24